Элька закрыла тетрадь и,
отодвинув блюдце, устроилась с ногами на подоконнике.
Дождь шел и не собирался кончаться до утра. Из-под моста вынырнула машина
, и от нее в разные стороны полетели струи, будто от глиссера. Элька вспомн
ила, как однажды на открытом катке лед просел, воды было много, а Элька кат
илась, припав на одно колено, и во все стороны так же летела вода. Ранняя ос
ень была, липы пожелтели, но еще не опали, и она потом шла по парку Ц малень
кая, потерянная в огромных липах. Все казалось, что встретится старинная
забытая беседка или дерево с большим дуплом. Но ничего такого не встрети
лось.
Воспоминание об открытом катке отбросило к разладившемуся акселю. Она в
идела себя во взмокшем платье, с узлами на шнурках, разлохмаченную, злую, л
ицо горит, сердце колотится, подбородок дрожит!
А Андрей Усов сидел наверху и смотрел.
Ей казалось, что он часто теперь на нее смотрит Ц у них бывали уроки в каб
инетах рядом, на переменах они сталкивались. Ее мучила мысль, что он все зн
ает.
Что из того? Раньше было легче. Теперь почему-то труднее. Лучше бы он не зна
л.
Уже и голоса внизу стихли Ц гость ушел, и тетя легла, а Элька все сидела на
подоконнике. Нарушение режима… Но если не спится, какой там режим…

Мать позвонила и обратилась к Андрею с необычной просьбой: сходить вмест
о нее в филармонию. У нее на работе дежурство до ночи.
Ц А что там, в филармонии?
Ц Не знаю, Ц искренне сказала мать. Ц Пойдешь?
Ц Да я там ни разу не был… И некогда мне.
Ц Так пропадет ведь билет, продай тогда.
Ц Ну, я еще буду торговать билетами!
Ц Андрей, отец ведь не пойдет, пойди ты. Билет-то жалко.
Ц Вот именно, Ц пробурчал Андрей. Ц Отец не пойдет, а я должен тащиться.
И меня не жалко.
Он и сам не знал, почему не отказался решительно, а начал собираться. Прост
о сидеть дома надоело.
Он пошел пешком. Люди торопились, обгоняли. Уже держался, не таял снег, и мн
огие были в зимних пальто. Андрей шел в куртке, пальто не любил: слишком тя
желое и делает его сразу господином средних лет. Уж лучше курточка.
У филармонии стоял народ. Висела большая афиша. Бросилась в глаза фамили
я дирижера, но он тут же забыл какая. Спрашивали билеты. Проносили заверну
тые цветы. Сразу чувствовался запах духов и снега.
Сдавая куртку, Андрей начал замечать то, что мог увидеть только здесь и ни
где больше. Ни в одном театре не было такой публики.
Седую царственную старуху поддерживал под руку молодой человек. Старух
а была в черном бархатном платье, волосы уложены короной. От нее дохнуло н
ачалом века. Она шла бодро и села в красное плюшевое кресло, держа спину пр
ямо, хотя была очень, очень стара. «Но, мой Женечка»… Ц понял Андрей начал
о французской фразы. И молодой человек ответил тоже по-французски. Все эт
о было тоже из начала века. Раньше здесь было дворянское собрание, и, может
быть, старуха танцевала в нем на балу, будучи барышней на выданье, недавне
й гимназисткой.
Раздавались радостные восклицания. Все люди, казалось, были связаны каки
ми-то особыми узами: встречались учителя и ученики, родственники близки
х друзей, бывшие однокурсники, студенты в джинсах, с инструментами Ц и вс
е здоровались, перебивали друг друга. Это был совершенно особый круг люд
ей, в котором Андрей никогда не бывал и о существовании которого лишь чит
ал. Он пробирался к своему месту, ошеломленный. На него смотрели Ц девчон
ка-гардеробщица первая стрельнула глазами, и многие женщины, одетые нар
ядно, удостаивали его взглядом, отвлекаясь на минутку от своих спутников
. И над всем этим словно висели в воздухе приглушенные звуки настройки.
Погасли люстры. Подсвеченной осталась лишь сцена. Сидящий справа сосед о
ткрыл старинный том, переплетенный в протершуюся на углах кожу, и на перв
ой странице оказалась гравюра с ангелами, музами, лирами.
Вышла женщина и объявила:
Ц Георг Кристоф Вагензейль. Концерт для четырех клавесинов ре-мажор. Ча
сти…
Андрей не понял, что обозначают названия частей, он косился на ангелов. Им
ена исполнителей он тоже прослушал, уловив лишь одно Ц Лапшин, и то потом
у, что слышал его еще в фойе. Борис Федорович Лапшин.
Стремительно вышел на сцену и раскланялся во все стороны человек с орлин
ым носом и седой головой. Фалды фрака за ним летели. Это и был Лапшин.
За ним тихо прошли и расселись три его ученика, среди них девушка в длинно
м черном платье. Лапшин опустил руки на клавиши, и концерт начался Ц озор
но и бурно. У клавесина оказался звенящий, коротко обрывающийся звук. Уче
ники вступили, и их партии перемешались, подчинились главной, голоса сли
лись. Концерт был радостный. Его играли с удовольствием. Но это была работ
а, а не развлечение Ц суровый рот Лапшина был сжат, а руки гнали, гнали, гна
ли, и зал был напряжен, захвачен, покорен.
Андрей сидел справа и видел лица исполнителей, а не руки. Он был ошеломлен
, насторожился. Краем глаза он видел вокруг сосредоточенные лица, и те, что
на сцене, тоже были сосредоточенны. Не просто великолепную технику пока
зывали люди, а говорили о чем-то, торопясь и обрывая, подхватывая снова на
меченную мысль. Все было понятно и временами грустно без просвета. Тольк
о что ажурные лесенки трелей бежали радостно, и вдруг после аккуратного
старинного оборота все окуналось в отчаянную тоску, так, что сжимались н
евольно пальцы.
Девушка в длинном платье с открытыми плечиками встала и неслышно переве
рнула Лапшину ноты, села, опустив голову, и Андрей едва не закричал от удив
ления Ц это была Марина Рогозина.
И сразу же ему словно разъяснили что-то, он стал во всем чувствовать тольк
о ее присутствие Ц ее больше, чем чье-либо. Она умела заставить во всем ви
деть только себя, но он не думал, что эта власть и на него распространяется
, он ведь так давно знал ее. Самое первое воспоминание о ней: они во дворе, к
ногам привязаны крепкие диванные пружины, ее выдумка. Ощущение упругост
и шага и зыбкости одновременно, двор зарос одуванчиками, и на голове Мари
ны венок из одуванчиков, начинающих закрываться. Уже поздно, его давно зв
али домой. Растет, растет чувство, похожее на зависть: у Марины нет папы, ей
никто ничего не запрещает, ее не зовут домой, на нее не ворчат, и она тогда у
же умеет играть на рояле.
Лапшин кивнул головой Ц концерт кончился.
Неслышно вышли и расселись оркестранты. Появился дирижер. Аплодисменты
усилились и долго не стихали. Маленький дирижер ловко забрался на крытую
ковром подставку. Поднял палочку, посмотрел на Лапшина. Раздался первый
звенящий аккорд.
Андрей уже был насторожен и очарован. Никогда раньше такого не было: кто-т
о словно подходил к нему и молча глядел, а он не мог рассмотреть лицо, как н
и старался. Будто во сне. Казалось, вот-вот узнает, вот-вот поймет, а узнава
ние ускользало, хотя все это было, было, было где-то, когда-то, на другой пла
нете!
Андрей сидел в задумчивости Ц боже, как живет? В пустоте какой-то. Ничего
не делает, ни о чем не думает. Никто ему не нужен, и он никому не нужен тоже…

Аплодисменты были громкими и долгими, дирижер неловко клюнул носом и убе
жал. Лапшин кланялся долго, его не отпускали. Все знали, что сейчас он уйде
т и уже на сцене не появится.
Потом пришли рабочие и стали готовить сцену для второго отделения.
Сосед захлопнул клавир и сказал своему другу:
Ц А Валька кланяться так и не научился! Подошла женщина, и Андрей, глянув,
подумал: знакомое лицо, где-то видел.
Ц Ну вот, Ц сказала она. Ц Старик Лапшин сегодня орлом…
Подошла седая дама с Женечкой, и все вскочили.
Ц Лидочка, чудесно… Поздравляю тебя Ц ты вырастила прекрасную девочку
… Все еще впереди, но начало великолепное… Ц И она, приподнявшись, коснул
ась губами Лидочкиного лба.
Они еще поговорили, и Андрей услышал фразу, сказанную на прощание:
Ц У меня в среду сольный… Приходите… Буду весьма рад, Ц сказал юный Жен
ечка.
Ц Лидка, ты Ц голова, Ц сказал сосед. Ц Девчонка замечательная. Почему
ты не окончишь аспирантуру? Твое место в консерватории, а не в школе.
Ц Аспиранту-уру, Ц протянула Лидочка. Ц У меня и так ребенок в «дом» да
в «телефон» один играл, пока я по частным урокам бегала. Мне тогда только в
аспирантуру и оставалось пойти.
Ц А Сережка тоже здесь? Ц спросил другой сосед.
Ц Нет, не пошел, Ц сказала Лидочка и как-то растерянно оглянулась, отошл
а.
Ц Так у них с Сергеем и ничего? Ц спросил другой сосед.
Ц Да-а… Сначала он не торопился жениться, а теперь она вроде не хочет. И по
том, ребенок…
Ц Элька, что ли? Так это же не Лидин ребенок.
Ц Ну да, от ее старшего брата удрала жена, он тоже где-то не здесь, а ребено
к на Лидке… Что-то в этом духе.
Они встали и ушли, а Андрей остался сидеть. Он понял, что Лидочка Ц учител
ьница Рогозиной и чем-то она напоминала маму Марины: такая же молодая, нар
ядная, какая-то одинокая. Марина такая же.
Металлический блеск органных труб завораживал Ц от них невозможно был
о отвести взгляд. Вернулись соседи. Медленно погас свет. Вышла женщина и н
азвала звонкое имя:
Ц Антонио Вивальди. Четыре времени года. Части…
Вышел дирижер и взобрался на свою ковровую подставку. Рядом встал солист
-скрипач, совсем мальчишка. Некрасивый. Во время оркестрового вступлени
я он угрюмо рассматривал зал.
Потом вступила его скрипка, и музыка сразу как-то переменилась, словно по
вернулась другой стороной. Только что была беззаботная весна, а теперь ч
то-то не то. Андрея поразила тревога, которая скрывалась во вроде бы легко
м поющем звуке.
Андрей потерял счет месяцам и только выделил декабрь Ц лишь в декабре т
акое могло быть. Шел снег. Серебряный шорох клавесина казался падением м
аленьких белых звезд. Он околдовывал. Вступала скрипка и подчиняла своем
у смятению весь оркестр. А снег все падал, падал…
Андрей не знал, что «Времена» не разделены на месяцы. Что всего это четыре
концерта для скрипки с оркестром и части называются по обозначению темп
ов.
Андрей смотрел на скрипачей в оркестре, словно разом очерчивающих невид
имую фигуру смычками, и на солиста Ц мальчишку во фраке. Замкнутый. Высок
омерный.
Неулыбчивый солист хмуро откланялся. Ему протягивали цветы, он брал, не г
лядя, и очень быстро ушел за кулисы, больше не показываясь. Но дирижера так
просто не отпустили. Он уходил и возвращался. Публика молила, требовала: м
узыки, еще музыки.
Ц Что Валька с нашим оркестром сделал?! Ц сказал сосед другу. Ц На них с
мотреть стало приятно.
Маленький дирижер растроганно кланялся и растерянно озирался. Он не мог
уйти при таком состоянии зала, а Андрей знал из разговора соседей, что ему
уже пора. Концерт был не совсем обычный. Завтра Лапшину исполнялось семь
десят лет, и он показывал своих учеников Ц наверное, последних. И дирижер
Валька тоже, видно, был его учеником раз прилетел на этот концерт, и теперь
ему надо было лететь обратно.
Надевая куртку, Андрей увидел Рогозину, появившуюся из боковой двери с в
орохом цветов. Просигналила машина. В дверях стоял человек Ц шагнул к не
й, сказал сквозь зубы:
Ц Что ты копаешься? Ц Это был солист.
Ц Не командуй! Ц вспыхнула Рогозина.
Ц Валька! Ц крикнули где-то. Ц На самолет опоздаешь!
Маленький дирижер быстро перебежал фойе, раскланиваясь на ходу. Его тоже
ждала машина, но самолет его ждать не собирался. Дирижер отбывал к месту п
остоянной работы Ц в Ленинград.
Ц Вы будете отрицать, что Борис Федорович прекрасный педагог? Ц спроси
л сзади женский голос.
Ц Он экспериментатор, Ц раздраженно ответил мужской. Ц Он сам экспери
ментировал всю жизнь, а теперь этим занимаются его выпускники. Что Вален
тин сделал? Он взял темп медленнее, чем нужно, и из вполне легкомысленной в
ещи сделал трагедию.
Ц Борис Федорович прекрасный музыкант, и Валечка прекрасный музыкант…

Андрей обернулся, но не понял, кто разговаривал. Все вокруг разговаривал
и.
Почему-то резко упало настроение. Рогозина давно исчезла, а хотелось под
ойти к ней, попробовать понять, как же его сверстники ушли так далеко впер
ед, сверстники Ц ведь солист старше ненамного, совсем мальчишка. Что им д
ано, во что Андрей не посвящен совсем?
Он вышел и по тихой улице отправился домой. Центральный проспект оставал
ся справа, и, пересекая поперечные улицы, Андрей видел его огни. А здесь го
рели старые желтые фонари, и ветер шевелил ветки огромных тополей. Было п
охоже на новогоднюю ночь.
Мать домой еще не пришла. Отец не поинтересовался его проведенным вне до
ма временем, сидел перед телевизором, словно и не вставал с тех пор, как Ан
дрей ушел и уже успел вернуться.

Обычно Лена Стеклова сворачивала в молочный магазин, и они прощались: Эл
ькина тетя покупала молоко сама. Но сегодня Стеклова пошла за Элькой дал
ьше.
Ц Ты куда?
Ц Да к Усову, ты его знаешь. Задание просили ему отнести.
«Опять болеет», Ц подумала Элька и свернула за Стекловой в знакомый дво
р. По нему она ходила в школу и всегда Ц не могла не смотреть Ц оглядывал
ась на два верхних окна. Стеклова посмотрела на нее с удивлением:
Ц Я думала, тебя придется уговаривать. Мне что-то не хочется одной идти. Т
ы не бойся! Я с ним сама поговорю.
Дверь открыла Андреева мама, позвала Андрея: «Андрейка!» Он был одет по-до
машнему Ц клетчатая рубашка, тренировочные штаны. Пригладив растрепан
ные волосы, он заговорил, и голос оказался хрипловатым, низким Ц горьким,
как показалось Эльке. Стеклова диктовала с Петькиного дневника задание.
Усов писал.
Ц Андрей, Ц сказала вдруг Элька, чувствуя, как ухнуло куда-то вниз сердц
е. Ц Отдай.
Он посмотрел на нее внимательно. Очень внимательно.
Ц Отдай, Ц повторила Элька. Ц Тебе не нужно!
Ц Потерял, Ц сказал Усов и сразу же стал высокомерен, отдалился. Это он у
мел.
Ц Ты… Ц «врешь» хотела сказать Элька, но только с трудом перевела дыхан
ие.
Он понял и улыбнулся.
Ц Что с тобой? Ц спросила Стеклова, выбежав за ней.
Ц Потом.
У Эльки перед глазами стоял воротник яркой рубашки в клетку, толкались с
лова, интонации, жесты. Она шла, не замечая, что сумка сползла с плеча и болт
ается на локте, не заметила, что отстала Ленка, не заметила, что прошла тра
мвайную остановку. Пришлось идти пешком.
В университетской аллее было тихо. Из снега торчали цветные спинки скаме
ек. У темных елей иногда качались лапы: говорили, что в аллее живут почти р
учные белки. Но Элька видела только кричащих галок и большую равнодушную
ворону. Белки попрятались.
Аллея вывела к главному входу на стадион, и перед Элькой оказалась больш
ая арена; у них она называлась чаша. Здесь Эльку не знали. Вахтер пил чай, Эл
ька даже подойти к нему не решилась, показала свой пропуск издалека. Но ва
хтер лишь долил себе в чашку из термоса, не глянув толком на Эльку.
В холле был устроен зимний сад; росла пальма, кактусы, вились какие-то тра
вки по горке из камней, бил фонтанчик. Монстера скрывала плетеный стульч
ик служителя. Элька раздвинула резные листья и села под ними. Еще не темне
ло, но фонтанчик был подсвечен то розовым, то голубым, то зеленым. У Эльки б
ыло еще время, тренировка начиналась в четыре, и она сидела перед каменно
й горкой, среди громадных кожистых листьев, никому не видимая. Рядом, за ко
лонной был телефон, и какая-то женщина спрашивала, а срочно ли это, объясн
яла, если срочно, то она не сможет. Плеск воды заглушил причину, или женщин
а понизила голос, Элька не прислушивалась. Думала, удивлялась: его зовут д
ома Андрейкой…
Уже на другой день тогда она прыгнула злополучный аксель, щеголяя скорос
тью и тугой пружинкой вращения. Прыгала и чуть не смеялась: могу! могу! Каз
алось, что режет коньками не лед, а масло, и в то же время ощущала его, как бу
дто шла по льду босиком Ц твердый. Лед был серый, дымчатый, трещал под кон
ьком, она сравнивала этот звук с эфирным треском капелек, радужным облач
ком: если сдавить перед пламенем свечки апельсиновую кожуру… Хорошие бы
ли дни. Она вжилась в музыку, музыка сидела в ней вечной радостью, удивляла
при каждом прокате, Элька даже думала: «Когда же она мне надоест?»
Но сейчас вся радость погасла. Думалось о предстоящей тренировке спокой
но, почти равнодушно. «Потерял». Первый и последний разговор. Повода боль
ше не будет. «Потерял».
Женщина все беседовала по телефону и явно не хотела, чтобы ее кто-нибудь с
лышал, а Эльке уже пора было идти. Она бы выбралась из листьев незаметно, н
о зацепилась за большую лейку, и лейка с грохотом съехала по камням. Женщи
на выглянула из-за колонны, вахтер уставился на Эльку Ц не мог понять, от
куда она взялась с таким шумом.
Ц Извините, Ц шепотом сказала она всем сразу и побежала по переходам ко
льду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9