Та ободряюще улыбнулась:
– Ее сиятельство только что вернулась от сына и легла спать. Просила некоторое время ее не тревожить.
Софи немного успокоилось. Если маркиза легла спать, то болезнь ее сына серьезной опасности не представляет. Но Софи так хотелось поскорее узнать все подробности!
Прошло часа два или три. Решив, что маркиза уже проснулась, а потому к ней можно войти под предлогом, скажем, уборки комнаты, Софи подошла к двери и постучала. Никто не ответил. Она постучала еще раз. Снова молчание. Софи нажала на ручку – дверь оказалась незапертой и открылась. Но маркизы в комнате не было.
Софи вышла в коридор и спросила у пробегавшей мимо служанки, не видела ли та хозяйку. Оказалось, что маркиза снова поднялась на второй этаж к сыну.
Походив по этажам еще час, Софи решила дожидаться маркизу в ее комнате, якобы разбирая шляпы…
Перебрав все шляпы и подшив к ним ленты, Софи села на стул у двери и стала ждать. Один головной убор она держала в руках – на случай, если придется оправдываться.
На этот раз ждать пришлось недолго. Из коридора послышались чуть шаркающие шаги, дверь открылась, и в комнату вошла миссис Бересфорд. Увидев Софи, она удивленно выгнула бровь.
– Софи?! Вот уж не думала, что вы здесь! Почему вы не пошли обедать? Уже самое время!
– Я хотела поговорить с вами, миледи.
– Может быть, вы сначала все-таки пообедаете? Молодая девушка должна нормально питаться, чтобы поддерживать свои силы.
Софи замотала головой:
– Боюсь, что к тому времени у меня уже не останется смелости рассказать вам что-то очень важное.
Маркиза нахмурилась, но в се глазах не было раздражения.
– Вы сегодня такая бледная, Софи, и выглядите усталой.
– Я действительно страшно устала, поскольку всю ночь не спала. Очень беспокоилась за вашего сына и нервничала, думая о предстоящем разговоре с вами.
– Не сомневаюсь, что вы действительно о нем беспокоились.
Софи несколько удивилась этой странной фразе, показавшейся ей двусмысленной. Но, так и не догадавшись, что маркиза имела в виду, решила пока не думать об этом. Поэтому, набравшись храбрости, с отчаянием в голосе выпалила:
– Хочу вам признаться, миледи: это я положила ананасовые тарталетки на поднос лорда Линдхерста.
– Серьезно? – переспросила маркиза таким мягким тоном, что Софи невольно удивилась.
– Я не знала о том, что лорду противопоказаны ананасы. Поверьте, это действительно так! Я заметила, что на его подносе нет этих тарталеток. А они очень вкусные. Я подумала, что их просто забыли положить, и решила исправить ошибку. Мне очень хотелось сделать лорду Линдхерсту приятное. Я знала, что он очень любит фрукты. Ну вот, так и получилось…
Поскольку маркиза молчала, Софи поспешила добавить:
– Я понимаю, что эти объяснения меня никак не оправдывают. Но я действительно очень переживаю! Как только представлю себе лорда Линдхерста страдающим, бледным и больным по моей вине, то жить на свете не хочется!
Голос Софи задрожал и оборвался. Она закрыла глаза, из которых текли слезы.
– Софи… – услышала она тихий голос маркизы и шелест шелка.
Суховатая, но все еще изящная рука осторожно набросила ей на плечи кашемировую шаль. Софи открыла глаза и ошарашено посмотрела на хозяйку. Маркиза улыбалась.
– Умоляю вас, миледи, простите меня! – зашептала Софи. – Я не лгу, когда говорю, что скорее причиню боль себе, чем доставлю кому-то из вас даже небольшую неприятность. Поверьте, это действительно так! Вы все так добры ко мне…
Голос ее опять задрожал и сменился глухими рыданиями.
– Софи, – попросила маркиза, – посмотрите на меня!
Софи почувствовала руку хозяйки, сжимающую ее плечо.
– Я понимаю, что произошла ошибка, и, конечно, прощаю вас, – говорила маркиза, ласково смотря в глаза девушки. – Невозможно сомневаться в том, что вы действительно глубоко переживаете случившееся. Но не у меня вы должны просить прощения, а у моего сына, который очень страдал по вашей вине.
У Софи замерло сердце от возникшего подозрения. Она внимательно посмотрела на маркизу, улыбнулась и прошептала:
– Я очень хочу извиниться перед его сиятельством. Попросить у него прощения…
– Тогда идите в оранжерею. Он там.
– В оранжерею? – удивленно переспросила Софи, поскольку не сомневалась, что Николас никуда не выходил из дома.
– Да, именно там. Он очень долго спал, а проснувшись, попросил клубники. Я хотела послать за ней кого-нибудь из слуг, но он захотел собрать ее своими руками, поскольку сам сажал и выращивал. Идите к нему!
Софи благодарно улыбнулась маркизе и утвердительно кивнула, хотя в оранжерею она идти не хотела, боясь остаться наедине с Николасом. Ведь сейчас у нее вряд ли хватило бы сил на сопротивление не только ему, но и собственному желанию…
Маркиза, казалось, разгадала ее мыли.
– Уже стемнело, – сказала она. – Если пойдете в оранжерею, то я попрошу Джона вас проводить.
Джон будет ее сопровождать? Вот и отлично! В присутствии ливрейного слуги ничего не может случиться! Софи облегченно вздохнула и снова утвердительно кивнула маркизе. Но теперь она знала, что непременно пойдет в оранжерею и встретится там с Николасом.
Маркиза еще раз посмотрела на девушку. На этот раз – загадочным взглядом…
– Почему бы не подождать вас здесь? – спросил Джон, остановившись в центре садовой аллеи на некотором расстоянии от оранжереи.
Софи взяла его за руку и крепко сжала.
– Прошу вас, Джон… Не надо оставлять нас наедине…
– Нервничаете? – улыбнулся Джон.
– Да, – тихо ответила Софи.
– Не надо, – уверил ее первый ливрейный слуга. – Уверяю вас, его сиятельство – добрый и порядочный человек. Он все понимает и, конечно, простит вам эту историю с ананасовыми тарталетками, как только узнает всю правду!
– Н-наверное, вы правы…
– Несомненно, прав! И советую вам поскорее уладить это недоразумение.
Софи вспомнила, как Николас рассказывал, что однажды едва не заблудился в этом огромном саду, скорее напоминавшем парк. Вот хороший предлог, чтобы не отпускать Джона!
– Видите ли, Джон, – неуверенно начала она, – я боюсь заблудиться в этом парке. Вы мне нужны в качестве проводника.
– Здесь еще ни разу никто не потерялся, но если вы опасаетесь, то я готов.
Джон предложил Софи руку, которую она приняла со вздохом облегчения. Теперь ей не угрожала опасность поддаться соблазну!
Они вошли в оранжерею. Софи казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из ее груди. Джон ободряюще посмотрел на нее…
Николас стоял около мангового дерева и внимательно рассматривал зревшие плоды. Услышав шаги, он обернулся.
– А, Софи, Джон! Как вы здесь оказались?
Он с доброй улыбкой смотрел на них и ждал ответа. Софи вдруг сделалось так страшно, что она инстинктивно схватила Джона за руку.
– Милорд, – начал ливрейный слуга. – Простите за то, что мы нарушили ваше уединение. Но у мисс Бартон есть одно дело, которое она хотела бы с вами обсудить.
– Правда?
Николас внимательно посмотрел на Софи, потом на слугу.
– Вы свободны, Джон. Пожалуйста, оставьте нас одних.
Оставить одних? Наедине друг с другом?! Мысленно Софи была готова протестовать. Но тело и сердце тут же воспротивились велению рассудка. Джон же поклонился лорду и тихо шепнул Софи на ухо:
– Не бойтесь! Все будет хорошо! Я подожду вас у входа в оранжерею.
Последнюю фразу Джон сказал громко. Николас нахмурился.
– Вам нет необходимости ждать мисс Бартон. Я сам провожу ее домой.
– Нет! – неожиданно для самой себя воскликнула Софи. Но, спохватившись, тихо добавила: – Большое спасибо, милорд, но я ни в коем случае не хочу причинять вам беспокойство.
– Вы ничуть меня не обеспокоите, Софи. Уверяю вас! Я уже собирался возвращаться домой.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно сказал Джон.
Он мягко высвободил свою руку из рук Софи, поклонился лорду и вышел из оранжереи.
Софи и Николас остались одни. Последовало долгое, напряженное молчание. Глаза Софи разглядывали растения в оранжерее, но ни разу не остановились на Линдхерсте.
Он вздохнул и первым нарушил гнетущую тишину.
– Вы хотели со мной говорить? – Голос его звучал безучастно, как будто разговор происходил в присутствии маркизы. Софи удивленно посмотрела на Николаса. Он выглядел вполне спокойным, но в глазах чувствовалось напряжение. – Слушаю вас, – сказал Линдхерст и нахмурился.
Заметив отсутствие у Николаса всякого намека на желание, Софи вместо облегчения неожиданно почувствовала досаду. Как? Неужели те страстные поцелуи в конюшне для него ничего не значили?!
Она уныло опустила голову и, запинаясь, проговорила:
– Я… это я положила… те тарталетки на в-ваш поднос.
Софи почувствовала, что вот-вот расплачется.
– Серьезно? – совершенно спокойно спросил Николас.
Софи кивнула. Из уголка ее левого глаза предательски выкатилась слеза.
– Они выглядели такими красивыми, аппетитными… А я давно заметила, что вы любите… фрукты. Но… но не знала, что ананасы вам противопоказаны…
– Софи…
В голосе Линдхерста звучала мягкость и даже нежность. Или это только показалось? Софи услышала шорох его тапочек по полу и поняла, что Николас подошел к ней. Вслед за этим раздалась команда:
– Софи! А ну-ка посмотрите мне в глаза!
Она не подчинилась, тогда Николас мягко добавил:
– Пожалуйста, прошу вас!
Что-то в его голосе заставило Софи поднять голову. Николас смотрел на нее и улыбался.
– Спасибо за тарталетки, Софи.
Брови Софи изогнулись от изумления.
– Но… но я же… Я не понимаю… Все говорили, что ананасовые тарталетки… что из-за них вы… заболели…
– Правильно говорили.
– Тогда за что вы меня благодарите?
В этот момент Софи очень захотелось подойти вплотную к Николасу и ласково провести ладонью по его щеке.
– Благодарю за то, что вы хотели сделать мне приятное. За ваше внимание. Ведь именно поэтому вы и положили на поднос эти тарталетки. Разве не так?
Напряжение в его глазах сменилось добротой. Софи утвердительно кивнула в ответ, думая, что могла бы означать подобная перемена во взгляде? Чувство к ней или просто следствие еще не до конца преодоленной болезни?
Николас же продолжал улыбаться.
– А я-то думал, что больше вам не нравлюсь, – ласково сказал он.
– Что?!
Нет, у него определенно лихорадка!
– Как такая мысль могла прийти вам в голову? – спросила она.
– Потому что всякий раз, увидев меня в коридоре, вы тут же сломя голову бросались в противоположную сторону. Я стал думать, что обидел вас своими невоздержанными поцелуями в конюшне.
– Что?! – вновь воскликнула Софи.
После того как она так страстно отвечала на те поцелуи, почему у него даже язык поворачивается говорить подобные вещи?!
– Нет, вы ничуть не обидели меня.
– Понятно. Тогда – внушил отвращение.
– И этого не было!
Софи нахмурилась и сделала полшага вперед. Теперь они стояли прямо друг против друга.
– Вы совсем оправились после отравления ананасом?
Она все-таки вытянула руку и провела ладонью по изуродованной щеке Линдхерста. Жара у него явно не было.
– От отравления ананасом? Да, оправился. А вот от ваших поцелуев – нет. Вы даже не поняли, что они для меня значили!
Последние слова Николас произнес шепотом. Софи почувствовала, как рушится разделявшая их стена.
– Я поняла это, Николас, потому что ваши поцелуи сильно подействовали на меня. И очень испугали, потому что мне захотелось принадлежать вам. Признаюсь, никогда в жизни у меня ни к кому подобного желания не возникало!
– Моя прелестная, невинная Софи! – пробормотал Линдхерст, заключая ее в объятия. – Желание должно не пугать, а вселять в душу неповторимое блаженство!
– Возможно, но я не могла преодолеть страха. Ведь эти чувства для меня так новы… Так необычны… Даже странны…
Она склонила голову на грудь Николаса, глядя ему в глаза. Улыбнувшись, он чуть наклонился и прижался лбом к ее волосам.
– Вы верите, что я никогда не обижу и не оскорблю вас? – прошептал он.
– Верю…
– Тогда доверьтесь мне.
– Да.
Это было правдой, Софи действительно доверяла Линдхерсту. В ее глазах он был человеком чести, настоящим джентльменом. Нет, никогда он не позволит себе использовать женщину в корыстных целях! Это исключено!
– Я не только доверяю вам, Николас Сомервилл. Я люблю вас…
Софи прильнула к его губам. Линдхерст со стоном прижал ее к себе. Глубоко вздохнув, Софи обвила руками его шею; она почувствовала, как слабеют колени. Николас же чуть отстранился и долго смотрел ей в лицо. Грудь его вздымалась и опускалась, дыхание было шумным и прерывистым…
Он снова застонал и коснулся горячими губами шеи Софи, страстным шепотом повторяя ее имя. И тут же покрыл поцелуями волосы, лицо, руки…
– Николас! О, Николас! – повторяла она сквозь счастливые слезы.
А он продолжал целовать ее, спускаясь все ниже и ниже. Софи выгибалась навстречу и со стоном прижималась к его разгоряченному, сильному телу. Дойдя до выреза платья, Николас снова прошептал ее имя, целуя золотистую гладкую кожу. И почувствовал, как сразу напряглась и стала твердой грудь девушки.
Боже, как Софи хотела в этот момент, чтобы он прикоснулся губами к ее соскам! Чтобы сбросил с себя эту, сейчас ставшую лишней, одежду! Она схватила руку Николаса, обнимавшую ее за спину, расстегнула спереди платье и положила его ладонь на свою оголенную грудь. Линдхерст вновь сдавленно застонал. Никогда в жизни ни одну женщину он не желал с такой страстью, как сейчас Софи!
И все же… все же Николас не хотел, чтобы это произошло так быстро… здесь… в оранжерее… Подобная мысль ему претила. Любовь к Софи была слишком глубокой и чистой. Осторожно, постепенно привыкая друг к другу и оберегая свои чистые чувства, они должны были прийти к физической близости. Только тогда их любовь будет крепнуть с каждым днем, только тогда она останется святой на все времена, отпущенные им обоим в этой жизни…
Софи же чувствовала нечто совершенно другое. Каждый поцелуй Николаса подогревал в ней страсть и все больше возбуждал желание. Упиваясь доселе совершенно незнакомыми ощущениями, стремясь открыть все новые и новые тайны ни с чем не сравнимого наслаждения и чувствуя, как крепнет и поднимается под одеждой мужская плоть Николаса, она не хотела и не могла больше ждать. Все должно свершиться сейчас! В этой оранжерее! Они должны немедленно принадлежать друг другу!
Софи протянула руку и принялась неловкими движениями расстегивать его вельветовый пояс с золотой пряжкой. Еще мгновение – и ее ладонь коснулась столь заманчивой и желанной мужской плоти. Бедра Николаса задрожали, он начал задыхаться, и снова стон вырвался из его груди. Софи подняла голову и увидела, что Линдхерст закрыл глаза. И вдруг ей показалось, что он отнюдь не чувствует себя комфортно. Выражение лица было каким-то страдальческим. Тело как будто стремилось отстраниться, а ее прикосновение к интимной плоти явно вызывало сопротивление. Да и вырвавшийся только что стон скорее говорил о какой-то внутренней борьбе, а не о разгорающейся страсти…
Софи вдруг подумала: а может быть, все мужчины предпочитают, чтобы в подобные минуты их щекотали или трогали маргаритками интимные места на теле? И дело тут отнюдь не в извращенных вкусах, о которых с таким ехидством говорил брат Лидии? Кстати, здесь, в оранжерее, полно всяких цветов. Наверное, есть и маргаритки. Надо только выяснить, где они растут!
Она прокашлялась и пробормотала:
– Николас…
Он вопросительно посмотрел на Софи:
– Что?
– Где здесь растут… ну, эти… маргаритки?
– Маргаритки? – оторопело переспросил Линдхерст, никак не ожидавший в этот момент подобного вопроса. – Вы хотите маргариток? Сейчас? Зачем?
Софи почувствовала, что покраснела.
– Ну, видите ли… Может быть, вы предпочитаете перья?
– Перья?.. Ничего не понимаю! О чем вы говорите?!
Софи стала совсем пунцовой. Николас в изумлении смотрел на нее и явно ждал ответа. Волей-неволей, но ей пришлось пересказать кое-что из того, что говорил брат Лидии. Закончив, она смущенно посмотрела в лицо Николасу.
– К каким мужчинам принадлежите вы, Николас?
Ответом стало долгое молчание. Наконец, Линдхерст иронически посмотрел на Софи и не без ехидства ответил:
– Вы спрашиваете, к какому разряду извращенцев принадлежу я? Что ж, отвечу: ни к какому. Хотя все, что вы сейчас рассказали, выглядит весьма любопытным. Но я предпочитаю придумывать эротические игры уже по ходу дела. Надеюсь, в свое время вы мне будете в этом помогать?
Софи нахмурилась:
– Я не совсем вас понимаю.
Николас снова сжал ее в объятиях и поцеловал в лоб.
– Другими словами, наша с вами цель – взаимное наслаждение. А достигнем мы этого теми способами, которые выберем вместе.
– Будем дотрагиваться друг до друга?
– Бесспорно! Будем вести себя так, как захотим.
– Как угодно?
– Как угодно и когда угодно. Все будет зависеть только от нашего желания. Вы можете изучать мое тело во всех деталях и любым способом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Ее сиятельство только что вернулась от сына и легла спать. Просила некоторое время ее не тревожить.
Софи немного успокоилось. Если маркиза легла спать, то болезнь ее сына серьезной опасности не представляет. Но Софи так хотелось поскорее узнать все подробности!
Прошло часа два или три. Решив, что маркиза уже проснулась, а потому к ней можно войти под предлогом, скажем, уборки комнаты, Софи подошла к двери и постучала. Никто не ответил. Она постучала еще раз. Снова молчание. Софи нажала на ручку – дверь оказалась незапертой и открылась. Но маркизы в комнате не было.
Софи вышла в коридор и спросила у пробегавшей мимо служанки, не видела ли та хозяйку. Оказалось, что маркиза снова поднялась на второй этаж к сыну.
Походив по этажам еще час, Софи решила дожидаться маркизу в ее комнате, якобы разбирая шляпы…
Перебрав все шляпы и подшив к ним ленты, Софи села на стул у двери и стала ждать. Один головной убор она держала в руках – на случай, если придется оправдываться.
На этот раз ждать пришлось недолго. Из коридора послышались чуть шаркающие шаги, дверь открылась, и в комнату вошла миссис Бересфорд. Увидев Софи, она удивленно выгнула бровь.
– Софи?! Вот уж не думала, что вы здесь! Почему вы не пошли обедать? Уже самое время!
– Я хотела поговорить с вами, миледи.
– Может быть, вы сначала все-таки пообедаете? Молодая девушка должна нормально питаться, чтобы поддерживать свои силы.
Софи замотала головой:
– Боюсь, что к тому времени у меня уже не останется смелости рассказать вам что-то очень важное.
Маркиза нахмурилась, но в се глазах не было раздражения.
– Вы сегодня такая бледная, Софи, и выглядите усталой.
– Я действительно страшно устала, поскольку всю ночь не спала. Очень беспокоилась за вашего сына и нервничала, думая о предстоящем разговоре с вами.
– Не сомневаюсь, что вы действительно о нем беспокоились.
Софи несколько удивилась этой странной фразе, показавшейся ей двусмысленной. Но, так и не догадавшись, что маркиза имела в виду, решила пока не думать об этом. Поэтому, набравшись храбрости, с отчаянием в голосе выпалила:
– Хочу вам признаться, миледи: это я положила ананасовые тарталетки на поднос лорда Линдхерста.
– Серьезно? – переспросила маркиза таким мягким тоном, что Софи невольно удивилась.
– Я не знала о том, что лорду противопоказаны ананасы. Поверьте, это действительно так! Я заметила, что на его подносе нет этих тарталеток. А они очень вкусные. Я подумала, что их просто забыли положить, и решила исправить ошибку. Мне очень хотелось сделать лорду Линдхерсту приятное. Я знала, что он очень любит фрукты. Ну вот, так и получилось…
Поскольку маркиза молчала, Софи поспешила добавить:
– Я понимаю, что эти объяснения меня никак не оправдывают. Но я действительно очень переживаю! Как только представлю себе лорда Линдхерста страдающим, бледным и больным по моей вине, то жить на свете не хочется!
Голос Софи задрожал и оборвался. Она закрыла глаза, из которых текли слезы.
– Софи… – услышала она тихий голос маркизы и шелест шелка.
Суховатая, но все еще изящная рука осторожно набросила ей на плечи кашемировую шаль. Софи открыла глаза и ошарашено посмотрела на хозяйку. Маркиза улыбалась.
– Умоляю вас, миледи, простите меня! – зашептала Софи. – Я не лгу, когда говорю, что скорее причиню боль себе, чем доставлю кому-то из вас даже небольшую неприятность. Поверьте, это действительно так! Вы все так добры ко мне…
Голос ее опять задрожал и сменился глухими рыданиями.
– Софи, – попросила маркиза, – посмотрите на меня!
Софи почувствовала руку хозяйки, сжимающую ее плечо.
– Я понимаю, что произошла ошибка, и, конечно, прощаю вас, – говорила маркиза, ласково смотря в глаза девушки. – Невозможно сомневаться в том, что вы действительно глубоко переживаете случившееся. Но не у меня вы должны просить прощения, а у моего сына, который очень страдал по вашей вине.
У Софи замерло сердце от возникшего подозрения. Она внимательно посмотрела на маркизу, улыбнулась и прошептала:
– Я очень хочу извиниться перед его сиятельством. Попросить у него прощения…
– Тогда идите в оранжерею. Он там.
– В оранжерею? – удивленно переспросила Софи, поскольку не сомневалась, что Николас никуда не выходил из дома.
– Да, именно там. Он очень долго спал, а проснувшись, попросил клубники. Я хотела послать за ней кого-нибудь из слуг, но он захотел собрать ее своими руками, поскольку сам сажал и выращивал. Идите к нему!
Софи благодарно улыбнулась маркизе и утвердительно кивнула, хотя в оранжерею она идти не хотела, боясь остаться наедине с Николасом. Ведь сейчас у нее вряд ли хватило бы сил на сопротивление не только ему, но и собственному желанию…
Маркиза, казалось, разгадала ее мыли.
– Уже стемнело, – сказала она. – Если пойдете в оранжерею, то я попрошу Джона вас проводить.
Джон будет ее сопровождать? Вот и отлично! В присутствии ливрейного слуги ничего не может случиться! Софи облегченно вздохнула и снова утвердительно кивнула маркизе. Но теперь она знала, что непременно пойдет в оранжерею и встретится там с Николасом.
Маркиза еще раз посмотрела на девушку. На этот раз – загадочным взглядом…
– Почему бы не подождать вас здесь? – спросил Джон, остановившись в центре садовой аллеи на некотором расстоянии от оранжереи.
Софи взяла его за руку и крепко сжала.
– Прошу вас, Джон… Не надо оставлять нас наедине…
– Нервничаете? – улыбнулся Джон.
– Да, – тихо ответила Софи.
– Не надо, – уверил ее первый ливрейный слуга. – Уверяю вас, его сиятельство – добрый и порядочный человек. Он все понимает и, конечно, простит вам эту историю с ананасовыми тарталетками, как только узнает всю правду!
– Н-наверное, вы правы…
– Несомненно, прав! И советую вам поскорее уладить это недоразумение.
Софи вспомнила, как Николас рассказывал, что однажды едва не заблудился в этом огромном саду, скорее напоминавшем парк. Вот хороший предлог, чтобы не отпускать Джона!
– Видите ли, Джон, – неуверенно начала она, – я боюсь заблудиться в этом парке. Вы мне нужны в качестве проводника.
– Здесь еще ни разу никто не потерялся, но если вы опасаетесь, то я готов.
Джон предложил Софи руку, которую она приняла со вздохом облегчения. Теперь ей не угрожала опасность поддаться соблазну!
Они вошли в оранжерею. Софи казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из ее груди. Джон ободряюще посмотрел на нее…
Николас стоял около мангового дерева и внимательно рассматривал зревшие плоды. Услышав шаги, он обернулся.
– А, Софи, Джон! Как вы здесь оказались?
Он с доброй улыбкой смотрел на них и ждал ответа. Софи вдруг сделалось так страшно, что она инстинктивно схватила Джона за руку.
– Милорд, – начал ливрейный слуга. – Простите за то, что мы нарушили ваше уединение. Но у мисс Бартон есть одно дело, которое она хотела бы с вами обсудить.
– Правда?
Николас внимательно посмотрел на Софи, потом на слугу.
– Вы свободны, Джон. Пожалуйста, оставьте нас одних.
Оставить одних? Наедине друг с другом?! Мысленно Софи была готова протестовать. Но тело и сердце тут же воспротивились велению рассудка. Джон же поклонился лорду и тихо шепнул Софи на ухо:
– Не бойтесь! Все будет хорошо! Я подожду вас у входа в оранжерею.
Последнюю фразу Джон сказал громко. Николас нахмурился.
– Вам нет необходимости ждать мисс Бартон. Я сам провожу ее домой.
– Нет! – неожиданно для самой себя воскликнула Софи. Но, спохватившись, тихо добавила: – Большое спасибо, милорд, но я ни в коем случае не хочу причинять вам беспокойство.
– Вы ничуть меня не обеспокоите, Софи. Уверяю вас! Я уже собирался возвращаться домой.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно сказал Джон.
Он мягко высвободил свою руку из рук Софи, поклонился лорду и вышел из оранжереи.
Софи и Николас остались одни. Последовало долгое, напряженное молчание. Глаза Софи разглядывали растения в оранжерее, но ни разу не остановились на Линдхерсте.
Он вздохнул и первым нарушил гнетущую тишину.
– Вы хотели со мной говорить? – Голос его звучал безучастно, как будто разговор происходил в присутствии маркизы. Софи удивленно посмотрела на Николаса. Он выглядел вполне спокойным, но в глазах чувствовалось напряжение. – Слушаю вас, – сказал Линдхерст и нахмурился.
Заметив отсутствие у Николаса всякого намека на желание, Софи вместо облегчения неожиданно почувствовала досаду. Как? Неужели те страстные поцелуи в конюшне для него ничего не значили?!
Она уныло опустила голову и, запинаясь, проговорила:
– Я… это я положила… те тарталетки на в-ваш поднос.
Софи почувствовала, что вот-вот расплачется.
– Серьезно? – совершенно спокойно спросил Николас.
Софи кивнула. Из уголка ее левого глаза предательски выкатилась слеза.
– Они выглядели такими красивыми, аппетитными… А я давно заметила, что вы любите… фрукты. Но… но не знала, что ананасы вам противопоказаны…
– Софи…
В голосе Линдхерста звучала мягкость и даже нежность. Или это только показалось? Софи услышала шорох его тапочек по полу и поняла, что Николас подошел к ней. Вслед за этим раздалась команда:
– Софи! А ну-ка посмотрите мне в глаза!
Она не подчинилась, тогда Николас мягко добавил:
– Пожалуйста, прошу вас!
Что-то в его голосе заставило Софи поднять голову. Николас смотрел на нее и улыбался.
– Спасибо за тарталетки, Софи.
Брови Софи изогнулись от изумления.
– Но… но я же… Я не понимаю… Все говорили, что ананасовые тарталетки… что из-за них вы… заболели…
– Правильно говорили.
– Тогда за что вы меня благодарите?
В этот момент Софи очень захотелось подойти вплотную к Николасу и ласково провести ладонью по его щеке.
– Благодарю за то, что вы хотели сделать мне приятное. За ваше внимание. Ведь именно поэтому вы и положили на поднос эти тарталетки. Разве не так?
Напряжение в его глазах сменилось добротой. Софи утвердительно кивнула в ответ, думая, что могла бы означать подобная перемена во взгляде? Чувство к ней или просто следствие еще не до конца преодоленной болезни?
Николас же продолжал улыбаться.
– А я-то думал, что больше вам не нравлюсь, – ласково сказал он.
– Что?!
Нет, у него определенно лихорадка!
– Как такая мысль могла прийти вам в голову? – спросила она.
– Потому что всякий раз, увидев меня в коридоре, вы тут же сломя голову бросались в противоположную сторону. Я стал думать, что обидел вас своими невоздержанными поцелуями в конюшне.
– Что?! – вновь воскликнула Софи.
После того как она так страстно отвечала на те поцелуи, почему у него даже язык поворачивается говорить подобные вещи?!
– Нет, вы ничуть не обидели меня.
– Понятно. Тогда – внушил отвращение.
– И этого не было!
Софи нахмурилась и сделала полшага вперед. Теперь они стояли прямо друг против друга.
– Вы совсем оправились после отравления ананасом?
Она все-таки вытянула руку и провела ладонью по изуродованной щеке Линдхерста. Жара у него явно не было.
– От отравления ананасом? Да, оправился. А вот от ваших поцелуев – нет. Вы даже не поняли, что они для меня значили!
Последние слова Николас произнес шепотом. Софи почувствовала, как рушится разделявшая их стена.
– Я поняла это, Николас, потому что ваши поцелуи сильно подействовали на меня. И очень испугали, потому что мне захотелось принадлежать вам. Признаюсь, никогда в жизни у меня ни к кому подобного желания не возникало!
– Моя прелестная, невинная Софи! – пробормотал Линдхерст, заключая ее в объятия. – Желание должно не пугать, а вселять в душу неповторимое блаженство!
– Возможно, но я не могла преодолеть страха. Ведь эти чувства для меня так новы… Так необычны… Даже странны…
Она склонила голову на грудь Николаса, глядя ему в глаза. Улыбнувшись, он чуть наклонился и прижался лбом к ее волосам.
– Вы верите, что я никогда не обижу и не оскорблю вас? – прошептал он.
– Верю…
– Тогда доверьтесь мне.
– Да.
Это было правдой, Софи действительно доверяла Линдхерсту. В ее глазах он был человеком чести, настоящим джентльменом. Нет, никогда он не позволит себе использовать женщину в корыстных целях! Это исключено!
– Я не только доверяю вам, Николас Сомервилл. Я люблю вас…
Софи прильнула к его губам. Линдхерст со стоном прижал ее к себе. Глубоко вздохнув, Софи обвила руками его шею; она почувствовала, как слабеют колени. Николас же чуть отстранился и долго смотрел ей в лицо. Грудь его вздымалась и опускалась, дыхание было шумным и прерывистым…
Он снова застонал и коснулся горячими губами шеи Софи, страстным шепотом повторяя ее имя. И тут же покрыл поцелуями волосы, лицо, руки…
– Николас! О, Николас! – повторяла она сквозь счастливые слезы.
А он продолжал целовать ее, спускаясь все ниже и ниже. Софи выгибалась навстречу и со стоном прижималась к его разгоряченному, сильному телу. Дойдя до выреза платья, Николас снова прошептал ее имя, целуя золотистую гладкую кожу. И почувствовал, как сразу напряглась и стала твердой грудь девушки.
Боже, как Софи хотела в этот момент, чтобы он прикоснулся губами к ее соскам! Чтобы сбросил с себя эту, сейчас ставшую лишней, одежду! Она схватила руку Николаса, обнимавшую ее за спину, расстегнула спереди платье и положила его ладонь на свою оголенную грудь. Линдхерст вновь сдавленно застонал. Никогда в жизни ни одну женщину он не желал с такой страстью, как сейчас Софи!
И все же… все же Николас не хотел, чтобы это произошло так быстро… здесь… в оранжерее… Подобная мысль ему претила. Любовь к Софи была слишком глубокой и чистой. Осторожно, постепенно привыкая друг к другу и оберегая свои чистые чувства, они должны были прийти к физической близости. Только тогда их любовь будет крепнуть с каждым днем, только тогда она останется святой на все времена, отпущенные им обоим в этой жизни…
Софи же чувствовала нечто совершенно другое. Каждый поцелуй Николаса подогревал в ней страсть и все больше возбуждал желание. Упиваясь доселе совершенно незнакомыми ощущениями, стремясь открыть все новые и новые тайны ни с чем не сравнимого наслаждения и чувствуя, как крепнет и поднимается под одеждой мужская плоть Николаса, она не хотела и не могла больше ждать. Все должно свершиться сейчас! В этой оранжерее! Они должны немедленно принадлежать друг другу!
Софи протянула руку и принялась неловкими движениями расстегивать его вельветовый пояс с золотой пряжкой. Еще мгновение – и ее ладонь коснулась столь заманчивой и желанной мужской плоти. Бедра Николаса задрожали, он начал задыхаться, и снова стон вырвался из его груди. Софи подняла голову и увидела, что Линдхерст закрыл глаза. И вдруг ей показалось, что он отнюдь не чувствует себя комфортно. Выражение лица было каким-то страдальческим. Тело как будто стремилось отстраниться, а ее прикосновение к интимной плоти явно вызывало сопротивление. Да и вырвавшийся только что стон скорее говорил о какой-то внутренней борьбе, а не о разгорающейся страсти…
Софи вдруг подумала: а может быть, все мужчины предпочитают, чтобы в подобные минуты их щекотали или трогали маргаритками интимные места на теле? И дело тут отнюдь не в извращенных вкусах, о которых с таким ехидством говорил брат Лидии? Кстати, здесь, в оранжерее, полно всяких цветов. Наверное, есть и маргаритки. Надо только выяснить, где они растут!
Она прокашлялась и пробормотала:
– Николас…
Он вопросительно посмотрел на Софи:
– Что?
– Где здесь растут… ну, эти… маргаритки?
– Маргаритки? – оторопело переспросил Линдхерст, никак не ожидавший в этот момент подобного вопроса. – Вы хотите маргариток? Сейчас? Зачем?
Софи почувствовала, что покраснела.
– Ну, видите ли… Может быть, вы предпочитаете перья?
– Перья?.. Ничего не понимаю! О чем вы говорите?!
Софи стала совсем пунцовой. Николас в изумлении смотрел на нее и явно ждал ответа. Волей-неволей, но ей пришлось пересказать кое-что из того, что говорил брат Лидии. Закончив, она смущенно посмотрела в лицо Николасу.
– К каким мужчинам принадлежите вы, Николас?
Ответом стало долгое молчание. Наконец, Линдхерст иронически посмотрел на Софи и не без ехидства ответил:
– Вы спрашиваете, к какому разряду извращенцев принадлежу я? Что ж, отвечу: ни к какому. Хотя все, что вы сейчас рассказали, выглядит весьма любопытным. Но я предпочитаю придумывать эротические игры уже по ходу дела. Надеюсь, в свое время вы мне будете в этом помогать?
Софи нахмурилась:
– Я не совсем вас понимаю.
Николас снова сжал ее в объятиях и поцеловал в лоб.
– Другими словами, наша с вами цель – взаимное наслаждение. А достигнем мы этого теми способами, которые выберем вместе.
– Будем дотрагиваться друг до друга?
– Бесспорно! Будем вести себя так, как захотим.
– Как угодно?
– Как угодно и когда угодно. Все будет зависеть только от нашего желания. Вы можете изучать мое тело во всех деталях и любым способом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34