Этот человек – хам, напрочь лишенный моральных устоев. Он превратил соблазнение женщин в искусство, и ей необходимо принять все меры к тому, чтобы их пути больше никогда не пересеклись, иначе не миновать катастрофы.
А еще ей следует забыть о том, как она – помимо собственной воли – безмерно наслаждалась его ласками.
Решительно выбросив из головы мысли о негодяе графе, девушка подалась вперед и накрыла своей ладонью отцовскую руку. Ее глаза тревожно следили затем, как медленно вздымается и опускается его грудь. Сегодня утром доктор сказал, что лихорадка наконец-то пошла на спад. Но болезнь очень утомила его: отец обессилел настолько, что не мог даже оторвать голову от подушки и почти все время спал. Так что до полного выздоровления было еще далеко.
Мора в задумчивости покусывала нижнюю губу. Возможно, маркиз быстрее справился бы с болезнью, не будь он таким уставшим. Но после смерти жены, оставившей столько загадок, и его собственных неудачных попыток разгадать эти загадки, отец нашел для себя занятие, которое помогало ему отвлечься. Он ездил из одного конца Англии в другой, помогая своему другу, сыщику с Боу-стрит Мортону Толливеру, распутывать самые разные преступления. Во время последней поездки в Брайтон он подхватил воспаление легких и тяжело заболел.
Даже сейчас, две недели спустя, Мора все еще вспоминала то потрясение и страх, которые охватили ее в тот несчастный дождливый день, когда мистер Толливер почти на руках втащил в холл их городского дома бледного и дрожащего маркиза. Поднялась суматоха: тетя Оливия тут же послала кого-то за доктором, слуги метнулись готовить хозяйскую спальню, а Мора стояла как истукан, парализованная мыслью о том, что она вот-вот потеряет отца. Никогда в жизни она не хотела бы пережить такого ужаса!
– Мора?
Голос, вернувший ее к действительности, едва нарушил тишину комнаты, но девушка все же услышала этот полушепот. Оглянувшись через плечо, она прищурилась в попытке различить силуэт стоящего в дверях человека – хрупкую женскую фигурку в белой ночной сорочке.
Это была ее младшая сестра, четырнадцатилетняя Эйми.
Внезапно встревожившись, Мора отпустила отцовскую руку и повернулась лицом к девочке:
– Что случилось, милая? Что ты здесь делаешь? Самая младшая из сестер Давентри сцепила пальцы перед собой, вошла в спальню и осторожно приблизилась к кровати. Свет от лампы упал на ее тонкое девичье личико, высветив полные тревоги большие янтарные глаза.
– Я хотела проведать папу.
– Уже поздно. Ты должна спать.
– Ты тоже.
Мора не стала с ней спорить. Она похлопала по стоявшей рядом скамейке для ног, и Эйми села на ее пухлую подушку, не сводя глаз с маркиза.
Несколько мгновений сестры сидели молча. Наконец Эйми опять заговорила:
– Он уже получше выглядит, правда?
– Пожалуй. Во всяком случае, он гораздо спокойнее спит.
Опять повисла пауза, потом девочка подняла голову и внимательно посмотрела на Мору.
– Когда ты исчезла после обеда, тетя Оливия очень разозлилась, но потом Фиби сказала ей, что ты рано легла спать.
У Моры екнуло сердце. Сегодня днем, перед тем как отправиться на жуткую вечеринку, она изо всех сил старалась вести себя как обычно, чтобы ненароком не выдать своего волнения. Но она сомневалась в том, что ей это на самом деле удалось. К тому же горничная Фиби могла заподозрить, что ее молодая госпожа что-то затевает, и доложить об этом леди Оливии. Да мало ли что еще могло случиться!
Пытаясь скрыть тревогу, девушка разгладила складку на папином одеяле и беспечно пожала плечами.
– Тетя Оливия всегда злится из-за каких-то пустяков. И это была чистая правда. Незамужняя сестра отца, леди Оливия Давентри, переехала к ним вскоре после смерти маркизы, чтобы помочь ему с воспитанием осиротевших племянниц. Конечно, Мора была благодарна тетушке, однако чрезмерная чопорность и суровость этой женщины порой выводили ее из себя.
Сглотнув, она вновь взглянула на Эйми, мысленно моля Бога, чтобы та не обнаружила ее волнения.
– Она сказала, зачем я ей понадобилась?
– Нет. Она никогда ничего мне не объясняет. Когда она спросила, где ты, я ответила, что у тебя мигрень, и ты не хочешь, чтобы тебя беспокоили.
Мора едва сдержала вздох облегчения. Итак, гроза пронеслась мимо! Пока.
– Спасибо. Просто у меня не было настроения опять весь вечер слушать ее бесконечные разглагольствования о достоинствах и недостатках того или иного джентльмена. От этого, в самом деле, может разболеться голова.
– Все нормально. Я не виню тебя за то, что ты в кои-то веки решила уединиться. – Сестренка посмотрела на нее с сочувствием. – Иногда она бывает слишком требовательной, а от тебя, пожалуй, всегда ждет больше, чем от остальных.
Мора устало опустила плечи. Иногда тетушкины ожидания, как тяжкий груз на шее, тянули ее к земле. Со стороны казалось, что они с тетушкой прекрасно ладят. Да, она давным-давно научилась вести себя сообразно тем строгим правилам, которые, по мнению тети, предписывались приличной девушке. Если упрямый, независимый нрав Джиллиан вызывал у Оливии гнев, а робость Эйми только раздражала ее, то Мора, по ее понятиям, всегда была «хорошей». Все свои надежды тетушка связывала именно с ней. Она истово верила в то, что Мора удачным замужеством обязательно спасет честь семьи.
Когда-то Мора и сама мечтала об этом. Будучи послушной дочерью, она думала, что ей удастся хоть немного уменьшить ту боль, которую ей причинила мама. Но за последние недели все перевернулось с ног на голову. Искренние слова из книги в кожаном переплете резко изменили ее взгляд на жизнь. Теперь девушка и сама не знала, чего именно она хочет.
– Что случилось, Мора?
И опять голос Эйми заставил ее отвлечься от размышлений. Стараясь придать своему лицу, видимость безмятежного спокойствия, она почувствовала на себе проницательный взгляд младшей сестры.
– С чего ты взяла?
Но Эйми было не так просто обмануть. Девочка сидела, воинственно вздернув острый маленький подбородок. Ее длинные золотисто-каштановые волосы выбились из косы и разметались по щекам. В этот момент она напоминала рассерженного котенка, которого гладят против шерсти.
– Послушай, Мора, – строго сказала Эйми, – вы с Джилли до сих пор считаете меня ребенком, но я вовсе не так наивна. Я вижу, что в последнее время ты молчалива, бледна и чем-то встревожена, хотя тебе прекрасно удается скрывать это от всех остальных. Только не надо мне говорить, что ты просто волнуешься за папу. Я же не слепая и отлично знаю, что все это началось еще до папиной болезни.
Мора быстро заморгала. Для нее всегда было неожиданностью, когда ее обычно робкая сестренка вдруг начинала проявлять особую напористость.
Пять лет назад, в ту роковую ночь, которая навсегда изменила их жизнь, Эйми была единственным свидетелем убийства маркизы Олбрайт. Но в результате полученного шока ее сознание стерло все воспоминания об этом драматическом эпизоде. Она забыла даже, кто именно был убийцей ее мамы. С тех пор девочка резко изменилась. Из ласкового, доверчивого ребенка она превратилась в испуганную замкнутую тень себя прежней.
Однако в последние недели Мора начала замечать в ней некоторые перемены. Сестренка по-прежнему была тихой и настороженной, но уже не вздрагивала от шума, громкого голоса или повышенного тона. Девочка стала более уверенной и уже не так сторонилась окружающих – она улыбалась, смеялась, а иногда даже не стеснялась высказать собственное мнение.
«Может, пора перестать чрезмерно опекать Эйми?» – подумала Мора. Ничего страшного не случится, если она поделится с сестренкой, хотя бы частью своих забот. Ведь так тяжело нести это бремя в одиночку…
– Дело в том, что в последнее время я много думаю о маме, – осторожно начала она тихим голосом, чтобы не разбудить спящего отца. – Джиллиан утверждает, что она не уходила в ту ночь, и что все не так просто, как кажется. Возможно, именно это заставило меня взглянуть на эти события под другим углом.
Она помолчала и на мгновение унеслась мыслями в события того жуткого дня, когда они с Джиллиан обнаружили на полу в библиотеке бездыханное тело маркизы. Порой ей казалось, что она никогда не сможет забыть резкий запах крови, пропитавший воздух, и ужас, охвативший ее от широко раскрытых немигающих глаз… и мысли о том, что мама ушла от нас навсегда.
– Я очень долго была на маму сердита, Эйми, – продолжила она, ощутив острый укол совести. – Я верила всему, что говорили вокруг. И сплетням, и кривотолкам. Я видела, какие страдания она причинила папе, и осуждала се за это. Мне действительно казалось, что она предала нас из-за лорда Хоксли.
– А что еще ты могла думать? – Девочка подалась вперед и положила руку на плечо Моры. – Хоксли был здесь и ту ночь. Уже одно это дает основание его подозревать. А записка, найденная папой, автор которой просит маму бежать с ним? Скорее всего, ее написал сам Хоксли.
– Записка могла быть фальшивой. Ее могли написать специально, чтобы свалить вину на него. Ты же никогда не сомневалась в маме. И Джиллиан тоже.
– Это другое. Я была еще маленькой и не совсем понимала, что происходит, и в чем ее обвиняют. А Джилли… это Джилли. И если уж у нее в голове засела какая-то идея, то ее оттуда ничем не выгонишь. – В янтарных глазах Эйми появился печальный свет, заметный даже в полутьме, – Жаль, что она сейчас не с нами.
Когда-то подобное заявление могло вызвать у Моры приступ ревности, но те времена остались в прошлом.
– Да, жаль, – согласилась она.
Анализируя свои прежние отношения со старшей сестрой, Мора понимала, что их частые конфликты были вполне объяснимы. Тайная работа Джиллиан на Боу-стрит и ее настойчивое желание докопаться до сути и опровергнуть версию полиции, касающуюся маминого убийства, лишь еще больше разжигали слухи, донимавшие семью Давентри. А ее увлечение криминологией очень сблизило Джиллиан с отцом, что долго вызывало у Моры возмущение и зависть.
Однако когда старшая из сестер Давентри вышла замуж за корабельного магната Коннора Монро, отношения двух сестер нормализовались, стали менее напряженными, и вражда уступила место настоящей привязанности.
«Если бы Джилли была здесь, она бы точно знала, что надо делать», – думала Мора, прикрыв глаза и пытаясь справиться с захлестнувшей ее волной отчаяния. Ведь это именно Джиллиан обнаружила, что в ночь убийства маркизы по городскому дому Олбрайтов тайком бродил кто-то еще, помимо покойного лорда Хоксли. А когда полиция отказалась воспринимать эту информацию всерьез, маркизу пришлось самому заняться расследованием. Несколько недель назад Джиллиан уехала из Лондона. После того как партнер Коннора умер, а здание судоходной компании «Грейсон и Монро шиппинг» было уничтожено пожаром, они с мужем больше года работали без передышки, занимаясь реорганизацией фирмы, и вот теперь, наконец, закончив дела, отправились в запоздалое свадебное путешествие на север Англии. Море оставалось надеяться, что посланное ею срочное письмо успело догнать молодых супругов, и они уже торопятся домой.
А пока они не вернулись, ей придется действовать самостоятельно. Устало, вздохнув, она нагнулась и легко поцеловала папу в бледную щеку, потом встала с кресла и посмотрела на младшую сестру.
– Пойдем-ка спать, милая, – тихо сказала Мора, обняв девушку за худенькие плечики и потянув ее вверх. – Папе нужно отдохнуть. Да и нам с тобой тоже.
Эйми кивнула, бросила прощальный взгляд на папу и с явной неохотой пошла вслед за Морой.
Четверть часа спустя, уложив сестру и пожелав ей спокойной ночи, Мора вернулась в свою спальню и присела на край кровати, чувствуя себя опустошенной – физически и морально. Но, несмотря на сильную усталость, она боялась даже на мгновение закрыть глаза. Последние две недели ночные кошмары ее преследовали. Они набрасывались на нее, как только она засыпала. В этих кошмарных снах она видела маму, которая подходила к ее кровати и смотрела на нее широко открытыми глазами, в которых были боль, мольба, обида и осуждение. Ее губы при этом оставались закрытыми, но Мора отчетливо слышала голос и различала слова. Они постоянно звучали в ее голове: «Ну, как же ты не поймешь, моя дорогая девочка? Ведь мне тоже было больно!»
Не в силах сдержать раскаяние и угрызения совести, которые терзали ее при воспоминании об этом сне, Мора сдавленно всхлипнула. «Прости меня, мама, я так виновата перед тобой!» Почти непроизвольно она потянулась вперед и скользнула рукой под гору подушек в изголовье. Немного пошарив, она нащупала потрескавшийся кожаный переплет спрятанной там книги.
Это был мамин дневник. Поставив его, девушка посмотрела на поцарапанную обложку, мысленно представляя аккуратный женский почерк, которым были исписаны страницы дневника. Она случайно наткнулась на него за два дня до приезда отца. Он лежал в тайном отделении старого письменного стола леди Олбрайт. Море очень хотелось отдать его папе сразу, как только он шагнет за порог, но его внезапная болезнь помешала ей сделать это.
Слезы туманили глаза. Мора прижала дневник к груди. Папа обязательно должен прочесть то, что написала мама. Он вправе узнать, что же на самом деле происходило за несколько месяцев до ее смерти. Но сейчас не стоит волновать его столь ошеломляющими открытиями. Как только он поправится и встанет на ноги, Мора с радостью передаст ему этот дневник, и со всеми его секретами. А пока придется заниматься расследованием самостоятельно.
Девушку пугала сама мысль о стоящей перед ней задаче. В отличие от папы и Джиллиан она никогда не увлекалась и не занималась криминалистикой, и у нее не было знакомых, к которым можно было бы обратиться за советом, если не считать старой маминой подруги Вайолет. Она прекрасно понимала, что ввязалась в опасное дело, которое не только способно погубить ее репутацию, но и саму ее жизнь.
Внутренне содрогнувшись, она провела пальцами по пачке писем, торчавшей из страниц дневника. Похоже, именно в этих письмах содержится разгадка тайны маминой смерти. Совершенно очевидно, что их автор переживал крупные неприятности и был до безумия влюблен в леди Олбрайт. Многочисленные упоминания о ее сценическом прошлом свидетельствовали о том, что тайный поклонник маркизы – один из тех мужчин, с которыми она крутила романы в годы актерства, пока не влюбилась в Филиппа Давентри.
Надменные представители высшего света были бы шокированы, узнав, как мало имен в этом списке. Фактически их всего три: маркиз Каннингтон, виконт Лэнскомб и барон Бедфорд.
Мора понимала: чтобы раскрыть тайну маминой гибели, надо, прежде всего, узнать, кто из этих мужчин был автором писем. Благодаря вчерашней шпионской вылазке ей удалось исключить из числа подозреваемых лорда Лэнскомба. Теперь осталось каким-то образом подобраться к лорду Каннингтону и лорду Бедфорду, чтобы проверить их.
Обессилев от усталости, Мора наконец, сняла с себя платье и забралась под одеяло, оставив гореть лампу у кровати. Затем расслабленно откинулась на взбитые подушки, раскрыла на одной из помеченных страниц мамин дневник и принялась перечитывать то, что когда-то было написано маркизой.
Сегодня, пока Филипп занимался подготовкой к отъезду, я ходила с девочками гулять к озеру. Думаю, теперь нам нескоро доведется снова побыть наедине друг с другом и насладиться тихим отдыхом на природе.
Завтра мы уезжаем в Лондон. Здесь, в нашем доме в Дорсете, мы прожили двенадцать счастливых лет. Нам никто не мешал, никто не осуждал тот образ жизни, который мы выбрали для себя. Меня вполне устраивало наше спокойное существование. Однако смерть лорда Олбрайта заставила нас сняться с места, и это невольно меня пугает. Когда мы с Филиппом только поженились, нам не составляло труда защититься от тех, кого что-то в нашем браке не устраивало. Мы были молоды, влюблены, и остальное нас не волновало. Но теперь все изменилось. Филипп скоро станет маркизом. К тому же нам надо подумать о семье, которой придется вступить в борьбу, чтобы добиться сочувствующего положения в обществе.
Я больше беспокоюсь не за себя, а за девочек. Я их очень люблю, и мне невыносима мысль о том, что они будут изгоями. О Господи, прошу тебя, не допусти, чтобы мои дочери пострадали из-за меня…
Наконец Мора расслабилась и дала волю слезам. Она слишком долго сердилась на маму, считая ее виновной в тех страданиях, которые выпали на долю их семьи. В результате они отдалились, меньше общались, уже не были так близки.
Высший свет считал леди Олбрайт распутной женщиной, коварной соблазнительницей, но она никогда такой не была. Ее дневник открыл правду – о ее любви к семье, о ее отношениях с лордом Хоксли. Да, боль и разочарование вынудили маркизу совершить несколько серьезных ошибок, но она сражалась с миром, который был к ней так жесток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
А еще ей следует забыть о том, как она – помимо собственной воли – безмерно наслаждалась его ласками.
Решительно выбросив из головы мысли о негодяе графе, девушка подалась вперед и накрыла своей ладонью отцовскую руку. Ее глаза тревожно следили затем, как медленно вздымается и опускается его грудь. Сегодня утром доктор сказал, что лихорадка наконец-то пошла на спад. Но болезнь очень утомила его: отец обессилел настолько, что не мог даже оторвать голову от подушки и почти все время спал. Так что до полного выздоровления было еще далеко.
Мора в задумчивости покусывала нижнюю губу. Возможно, маркиз быстрее справился бы с болезнью, не будь он таким уставшим. Но после смерти жены, оставившей столько загадок, и его собственных неудачных попыток разгадать эти загадки, отец нашел для себя занятие, которое помогало ему отвлечься. Он ездил из одного конца Англии в другой, помогая своему другу, сыщику с Боу-стрит Мортону Толливеру, распутывать самые разные преступления. Во время последней поездки в Брайтон он подхватил воспаление легких и тяжело заболел.
Даже сейчас, две недели спустя, Мора все еще вспоминала то потрясение и страх, которые охватили ее в тот несчастный дождливый день, когда мистер Толливер почти на руках втащил в холл их городского дома бледного и дрожащего маркиза. Поднялась суматоха: тетя Оливия тут же послала кого-то за доктором, слуги метнулись готовить хозяйскую спальню, а Мора стояла как истукан, парализованная мыслью о том, что она вот-вот потеряет отца. Никогда в жизни она не хотела бы пережить такого ужаса!
– Мора?
Голос, вернувший ее к действительности, едва нарушил тишину комнаты, но девушка все же услышала этот полушепот. Оглянувшись через плечо, она прищурилась в попытке различить силуэт стоящего в дверях человека – хрупкую женскую фигурку в белой ночной сорочке.
Это была ее младшая сестра, четырнадцатилетняя Эйми.
Внезапно встревожившись, Мора отпустила отцовскую руку и повернулась лицом к девочке:
– Что случилось, милая? Что ты здесь делаешь? Самая младшая из сестер Давентри сцепила пальцы перед собой, вошла в спальню и осторожно приблизилась к кровати. Свет от лампы упал на ее тонкое девичье личико, высветив полные тревоги большие янтарные глаза.
– Я хотела проведать папу.
– Уже поздно. Ты должна спать.
– Ты тоже.
Мора не стала с ней спорить. Она похлопала по стоявшей рядом скамейке для ног, и Эйми села на ее пухлую подушку, не сводя глаз с маркиза.
Несколько мгновений сестры сидели молча. Наконец Эйми опять заговорила:
– Он уже получше выглядит, правда?
– Пожалуй. Во всяком случае, он гораздо спокойнее спит.
Опять повисла пауза, потом девочка подняла голову и внимательно посмотрела на Мору.
– Когда ты исчезла после обеда, тетя Оливия очень разозлилась, но потом Фиби сказала ей, что ты рано легла спать.
У Моры екнуло сердце. Сегодня днем, перед тем как отправиться на жуткую вечеринку, она изо всех сил старалась вести себя как обычно, чтобы ненароком не выдать своего волнения. Но она сомневалась в том, что ей это на самом деле удалось. К тому же горничная Фиби могла заподозрить, что ее молодая госпожа что-то затевает, и доложить об этом леди Оливии. Да мало ли что еще могло случиться!
Пытаясь скрыть тревогу, девушка разгладила складку на папином одеяле и беспечно пожала плечами.
– Тетя Оливия всегда злится из-за каких-то пустяков. И это была чистая правда. Незамужняя сестра отца, леди Оливия Давентри, переехала к ним вскоре после смерти маркизы, чтобы помочь ему с воспитанием осиротевших племянниц. Конечно, Мора была благодарна тетушке, однако чрезмерная чопорность и суровость этой женщины порой выводили ее из себя.
Сглотнув, она вновь взглянула на Эйми, мысленно моля Бога, чтобы та не обнаружила ее волнения.
– Она сказала, зачем я ей понадобилась?
– Нет. Она никогда ничего мне не объясняет. Когда она спросила, где ты, я ответила, что у тебя мигрень, и ты не хочешь, чтобы тебя беспокоили.
Мора едва сдержала вздох облегчения. Итак, гроза пронеслась мимо! Пока.
– Спасибо. Просто у меня не было настроения опять весь вечер слушать ее бесконечные разглагольствования о достоинствах и недостатках того или иного джентльмена. От этого, в самом деле, может разболеться голова.
– Все нормально. Я не виню тебя за то, что ты в кои-то веки решила уединиться. – Сестренка посмотрела на нее с сочувствием. – Иногда она бывает слишком требовательной, а от тебя, пожалуй, всегда ждет больше, чем от остальных.
Мора устало опустила плечи. Иногда тетушкины ожидания, как тяжкий груз на шее, тянули ее к земле. Со стороны казалось, что они с тетушкой прекрасно ладят. Да, она давным-давно научилась вести себя сообразно тем строгим правилам, которые, по мнению тети, предписывались приличной девушке. Если упрямый, независимый нрав Джиллиан вызывал у Оливии гнев, а робость Эйми только раздражала ее, то Мора, по ее понятиям, всегда была «хорошей». Все свои надежды тетушка связывала именно с ней. Она истово верила в то, что Мора удачным замужеством обязательно спасет честь семьи.
Когда-то Мора и сама мечтала об этом. Будучи послушной дочерью, она думала, что ей удастся хоть немного уменьшить ту боль, которую ей причинила мама. Но за последние недели все перевернулось с ног на голову. Искренние слова из книги в кожаном переплете резко изменили ее взгляд на жизнь. Теперь девушка и сама не знала, чего именно она хочет.
– Что случилось, Мора?
И опять голос Эйми заставил ее отвлечься от размышлений. Стараясь придать своему лицу, видимость безмятежного спокойствия, она почувствовала на себе проницательный взгляд младшей сестры.
– С чего ты взяла?
Но Эйми было не так просто обмануть. Девочка сидела, воинственно вздернув острый маленький подбородок. Ее длинные золотисто-каштановые волосы выбились из косы и разметались по щекам. В этот момент она напоминала рассерженного котенка, которого гладят против шерсти.
– Послушай, Мора, – строго сказала Эйми, – вы с Джилли до сих пор считаете меня ребенком, но я вовсе не так наивна. Я вижу, что в последнее время ты молчалива, бледна и чем-то встревожена, хотя тебе прекрасно удается скрывать это от всех остальных. Только не надо мне говорить, что ты просто волнуешься за папу. Я же не слепая и отлично знаю, что все это началось еще до папиной болезни.
Мора быстро заморгала. Для нее всегда было неожиданностью, когда ее обычно робкая сестренка вдруг начинала проявлять особую напористость.
Пять лет назад, в ту роковую ночь, которая навсегда изменила их жизнь, Эйми была единственным свидетелем убийства маркизы Олбрайт. Но в результате полученного шока ее сознание стерло все воспоминания об этом драматическом эпизоде. Она забыла даже, кто именно был убийцей ее мамы. С тех пор девочка резко изменилась. Из ласкового, доверчивого ребенка она превратилась в испуганную замкнутую тень себя прежней.
Однако в последние недели Мора начала замечать в ней некоторые перемены. Сестренка по-прежнему была тихой и настороженной, но уже не вздрагивала от шума, громкого голоса или повышенного тона. Девочка стала более уверенной и уже не так сторонилась окружающих – она улыбалась, смеялась, а иногда даже не стеснялась высказать собственное мнение.
«Может, пора перестать чрезмерно опекать Эйми?» – подумала Мора. Ничего страшного не случится, если она поделится с сестренкой, хотя бы частью своих забот. Ведь так тяжело нести это бремя в одиночку…
– Дело в том, что в последнее время я много думаю о маме, – осторожно начала она тихим голосом, чтобы не разбудить спящего отца. – Джиллиан утверждает, что она не уходила в ту ночь, и что все не так просто, как кажется. Возможно, именно это заставило меня взглянуть на эти события под другим углом.
Она помолчала и на мгновение унеслась мыслями в события того жуткого дня, когда они с Джиллиан обнаружили на полу в библиотеке бездыханное тело маркизы. Порой ей казалось, что она никогда не сможет забыть резкий запах крови, пропитавший воздух, и ужас, охвативший ее от широко раскрытых немигающих глаз… и мысли о том, что мама ушла от нас навсегда.
– Я очень долго была на маму сердита, Эйми, – продолжила она, ощутив острый укол совести. – Я верила всему, что говорили вокруг. И сплетням, и кривотолкам. Я видела, какие страдания она причинила папе, и осуждала се за это. Мне действительно казалось, что она предала нас из-за лорда Хоксли.
– А что еще ты могла думать? – Девочка подалась вперед и положила руку на плечо Моры. – Хоксли был здесь и ту ночь. Уже одно это дает основание его подозревать. А записка, найденная папой, автор которой просит маму бежать с ним? Скорее всего, ее написал сам Хоксли.
– Записка могла быть фальшивой. Ее могли написать специально, чтобы свалить вину на него. Ты же никогда не сомневалась в маме. И Джиллиан тоже.
– Это другое. Я была еще маленькой и не совсем понимала, что происходит, и в чем ее обвиняют. А Джилли… это Джилли. И если уж у нее в голове засела какая-то идея, то ее оттуда ничем не выгонишь. – В янтарных глазах Эйми появился печальный свет, заметный даже в полутьме, – Жаль, что она сейчас не с нами.
Когда-то подобное заявление могло вызвать у Моры приступ ревности, но те времена остались в прошлом.
– Да, жаль, – согласилась она.
Анализируя свои прежние отношения со старшей сестрой, Мора понимала, что их частые конфликты были вполне объяснимы. Тайная работа Джиллиан на Боу-стрит и ее настойчивое желание докопаться до сути и опровергнуть версию полиции, касающуюся маминого убийства, лишь еще больше разжигали слухи, донимавшие семью Давентри. А ее увлечение криминологией очень сблизило Джиллиан с отцом, что долго вызывало у Моры возмущение и зависть.
Однако когда старшая из сестер Давентри вышла замуж за корабельного магната Коннора Монро, отношения двух сестер нормализовались, стали менее напряженными, и вражда уступила место настоящей привязанности.
«Если бы Джилли была здесь, она бы точно знала, что надо делать», – думала Мора, прикрыв глаза и пытаясь справиться с захлестнувшей ее волной отчаяния. Ведь это именно Джиллиан обнаружила, что в ночь убийства маркизы по городскому дому Олбрайтов тайком бродил кто-то еще, помимо покойного лорда Хоксли. А когда полиция отказалась воспринимать эту информацию всерьез, маркизу пришлось самому заняться расследованием. Несколько недель назад Джиллиан уехала из Лондона. После того как партнер Коннора умер, а здание судоходной компании «Грейсон и Монро шиппинг» было уничтожено пожаром, они с мужем больше года работали без передышки, занимаясь реорганизацией фирмы, и вот теперь, наконец, закончив дела, отправились в запоздалое свадебное путешествие на север Англии. Море оставалось надеяться, что посланное ею срочное письмо успело догнать молодых супругов, и они уже торопятся домой.
А пока они не вернулись, ей придется действовать самостоятельно. Устало, вздохнув, она нагнулась и легко поцеловала папу в бледную щеку, потом встала с кресла и посмотрела на младшую сестру.
– Пойдем-ка спать, милая, – тихо сказала Мора, обняв девушку за худенькие плечики и потянув ее вверх. – Папе нужно отдохнуть. Да и нам с тобой тоже.
Эйми кивнула, бросила прощальный взгляд на папу и с явной неохотой пошла вслед за Морой.
Четверть часа спустя, уложив сестру и пожелав ей спокойной ночи, Мора вернулась в свою спальню и присела на край кровати, чувствуя себя опустошенной – физически и морально. Но, несмотря на сильную усталость, она боялась даже на мгновение закрыть глаза. Последние две недели ночные кошмары ее преследовали. Они набрасывались на нее, как только она засыпала. В этих кошмарных снах она видела маму, которая подходила к ее кровати и смотрела на нее широко открытыми глазами, в которых были боль, мольба, обида и осуждение. Ее губы при этом оставались закрытыми, но Мора отчетливо слышала голос и различала слова. Они постоянно звучали в ее голове: «Ну, как же ты не поймешь, моя дорогая девочка? Ведь мне тоже было больно!»
Не в силах сдержать раскаяние и угрызения совести, которые терзали ее при воспоминании об этом сне, Мора сдавленно всхлипнула. «Прости меня, мама, я так виновата перед тобой!» Почти непроизвольно она потянулась вперед и скользнула рукой под гору подушек в изголовье. Немного пошарив, она нащупала потрескавшийся кожаный переплет спрятанной там книги.
Это был мамин дневник. Поставив его, девушка посмотрела на поцарапанную обложку, мысленно представляя аккуратный женский почерк, которым были исписаны страницы дневника. Она случайно наткнулась на него за два дня до приезда отца. Он лежал в тайном отделении старого письменного стола леди Олбрайт. Море очень хотелось отдать его папе сразу, как только он шагнет за порог, но его внезапная болезнь помешала ей сделать это.
Слезы туманили глаза. Мора прижала дневник к груди. Папа обязательно должен прочесть то, что написала мама. Он вправе узнать, что же на самом деле происходило за несколько месяцев до ее смерти. Но сейчас не стоит волновать его столь ошеломляющими открытиями. Как только он поправится и встанет на ноги, Мора с радостью передаст ему этот дневник, и со всеми его секретами. А пока придется заниматься расследованием самостоятельно.
Девушку пугала сама мысль о стоящей перед ней задаче. В отличие от папы и Джиллиан она никогда не увлекалась и не занималась криминалистикой, и у нее не было знакомых, к которым можно было бы обратиться за советом, если не считать старой маминой подруги Вайолет. Она прекрасно понимала, что ввязалась в опасное дело, которое не только способно погубить ее репутацию, но и саму ее жизнь.
Внутренне содрогнувшись, она провела пальцами по пачке писем, торчавшей из страниц дневника. Похоже, именно в этих письмах содержится разгадка тайны маминой смерти. Совершенно очевидно, что их автор переживал крупные неприятности и был до безумия влюблен в леди Олбрайт. Многочисленные упоминания о ее сценическом прошлом свидетельствовали о том, что тайный поклонник маркизы – один из тех мужчин, с которыми она крутила романы в годы актерства, пока не влюбилась в Филиппа Давентри.
Надменные представители высшего света были бы шокированы, узнав, как мало имен в этом списке. Фактически их всего три: маркиз Каннингтон, виконт Лэнскомб и барон Бедфорд.
Мора понимала: чтобы раскрыть тайну маминой гибели, надо, прежде всего, узнать, кто из этих мужчин был автором писем. Благодаря вчерашней шпионской вылазке ей удалось исключить из числа подозреваемых лорда Лэнскомба. Теперь осталось каким-то образом подобраться к лорду Каннингтону и лорду Бедфорду, чтобы проверить их.
Обессилев от усталости, Мора наконец, сняла с себя платье и забралась под одеяло, оставив гореть лампу у кровати. Затем расслабленно откинулась на взбитые подушки, раскрыла на одной из помеченных страниц мамин дневник и принялась перечитывать то, что когда-то было написано маркизой.
Сегодня, пока Филипп занимался подготовкой к отъезду, я ходила с девочками гулять к озеру. Думаю, теперь нам нескоро доведется снова побыть наедине друг с другом и насладиться тихим отдыхом на природе.
Завтра мы уезжаем в Лондон. Здесь, в нашем доме в Дорсете, мы прожили двенадцать счастливых лет. Нам никто не мешал, никто не осуждал тот образ жизни, который мы выбрали для себя. Меня вполне устраивало наше спокойное существование. Однако смерть лорда Олбрайта заставила нас сняться с места, и это невольно меня пугает. Когда мы с Филиппом только поженились, нам не составляло труда защититься от тех, кого что-то в нашем браке не устраивало. Мы были молоды, влюблены, и остальное нас не волновало. Но теперь все изменилось. Филипп скоро станет маркизом. К тому же нам надо подумать о семье, которой придется вступить в борьбу, чтобы добиться сочувствующего положения в обществе.
Я больше беспокоюсь не за себя, а за девочек. Я их очень люблю, и мне невыносима мысль о том, что они будут изгоями. О Господи, прошу тебя, не допусти, чтобы мои дочери пострадали из-за меня…
Наконец Мора расслабилась и дала волю слезам. Она слишком долго сердилась на маму, считая ее виновной в тех страданиях, которые выпали на долю их семьи. В результате они отдалились, меньше общались, уже не были так близки.
Высший свет считал леди Олбрайт распутной женщиной, коварной соблазнительницей, но она никогда такой не была. Ее дневник открыл правду – о ее любви к семье, о ее отношениях с лордом Хоксли. Да, боль и разочарование вынудили маркизу совершить несколько серьезных ошибок, но она сражалась с миром, который был к ней так жесток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25