Помещеньице было маленькое, с высоким сводчатым потолком. С потолка на длинном шнуре свисал серебряный ключ, который от порыва ветра, поднятого хлопнувшей дверью, закачался взад-вперед, закрутился медленно сперва в одну, потом в другую сторону.
Настоятель оперся на руку брата Фулигина, и вместе они вступили в часовню. Здесь настоятель отпустил руку монаха и негромко произнес:
– Забери тело, брат Фулигин.
– Но… Но, отец…
– В чем дело?
Брат Фулигин опустился на одно колено. По еле слышному шороху настоятель определил, что его пальцы сейчас шарят по ткани и коже.
– Он не мертв.
Настоятель вздохнул. Он знал, что грешно даже помыслить такое, но искренне чувствовал, что Силы проявляют милосердия чуть больше, если испытуемый умирает сразу. А так было много хуже.
– Один из этих, а? – сказал он. – Что ж, будем ухаживать за несчастным существом, пока наградой ему не станет вечный покой. Отведи его в лазарет.
Но тут слабый голос очень тихо, но твердо произнес:
– Я не… не несчастное существо…
Настоятель услышал, как кто-то встает, услышал, как резко, со свистом втягивает в себя воздух брат Фулигин.
– Я… мне кажется, я выдержал, – неуверенно сказал голос Ричарда Мейхью. – Если только это не продолжение испытания.
– Нет, сын мой, – отозвался настоятель. И в голосе его прозвучало что-то, что могло быть благоговением, а могло быть и сожалением.
Повисла тишина.
– Я… я, пожалуй, выпил бы чашку чаю, если вы не против, – попросил Ричард.
– Ну конечно, – отозвался настоятель. – Прошу за мной.
Ричард воззрился на старика. Настоятеля била дрожь. Выцветшие сизо-голубые глаза смотрели в никуда. Он как будто радовался, что Ричард остался в живых, и все же…
– Прошу прощения, сэр, – ворвался в мысли Ричарда почтительный голос брата Фулигина. – Не забудьте свой ключ.
– Ах. Да. Спасибо.
Про ключ он забыл. Подняв руку, он сомкнул пальцы на серебряном ключе, медленно вращавшемся на шнуре. Ричард потянул, и шнур легко разорвался.
Ричард разомкнул пальцы – с ладони на него смотрел ключ.
– Клянусь моими кривыми зубами! – воскликнул вдруг, что-то вспомнив, Ричард и вопросил: – Да кто же я такой?
Ключ он убрал в карман, туда, где лежала маленькая кварцевая бусина, и вслед за монахами покинул часовню.

Туман начал редеть. Охотник была этому только рада, поскольку теперь не сомневалась, что, если возникнет необходимость, сумеет увести леди д'Верь из логова Чернецов совершенно невредимой, а сама – убраться лишь с незначительными поверхностными ранами.
За мостом зашевелились тени.
– Что-то происходит, – сказала вполголоса Охотник. – Приготовься бежать.
Чернецы расступились.
Из тумана, бок о бок с дряхлым настоятелем, вышел и стал подниматься на мост надмирец Ричард Мейхью. И выглядел он… по-иному… Охотник критически в него вгляделась, пытаясь определить, что изменилось. Центр равновесия у него сместился вниз, тело лучше сбалансировано. Нет… Тут нечто большее. Он выглядит… Не таким ребяческим. Он выглядит так, будто начал взрослеть.
– Еще жив? – спросила Охотник.
Он кивнул. Запустил руку в карман и достал оттуда серебряный ключ. Его он бросил д'Вери, которая, поймав ключ, кинулась ему на шею, сжала так сильно, как только могла.
Потом д'Верь отпустила Ричарда и подбежала к настоятелю.
– Даже не могу вам сказать, сколько это для нас значит! – воскликнула она.
Старик улыбнулся слабо, но любезно.
– Да пребудут с вами Темпль и Арч в вашем пути по Подмирью, – благословил он.
Д'Верь присела перед ним в реверансе, а потом, сжимая в кулачке ключ, вернулась к Ричарду и Охотнику.
Три путника спустились с моста и ушли.
Чернецы стояли на своей стороне, пока путники не скрылись из виду за старым туманом мира под миром.
– Мы утратили ключ, – сказал настоятель окружающей его братии или, быть может, себе самому. – Господи, помоги всем нам.

Глава тринадцатая

Ангелу Ислингтону привиделся тяжелый и бурный сон.


Гигантские волны поднимались и обрушивались на город; небо от горизонта до горизонта разрывали зигзаги молний; хлестал дождь, содрогались стены; возле прекрасного амфитеатра занялись, распространяясь по улицам наперекор буре, пожары. Ислингтон смотрел на них с высоты, висел в пустоте, как это случается в снах, как парил когда-то в незапамятные времена. В том городе были здания во много сотен локтей в высоту, но и они показались карликами перед серо-зелеными волнами Атлантики.
А потом он услышал крики.
Четыре миллиона жителей было в Атлантиде. И в своем сне Ислингтон ясно и отчетливо различал голос каждого, а они все кричали, задыхались в дыму, горели и умирали.
Волны поглотили город, и буря наконец улеглась.
Когда занялся рассвет, ничто уже не свидетельствовало о существовании не только прекрасного города в океане, но и острова размером вдвое больше Греции. Ничего не осталось от Атлантиды, ничего, кроме раздувшихся от воды тел детей, женщин и мужчин, покачивающихся на холодных утренних волнах. Тел, которые уже начали клевать острыми клювами серые с белым морские чайки.
Ислингтон очнулся от сна. Он стоял в восьмиугольнике железных колонн, подле огромной двери из кремния и почерневшего серебра. Погладив ладонью морозную гладкость кремния, он ощутил холодок металла на окантовке.
Коснулся стола. Мимолетно пробежал пальцами по стенам.
Прошел по покоям своего чертога, одного за другим касаясь предметов в них, будто убеждал себя в их реальности, уверял себя, что пребывает здесь и сейчас. Точно совершая ритуал, он всегда соблюдал особую последовательность, переходя от предмета к предмету; его ноги скользили беззвучно по ровному углублению, которое вытоптали в скале за тысячелетия. Остановился он, достигнув озера, а там стал на колени и опустил руки, чтобы коснуться воды.
Серебристая гладь подернулась рябью, которая расходилась от кончиков его пальцев и возвращалась, разбившись о края чаши. И отражение в ней, показывавшее до того самого ангела и язычки свечей по обеим сторонам от лица, замерцало и переменилось.
Перед ним открылся подвал.
Ангел на мгновение сосредоточился.
И услышал, как где-то в отдалении звонит телефон.
К телефону подошел мистер Круп, снял трубку. Вид у него был, пожалуй, самодовольный.
– Круп и Вандермар, – рявкнул он. – Выдавливание глаз, выкручивание носов, протыкание языков, разрубание подбородков, перерезание глоток.
– Ключ уже у них, мистер Круп, – сказал ангел. – Я хочу, чтобы девушка по имени д'Верь благополучно нашла дорогу ко мне. Ее должно охранять.
– Благополучно, – без особой радости повторил мистер Круп. – Конечно, конечно. Мы ее сохраним. Восхитительная идея, какая оригинальность! Просто поразительно. Средние люди обычно довольствуются тем, что нанимают убийц для казни, смерти от несчастного случая, даже для подлого убийства исподтишка. И только вы, сэр, нанимаете двух лучших головорезов пространства и времени, а затем просите их позаботиться, чтобы маленькой девочке не причинили вреда.
– Позаботьтесь об этом, мистер Круп. Ничто не должно стать у нее на пути. Посмейте допустить, чтобы ей причинили малейший вред, и вы глубоко меня опечалите. Вы меня поняли?
– Да. – Мистер Круп беспокойно переступил с ноги на ногу.
– Еще что-нибудь? – спросил Ислингтон.
– Да, сэр. – Мистер Круп кашлянул в руку. – Помните маркиза де Карабаса?
– Разумеется.
– Насколько я понимаю, сходного запрета на устранение маркиза…
– Уже нет, – ответил ангел. – Только охраняйте девочку.
Он отнял от воды руку. И в ее зеркале снова отразились лишь огоньки свечей и поразительной, совершенной, андрогинной красоты ангел.
И тогда ангел Ислингтон встал и вернулся во внутренние покои ожидать гостей, которые рано или поздно к нему придут.

– Что он сказал? – спросил мистер Вандермар.
– Он сказал, мистер Вандермар, что мы вольны делать с маркизом что пожелаем.
Вандермар кивнул.
– Это подразумевало его убийство самым болезненным способом? – несколько педантично уточнил он.
– Да, мистер Вандермар. По размышлении зрелом скажу, что подразумевало.
– Очень хорошо, мистер Круп. Не хотелось бы снова получить выговор. – Он поднял глаза на висящий над ними ком окровавленной плоти. – Тогда лучше избавиться от тела.

Одно переднее колесо у тележки из супермаркета скрипело, а сама тележка была явно склонна забирать влево. Мистер Вандермар нашел ее на засаженном травой островке безопасности посреди трассы недалеко от больницы. И тут же сообразил, что это транспортное средство в самый раз подойдет для перевозки тела. Разумеется, он мог бы его нести, но тогда тело залило бы его кровью или закапало бы другими жидкостями. А костюм у него был только один.
Поэтому он катил тележку с телом маркиза де Карабаса по водостоку, а она все скрипела и забирала влево. Ему очень хотелось, чтобы ради разнообразия ее потолкал мистер Круп. Но мистер Круп вещал.
– Да будет вам известно, мистер Вандермар, – говорил он, – что в настоящий момент я вне себя от радости, пребываю в упоении, не говоря о том, что бесконечно и безоговорочно на седьмом небе, чтобы жаловаться, брюзжать или ворчать, – ведь нам наконец дозволили делать то, что мы умеем наилучшим образом…
Мистер Вандермар с трудом завернул за особо неудобный острый угол.
– Вы хотите сказать, кого-нибудь убить? – спросил он. Мистер Круп просиял.
– Воистину я хотел сказать, кого-нибудь убить, мистер Вандермар, о храбрая душа, мой блистательный, благородный друг. Однако вы уже должны были почувствовать «но», притаившееся под этим счастливым, блаженным и бодрым лоском, крохотную занозу досады, точно крошечный кусочек сырой печенки, прилепившийся внутри моего ботинка. Вы, без сомнения, говорите себе: «Не все ладно на сердце у мистера Крупа. Нужно побудить его облегчить передо мной душу».
Открывая чугунную дверь из туннеля в канализацию и заталкивая в отверстие тележку, мистер Вандермар над этим поразмыслил. Наконец он протащил тележку с телом. А потом, убедившись, что ничего подобного все же не думает, отрезал:
– Нет.
Оставив без внимания это «нет», мистер Круп продолжал:
– И если бы тогда в ответ на ваши мольбы раскрыть, что меня терзает, я бы сознался, что мне докучает необходимость, так сказать, «держать наш свет под спудом». Нам следовало бы повесить горестные останки покойного маркиза на самой высокой виселице Под-Лондона. А не выбрасывать их, как выпотрошенную…
Он помедлил, подыскивая точное сравнение.
– Крысу? – предложил мистер Вандермар. – Волнистого попугайчика? Селезенку? – «Скрип-скрип», – добавило колесо тележки.
Ничто из перечисленного мистеру Вандермару не подошло.
– А и ладно, – сказал он.
Они вышли к глубокой протоке, по которой бежала бурая вода. По ее поверхности лениво скользили сероватая мыльная пена, использованные презервативы и редкие клочки туалетной бумаги. Мистер Вандермар остановил тележку. Наклонившись, мистер Круп схватил голову маркиза за волосы и зашипел ему в ухо:
– Чем скорее мы с этим покончим, тем лучше для всех. Будут и другие времена, которые по достоинству оценят две пары рук, знающих толк в обращении с гарротой и разделочным ножом.
Потом он выпрямился.
– Доброй вам ночи, добрый маркиз. Не забывайте писать.
Мистер Вандермар опрокинул тележку, труп маркиза вывалился из нее и с плеском упал в бурую воду у них под ногами. А поскольку он проникся острым отвращением к тележке, мистер Вандермар толкнул следом и ее и стал смотреть, как течение ее уносит прочь.
Тут мистер Круп поднял повыше фонарь и стал осматривать место, в котором им случилось оказаться.
– Прискорбно сознавать, – сказал мистер Круп, – что среди ходящих над нами людей есть такие, кто никогда не познает красоты этих клоак, мистер Вандермар, не увидит этих соборов красного кирпича у них под ногами.
– Истинное зодчество, – согласился мистер Вандермар. Повернувшись спиной к бурой воде, они углубились в туннели.
– Города все равно что люди, мистер Вандермар, – строго сказал мистер Круп. – Хорошее состояние кишечника первостепенно для их жизнедеятельности.


* * *

Ключ д'Верь повесила себе на шею, продев в отверстие веревочку, которую нашла в одном из карманов кожаной куртки.
– Это ненадежно, – сказал Ричард. Девушка скорчила ему рожицу.
– Ну, правда, – не отставал он, – ненадежно. Она пожала плечами.
– Ну ладно. Как только придем на Ярмарку, найду для него цепочку.
Они брели по лабиринту пещер и глубоких, вырубленных в известняке туннелей, от чего Ричард казался себе едва ли не доисторической окаменелостью.
Ричард хмыкнул.
– Что тут смешного? – поинтересовалась д'Верь. Он усмехнулся.
– Представляю себе выражение лица маркиза, когда мы скажем ему, что без его помощи добыли у Чернецов ключ.
– Уверена, у него найдется для тебя ехидный ответ, – сказала она. – А после Ярмарки прямиком к ангелу. «Путем долгим и опасным». Что бы тут ни имелось в виду.
Ричард поймал себя на том, что собирается сказать: «Уверен, он будет долгим и опасным», и заставил себя промолчать. И чтобы отвлечься, стал любоваться росписями на стенах. Красно-бурые, охряные и желтоватые линии складывались в нападающих кабанов и убегающих газелей, косматых мамонтов и гигантских ленивцев. Он было решил, что росписям несколько тысяч лет, но тут они свернули за угол, и он обнаружил, что в том же стиле изображены грузовики, домашние кошки, машины и – заметно хуже прорисованные, будто виденные крайне редко и с большого расстояния, – самолеты.
Все росписи располагались сравнительно низко. Ричард спросил себя, может, рисовальщики принадлежат к расе подземных пигмеев-неандертальцев. Все возможно в этом странном мире.
– Так где же следующая Ярмарка? – спросил он.
– Понятия не имею, – ответила д'Верь. – Охотник? Из теней материализовалась Охотник.
– Не знаю.
Мимо них проскочила, направляясь в ту сторону, откуда они пришли, крохотная фигурка. Несколько минут спустя из-за угла выскочили еще двое крох, явно со всех ног гонясь за первой.
Когда они пробегали, Охотник, резко выбросив руку вбок, поймала за ухо мальчугана лет девяти.
– Ой-ой-ой! – заверещал он, как обычно верещат маленькие мальчики. – Пусти! Она мою кисточку украла!
– Вот именно, – пропищал голос в нескольких шагах от них. – Украла.
– Неправда! – раздался голосок еще выше, еще писклявее, и звучал он с еще большего расстояния.
Охотник указала на стенные росписи пещеры.
– Это ваша работа?
Высокомерия оказалось у мальчонки столько, сколько встречается только у величайших художников и девятилетних мальчиков.
– Ага, – воинственно ответил он. – Некоторые.
– Недурно, – сказала Охотник. Мальчик уставился на нее свирепо.
– Где следующая Передвижная Ярмарка? – спросила д'Верь.
– В Белфасте, – ответил он. – Сегодня.
– Спасибо, – сказала д'Верь. – Надеюсь, ты вернешь свою кисточку. Отпусти его, Охотник.
Охотник разжала пальцы.
Мальчик не шелохнулся. Смерив ее взглядом, он скривился, показывая – и сомнений тут не было никаких, – что ее имя не произвело на него ни малейшего впечатления.
– Так это ты? Охотник?
В ответ она скромно улыбнулась с высоты своего роста. Мальчик шмыгнул носом.
– Это ты лучший телохранитель во всем Подмирье?
– Так мне говорили.
Единым движением мальчик вытянул руку, потом отдернул ее назад. И вдруг озадаченно замер и, разжав пальцы, поглядел на свою ладонь. А затем растерянно поднял глаза на Охотника. Она же раскрыла собственную ладонь, на которой лежал крохотный выкидной ножик с зазубренным лезвием, и подняла нож повыше, так, чтобы мальчику было не достать.
Он сморщил нос.
– Как тебе это удалось? – неохотно спросил он.
– Ловкость рук, – ответила Охотник.
Закрыв нож, она бросила его мальчонке, который его поймал и, даже не оглянувшись, припустил по коридору в погоню за своей кисточкой.

Течение лениво несло тело маркиза де Карабаса на восток – лицом вниз по глубокому каналу канализации.
Лондонские клоаки начинали свою жизнь как реки и ручьи, с юга и с севера впадавшие, неся с собой мусор, трупы животных и содержимое ночных горшков, в Темзу, а та – по большей части – уносила неуместные вещества в море. Эта система более или менее справлялась с отбросами, население росло, росли и его отходы, пока в 1858 году отходы жителей и промышленности Лондона в сочетании с довольно жарким летом не породили феномен, ставший в свое время известным как Великий Смрад: сама Темза превратилась в открытую клоаку. Те, кто мог покинуть Лондон, уехали; оставшиеся оборачивали лица пропитанными карболкой платками и старались не дышать через нос. Парламенту в том году пришлось раньше срока объявить о роспуске своих членов на каникулы, а в будущем году принять билль о начале строительства настоящей канализации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35