Дом в целом вызывал смутное желание вытереть с него пыль. Покоробившаяся от дождя почтовая карточка, пришпиленная под звонком, уведомляла, что тот не работает, поэтому пришлось воспользоваться дверным молотком. Откуда-то изнутри прокричал голос: «Открыто!», и Мальтрейверс толкнул дверь, переступив через порог. Пока он стоял в нерешительности в прихожей, Квэкс опять выкрикнул: «Я в кабинете!»
Голос доносился из комнаты, двери которой выходили на середину прихожей; Мальтрейверс направился туда и остановился у входа. Квэкс сидел спиной ко входу, за столом, в нише окна-«фонаря» и что-то писал.
— Еще минутку, дорогая, — сказал он не оглядываясь. — Я должен только закончить список тех, кто помогал с прилавками, иначе я забуду, кто что делал. Потом я приду к тебе. Ты раньше, чем я…
— Здравствуйте еще раз. — Мальтрейверс почувствовал, что обязан сказать хоть что-нибудь, чтобы прервать возникшую неловкость. Квэкс обернулся, пораженный.
— Извините, что я вошел таким образом, но вы сказали, что дверь открыта…
— Да, конечно, я… — Пастор был похож на ребенка, пойманного за руку на краже и спешно придумывающего оправдание. — Я был за много миль отсюда. Едва ли понимал, что говорил. Извините.
— Это мне следует извиниться. Я должен был назваться. Простите, что прервал вас.
— Не важно! — Квэкс непонятно почему отвернулся, закрыл блокнот, в котором писал, поднялся из-за стола: — Чем могу помочь вам?
— Я хочу попросить вас об одной услуге, — начал Мальтрейверс. — Стефан рассказал мне вчера вечером о Ральфе-Сказочнике, и я хотел бы почитать эту книжку. Знаю, что у вас есть экземпляр его произведений, и хотел спросить, не будете ли вы так любезны дать мне его.
— Ральф-Сказочник? — В голосе Квэкса прозвучало удивление. — Разве у Стефана нет экземпляра?
— Он не смог найти его… Да и все равно у него, оказывается, более позднее издание, насколько я понимаю, неполное. А у вас первое издание, не так ли?
— Да, я думаю, так… Но я тоже точно не знаю, где эта книжка. Прошли годы с тех пор, как я ее читал когда-то. Посмотрим, смогу ли я ее отыскать.
— Спасибо! Но ни в коем случае не причиняйте себе никаких лишних хлопот. Я всегда могу поехать в Эксетер и взглянуть на этот экземпляр в библиотеке.
Квэкс подозрительно посмотрел на гостя:
— А почему вы так заинтересовались этим? Никто ведь никогда не относился к Ральфу как к местному гению.
— Я и не жду от книжки многого, — ответил Мальтрейверс. — Но английская литература, даже второсортная, — своего рода моя страсть.
— Подобная книга не может быть расценена как литература какого бы то ни было уровня. — Теперь Квэкс говорил презрительно. — Если вы хотите почитать что-нибудь об этом районе Девона, я порекомендовал бы вам…
— Это звучит так, будто вы хотите отговорить меня, — прервал его Мальтрейверс. — Неужели книжка и в самом деле так плоха?
— Она… она примитивна. Полагаю, что истории эти имеют некоторую ценность из-за своей необычности, но больше не обладают никакими достоинствами. Поверьте!
Мальтрейверс недоумевал, его подозрения возрастали с каждой минутой, и, может быть, поэтому ему показалось, что Квэкс слишком старался, чтобы ему поверили.
— И все же мне хотелось бы прочитать их… если вы сумеете найти экземпляр, — вежливо настаивал он. — Судя по тому, что мне говорили, Ральф, кажется, обладал живым воображением.
— Иногда даже слишком живым. Я часто раздумывал над тем, какое влияние он оказывал на людей, которым рассказывал свои истории. Он играл на их суеверных чувствах.
— Ну, не думаю, что они сильно подействуют на меня, как и на жителей Медмелтона… в наши-то дни. — Точно рассчитанное замечание попало в цель.
— Люди, живущие в деревне, имеют такой же тонкий ум, как и все другие, мистер Мальтрейверс, — холодно заметил Квэкс. — Их обижает, когда к ним относятся свысока.
— Я и в мыслях не имел быть высокомерным, — спокойно ответил Мальтрейверс. — Извините, если это прозвучало именно так. Как бы то ни было, если вы найдете книгу, я…
— Как я уже сказал вам, я представления не имею, где она может быть. — Это уже начинало походить на легкую перепалку между любезным пастором и его гостем. — И тем не менее, если книжка попадется мне на глаза, я передам ее вам.
Пока они разговаривали, Квэкс незаметно продвигался от стола к двери, и Мальтрейверс вынужден был делать то же самое, оказавшись в конце концов не более чем в двух шагах от выхода. Он понимал: косвенным образом, но его просили уйти, и он уже решил, что лучше всего так и поступить, как вдруг услышал, как открылась парадная дверь.
— Бернард! Это я! Где…
Квэкс метнул взгляд на спину Мальтрейверса и тут же прервал этот возбужденный, счастливый возглас:
— У меня в кабинете посетитель.
— О!
Мальтрейверс подумал, как же много может вместить один неосторожно вырвавшийся звук: удивление, предостережение, понимание, опасность… Он обернулся и заглянул в прихожую.
— Здравствуйте еще раз. Надеюсь, ваш петух в вине был выключен вовремя?
— Что? О… Да! Спасибо! — Урсула Дин так же быстро откорректировала свое поведение, как это сделал и Квэкс несколькими минутами раньше. — Он был просто великолепен. Я… и не знала, что здесь кто-то есть.
— Миссис Дин приходит только для того, чтобы помочь рассортировать вещи для благотворительной распродажи, — вставил Квэкс.
— Я уверен, это требует большой организационной работы, — заметил Мальтрейверс. — Мне следует предоставить вам возможность продолжить ее. Извините, что прервал ваше занятие.
Он пошел к парадной двери, Урсула Дин, нервно улыбнувшись, отступила к стене, пропуская его. Она наклонила голову, когда он проходил мимо, но он уже заметил и тщательно наложенный макияж, и туфли на высоких каблуках, и хорошего покроя льняной костюм. Она была слишком хорошо одета для разговора о том, кто должен стоять за прилавком с антикварными безделушками, и еще меньше походила на женщину, которая в его присутствии паниковала прошлым вечером из-за обеда для своего мужа.
— Еще увидимся, — проговорил он и, проходя через все еще открытую дверь, услышал в ответ:
— Да. Конечно… До свидания…
Мальтрейверс не прошел и пяти шагов, как дверь за ним захлопнулась, и каким-то образом он понял, что это Квэкс закрыл ее. Выйдя из ворот пасторского дома напротив задней стены церкви Святого Леонарда, он обошел его кругом, направляясь к западному входу. Земля под зубчатой кроной умирающих листьев Древа Лазаря была вся в осыпавшихся сладких каштанах: округлые плоды отсвечивали коричневым через трещины в бледно-зеленой кожуре с мягкими шипами. Он поднял один, снял кожуру и сжал в пальцах слегка маслянистую поверхность плода. Возможно, здесь ничего не происходило, как, возможно, и то, что в Индианополисе летом не бывает дождей. Поскольку оказалось, что ни Квэкс, ни Урсула Дин не обладали искусством умело обманывать, рано или поздно они выдадут себя сами. Но личная жизнь людей его не касалась, и он не видел здесь какой-либо связи с другими событиями, происходившими в Медмелтоне. Более интересным было очевидное желание Квэкса отговорить его читать Ральфа-Сказочника — желание достаточно сильное, чтобы победить тревогу из-за того, что Урсула Дин могла прийти к нему в любую минуту. Мальтрейверс размышлял теперь о том, действительно ли прошли годы с тех пор, как пастор читал эти рассказы.
Ладони Урсулы Дин были влажны, ее охватила паника, проявившаяся в частом неглубоком дыхании и тревожном сердцебиении. Она почувствовала дурноту, рухнув на стул в передней. Когда Квэкс, закрыв дверь, вернулся, она молча взглянула на него, ища поддержки.
— Стефан рассказал ему об историях Ральфа-Сказочника, но не смог найти свой экземпляр, и он попросил на время мой, — сказал Квэкс. — Вот и все.
— Но он видел меня здесь! — запротестовала она. — Что он подумает?
— Ничего. Ты слышала, что я сказал о благотворительном базаре?
— Но поверил ли он этому?
— А почему бы и нет? — Квэкс взял обе ее руки в свои. — Ты дрожишь, дорогая. Перестань, все в порядке.
— Я испугалась.
Он поднял ее на ноги и обнял, умеряя ее дрожь.
— Это никого не касается, кроме нас. Я уже говорил тебе об этом.
Урсула прижалась к нему. Минуты восторга были коротки, а часы раскаяния — бесконечны. Воспоминания о том, как Бернард много лет назад в серебряно-золотой епитрахили, подняв руку, благословил ее на брак с Эваном, снова и снова возвращали в прошлое и обвиняли ее. В историях, которые она слышала от других или читала в книгах, отношения, подобные тем, какие сложились у нее с Бернардом, случайно начинались и заканчивались, но никогда в этих историях не говорилось ни слова о том чувстве смущения и вины, которое испытывала она. Возлюбленный Господь! Что бы сказала ее мать, если бы когда-нибудь узнала об этом?! Это были отношения мужчины и женщины, которые еще оставались детьми, охваченными волнующим трепетом запретной взрослой игры, но и постоянно испуганными ею.
А у Бернарда Квэкса появилась теперь ко всему этому и дополнительная забота. Мальтрейверс заговорил об убийстве Гэбриеля, когда они в первый раз встретились этим утром, возможно, мимоходом, но… но теперь он намеренно искал экземпляр первого издания Ральфа-Сказочника. Знал ли он уже что-то? И если да, то что? С кем еще в деревне мог разговаривать этот неожиданно обеспокоивший пастора гость? Неужели вирус вернулся, приняв иное обличье?
Мальтрейверсу пришлось подождать, прежде чем его обслужат в медмелтонском универмаге, куда он зашел купить цветы для Вероники. Впереди него стояло несколько человек, и расчет с каждым включал также неторопливый обмен последними новостями и сплетнями. Каждый дюйм пространства в крошечном магазинчике был забит товарами, уложенными в стопки, сваленными в кучи и расставленными по полкам в хаотическом беспорядке. Пучки сухих трав и гирлянды чеснока свисали с потолка среди мягких игрушек в целлофановых пакетах; консервированные фрукты стояли рядом с пачками стирального порошка; кремы для бритья и микстуры от кашля делили небольшое пространство с рассортированными коробками для винтов и прокладок. Проход, сложный, как лабиринт, вился вдоль границы, образуемой серебристыми стальными лопатами, бочонком с сухим горохом, кулями с бездымным топливом, башней из желтых пластиковых корзин, сложенных шезлонгов и зеленых свернутых шлангов в футлярах.
Рядом с комнатой-морозильником стояли деревянные ящики с овощами, плохо очищенными от коричнево-ржавой земли. Место на прилавке, предназначенное для расчета с покупателями, менее квадратного ярда площади, было плотно огорожено витринами со сладостями, расческами, колготками, семенами, пакетиками с быстро варящимися супами, иголками и хрустящим картофелем. Тут можно было купить духи, пиво, вино, консервированный суп из омаров, швабры, электрические шнуры, растопку, замороженную китайскую еду, свечи, марки, детскую одежду, местную газету или романтическую литературу в мягкой обложке. Универмаг являл собой одновременно отделение почты, супермаркет, магазин скобяных изделий, магазин одежды, газетный киоск и аптеку, втиснутые в одно помещение. И еще отдел «Сделай сам». И булочную, и прилавок с продажей спиртных напитков навынос. И цветочную лавку… Мальтрейверс подумал: попроси он дрессированного слона, ему предложили бы на выбор и индийского и африканского.
Милдред Томпсон была здесь явно в своей стихии — в центре деревенской жизни. С расплывшимся телом в широком фартуке модели Пейсли, седыми волосами, жесткими, как стальная проволока, она без конца болтала, пока резала и заворачивала мороженое мясо, скручивала углы бумажных пакетов или шла к полкам и брала с них товар, не глядя, где что лежит. Она почти не прекращала разговаривать, но, выполнив любой заказ, каким бы он ни был сложным, она знала цену каждому до пенни. Когда подошла очередь Мальтрейверса, она взяла у него два пучка гвоздик, лилий, звездчатых хризантем и гипсофалий, как фокусник, извлекла из-под прилавка большой лист бумаги и завернула цветы.
— Семь фунтов, — сказала она, возвращая ему букет. — Вы заходили сюда вчера вечером со Стефаном Хартом, не так ли?
— Совершенно верно. Я остановился у них с Вероникой на несколько дней.
Когда ящичек старой деревянной кассы выдвинулся вперед, тренькнул звонок; десятифунтовая банкнота одним махом была зажата металлической пружинкой-скрепкой и сдача в три фунта извлечена почти одновременно.
— Вы бывали прежде в Медмелтоне? — поинтересовалась она у гостя.
— Нет. — Мальтрейверс понял, что даже приезжих оделяли порцией разговора, и от него ждали, чтобы и он внес свой вклад. — Красивая у вас деревня. Вы постоянно живете здесь, ведь так?
— За исключением войны, когда я была в Плимуте.
— Это, должно быть, показалось вам разительным контрастом — жить под бомбежкой, — заметил он. — Здесь же, в Медмелтоне, ничего такого… драматического не происходит.
— О, вы бы удивились, узнав, как много здесь происходит… У нас однажды даже произошло убийство. — Ее темно-карие глаза стали более жесткими в ожидании ответной реакции.
— Знаю. Кстати, я был знаком с ним. С Патриком Гэбриелем.
Она казалась разочарованной, так как не произвела своим сообщением никакой сенсации.
— Это был ваш друг, да?
— Не то чтобы друг, но я встречался с ним несколько раз.
— И поэтому вы здесь? Из-за него?
Добывать информацию, чтобы пополнить ею свою обширную коллекцию, а также передать ее другим было для Милдред процессом инстинктивным. И Мальтрейверс мгновенно принял решение:
— В некотором роде да. Если быть совершенно честным, мне он не нравился, но это не означает, что я принимаю правило, по которому любой может убить его. — Он отметил, что клиенты, ожидающие очереди, пока их обслужат, внезапно перестали разговаривать. — Судя по тому, что я узнал, убийцей, скорее всего, был кто-то из живущих в Медмелтоне.
Слова «я узнал» произвели мгновенный эффект, и Мальтрейверс ощутил, как у людей позади него навострились уши, так же отчетливо, как увидел, что на лице Милдред Томпсон вдруг появилось выражение подозрительности.
— Полиция никого не нашла, — сказала она осторожно.
— Возможно, они искали не там, где нужно. — Мальтрейверс обезоруживающе улыбнулся. — Во всяком случае, спасибо за цветы. До свидания.
Обернувшись, он увидел четыре взволнованных лица, и атмосфера в универмаге, когда он выходил, сгустилась от повисших в воздухе вопросов. Он намеренно задержался у выхода, заставив присутствующих нетерпеливо подождать, прежде чем все они позволят себе разразиться ничем не сдерживаемыми репликами. Едва ли, подумал Мальтрейверс, оповещение об этом событии по громкоговорителю, находящемуся посредине деревенского луга, было бы более результативным. Фактически вскоре каждый узнает, что приезжий из Лондона остановился в коттедже «Сумерки» и занимается расследованием убийства Гэбриеля — делом в высшей степени касающимся исключительно Медмелтона.
Глава 7
Девять миниатюрных призов, выигранных в Медмелтоне и на районной садоводческой выставке, стояли в ряд на каминной доске у Александра Керра. По числу их было на один меньше, чем лет, которые он, выйдя на пенсию, провел в деревне: первые двенадцать месяцев были посвящены тому, чтобы приготовить почву для безупречного репчатого лука, лука-порея, которому могли бы традиционно поклоняться жители Уэлса[Л у к - п о р е й — эмблема Уэлса.], и такой капусты, варить которую казалось истинным кощунством. Как это было достигнуто, оставалось загадкой, впрочем, как и многое другое, связанное с личностью Керра. Ведь открывать секреты выращивания овощей — все равно что допустить кого бы то ни было к секретным документам.
Сэлли Бейкер впервые встретила манерного, педантичного, среднего уровня культуры атташе в британском посольстве в Будапеште и была одной из менее чем двадцати человек в мире, осведомленных о его работе хотя бы частично. Никто не знал о нем всего. Его орден кавалера Британской империи второй степени был вынужденно заниженным знаком официального признания человека, чьи тонкие манипуляции тайными связями почти наверняка продлили на год жизнь Джона Кеннеди, когда он в 1962 году стоял и смотрел через Берлинскую стену на Бранденбургские ворота. А однажды Керр сыграл решающую роль в предотвращении перехода советских танков через Рейн. Даже сейчас, когда опасная эпоха холодной войны, которую довелось пережить, осталась позади, время от времени он отправлялся по приглашению в Лондон, чтобы высказать свое мнение в подвале министерства обороны, неофициально именуемом «Театром лекций мастеров прошлого». Но такие приглашения приходили все реже, и Керр превратился в безвестного гражданского служащего на пенсии, обладателя наград за выращивание призовых овощей, подрабатывающего преподаванием на полставки в Эксетерском университете, на отделении романо-британской истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Голос доносился из комнаты, двери которой выходили на середину прихожей; Мальтрейверс направился туда и остановился у входа. Квэкс сидел спиной ко входу, за столом, в нише окна-«фонаря» и что-то писал.
— Еще минутку, дорогая, — сказал он не оглядываясь. — Я должен только закончить список тех, кто помогал с прилавками, иначе я забуду, кто что делал. Потом я приду к тебе. Ты раньше, чем я…
— Здравствуйте еще раз. — Мальтрейверс почувствовал, что обязан сказать хоть что-нибудь, чтобы прервать возникшую неловкость. Квэкс обернулся, пораженный.
— Извините, что я вошел таким образом, но вы сказали, что дверь открыта…
— Да, конечно, я… — Пастор был похож на ребенка, пойманного за руку на краже и спешно придумывающего оправдание. — Я был за много миль отсюда. Едва ли понимал, что говорил. Извините.
— Это мне следует извиниться. Я должен был назваться. Простите, что прервал вас.
— Не важно! — Квэкс непонятно почему отвернулся, закрыл блокнот, в котором писал, поднялся из-за стола: — Чем могу помочь вам?
— Я хочу попросить вас об одной услуге, — начал Мальтрейверс. — Стефан рассказал мне вчера вечером о Ральфе-Сказочнике, и я хотел бы почитать эту книжку. Знаю, что у вас есть экземпляр его произведений, и хотел спросить, не будете ли вы так любезны дать мне его.
— Ральф-Сказочник? — В голосе Квэкса прозвучало удивление. — Разве у Стефана нет экземпляра?
— Он не смог найти его… Да и все равно у него, оказывается, более позднее издание, насколько я понимаю, неполное. А у вас первое издание, не так ли?
— Да, я думаю, так… Но я тоже точно не знаю, где эта книжка. Прошли годы с тех пор, как я ее читал когда-то. Посмотрим, смогу ли я ее отыскать.
— Спасибо! Но ни в коем случае не причиняйте себе никаких лишних хлопот. Я всегда могу поехать в Эксетер и взглянуть на этот экземпляр в библиотеке.
Квэкс подозрительно посмотрел на гостя:
— А почему вы так заинтересовались этим? Никто ведь никогда не относился к Ральфу как к местному гению.
— Я и не жду от книжки многого, — ответил Мальтрейверс. — Но английская литература, даже второсортная, — своего рода моя страсть.
— Подобная книга не может быть расценена как литература какого бы то ни было уровня. — Теперь Квэкс говорил презрительно. — Если вы хотите почитать что-нибудь об этом районе Девона, я порекомендовал бы вам…
— Это звучит так, будто вы хотите отговорить меня, — прервал его Мальтрейверс. — Неужели книжка и в самом деле так плоха?
— Она… она примитивна. Полагаю, что истории эти имеют некоторую ценность из-за своей необычности, но больше не обладают никакими достоинствами. Поверьте!
Мальтрейверс недоумевал, его подозрения возрастали с каждой минутой, и, может быть, поэтому ему показалось, что Квэкс слишком старался, чтобы ему поверили.
— И все же мне хотелось бы прочитать их… если вы сумеете найти экземпляр, — вежливо настаивал он. — Судя по тому, что мне говорили, Ральф, кажется, обладал живым воображением.
— Иногда даже слишком живым. Я часто раздумывал над тем, какое влияние он оказывал на людей, которым рассказывал свои истории. Он играл на их суеверных чувствах.
— Ну, не думаю, что они сильно подействуют на меня, как и на жителей Медмелтона… в наши-то дни. — Точно рассчитанное замечание попало в цель.
— Люди, живущие в деревне, имеют такой же тонкий ум, как и все другие, мистер Мальтрейверс, — холодно заметил Квэкс. — Их обижает, когда к ним относятся свысока.
— Я и в мыслях не имел быть высокомерным, — спокойно ответил Мальтрейверс. — Извините, если это прозвучало именно так. Как бы то ни было, если вы найдете книгу, я…
— Как я уже сказал вам, я представления не имею, где она может быть. — Это уже начинало походить на легкую перепалку между любезным пастором и его гостем. — И тем не менее, если книжка попадется мне на глаза, я передам ее вам.
Пока они разговаривали, Квэкс незаметно продвигался от стола к двери, и Мальтрейверс вынужден был делать то же самое, оказавшись в конце концов не более чем в двух шагах от выхода. Он понимал: косвенным образом, но его просили уйти, и он уже решил, что лучше всего так и поступить, как вдруг услышал, как открылась парадная дверь.
— Бернард! Это я! Где…
Квэкс метнул взгляд на спину Мальтрейверса и тут же прервал этот возбужденный, счастливый возглас:
— У меня в кабинете посетитель.
— О!
Мальтрейверс подумал, как же много может вместить один неосторожно вырвавшийся звук: удивление, предостережение, понимание, опасность… Он обернулся и заглянул в прихожую.
— Здравствуйте еще раз. Надеюсь, ваш петух в вине был выключен вовремя?
— Что? О… Да! Спасибо! — Урсула Дин так же быстро откорректировала свое поведение, как это сделал и Квэкс несколькими минутами раньше. — Он был просто великолепен. Я… и не знала, что здесь кто-то есть.
— Миссис Дин приходит только для того, чтобы помочь рассортировать вещи для благотворительной распродажи, — вставил Квэкс.
— Я уверен, это требует большой организационной работы, — заметил Мальтрейверс. — Мне следует предоставить вам возможность продолжить ее. Извините, что прервал ваше занятие.
Он пошел к парадной двери, Урсула Дин, нервно улыбнувшись, отступила к стене, пропуская его. Она наклонила голову, когда он проходил мимо, но он уже заметил и тщательно наложенный макияж, и туфли на высоких каблуках, и хорошего покроя льняной костюм. Она была слишком хорошо одета для разговора о том, кто должен стоять за прилавком с антикварными безделушками, и еще меньше походила на женщину, которая в его присутствии паниковала прошлым вечером из-за обеда для своего мужа.
— Еще увидимся, — проговорил он и, проходя через все еще открытую дверь, услышал в ответ:
— Да. Конечно… До свидания…
Мальтрейверс не прошел и пяти шагов, как дверь за ним захлопнулась, и каким-то образом он понял, что это Квэкс закрыл ее. Выйдя из ворот пасторского дома напротив задней стены церкви Святого Леонарда, он обошел его кругом, направляясь к западному входу. Земля под зубчатой кроной умирающих листьев Древа Лазаря была вся в осыпавшихся сладких каштанах: округлые плоды отсвечивали коричневым через трещины в бледно-зеленой кожуре с мягкими шипами. Он поднял один, снял кожуру и сжал в пальцах слегка маслянистую поверхность плода. Возможно, здесь ничего не происходило, как, возможно, и то, что в Индианополисе летом не бывает дождей. Поскольку оказалось, что ни Квэкс, ни Урсула Дин не обладали искусством умело обманывать, рано или поздно они выдадут себя сами. Но личная жизнь людей его не касалась, и он не видел здесь какой-либо связи с другими событиями, происходившими в Медмелтоне. Более интересным было очевидное желание Квэкса отговорить его читать Ральфа-Сказочника — желание достаточно сильное, чтобы победить тревогу из-за того, что Урсула Дин могла прийти к нему в любую минуту. Мальтрейверс размышлял теперь о том, действительно ли прошли годы с тех пор, как пастор читал эти рассказы.
Ладони Урсулы Дин были влажны, ее охватила паника, проявившаяся в частом неглубоком дыхании и тревожном сердцебиении. Она почувствовала дурноту, рухнув на стул в передней. Когда Квэкс, закрыв дверь, вернулся, она молча взглянула на него, ища поддержки.
— Стефан рассказал ему об историях Ральфа-Сказочника, но не смог найти свой экземпляр, и он попросил на время мой, — сказал Квэкс. — Вот и все.
— Но он видел меня здесь! — запротестовала она. — Что он подумает?
— Ничего. Ты слышала, что я сказал о благотворительном базаре?
— Но поверил ли он этому?
— А почему бы и нет? — Квэкс взял обе ее руки в свои. — Ты дрожишь, дорогая. Перестань, все в порядке.
— Я испугалась.
Он поднял ее на ноги и обнял, умеряя ее дрожь.
— Это никого не касается, кроме нас. Я уже говорил тебе об этом.
Урсула прижалась к нему. Минуты восторга были коротки, а часы раскаяния — бесконечны. Воспоминания о том, как Бернард много лет назад в серебряно-золотой епитрахили, подняв руку, благословил ее на брак с Эваном, снова и снова возвращали в прошлое и обвиняли ее. В историях, которые она слышала от других или читала в книгах, отношения, подобные тем, какие сложились у нее с Бернардом, случайно начинались и заканчивались, но никогда в этих историях не говорилось ни слова о том чувстве смущения и вины, которое испытывала она. Возлюбленный Господь! Что бы сказала ее мать, если бы когда-нибудь узнала об этом?! Это были отношения мужчины и женщины, которые еще оставались детьми, охваченными волнующим трепетом запретной взрослой игры, но и постоянно испуганными ею.
А у Бернарда Квэкса появилась теперь ко всему этому и дополнительная забота. Мальтрейверс заговорил об убийстве Гэбриеля, когда они в первый раз встретились этим утром, возможно, мимоходом, но… но теперь он намеренно искал экземпляр первого издания Ральфа-Сказочника. Знал ли он уже что-то? И если да, то что? С кем еще в деревне мог разговаривать этот неожиданно обеспокоивший пастора гость? Неужели вирус вернулся, приняв иное обличье?
Мальтрейверсу пришлось подождать, прежде чем его обслужат в медмелтонском универмаге, куда он зашел купить цветы для Вероники. Впереди него стояло несколько человек, и расчет с каждым включал также неторопливый обмен последними новостями и сплетнями. Каждый дюйм пространства в крошечном магазинчике был забит товарами, уложенными в стопки, сваленными в кучи и расставленными по полкам в хаотическом беспорядке. Пучки сухих трав и гирлянды чеснока свисали с потолка среди мягких игрушек в целлофановых пакетах; консервированные фрукты стояли рядом с пачками стирального порошка; кремы для бритья и микстуры от кашля делили небольшое пространство с рассортированными коробками для винтов и прокладок. Проход, сложный, как лабиринт, вился вдоль границы, образуемой серебристыми стальными лопатами, бочонком с сухим горохом, кулями с бездымным топливом, башней из желтых пластиковых корзин, сложенных шезлонгов и зеленых свернутых шлангов в футлярах.
Рядом с комнатой-морозильником стояли деревянные ящики с овощами, плохо очищенными от коричнево-ржавой земли. Место на прилавке, предназначенное для расчета с покупателями, менее квадратного ярда площади, было плотно огорожено витринами со сладостями, расческами, колготками, семенами, пакетиками с быстро варящимися супами, иголками и хрустящим картофелем. Тут можно было купить духи, пиво, вино, консервированный суп из омаров, швабры, электрические шнуры, растопку, замороженную китайскую еду, свечи, марки, детскую одежду, местную газету или романтическую литературу в мягкой обложке. Универмаг являл собой одновременно отделение почты, супермаркет, магазин скобяных изделий, магазин одежды, газетный киоск и аптеку, втиснутые в одно помещение. И еще отдел «Сделай сам». И булочную, и прилавок с продажей спиртных напитков навынос. И цветочную лавку… Мальтрейверс подумал: попроси он дрессированного слона, ему предложили бы на выбор и индийского и африканского.
Милдред Томпсон была здесь явно в своей стихии — в центре деревенской жизни. С расплывшимся телом в широком фартуке модели Пейсли, седыми волосами, жесткими, как стальная проволока, она без конца болтала, пока резала и заворачивала мороженое мясо, скручивала углы бумажных пакетов или шла к полкам и брала с них товар, не глядя, где что лежит. Она почти не прекращала разговаривать, но, выполнив любой заказ, каким бы он ни был сложным, она знала цену каждому до пенни. Когда подошла очередь Мальтрейверса, она взяла у него два пучка гвоздик, лилий, звездчатых хризантем и гипсофалий, как фокусник, извлекла из-под прилавка большой лист бумаги и завернула цветы.
— Семь фунтов, — сказала она, возвращая ему букет. — Вы заходили сюда вчера вечером со Стефаном Хартом, не так ли?
— Совершенно верно. Я остановился у них с Вероникой на несколько дней.
Когда ящичек старой деревянной кассы выдвинулся вперед, тренькнул звонок; десятифунтовая банкнота одним махом была зажата металлической пружинкой-скрепкой и сдача в три фунта извлечена почти одновременно.
— Вы бывали прежде в Медмелтоне? — поинтересовалась она у гостя.
— Нет. — Мальтрейверс понял, что даже приезжих оделяли порцией разговора, и от него ждали, чтобы и он внес свой вклад. — Красивая у вас деревня. Вы постоянно живете здесь, ведь так?
— За исключением войны, когда я была в Плимуте.
— Это, должно быть, показалось вам разительным контрастом — жить под бомбежкой, — заметил он. — Здесь же, в Медмелтоне, ничего такого… драматического не происходит.
— О, вы бы удивились, узнав, как много здесь происходит… У нас однажды даже произошло убийство. — Ее темно-карие глаза стали более жесткими в ожидании ответной реакции.
— Знаю. Кстати, я был знаком с ним. С Патриком Гэбриелем.
Она казалась разочарованной, так как не произвела своим сообщением никакой сенсации.
— Это был ваш друг, да?
— Не то чтобы друг, но я встречался с ним несколько раз.
— И поэтому вы здесь? Из-за него?
Добывать информацию, чтобы пополнить ею свою обширную коллекцию, а также передать ее другим было для Милдред процессом инстинктивным. И Мальтрейверс мгновенно принял решение:
— В некотором роде да. Если быть совершенно честным, мне он не нравился, но это не означает, что я принимаю правило, по которому любой может убить его. — Он отметил, что клиенты, ожидающие очереди, пока их обслужат, внезапно перестали разговаривать. — Судя по тому, что я узнал, убийцей, скорее всего, был кто-то из живущих в Медмелтоне.
Слова «я узнал» произвели мгновенный эффект, и Мальтрейверс ощутил, как у людей позади него навострились уши, так же отчетливо, как увидел, что на лице Милдред Томпсон вдруг появилось выражение подозрительности.
— Полиция никого не нашла, — сказала она осторожно.
— Возможно, они искали не там, где нужно. — Мальтрейверс обезоруживающе улыбнулся. — Во всяком случае, спасибо за цветы. До свидания.
Обернувшись, он увидел четыре взволнованных лица, и атмосфера в универмаге, когда он выходил, сгустилась от повисших в воздухе вопросов. Он намеренно задержался у выхода, заставив присутствующих нетерпеливо подождать, прежде чем все они позволят себе разразиться ничем не сдерживаемыми репликами. Едва ли, подумал Мальтрейверс, оповещение об этом событии по громкоговорителю, находящемуся посредине деревенского луга, было бы более результативным. Фактически вскоре каждый узнает, что приезжий из Лондона остановился в коттедже «Сумерки» и занимается расследованием убийства Гэбриеля — делом в высшей степени касающимся исключительно Медмелтона.
Глава 7
Девять миниатюрных призов, выигранных в Медмелтоне и на районной садоводческой выставке, стояли в ряд на каминной доске у Александра Керра. По числу их было на один меньше, чем лет, которые он, выйдя на пенсию, провел в деревне: первые двенадцать месяцев были посвящены тому, чтобы приготовить почву для безупречного репчатого лука, лука-порея, которому могли бы традиционно поклоняться жители Уэлса[Л у к - п о р е й — эмблема Уэлса.], и такой капусты, варить которую казалось истинным кощунством. Как это было достигнуто, оставалось загадкой, впрочем, как и многое другое, связанное с личностью Керра. Ведь открывать секреты выращивания овощей — все равно что допустить кого бы то ни было к секретным документам.
Сэлли Бейкер впервые встретила манерного, педантичного, среднего уровня культуры атташе в британском посольстве в Будапеште и была одной из менее чем двадцати человек в мире, осведомленных о его работе хотя бы частично. Никто не знал о нем всего. Его орден кавалера Британской империи второй степени был вынужденно заниженным знаком официального признания человека, чьи тонкие манипуляции тайными связями почти наверняка продлили на год жизнь Джона Кеннеди, когда он в 1962 году стоял и смотрел через Берлинскую стену на Бранденбургские ворота. А однажды Керр сыграл решающую роль в предотвращении перехода советских танков через Рейн. Даже сейчас, когда опасная эпоха холодной войны, которую довелось пережить, осталась позади, время от времени он отправлялся по приглашению в Лондон, чтобы высказать свое мнение в подвале министерства обороны, неофициально именуемом «Театром лекций мастеров прошлого». Но такие приглашения приходили все реже, и Керр превратился в безвестного гражданского служащего на пенсии, обладателя наград за выращивание призовых овощей, подрабатывающего преподаванием на полставки в Эксетерском университете, на отделении романо-британской истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24