Я постараюсь что-нибудь придумать.
Наблюдения предыдущих дней навели его на мысль. К вечеру, когда хлопок ладоней жреца освободил неофитов, застывших в ритуальных позах, Ренилл остался на месте. Он скорчился перед одним из многоруких изображений Отца, примерно так же, как склонялся у подножия огромной статуи во дворе храма. И опять, как и тогда, каменная неподвижность, говорившая о самозабвенном поклонении, вызвала почтение Верных. Никто не решился потревожить замершего в позе самоотречения Сына Аона, и когда неофиты разошлись по работам, Ренилл снова остался, вжимаясь лбом в камень.Проходили часы. Ренилл дремал, не меняя позы. Наконец процессия жрецов, потянувшаяся к трапезной, сообщила ему, что настал час заката. Чья-то рука осыпала его розовыми лепестками. Размеренные шаги затихли вдали. Ренилл не шевелился. Стихло доносившееся издалека пение, и ДжиПайндру погрузился в тишину. Загорелись красные огоньки, и только тогда он поднялся и заковылял прочь — припадок благочестия прошел.Он прошел через храм без приключений. Если невидимые глаза и следили за его продвижением, то сам он не видел ни души. Вверх по лестнице на второй этаж он взлетел как во сне. По коридору к нише под лестницей, к этому вороненку — Избранной, которая еще помнит свое имя. Дождалась ли она его?Чара — назвала она себя.Девочка оказалась там, где Ренилл оставил ее. Скорей всего, она пряталась там весь день. Протиснувшись за стерегущую вход статую, Ренилл услышал частое, прерывистое дыхание, а потом голос:— Попугай. Ты принес еду?— Лепешку. И немного физалий… Я понимаю, мало, но больше я не мог утащить, не…— Давай!— Где твоя рука? У попугая глаза не совиные.— Вот! — Она подползла поближе на четвереньках, и случайный луч упал на ее лицо, заставив глаза вспыхнуть красными огоньками. — Давай же!Ренилл протянул украденные на кухне объедки в ту сторону, где только что мелькнули огоньки глаз, и почувствовал, как кусочки выхватили у него из руки. Девочка лихорадочно заглатывала пищу, испуская в промежутках звериное ворчание. Глаза привыкли к темноте, и Ренилл видел ее — открытый рот набит хлебом, челюсти работают… Бедолага.Он ожидал, что девочка съест все до последней крошки, но она удивила его. Когда чавканье и ворчание наконец смолкли, осталась еще пара физалий. Девочка запихнула их в карман и подняла глаза, встретив его вопросительный взгляд.— На потом, — объяснила Чара.— Ешь, детка. Я придумаю, как раздобыть для тебя еще.— Может, раздобудешь, может, нет. Пока оставлю.— Пока… А что будет завтра? А послезавтра? Не можешь же ты вечно жить так?— Вечно жить никто не может. Так что это все равно.— Не все равно. Ты можешь выбраться отсюда.— Какой он мудрый, этот Попугай! Может, из его клюва чирикают сами боги? Он говорит, я могу выбраться отсюда, пройдя мимо Сынов Аона. Он все знает, да?— Может, я сумею тебе помочь.— Принесешь еще лепешку?— Еще лучше.— Лучше ничего нет.— Есть город за стенами ДжиПайндру. Солнечный свет, свобода. Продавцы юкки.— Попугай поет, как певчая птичка. Так чудесно!— Дочь сомнения!— Сын невежества!— Верно. Недостойный ожидает, что Чара просветит его. Она поела. Согласится ли она поделиться знаниями?— Мы же договорились. Спрашивай!— Хорошо. Скажи мне — ты, когда сбежала, много бродила по храму?— Всюду!— Где именно?— Наверху. Внизу. Посредине. Всюду. — Девочка беззаботно взмахнула руками. — Жрецы, они меня не видят. Я как воздух. Как тень. Хожу, где хочу. Только не в кухню, малышка? Вслух он заметил только:— Ты можешь тогда рассказать мне, что видела.— Почему Попугай спрашивает меня? Почему не спросит у своих братьев? Что это за Сын Аона?— Помнишь, мы договорились? Попугай задает вопросы. Чара отвечает.— Правда. Ладно, слушай. Наверху — жрецы, настоящие жрецы, которые Знают. Не такие, как Попугай — чтоб лизать статуи, скрести полы и кормить хидри. Там, наверху, они ходят по ночам и разговаривают. Не работают.— О чем разговаривают?— Чара много слов не расслышала. Болтают об Отце, об его… — она поискала слово, — …о торжестве. Да, так, о торжестве. Мне дела нет. Там, наверху, хорошая еда, но мне не досталось ни крошки:— Что они говорили о торжестве Отца?— Всякое. — Девочка пожала плечами. — Болтают, как мартышки. Некоторые. Но вивури — те мало говорят.Вивури… Фанатичные жрецы-убийцы, названные так потому, что их оружием с древности служили смертоносные маленькие ящерицы-вивуры. Крылатые грациозные рептилии, вооруженные убийственным ядом и повинующиеся командам хозяина. Хорошо обученные вивуры среди авескийских знатоков считались неотразимым оружием. Вонарцы не верят в рассказы о тесной связи между крадущимися в ночи убийцами-людьми и ядовитыми рептилиями. Да и само существование жрецов-убийц западные скептики подвергали сомнению. Кажется, напрасно.— Сколько наверху вивури? — спросил Ренилл.— Ах… — Снова пожала плечами малышка. — Десять, может, двенадцать. Кто знает? Приходят, уходят, играют в поцелуйчики с летучими ящерками. Они меня не видят, я — как призрак!— Не сомневаюсь. Что еще видела призрачная Чара?— Наверху — мало. Дальше середина, жрецы-рабы, как Попугай. Чистят горшки — молятся, наполнят светильники — молятся. Это ты знаешь.— А внизу?— Внизу много чего. Избранные, Восславление, Собрание, Мудрость, Святыня. Там в скалах ходы, и потом…— Помедленнее, детка. Объясни эти тайны.— Избранные — ты уже знаешь. Ждут внизу. Приходит срок, к ним является Отец. Где они встречаются — это Восславление, а потом они — Блаженные Сосуды. Толстые коровы-йахдини, готовые разродиться. Ты знаешь.— А остальное? Собрание, Мудрость, Святыня?— Собрание — большущая комната, там происходит Обновление. Мудрость — волшебное место, старые свитки в ящиках, гадкие картинки на стенах. А Святыня — в самом низу. Я туда не хожу. Запрещено. Туда нельзя. Но иногда там голоса.— Чьи голоса?Девочка беспокойно передернула плечами.— Что они говорят? — настаивал Ренилл.— Я не хотела слушать.— Почему?— Не хотела. — Она сидела, крепко обхватив коленки и спрятав лицо.— Понятно. — Ренилл почувствовал, что если он не оставит эту тему, девочка бросится бежать. — А ты когда-нибудь видела первого жреца, КриНаида-сына?— Нет.— Значит, его нет в ДжиПайндру. Может, КриНаида просто не существует. — Он бы с удовольствием сообщил эту новость во Труниру.—КриНаид здесь. Настоящий. Я его не видела, но слышала кое-что из-за двери. Слышала, как он посылал вивури в дом астромага по имени… по имени…— Кидришу Крылатый?— Да. А вивури, они говорили: «Твоя воля, Первый Жрец». КриНаид настоящий. Можешь поверить.— Верю. — Первый раз он узнал что-то новое, притом достаточно ценные сведения, подтверждающие связь Сынов с недавними политическими убийствами. Одного этого хватит, чтобы оправдать вмешательство Вонара; тщательный обыск храма, арест нескольких жрецов, в том числе и таинственного КриНаида, и пристальное наблюдение за Деятельностью ВайПрадхов.Однако девочка может знать больше.— Что такое Обновление? — спросил Ренилл.— Обновление — ритуал чистейшего и высочайшего поклонения, когда Блаженные Сосуды приносят отцу драгоценнейший из всех даров, тем возносясь к сияющему покою, который есть единение с бесконечностью. Исток и Предел поглощает их, и круг замыкается. Слава Истоку, — заученно продекламировала Чара.— Этому они учат Избранных там, внизу?— Каждый день.— Ты отлично выучила урок, детка, но можешь ли ты объяснить, что все это значит?— Зачем? Ты думаешь, я глупая?— Ничуть! Я ищу твоей мудрости. Что это за «драгоценнейший дар», о котором ты сказала? Какой «круг» замыкается? Что происходит на церемонии Обновления, и появляется ли там Первый жрец КриНаид?— Сыны Аона не задают таких вопросов, никогда! Сынам Аона не нужно спрашивать. — Чара не мигая уставилась на него. — Он не жрец, не паломник. Кто же он? Скажи мне, Попугай. Сейчас же! 4 Ренилл на мгновение перестал соображать. Этот тощий крысенок видит его насквозь, и отрицать бесполезно. Придется отдаться на ее милость. Придется купить ее молчание хлебными корками. Придется не откладывая бежать из ДжиПайндру. Придется…Мозг снова заработал. Ренилл подавил безумный порыв признаться во всем. Если на его лице и отразилось что-то, темнота должна была это скрыть. Ни к чему давать девчонке понять, что ее случайный выстрел угодил в цель.— Чара не спрашивает Попугая. — В голосе Ренилла звучало подобающее высокомерие. — Она выполняет обещание. Иначе не будет больше ни хлеба, ни физалий. Никаких. Понятно?— Ах! — Чара оскалила зубки.— Чара любит вареный рис? Сдобренный земляными спикки?Оскал исчез. Девочка кивнула.— Она получит рис. Но сперва она расскажет, как найти КриНаида-сына.— Зачем Попугай ищет Первого Жреца? Зачем… — поймав взгляд Ренилла, она осеклась. — Обещание. Поняла. Днем КриНаида нигде не найти. Ночью он внизу. Я иногда слышала его голос в Святыне. Не только его.— Кто с ним был?Молчаливое пожатие плечами.— А ты бывала в Святыне? Девочка покачала головой.— А знаешь, что там внутри? Опять пожатие плеч. Долгое молчание. Этой темы она явно избегает. То ли не знает, то ли боится, то ли и то, и другое. Пора сворачивать в сторону.— Расскажи мне еще про Обновление, — попросил Ренилл.— Обновление — ритуал чистейшего и высочайшего поклонения, когда Блаженные Сосуды приносят отцу драгоценнейший…— Да, ты уже говорила. Что это за дар?— Дар Обновления.— И что же это такое?— Это… это…— Девочка нахмурилась. — Что есть, то и есть. Нельзя говорить.— Ты не знаешь?— Что я, глупая?— Конечно, нет. Однако кое-что окутано тайной и скрыто даже от глаз мудрых.— Скрыто, точно. Ты задаешь вопросы, на которые нельзя отвечать.— На все вопросы можно ответить, так или иначе.— Нельзя говорить.— А писать?— О чем ты?— Чара говорила о Мудрости, которая хранится внизу. О свитках в ящиках. В таких свитках иногда скрыто знание.Она пожала плечами.— Я хотел бы на них посмотреть, — продолжал Ренилл, — но я боюсь, что мудрость недосягаема.— Не… что?— Что туда не пробраться. Ничтожный не знает дороги. Бесспорно, это место охраняется.— Иногда там жрецы. Иногда нет. Я знаю, когда. Я знаю, где. Я хожу, куда хочу. Как тень, как призрак.— Может Чара показать мне дорогу?— Я проведу тебя прямо в Мудрость. Проведу мимо жрецов, я смеюсь над ними. Но только ты принеси еще хлеба. И риса со спикки. Ладно?— Договорились.— Тогда слушай. Когда те, что в плащах, уйдут наверх, тогда и пойдем. Это скоро. Пока мы ждем.Ренилл поразмыслил. Уже поздно. К этому времени неофиты собираются в спальне. Если его отсутствие и заметили, то могли решить, что он так и остался перед статуей. Такая возможность исследовать ДжиПайндру может не повториться.— Ждем. — Согласился он.Некоторое время они сидели, притаившись, пока по коридору проходили жрецы. Даже шепот мог их выдать. Ренилл рассматривал свою новую приятельницу. Она достала из кармашка одну физалию и слопала ее с кожурой и косточками. Как видно, поверила, что он принесет еще. В некотором роде достижение.Воздух был тяжелым и душным. Молчание давило. В великой тишине камень стен пульсировал присутствием чуждой жизни.Чуждой жизни? Красиво звучит. У него от всех этих Великих Гимнов и Самоотречений начинается размягчение мозгов!Минуты тянулись в тишине. Потом послышалась размеренная поступь, и к нише приблизилась безмолвная процессия. Из тайника Рениллу видны были широкие полы плащей. Шесть или восемь закутанных фигур. Шаги простучали по каменной лестнице, и снова все затихло.— Пора, — еле слышно шепнула Чара. — Как тень, как призрак.— Куда?— За мной. Я поведу.Она бесшумно скользнула мимо статуи и свернула в коридор. Ренилл последовал за ней. Девочка уже обогнала его на несколько шагов: тонкая неуловимая фигурка, скользящая в красноватом полумраке. Она провела его по проходу к узкой, скользкой от плесени лестнице, которую освещали своим призрачным светом хидри в тонких плетеных клеточках. Отсыревшие стены поросли грибами. Вниз по лестнице в низкую сумрачную галерею, совершенно незнакомую Рениллу. Здесь Чара вдруг застыла перед темным лестничным пролетом, прижалась к стене, жестом приказав ему сделать то же самое. Мгновенье спустя из бокового прохода выступили темные фигуры, пересекли галерею и исчезли под аркой на другой стороне.В бок Рениллу воткнулся острый локоток. Он обернулся и встретил торжествующий взгляд Чары.— Я знаю храм, — одними губами прошептала она.При всем желании Ренилл не сумел скрыть улыбку — и опять выдал себя. Да все равно — она и так чувствовала фальшь.Девочка, как видно, определила, что путь свободен, и пулей выскочила из-под лестницы. Ренилл вслед за ней пробежал по галерее за угол и свернул в короткий тупик, оканчивающийся огромной маской Аона-отца. Стилизованный каменный лик занимал всю стену. Глаза — пустые черные дыры. Огромный разинутый рот, вероятно, служил дверью. Длинный каменный язык изображал дорожку к отверстию рта.Исключительно негостеприимный вход. Однако Чара, не задумываясь, взбежала по языку, и Рениллу оставалось либо довериться ей, либо поворачивать обратно. Девочка уже исчезла в темноте, заживо поглощенная Отцом.Ренилл поднялся следом по каменной дорожке языка и, пригнувшись, нырнул в пасть Аона.Он почти ожидал услышать чавканье сомкнувшихся губ.Однако в тишине прозвучал только тончайший шепот:— Сюда!В пасти Аона оказалось не так уж темно. Пульсирующий тусклый хидриши. Ренилл стоял на маленькой площадке. Тонкий силуэт Чары темнел напротив следующего лестничного пролета. Поняв, что Ренилл увидел ее, девочка начала спускаться.Вниз, в глубину, где воздух подземелья пропах грибницей и отягощен веками.Ни звука. Ни вздоха. Неподвижный мертвый воздух. То, что Чара назвала «внизу».Они оказались уже глубоко под землей, и проходы, по которым они шли, были высечены в толще скалы: какими орудиями, Ренилл не мог угадать. Стены переливались блестящими волнами, настолько натуральными, что проходя, он невольно коснулся гладкой поверхности, убеждая себя, что это камень, а не жидкость. Казалось, здесь мгновенно застыла жидкая лава, и он бы не сомневался, что тоннель создан природой, если бы природа могла создавать прямые, словно по линейке проложенные линии. Чудо строительного искусства, явно превосходящее возможности древних, да и современных авескийцев.Разумного объяснения отыскать не удавалось.Свет хидри был слабым и зыбким. Хрупкая тень Чары то и дело растворялась, теряясь в более глубоких тенях. Она дошла до поворота, проложенного под безупречно прямым углом, потом свернула еще раз. Слева в стене виднелась запертая на засов дверь. Чара с презрением ткнула в нее пальцем.— Избранные, — объявила она.Ренилл задержался, прислушиваясь, но не уловил ни шепота, ни звука. Должно быть, блаженные обитательницы спали.— Некогда возиться с коровами-йахдини! Сюда! — Чара дернула его за рукав.Он позволил девочке оттащить себя от двери. Жидкие стены текли дальше. Еще одна дверь и пояснение Чары:— Собрание.Вдоль по коридору, поворот точно на девяносто градусов, арка.— Восславление.Странный вход. Неровные плавные очертания; волнистая поверхность с намеком на свечение по краям. Если присматриваться, кружится голова. И чувствуется легкая тошнота.— Некогда, — Чара теребила его за рукав. — Идем.Новая лестница вниз, на этот раз всего несколько ступеней. Мутный застоявшийся воздух. Слабые мерцающие огоньки. И прямо перед ним глубоко врезанная в полированный камень низкая, тяжелая деревянная дверь, древняя и изъеденная червями.— Мудрость, — сказала Чара. — Надписи. Картинки. Есть нечего.Она застыла в странной позе. Вполоборота к нему, спиной к черным теням, окутывающим конец короткой галереи. Прямые плечи напряжены, руки туго сплетены.За ее спиной, почти теряясь в темноте, таилась черное пятно — еще один проход?— Что там? — указал Ренилл.— Святыня. — Чара не обернулась.— Для чего она? Что там внутри?— Некогда. Забудь Святыню. — Ее пальчики впились ему в локоть. — Ты хотел свитки? Иди в Мудрость. Быстрей! У тебя пол времени молитвы, потом придут жрецы и посадят Попугая в клетку.«Полвремени молитвы»… Минут сорок. Она права, надо поторапливаться. Ренилл, ожидая сопротивления, нажал на тяжелую дверь. Она подалась при первом прикосновении, распахнувшись с тихим скрипом. За порогом — ровный свет, ярче, чем хидриши. — Я стукну в дверь — ты сразу выходи, — предупредила Чара. — Слыхал? Сразу!Ренилл коротко кивнул и вошел в Мудрость, беззвучно закрыв за собой дверь.Попытался окинуть помещение взглядом. Маленькая камера без окон, дышащая древностью. На гладких стенах теснятся яркие, почти сияющие изображения. Не мозаика, не глазурь и не эмаль. Он не мог понять, чем достигнуто это свечение, но картины действительно светились. Их приглушенный свет и освещал камеру. Подсвеченные сзади витражи? Ренилл присмотрелся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Наблюдения предыдущих дней навели его на мысль. К вечеру, когда хлопок ладоней жреца освободил неофитов, застывших в ритуальных позах, Ренилл остался на месте. Он скорчился перед одним из многоруких изображений Отца, примерно так же, как склонялся у подножия огромной статуи во дворе храма. И опять, как и тогда, каменная неподвижность, говорившая о самозабвенном поклонении, вызвала почтение Верных. Никто не решился потревожить замершего в позе самоотречения Сына Аона, и когда неофиты разошлись по работам, Ренилл снова остался, вжимаясь лбом в камень.Проходили часы. Ренилл дремал, не меняя позы. Наконец процессия жрецов, потянувшаяся к трапезной, сообщила ему, что настал час заката. Чья-то рука осыпала его розовыми лепестками. Размеренные шаги затихли вдали. Ренилл не шевелился. Стихло доносившееся издалека пение, и ДжиПайндру погрузился в тишину. Загорелись красные огоньки, и только тогда он поднялся и заковылял прочь — припадок благочестия прошел.Он прошел через храм без приключений. Если невидимые глаза и следили за его продвижением, то сам он не видел ни души. Вверх по лестнице на второй этаж он взлетел как во сне. По коридору к нише под лестницей, к этому вороненку — Избранной, которая еще помнит свое имя. Дождалась ли она его?Чара — назвала она себя.Девочка оказалась там, где Ренилл оставил ее. Скорей всего, она пряталась там весь день. Протиснувшись за стерегущую вход статую, Ренилл услышал частое, прерывистое дыхание, а потом голос:— Попугай. Ты принес еду?— Лепешку. И немного физалий… Я понимаю, мало, но больше я не мог утащить, не…— Давай!— Где твоя рука? У попугая глаза не совиные.— Вот! — Она подползла поближе на четвереньках, и случайный луч упал на ее лицо, заставив глаза вспыхнуть красными огоньками. — Давай же!Ренилл протянул украденные на кухне объедки в ту сторону, где только что мелькнули огоньки глаз, и почувствовал, как кусочки выхватили у него из руки. Девочка лихорадочно заглатывала пищу, испуская в промежутках звериное ворчание. Глаза привыкли к темноте, и Ренилл видел ее — открытый рот набит хлебом, челюсти работают… Бедолага.Он ожидал, что девочка съест все до последней крошки, но она удивила его. Когда чавканье и ворчание наконец смолкли, осталась еще пара физалий. Девочка запихнула их в карман и подняла глаза, встретив его вопросительный взгляд.— На потом, — объяснила Чара.— Ешь, детка. Я придумаю, как раздобыть для тебя еще.— Может, раздобудешь, может, нет. Пока оставлю.— Пока… А что будет завтра? А послезавтра? Не можешь же ты вечно жить так?— Вечно жить никто не может. Так что это все равно.— Не все равно. Ты можешь выбраться отсюда.— Какой он мудрый, этот Попугай! Может, из его клюва чирикают сами боги? Он говорит, я могу выбраться отсюда, пройдя мимо Сынов Аона. Он все знает, да?— Может, я сумею тебе помочь.— Принесешь еще лепешку?— Еще лучше.— Лучше ничего нет.— Есть город за стенами ДжиПайндру. Солнечный свет, свобода. Продавцы юкки.— Попугай поет, как певчая птичка. Так чудесно!— Дочь сомнения!— Сын невежества!— Верно. Недостойный ожидает, что Чара просветит его. Она поела. Согласится ли она поделиться знаниями?— Мы же договорились. Спрашивай!— Хорошо. Скажи мне — ты, когда сбежала, много бродила по храму?— Всюду!— Где именно?— Наверху. Внизу. Посредине. Всюду. — Девочка беззаботно взмахнула руками. — Жрецы, они меня не видят. Я как воздух. Как тень. Хожу, где хочу. Только не в кухню, малышка? Вслух он заметил только:— Ты можешь тогда рассказать мне, что видела.— Почему Попугай спрашивает меня? Почему не спросит у своих братьев? Что это за Сын Аона?— Помнишь, мы договорились? Попугай задает вопросы. Чара отвечает.— Правда. Ладно, слушай. Наверху — жрецы, настоящие жрецы, которые Знают. Не такие, как Попугай — чтоб лизать статуи, скрести полы и кормить хидри. Там, наверху, они ходят по ночам и разговаривают. Не работают.— О чем разговаривают?— Чара много слов не расслышала. Болтают об Отце, об его… — она поискала слово, — …о торжестве. Да, так, о торжестве. Мне дела нет. Там, наверху, хорошая еда, но мне не досталось ни крошки:— Что они говорили о торжестве Отца?— Всякое. — Девочка пожала плечами. — Болтают, как мартышки. Некоторые. Но вивури — те мало говорят.Вивури… Фанатичные жрецы-убийцы, названные так потому, что их оружием с древности служили смертоносные маленькие ящерицы-вивуры. Крылатые грациозные рептилии, вооруженные убийственным ядом и повинующиеся командам хозяина. Хорошо обученные вивуры среди авескийских знатоков считались неотразимым оружием. Вонарцы не верят в рассказы о тесной связи между крадущимися в ночи убийцами-людьми и ядовитыми рептилиями. Да и само существование жрецов-убийц западные скептики подвергали сомнению. Кажется, напрасно.— Сколько наверху вивури? — спросил Ренилл.— Ах… — Снова пожала плечами малышка. — Десять, может, двенадцать. Кто знает? Приходят, уходят, играют в поцелуйчики с летучими ящерками. Они меня не видят, я — как призрак!— Не сомневаюсь. Что еще видела призрачная Чара?— Наверху — мало. Дальше середина, жрецы-рабы, как Попугай. Чистят горшки — молятся, наполнят светильники — молятся. Это ты знаешь.— А внизу?— Внизу много чего. Избранные, Восславление, Собрание, Мудрость, Святыня. Там в скалах ходы, и потом…— Помедленнее, детка. Объясни эти тайны.— Избранные — ты уже знаешь. Ждут внизу. Приходит срок, к ним является Отец. Где они встречаются — это Восславление, а потом они — Блаженные Сосуды. Толстые коровы-йахдини, готовые разродиться. Ты знаешь.— А остальное? Собрание, Мудрость, Святыня?— Собрание — большущая комната, там происходит Обновление. Мудрость — волшебное место, старые свитки в ящиках, гадкие картинки на стенах. А Святыня — в самом низу. Я туда не хожу. Запрещено. Туда нельзя. Но иногда там голоса.— Чьи голоса?Девочка беспокойно передернула плечами.— Что они говорят? — настаивал Ренилл.— Я не хотела слушать.— Почему?— Не хотела. — Она сидела, крепко обхватив коленки и спрятав лицо.— Понятно. — Ренилл почувствовал, что если он не оставит эту тему, девочка бросится бежать. — А ты когда-нибудь видела первого жреца, КриНаида-сына?— Нет.— Значит, его нет в ДжиПайндру. Может, КриНаида просто не существует. — Он бы с удовольствием сообщил эту новость во Труниру.—КриНаид здесь. Настоящий. Я его не видела, но слышала кое-что из-за двери. Слышала, как он посылал вивури в дом астромага по имени… по имени…— Кидришу Крылатый?— Да. А вивури, они говорили: «Твоя воля, Первый Жрец». КриНаид настоящий. Можешь поверить.— Верю. — Первый раз он узнал что-то новое, притом достаточно ценные сведения, подтверждающие связь Сынов с недавними политическими убийствами. Одного этого хватит, чтобы оправдать вмешательство Вонара; тщательный обыск храма, арест нескольких жрецов, в том числе и таинственного КриНаида, и пристальное наблюдение за Деятельностью ВайПрадхов.Однако девочка может знать больше.— Что такое Обновление? — спросил Ренилл.— Обновление — ритуал чистейшего и высочайшего поклонения, когда Блаженные Сосуды приносят отцу драгоценнейший из всех даров, тем возносясь к сияющему покою, который есть единение с бесконечностью. Исток и Предел поглощает их, и круг замыкается. Слава Истоку, — заученно продекламировала Чара.— Этому они учат Избранных там, внизу?— Каждый день.— Ты отлично выучила урок, детка, но можешь ли ты объяснить, что все это значит?— Зачем? Ты думаешь, я глупая?— Ничуть! Я ищу твоей мудрости. Что это за «драгоценнейший дар», о котором ты сказала? Какой «круг» замыкается? Что происходит на церемонии Обновления, и появляется ли там Первый жрец КриНаид?— Сыны Аона не задают таких вопросов, никогда! Сынам Аона не нужно спрашивать. — Чара не мигая уставилась на него. — Он не жрец, не паломник. Кто же он? Скажи мне, Попугай. Сейчас же! 4 Ренилл на мгновение перестал соображать. Этот тощий крысенок видит его насквозь, и отрицать бесполезно. Придется отдаться на ее милость. Придется купить ее молчание хлебными корками. Придется не откладывая бежать из ДжиПайндру. Придется…Мозг снова заработал. Ренилл подавил безумный порыв признаться во всем. Если на его лице и отразилось что-то, темнота должна была это скрыть. Ни к чему давать девчонке понять, что ее случайный выстрел угодил в цель.— Чара не спрашивает Попугая. — В голосе Ренилла звучало подобающее высокомерие. — Она выполняет обещание. Иначе не будет больше ни хлеба, ни физалий. Никаких. Понятно?— Ах! — Чара оскалила зубки.— Чара любит вареный рис? Сдобренный земляными спикки?Оскал исчез. Девочка кивнула.— Она получит рис. Но сперва она расскажет, как найти КриНаида-сына.— Зачем Попугай ищет Первого Жреца? Зачем… — поймав взгляд Ренилла, она осеклась. — Обещание. Поняла. Днем КриНаида нигде не найти. Ночью он внизу. Я иногда слышала его голос в Святыне. Не только его.— Кто с ним был?Молчаливое пожатие плечами.— А ты бывала в Святыне? Девочка покачала головой.— А знаешь, что там внутри? Опять пожатие плеч. Долгое молчание. Этой темы она явно избегает. То ли не знает, то ли боится, то ли и то, и другое. Пора сворачивать в сторону.— Расскажи мне еще про Обновление, — попросил Ренилл.— Обновление — ритуал чистейшего и высочайшего поклонения, когда Блаженные Сосуды приносят отцу драгоценнейший…— Да, ты уже говорила. Что это за дар?— Дар Обновления.— И что же это такое?— Это… это…— Девочка нахмурилась. — Что есть, то и есть. Нельзя говорить.— Ты не знаешь?— Что я, глупая?— Конечно, нет. Однако кое-что окутано тайной и скрыто даже от глаз мудрых.— Скрыто, точно. Ты задаешь вопросы, на которые нельзя отвечать.— На все вопросы можно ответить, так или иначе.— Нельзя говорить.— А писать?— О чем ты?— Чара говорила о Мудрости, которая хранится внизу. О свитках в ящиках. В таких свитках иногда скрыто знание.Она пожала плечами.— Я хотел бы на них посмотреть, — продолжал Ренилл, — но я боюсь, что мудрость недосягаема.— Не… что?— Что туда не пробраться. Ничтожный не знает дороги. Бесспорно, это место охраняется.— Иногда там жрецы. Иногда нет. Я знаю, когда. Я знаю, где. Я хожу, куда хочу. Как тень, как призрак.— Может Чара показать мне дорогу?— Я проведу тебя прямо в Мудрость. Проведу мимо жрецов, я смеюсь над ними. Но только ты принеси еще хлеба. И риса со спикки. Ладно?— Договорились.— Тогда слушай. Когда те, что в плащах, уйдут наверх, тогда и пойдем. Это скоро. Пока мы ждем.Ренилл поразмыслил. Уже поздно. К этому времени неофиты собираются в спальне. Если его отсутствие и заметили, то могли решить, что он так и остался перед статуей. Такая возможность исследовать ДжиПайндру может не повториться.— Ждем. — Согласился он.Некоторое время они сидели, притаившись, пока по коридору проходили жрецы. Даже шепот мог их выдать. Ренилл рассматривал свою новую приятельницу. Она достала из кармашка одну физалию и слопала ее с кожурой и косточками. Как видно, поверила, что он принесет еще. В некотором роде достижение.Воздух был тяжелым и душным. Молчание давило. В великой тишине камень стен пульсировал присутствием чуждой жизни.Чуждой жизни? Красиво звучит. У него от всех этих Великих Гимнов и Самоотречений начинается размягчение мозгов!Минуты тянулись в тишине. Потом послышалась размеренная поступь, и к нише приблизилась безмолвная процессия. Из тайника Рениллу видны были широкие полы плащей. Шесть или восемь закутанных фигур. Шаги простучали по каменной лестнице, и снова все затихло.— Пора, — еле слышно шепнула Чара. — Как тень, как призрак.— Куда?— За мной. Я поведу.Она бесшумно скользнула мимо статуи и свернула в коридор. Ренилл последовал за ней. Девочка уже обогнала его на несколько шагов: тонкая неуловимая фигурка, скользящая в красноватом полумраке. Она провела его по проходу к узкой, скользкой от плесени лестнице, которую освещали своим призрачным светом хидри в тонких плетеных клеточках. Отсыревшие стены поросли грибами. Вниз по лестнице в низкую сумрачную галерею, совершенно незнакомую Рениллу. Здесь Чара вдруг застыла перед темным лестничным пролетом, прижалась к стене, жестом приказав ему сделать то же самое. Мгновенье спустя из бокового прохода выступили темные фигуры, пересекли галерею и исчезли под аркой на другой стороне.В бок Рениллу воткнулся острый локоток. Он обернулся и встретил торжествующий взгляд Чары.— Я знаю храм, — одними губами прошептала она.При всем желании Ренилл не сумел скрыть улыбку — и опять выдал себя. Да все равно — она и так чувствовала фальшь.Девочка, как видно, определила, что путь свободен, и пулей выскочила из-под лестницы. Ренилл вслед за ней пробежал по галерее за угол и свернул в короткий тупик, оканчивающийся огромной маской Аона-отца. Стилизованный каменный лик занимал всю стену. Глаза — пустые черные дыры. Огромный разинутый рот, вероятно, служил дверью. Длинный каменный язык изображал дорожку к отверстию рта.Исключительно негостеприимный вход. Однако Чара, не задумываясь, взбежала по языку, и Рениллу оставалось либо довериться ей, либо поворачивать обратно. Девочка уже исчезла в темноте, заживо поглощенная Отцом.Ренилл поднялся следом по каменной дорожке языка и, пригнувшись, нырнул в пасть Аона.Он почти ожидал услышать чавканье сомкнувшихся губ.Однако в тишине прозвучал только тончайший шепот:— Сюда!В пасти Аона оказалось не так уж темно. Пульсирующий тусклый хидриши. Ренилл стоял на маленькой площадке. Тонкий силуэт Чары темнел напротив следующего лестничного пролета. Поняв, что Ренилл увидел ее, девочка начала спускаться.Вниз, в глубину, где воздух подземелья пропах грибницей и отягощен веками.Ни звука. Ни вздоха. Неподвижный мертвый воздух. То, что Чара назвала «внизу».Они оказались уже глубоко под землей, и проходы, по которым они шли, были высечены в толще скалы: какими орудиями, Ренилл не мог угадать. Стены переливались блестящими волнами, настолько натуральными, что проходя, он невольно коснулся гладкой поверхности, убеждая себя, что это камень, а не жидкость. Казалось, здесь мгновенно застыла жидкая лава, и он бы не сомневался, что тоннель создан природой, если бы природа могла создавать прямые, словно по линейке проложенные линии. Чудо строительного искусства, явно превосходящее возможности древних, да и современных авескийцев.Разумного объяснения отыскать не удавалось.Свет хидри был слабым и зыбким. Хрупкая тень Чары то и дело растворялась, теряясь в более глубоких тенях. Она дошла до поворота, проложенного под безупречно прямым углом, потом свернула еще раз. Слева в стене виднелась запертая на засов дверь. Чара с презрением ткнула в нее пальцем.— Избранные, — объявила она.Ренилл задержался, прислушиваясь, но не уловил ни шепота, ни звука. Должно быть, блаженные обитательницы спали.— Некогда возиться с коровами-йахдини! Сюда! — Чара дернула его за рукав.Он позволил девочке оттащить себя от двери. Жидкие стены текли дальше. Еще одна дверь и пояснение Чары:— Собрание.Вдоль по коридору, поворот точно на девяносто градусов, арка.— Восславление.Странный вход. Неровные плавные очертания; волнистая поверхность с намеком на свечение по краям. Если присматриваться, кружится голова. И чувствуется легкая тошнота.— Некогда, — Чара теребила его за рукав. — Идем.Новая лестница вниз, на этот раз всего несколько ступеней. Мутный застоявшийся воздух. Слабые мерцающие огоньки. И прямо перед ним глубоко врезанная в полированный камень низкая, тяжелая деревянная дверь, древняя и изъеденная червями.— Мудрость, — сказала Чара. — Надписи. Картинки. Есть нечего.Она застыла в странной позе. Вполоборота к нему, спиной к черным теням, окутывающим конец короткой галереи. Прямые плечи напряжены, руки туго сплетены.За ее спиной, почти теряясь в темноте, таилась черное пятно — еще один проход?— Что там? — указал Ренилл.— Святыня. — Чара не обернулась.— Для чего она? Что там внутри?— Некогда. Забудь Святыню. — Ее пальчики впились ему в локоть. — Ты хотел свитки? Иди в Мудрость. Быстрей! У тебя пол времени молитвы, потом придут жрецы и посадят Попугая в клетку.«Полвремени молитвы»… Минут сорок. Она права, надо поторапливаться. Ренилл, ожидая сопротивления, нажал на тяжелую дверь. Она подалась при первом прикосновении, распахнувшись с тихим скрипом. За порогом — ровный свет, ярче, чем хидриши. — Я стукну в дверь — ты сразу выходи, — предупредила Чара. — Слыхал? Сразу!Ренилл коротко кивнул и вошел в Мудрость, беззвучно закрыв за собой дверь.Попытался окинуть помещение взглядом. Маленькая камера без окон, дышащая древностью. На гладких стенах теснятся яркие, почти сияющие изображения. Не мозаика, не глазурь и не эмаль. Он не мог понять, чем достигнуто это свечение, но картины действительно светились. Их приглушенный свет и освещал камеру. Подсвеченные сзади витражи? Ренилл присмотрелся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41