Ни шелеста кожистых крыльев, ни змеиного шипенья. Он один. Так думал Ренилл, пока его взгляд не упал на каминную решетку, на которой повисла крошечная крылатая тень. Должно быть, вивура следила за ним уже не одну минуту. Почему же она не нападает? Хозяин-жрец не отдал приказа? Может, и так.Ренилл подавил порыв вскочить на ноги. Пока он осторожно извлекал из кармана амулет Зилура, бессмысленные рубиновые глаза ящерицы следили за его рукой. Он сидел очень тихо, собирая разум и волю, чтобы установить связь с силой, истекающей из талисмана Ирруле, и затем, как учила гочалла, направить всю силу на поддержание этой связи. Мысленно попробовав связующую нить, он счел ее достаточно прочной и напряг волю. Шар слабо засветился, и Ренилл вздрогнул от изумления. Любой мутизи делает то же самое, чтобы заработать несколько грошей. Но нищие волшебники редко понимают силу талисманов, которыми владеют, не то они не были бы нищими.Ренилл же знал, как воспользоваться зеркалом мыслей. Теперь он уловил узкий направленный луч внимания вивуры и отбросил его от себя, направив в окно кухни. Красные глаза повернулись вслед лучу. Когда Ренилл поднялся и вышел из кухни, вивура даже не шевельнулась.Неизвестно, сколько продлится действие амулета. Вероятно, только пока светится талисман в его руках. Несколько мгновений? Минуты?Он выбрался из развалин счастливый, торжествующий, но взмокший, как после тяжелой работы. Постоял немного, глядя назад и дожидаясь, пока выровняется дыхание. Холмы уже затянуло дымкой, и лиловый купол УудПрая почти терялся в ней. Равнину застилали бурые облака. Ему померещилась вдали темная фигура, но тут же скрылась в тумане.Талисман потускнел. Ренилл спрятал его в карман и пошел прочь от Пирамахби.К тому времени, когда он добрался до окраины ЗуЛайсы, солнце спустилось к самому горизонту. Ренилл остановился напиться у знакомого колодца в пустующем доме.Он шел по городу, и город обступал его. Дома вырастали все выше и теснились все плотней, толпа пешеходов густела, громче становился уличный шум. Ветер, горячий, словно из печи, приносил запахи дыма и тесного человеческого жилья.ЗуЛайса всегда оживала в сумерках, но сегодня вечером улицы казались оживленнее, а горожане враждебнее, чем обычно. Тут и там слышались крики, перебранки, споры. И что-то еще. Ренилл не сразу понял, в чем дело. Уштры. Они виднелись повсюду, нацарапанные мелом на домах и повозках. Множество непоколебимо покорных горожан нацепили бронзовые треножники на одежду в самых видных местах. Уштра всегда почиталась в Авескии, но в последние годы Сыны практически присвоили все права на древний знак.Гам и суматоха усилились: толпа расступилась, пропуская орущую процессию. Десяток горожан, все при уштрах и при оружии. Они то ли завывали, то ли выпевали нечто, так нестройно, что Ренилл не cразу узнал Великий Гимн Аону. Судя по их неверной поступи и бешеной жестикуляции, верные были основательно пьяны — или пребывали в религиозном экстазе. Паренек в чистой белой куртке — видимо, чиновник или писец — не успел уступить дорогу, и верующие немедленно окружили его. Сперва казалось, фанатики забьют его насмерть, но они только потрясали дубинками и невнятно вопили во все горло. Через некоторое время смысл оглушительных требований стал ясен, и" белый от ужаса пленник упал на колени и запинаясь забормотал слова клятвы верности Истоку и Пределу. Удовлетворенные Сыны Аона оставили его в покое, но чиновник еще несколько минут оставался на коленях в пыли, Дрожа всем телом.Ренилл пошел дальше. Всю дорогу он слышал громкие голоса проповедников, возносящиеся в откровенно разрушительных призывах. На каждой площади, на улицах и в переулках слышались голоса, призывающие верных очистить Авескию от Лишенных Касты с запада, священным именем Аона требующие огня и крови. ЗуЛайса отзывалась криками бешеного восторга, от которых по спине у Ренилла, наперекор жаре, ползли мурашки. Он благодарил случай, который привел его в город в сумерках, скрывших светлые волосы и лицо. Кроме него, на улицах не было видно ни единого вонарца.Чем ближе он подходил к границе Малого Ширина, тем больше буйствовали фанатики Сынов. У самых Сумеречных Врат банда верных избивала палками продавца юкки, а толпа подбадривала их восторженными воплями, не обращая внимания на жалобные крики жертвы. Они обезумели, эти зулайсанцы. Все под властью Сынов, а Сыны — под властью Аона. Рениллу впервые пришло в голову, не был ли безумен и сам Аон.Пройдя сквозь Врата в Малый Ширин, он увидел первого за этот вечер вонарца: офицера Второго Кандерулезского, который со взводом туземных солдат патрулировал западные кварталы. Присутствие военной силы явно охладило горячие головы. Здесь не было ни страстных проповедников Сынов, ни вооруженных отрядов фанатиков, ни буйствующей толпы. Почти нормальная жизнь. Ренилл остановился на бульваре Хавиллак, неподалеку от своего дома. Несколько дней назад здесь поджидали вивури, но теперь они, вероятно, ушли. А если нет, подарок Зилура поможет управиться и со жрецами, и с их ящерицами.Можно принять ванну, поесть, выспаться в собственной постели и утром отправиться с докладом в резиденцию. Одеться, как положено приличному человеку с запада, сменить манеры на вонарские, и явиться с докладом, который наверняка сочтут ложью или бредом сумасшедшего…Он с безопасного расстояния осмотрел дом. Не видно ни затаившихся жрецов, ни кружащих вивур. Из-за закрытых ставнями окон не пробивается ни единого лучика света. Дом выглядит пустым, но, разумеется, жильцы на месте. Просто стали осторожнее, да оно и понятно.Смело подойдя к дому, Ренилл подергал дверь. Заперто. Ключ от парадной двери, должно быть, все еще там, где Ренилл оставил его несколько недель назад — в гостиной, во рту каменной богини Хрушиики. Но ведь еще рано, консьерж должен быть на посту. Ренилл постучал. Нет ответа. Постучал еще раз, громче. Ничего. Консьерж то ли отлучился, то ли упрям, то ли боится, то ли вовсе оглох…Черный ход всегда был на замке. А привлекать внимание, крича под окнами или бросая камешки, Ренилл бы не рискнул.Не будет утреннего доклада в резиденции. Придется отправляться туда сразу и надеяться, что повезет больше, чем в прошлый раз.Уцелевшие дома на бульваре Халливак стояли плотно запертые, с закрытыми ставнями. Лишь кое-где просочившиеся лучи света выдавали присутствие затаившихся жильцов. На месте особняка второго секретаря во Долиера чернели обугленные развалины. Та же судьба постигла несколько соседних домов. На проспекте Республики толпа стала гуще, горячий воздух был пропитан враждебностью. Ближе к резиденции вслед Рениллу полетели насмешки и брань. А у ворот он увидел взвод Второго Кандерулезского, готовый к отпору.Ренилл узнал одного из офицеров. Протолкавшись, он назвал себя, и солдаты позволили ему пройти. Когда свет ярких фонарей, горевших над воротами, упал на его русую голову, толпа разразилась криками.Ворота за Рениллом закрылись, отрезав его от галдящей толпы. Он прошел через двор, полный солдат. Их было даже больше, чем он ожидал, и Ренилл недоумевал — откуда столько? Тут и там стояли самые разнообразные экипажи: несколько карет, фургоны и повозки с каким-то закрытым брезентом грузом. Чье это имущество?Переднюю Ренилл миновал без происшествий. Часовые, узнав заместителя второго секретаря во Чаумелля даже под этими невообразимыми лохмотьями, пропустили его, ни о чем не расспрашивая.И только на верхней площадке лестницы он столкнулся со строгим протоколом, требовавшим докладывать в первую очередь непосредственному начальнику, второму секретарю Шивоксу. Неприятно, но неизбежно.К радости Ренилла, кабинет Шивокса был пуст, что избавляло его от необходимости иметь с ним дело.Секретарь в приемной во Трунира оказался на месте. Да, уведомил Ренилла этот маленький человечек, протектор на месте, и в данный момент беседует с Шивоксом. Доложив о появлении во Чаумелля, он немедленно пригласил прибывшего в кабинет.Протектор сидел за столом, а на стуле напротив него расположился Шивокс, как обычно, блиставший модным нарядом. Он недовольно покосился на запыленного, одетого в туземные лохмотья пришельца и эффектно поднял бровь.— Никто не посмеет утверждать, — заметил второй секретарь, — что наш Чаумелль — бесцветная личность.— Не пробовали пройтись сегодня но улицам в своих клетчатых брючках, Шивокс? — поинтересовался Ренилл. — Нет? Я так и думал.— Вы правы. Я не могу надеяться, что желтомордая шваль примет меня за своего, как вас. Но между прочим, — второй секретарь поморщился, — если бы вы время от времени принимали ванну, это, конечно, не нарушило бы ваш маскарад?— Этот вопрос интересует вас в первую очередь? Второй секретарь, разумеется, лучше знает, что в данный момент важнее всего.— Хватит, — вмешался во Трунир. — Хватит. Мы довольно долго не видели вас, Чаумелль. И уже начинали опасаться, что Сыны скормили вас своему идолу.— Почти.— Садитесь и докладывайте.— Прежде всего… — Ренилл завладел ближайшим свободным стулом, — со времени нашей последней встречи я побывал в Бевиаретте, в ДжиПайндру и в УудПрае.— В УудПрае? Приятная прогулка. Наслаждались видами? — вставил Шивокс.— Не сказал бы.— Что же вы вынюхивали в УудПрае? Какое отношение имеет дворец к тому, что вам было поручено? Объяснитесь.— Чуть позже.— Сейчас же!— Он будет докладывать так, как сочтет нужным, Шивокс, — сказал во Трунир.— Ну, так пусть начинает быстрее.Удивившись про себя, что так задело Шивокса, Ренилл начал рассказ. Настал час, которого он давно побаивался. Теперь ему предстоит развернуть свое неправдоподобное повествование и так или иначе убедить этих двоих в правдивости его слов, хотя бы отчасти. Ренилл коротко упомянул поездку вверх по реке, подробно описал свой наряд паломника, долгое испытание во дворе храма, последовавшее за ним приглашение в ДжиПайндру и нудную жизнь неофита. Все это они выслушали внимательно, без признаков недоверия. Оба заинтересовались, когда Ренилл перешел к рассказу о беременных девочках, о своей встрече с Чарой, о вылазке в зал Мудрости и своих находках. Когда он заговорил об Обновлении, они какое-то время жадно слушали, забыв обо всем.Они не пропустили ни слова из описания Собрания, начала церемонии, появления предназначенных в жертву Блаженных Сосудов и Первого Жреца. Дальше Ренилл вел рассказ с большой осторожностью, подвергая цензуре, каждое свое слово и опуская самые невероятные подробности. Он рискнул описать КриНаида как «необычайно сильную личность, обладающую почти магнетической властью над своими последователями». Такое определение было приемлемо для слушателей, и Ренилл постарался не заострять на этом внимания.Собственно гибели Блаженных Сосудов он не видел, потому что яркий свет заставил его зажмуриться в самый последний момент. Так что он честно признал, что не знает, каким способом умерщвлялись жертвы, а его подозрения не относились к делу. А вот в том, что касалось младенцев, истинность рассказа никак не могла сочетаться с правдоподобием. Ренилл мог только поскорее проскочить этот момент, сказав лишь, что тела новорожденных были «странно деформированы, в некоторых отношениях почти не напоминали человеческие», и что дети были «развить невероятно хорошо для недоношенных младенцев». Однако даже такая разбавленная и бледная версия правды вызвала в глазах слушателей холодок недоверия.Как же рассказать им об огненной гибели младенцев и о той громаде, что поглотила их? А рассказать придется потому что самая суть его открытий в ДжиПайндру — столкновение с этим невероятным существом, неизвестной силой, исходящей из неведомых уровней реальности. Если не рассказывать об Аоне, то и вообще не стоит рассказывать.Он как мог попытался объяснить увиденное с точки зрения здравого смысла. В описаниях придерживался самого бесстрастного тона и даже говорить старался ровным бесцветным голосом.Бесполезно. С каждым его словам на лицах слушателей все отчетливее выражалось недоверие, и оно не исчезало, даже когда он перешел к собственному разоблачению Ренилл рассказал о бегстве из храма, преследовании вивури, кратко коснулся пребывания в убежище Безымянных похода в УудПрай, бесславного изгнания из дворца и возвращения в ЗуЛайсу.Окончив рассказ, который длился не меньше часа, он облегчением замолчал. В горле пересохло. Оба слушателя тоже заговорили не сразу, и тишина нарушалась только яростными выкриками горожан, собравшихся на улиц вокруг резиденции.Наконец во Трунир откашлялся.— Потребуется некоторое время, чтобы разобраться в всем этом, — сказал он.— В чем вы намерены разбираться, сэр? — пойнтере совался Ренилл.— Нужно отделить факты от… гм… впечатлений.— Вы в самом деле думаете, что в этот горячечный бред могли замешаться факты? — Шивокс недоверчиво покачал головой.— Думаю, да, и весьма полезные. — Ответ во Трунира предупредил вспышку Ренилла. — Он, например, доказал, что в храме совершаются запрещенные законом обряды. По-видимому, приносятся человеческие жертвы. Следовательно, есть веские основания для" вторжения в храм частей Второго Кандерулезского. Он рассказал о несовершеннолетних туземках, принуждаемых к проституции. Еще одно вопиющее нарушение закона. Он установил, что некий КриНаид-сын существует, и дал основания для судебного разбирательства. Очень ценные сведения.— Если они точны. А остальное?— Легко объяснимо. Наркотические курения, сопровождающие проведение обряда, а впоследствии и действие яда вивуры. Кто сумел бы сохранить здравое восприятие действительности при таких условиях?— Вот именно, — кивнул Шивокс. — И как прикажете слушателям отличить бред от истины, если это не под силу самому рассказчику?— Сэр, я понимаю ваши сомнения, — игнорируя Шивокса, Ренилл обратился непосредственно к протектору. — И прошу вас отнестись к моему рассказу без предвзятости. Поверьте хоть в одно — в ДжиПайндру кроется некая сила, нам не известная. Эта сила реальна, обладает сознанием, и именно ее авескийцы именуют «Аон».— Чаумелль, никто не сомневается в вашей честности. — Во Трунир неловко поежился. — Вы исполнили свой долг, рискуя жизнью, и мы отдаем вам должное. Несомненно, в храме вы стали свидетелем необычайного зрелища и описали его со всей доступной вам точностью, однако некоторые аспекты остаются неясными. Тут нет вашей вины. Учитывая недавно перенесенную вами болезнь, естественно ожидать некоторого замутнения сознания. Не сочтите за обиду, если я посоветую вам вернуться домой. Отдохните день-другой, подлечитесь. А тем временем обдумайте, что именно вы видели в ДжиПайндру. Когда ваша память прояснится — не раньше того — возвращайтесь и доложите еще раз.— Протектор, я совершенно отчетливо представляю факты. — Ренилл с трудом сдерживался. — Я совершенно здоров. И, как ни благодарен я вам за заботу, но сегодня ночью мне домой не попасть — я уже пытался. Дверь заперта и дом, по-видимому, пуст.— Как и многие другие. Все эти беспорядки, — кивнул во Трунир. — Поджоги и убийства. Второму Кандерулезскому более или менее удается поддерживать порядок в Малом Ширине, но они не могут успеть повсюду, так что несколько зданий сгорели. За последние недели в темных переулках найдено три или четыре изуродованных трупа вонарцев, и наши пугливые соотечественники отсылают жен и детей на родину. Суда не могут вместить всех желающих уехать. Сказать по правде, я их не осуждаю. Однако Малый Ширин пустеет, как кувшин с пробитым дном. Те, кто остался, в большинстве своем ищут убежища у нас, в резиденции. Поэтому немало домов на бульваре Хавиллак стоят пустые.— А чьи это повозки во дворе?— Отчасти — имущество горожан, остальное — беженцев из сельской местности. Там так же жарко, как в городе, и многие плантаторы с Золотой Мандиджуур обрушились на нас вместе с семьями, любимыми слугами, домашними животными и скарбом. Резиденция превращается в нечто среднее между гостиницей и складом, но и отказать им в пристанище невозможно. Кстати, ваши дядюшка и тетушка тоже здесь.— Хорошо. Я советовал им покинуть Бевиаретту.— Вы, конечно, захотите с ними поздороваться. Вероятно, они сейчас ужинают.— В этих лохмотьях его не впустят в столовую для персонала, — заметил Шивокс. — Это переходит все границы.— События последнего времени грозят убрать любые границы, — возразил Ренилл.— Возможно, однако пока Шивокс прав, — поддержал второго секретаря во Трунир. — Придется вам где-то раздобыть приличную одежду, Чаумелль. Одолжите у кого-нибудь. И можете поспать в своем кабинете — он, кажется, еще свободен. Учитывая все обстоятельства, так, возможно, будет даже лучше.Протектор замолчал, и снова стал слышен гул голосов с улицы, низкий и зловещий, как раскаты приближающейся грозы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41