А ведь Флайт не беспомощен, они его недооценили, решив, что знают его, но ошиблись. Он не позволит им разрушить все, чем он обладает. Период паники пережит им, и теперь приходит понимание, что делать дальше… И он сделает это. Они думают, что смогли запугать его? Как бы не так! Ему нужен всего один шанс. Только минута, когда он…
— Как обычно, Гилберт?
— Простите?
Флайт дернулся, очнувшись от своих грез, когда хозяйка взяла его пустую кружку и снова стала наполнять ее.
— Ваша вторая пинта. И не говорите мне, что вам не хочется. Вы всегда пьете две.
— Да. Конечно. Спасибо.
Флайт вытащил из кармана куртки кожаный кошелек и протянул ей деньги. Обычная ситуация, возникавшая сотни раз и прежде, неожиданно напомнила ему о безопасности его существования среди этих людей, которые его знали и, он был убежден, уважали. Если Мальтрейверс пойдет в полицию, не будет больше вечеров в «Вороне», не будет педантичного подсчета очков на крикетных матчах, не будет сбора пожертвований в Святом Леонарде, ничего… ничего больше не будет. И его жизнь, сводившаяся, в сущности, к таким вот мелочам, показалась ему очень важной, и сохранение ее в дальнейшем стоило любого риска.
Гилберт Флайт знал, что ему делать. Он допил свою кружку, попрощался и ушел, тщательно обходя стол, за которым сидел Мальтрейверс. Выйдя на улицу, он заспешил вдоль луга к своему дому. Радуясь тому, что разыгравшаяся ночная непогода заставила людей сидеть по домам, он позвал Бобби в машину. Собака была озадачена, но послушно уселась на заднее сиденье. Оставив одно окно в машине открытым, Флайт поспешил к Святому Леонарду. Его план пока что состоял из отдельных фрагментов. Он пометался между могилами, пока не нашел тяжелую свинцовую вазу, где еще недавно стояли сухие цветы, но ветер подхватил и унес их, расшвырял в стороны. Потом Флайт присел за одно из надгробий, так, чтобы ему был виден «Ворон». Минут через пятнадцать появились у выхода Мальтрейверс, Тэсс и Стефан и направились к церкви. Гилберт Флайт убедит себя, что проблем с алиби не будет. Он ушел из пивной в обычное время, а Дорин была послушной женой. Он наверняка убедит ее дать показания, свидетельствующие о том, что вернулся домой на несколько минут позже и больше никуда не уходил. Все, что ему нужно было сделать, — это подловить Мальтрейверса на церковном дворе и дождаться своего шанса в темноте и неразберихе этой дикой ночи. Рука, вцепившаяся в вазу, почувствовал он, начала дрожать, когда три фигуры подошли к тропинке около брода. Он поглубже спрятался во мрак за могилой и, прежде чем крикнуть, облизал холодные пересохшие губы.
— Привет! — От страха крик замер в его горле, и он торопливо сглотнул, перед тем как крикнуть опять. — Привет! Вы здесь?
Мальтрейверс остановился.
— Что это было?
— Что? — эхом повторила Тэсс.
— Кто-то, по-моему, кричал.
— Я ничего не слышала. Это, наверное, ветер.
— Нет, это не ветер. Мне послышалось — «привет». Я думаю, это крикнули где-то близко.
Тэсс придержала пальто, потому что от порыва ветра воротник неожиданно хлопнул ее по лицу.
— Кто может быть на церковном дворе в такую ночь?
— Бог знает, но, я уверен, что… вот опять!
— Сейчас и я слышал, — подтвердил Стефан. — Это ведь не голос проклятой Милдред, правда?
— Не думаю, — сказал Мальтрейверс. — Может, это просто дети шалят.
— Тогда тем более стоит посмотреть, — мрачно заметил Стефан. — Среди них может быть Мишель.
— Хорошо, — согласился Мальтрейверс и повернулся к Тэсс: — А ты пойди и проверь, дома ли она.
— Зачем? — категорично задала вопрос Тэсс. — Там она или нет, все равно на церковном дворе кто-то есть. И я пойду с вами.
— Ладно. — Мальтрейверс понимал, что повода для спора нет. — Но не отходи никуда, на всякий случай будем держаться вместе.
Флайт позволил себе бросить быстрый взгляд поверх надгробия, потом опять съежился, увидев, как они двигаются группой за пределами церковной стены. Не надо троих! Только его! Чтобы он был один, в темноте, не зная, что должно произойти. Как Патрик Гэбриель. Может быть, они разделятся… Он услышал, как один из них что-то говорил, когда они подходили к воротам. Это была ситуация, которую он не контролировал, ему нужно было принимать решение мгновенно и не допустить ошибки. Он застонал от страха, потом вдруг выпрямился и выскочил из своего убежища.
— Кто это? — услышал он вслед.
Крик отнесло ветром, и Флайт побежал, огибая церковь и хныча от ужаса, когда вдруг услышал за спиной шаги бегущего человека. Пасторский дом и соседние дома отрезали ему путь к задней части церкви Святого Леонарда. Обрушиваясь на стены церкви, со всех сторон нарастала ярость ветра. Флайт добрался до кущи тисовых деревьев, высоких и толстых, где темнота была еще гуще. Он нырнул туда, наткнулся на какое-то надгробие цилиндрической формы и, передвигаясь на четвереньках, дополз до другого. Он задыхался, но его затуманенные от слез глаза машинально отметили древнюю надпись, высеченную на камне: «Святой памяти Томаса Смита, 1812 — 1902. И его дочери Фейс, умершей в 1845, в возрасте трех месяцев. И его жены Джейн, 1830 — 1913. Благослови их, живших в страхе Господнем». Флайт навострил уши, отчаянно стараясь под порывами ветра определить местонахождение преследователей.
— Где Тэсс? — с беспокойством спросил Мальтрейверс, когда они со Стефаном оказались позади церкви.
— Она побежала вокруг с другой стороны, должно быть, подумала, что, кто бы это ни был, он попытается увильнуть от нас, сделав полный круг.
— Дурочка… Тэсс! Тэсс! — В его голосе звучал неприкрытый ужас. — Мы должны найти ее, прежде чем займемся чем-то другим. Пошли!
Стефан последовал за ним, когда Мальтрейверс побежал к северному крылу церкви Святого Леонарда, продолжая звать Тэсс.
— Сюда! — Ее голос донесся от пасторского дома.
— Где ты? — кричал Мальтрейверс. — Мы тебя не видим.
— Я здесь! Около кустов. Я видела… — Опять неистово зашумел ветер, заглушив ее слова. Среди тисов Флайт с трудом подавил крик, когда почувствовал, что кто-то стоит в нескольких ярдах от его убежища.
— Стой там! — завопил Мальтрейверс. — Не двигайся!
Флайт услышал поспешные шаги и, как испуганное животное, заметался, готовый бежать в любом направлении, лишь бы избежать опасности. Он добрался до кустов куманики и понял, что за ними опять стена, рядом с которой проходила тропинка к коттеджу «Сумерки». Колючки впивались ему в руки и в лицо, но он продрался сквозь них, переполз через стену и упал в канаву. От удара он задохнулся и, лежа на земле, плакал от боли, испуганный и беспомощный. За всю свою жизнь в единый сумасшедший момент, движимый критической ситуацией, он поверил в свою смелость. Но сейчас его загнали в ловушку, и он был в состоянии только ждать, когда палачи обнаружат его. Гилберта Флайта, заместителя управляющего банком, члена клуба «Ротари», церковного старосту, биографа, начала бить дрожь, когда холодная вода в канаве стала просачиваться сквозь его одежду.
— Господи помилуй, я же просил тебя не отходить и быть с нами! — В надтреснутом голосе Мальтрейверса слышались одновременно и гнев и облегчение оттого, что наконец нашлась Тэсс.
— Со мной все в порядке. — Она нетерпеливо прервала его: — Кто-то бежал к этим кустам. А теперь он может быть уже где угодно.
— Как можно выбраться с кладбища? — спросил Стефана Мальтрейверс.
— Для этого нужно всего лишь взобраться на стену.
Мальтрейверс резко дернул головой, когда ветер хлестнул в лицо россыпью холодного дождя.
— Только этого нам не хватало. И все-таки давайте попробуем.
Еще несколько минут они отвели тщательным поискам, пока не прекратили их из-за усилившегося ливня.
— Никого здесь нет, — сказал Мальтрейверс. — А если и есть, то желаю ему здесь и оставаться. Давайте об этом забудем.
— Но кто бы это мог быть? — задался вопросом Стефан.
— Не знаю, и меня это не заботит. Судя по всему, похоже, это мужчина. Так что перестань беспокоиться насчет Мишель. Она, наверное, сейчас дома около камина, где и нам следовало бы быть.
Менее чем в десяти футах от места, где они стояли, Флайт с болью сдерживал тяжелое дыхание. Ситуация, похоже, не безнадежна: они не узнали его в темноте. Канава была слишком глубока, поэтому они не заметили его, проходя мимо… Он лежал очень тихо, вслушиваясь, как они поспешно идут по тропинке. Потом он заставил себя подождать еще немного, пока не удостоверился, что все уже вошли в дом, после чего осторожно выглянул наружу. Вопреки здравому смыслу он почувствовал, что одержал победу, обманул их и может возникнуть другая возможность, которую теперь он использует более удачно. Он уже доказал сам себе, что у него хватит смелости это сделать, теперь нужно только одно — тщательно подготовиться. Возможно, он сумеет… идя домой… Гилберт Флайт, приглушая чувство стыда и унижения, повторял себе, что в следующий раз… в следующий раз…
Мальтрейверс и Тэсс слышали, как часы на церкви Святого Леонарда пробили час и ветер, теперь уж вовсе безжалостный в своей ярости, завыл вокруг коттеджа «Сумерки».
— Как ты думаешь, кто это все-таки был? — спросила Тэсс.
— На церковном дворе? Бог знает. Возможно, кто-то собирался стащить свинцовые листы с крыши, хотя надо быть сумасшедшим, чтобы в такую ночь…
— Утром, возможно, мы узнаем больше.
— Может быть.
Некоторое время они лежали молча, потом Тэсс придвинулась к нему поближе, положила себе на грудь его руку.
— Так удобнее. Возможно, мы ошибаемся.
— Возможно, И если так, мы просто уедем домой и забудем обо всем. Если бы я умел молиться, я помолился бы об этом.
Глава 17
Наводящий жуть, словно привидение, стенающий ветер рыскал по долине с яростью живого существа, преследующего укрывшуюся где-то добычу. Порывами он налетал на обнаженную породу склонов гор, в безумии пытаясь проникнуть своими щупальцами в гранитные расщелины, чтобы потом рвануться назад и промчаться среди деревьев, неистово роясь в пестром камуфляже мертвых листьев и хлеща по стволам, чтобы выманить беглеца. Время от времени замирая в раздражении, будто не решив, куда направиться дальше, он снова собирал и запускал свору своих свирепых призрачных охотничьих псов, воющих под бегущими врассыпную серыми, как смерть, облаками. Сотрясая черепицу на крышах, со свистом пронизывая кровли, он осаждал медмелтонские дома, громко стучал в окна, требуя, чтобы его впустили, потом, закружившись вихрем, разочарованно отступал. Он обрушивал на трубы воздушные столбы, пуская дым в авангарде своей атаки, или посылая тонкие свистящие струи, холодные, настойчивые и враждебные, в щели под дверьми. Ворота у церкви Святого Леонарда стонали, когда он в который за эту ночь раз проносился по церковному двору, яростно ударяя невидимой волной в западный фасад церкви.
На следующий день в самом начале двенадцатого из почти пустого бара «Ворон» Мальтрейверс рассматривал, как раскачивалась вывеска на деревянном столбе, беспомощно, словно ветхое суденышко в штормовом море. Напротив по пустому лугу неслись сломанные ветки, и металась бродячая собака в поисках пристанища. Выглянув наружу, он заметил одинокую фигуру, направлявшуюся к пивной. Полы пальто под порывами ветра раздувались, как крылья, подбородок прижался к груди — трудно было выдержать этот натиск. Мальтрейверс вернулся туда, где сидела Тэсс рядом с огромным каменным камином, в котором потрескивали горящие поленья. Когда он уселся, она, потянувшись через стол, взяла его за руку. Уставившись на стоящий перед ней стакан, он слабо ответил на ободряющее пожатие ее пальцев. Как бы дальше ни развивалась ситуация, она впитала в себя слишком много человеческой боли и… Ветер победоносно завыл и впустил в комнату холод, едва отворилась дверь. Горстка утренних посетителей, отважившихся выбраться из своих домов, подняла глаза на вновь пришедшего, который неуклюже протиснулся внутрь и тут же всем своим весом навалился на дверь, чтобы закрыть ее изнутри. Воздушный вихрь, попавший в плен, утих, и спокойствие в баре было восстановлено. Вошедший с минуту постоял, приглаживая взъерошенные волосы и расстегивая пальто, потом подошел к камину.
— Спасибо, что пришли, — сказал Мальтрейверс. — Вы еще не знакомы с Тэсс?
— Нет. — Машинально соблюдая вежливость, Эван Дин протянул руку: — Здравствуйте.
— Что будете пить? — спросил Мальтрейверс.
— О… спасибо. Только полпорции. Горького пива.
Тэсс уже начала машинально произносить какие-то банальные замечания о погоде, а Мальтрейверс направился к бару. Начало беседы получалось весьма мрачноватым, потому что Дин предпочитал молчать. Когда он сел и их глаза встретились, он отвел свой взгляд. Про себя она играла в ту игру, которой Мальтрейверс как писатель часто занимался в поезде или идя по переполненной людьми улице: одним эпитетом описать лицо. Нередко лица были похожи на маски с пустыми глазницами и застывшим ртом, и их невозможно было описать. Тем более одним словом. Но когда личность или эмоции были яркими, запоминающимися, сразу отыскивалось и нужное слово. Меланхолический, ранимый, озорной, терпящий бедствие, бесцеремонный, властный, практичный, циничный… Она подыскивала эпитет, который бы выразил сущность лица Эвана Дина: озабоченное… нет, более того… настороженное. Он не попытался сделать даже никакого жеста благодарности в ответ, когда Мальтрейверс поставил перед ним пиво.
— Я не понял смысла записки, которую вы просунули прошлым вечером ко мне под дверь, — сказал он. — И пришел только потому, что вы сказали, будто собираетесь поговорить о чем-то серьезном.
— Убийство — это серьезно, — спокойно ответил Мальтрейверс, усаживаясь.
— Чье убийство?
— Патрика Гэбриеля.
— Гэбриеля? Господи, это… это все уже давно забыто.
— Но не мной.
— А мной — да. — Дин проглотил половину содержимого стакана и взглянул прямо на Мальтрейверса. — И всеми остальными в Медмелтоне. Я знаю, вы суете во все свой нос, но не понимаю, почему это вас так задевает. Судя по тому, что мне сказал Стефан, вы не выносили Гэбриеля, когда он был жив. Откуда же появилась эта неожиданная забота теперь, когда он мертв?
— Патрик Гэбриель был подонком, — согласился Мальтрейверс. — И одновременно талантливым подонком. Но каково бы ни было мое мнение на этот счет, это не значит, что я считаю, будто кто-то должен был убить его.
— А какое отношение все это имеет ко мне?
— Самое прямое. Вы и есть тот человек, который сделал это.
Тэсс оцепенела, когда на лице Дина вспыхнула ярость и фаланги пальцев на стакане, который он держал, побелели. Но он мгновенно взял себя в руки.
— Так и знал, что это будет пустой тратой времени. — Он приподнялся было. — Спасибо, но я не буду допивать ваше чертово пойло.
Мальтрейверс не обратил внимания на его реакцию.
— И вы убили его потому, что он занимался любовью с вашей дочерью.
Почти встав из-за стола, Дин оставался какое-то время совершенно неподвижным. Потом посмотрел на Мальтрейверса, как на сумасшедшего.
— О чем это, черт возьми, вы толкуете? У меня нет дочери. У меня вообще нет детей.
— Нет есть! — решительно возразил Мальтрейверс. — И когда я понял это, мне многое стало ясно. Мишель — ваша дочь, вот почему Вероника никому не открыла, кто был ее отец. Ведь им был ее собственный брат.
Дин наклонился вперед, гневно сжатые кулаки лежали на краю стола. Теперь он владел собой.
— Я сейчас скажу кое-что, а потом уйду. Если вы когда-нибудь это повторите, я… нет, я не подам на вас в суд. Я вас убью. За кого, черт возьми, вы себя… держите, когда выдвигаете такие обвинения? Против моей сестры?
— Да прекратите, Эван! — Голос Мальтрейверса звучал нетерпеливо. — Коли вы собираетесь убить меня, то лучше сделать это прямо здесь и немедленно, потому что, если вы не сядете и не выслушаете меня, я пойду в полицию. Тогда уже они начнут расследование и поднимут такую грязь, в которой будет вывалян каждый… Итак, в первую очередь — отпечатки пальцев, ваши и Мишель, и на этот раз вам не удастся отвертеться. Я не ученый, но уверен, результаты покажут, что вы ее отец. Вы хотите, чтобы Мишель это стало известно? Или вашим родителям? Подумайте об этом.
Дин с минуту смотрел на него, потом повернулся к Тэсс.
— Как вы живете с этим безумцем?
— Я живу не с безумцем, — ответила она. — Я живу с человеком, у которого иногда возникают превратные представления о законе. На его месте множество людей не стали бы просить вас о встрече, а просто сразу же заявили бы в полицию. Гас же предлагает настоящий выход, по крайней мере для некоторых. И это люди, которых вы любите. Она положила руку на его правый кулак, все еще прижатый к столу. — Прислушайтесь к тому, что он говорит, Эван. Пожалуйста. Когда он закончит, вы, если захотите, сможете уйти.
Кулак Дина еще сильнее сжался под ее пальцами, потом, прежде чем убрать, он стал разжимать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24