Выскочив из машины, он полез в сумочку, достал освежитель дыхания и трижды пшикнул себе в рот. Потом, подумав, — еще три раза. Машина отъехала, и Ракель повернулся в нашу сторону.
Есть трансвеститы, которые выглядят просто обворожительно. Но только не Ракель. Черный, рост под два метра и вес никак не менее ста двадцати килограммов. Руки как гигантские сардельки — и тоненький голосок. По сравнению с ним Майкл Джексон ревет басом бригадира дальнобойщиков. Ракель утверждает, что ему двадцать девять, но я слышу это уже шесть лет. Он работает по пять ночей в неделю, в любую погоду, в дождь или снег, и имеет постоянную и весьма преданную клиентуру. Если бы он хотел, то давно мог бы уйти с улицы — снять квартиру, назначать встречи и так далее. Однако Ракель больше нравится работать здесь. Многие этого не понимают. Улица темна и опасна, но она опьяняет. В ней есть какая-то энергия, своего рода электрический заряд. Ты чувствуешь, как она тебя подпитывает. В то же время для многих из наших детишек единственная альтернатива улице — грязная поденная работа. Работа, на которой они все равно не имеют будущего. Так что выбора фактически нет...
Ракель заковылял к нам, покачиваясь на острых шпильках. Когда у тебя ноги сорок шестого размера, это нелегкая задача, уверяю вас. Не дойдя совсем чуть-чуть, он остановился под фонарем. Лицо его напоминало скалу, изрезанную штормами. Я не знаю, чем Ракель занимался раньше, а поверить в его рассказы трудно. То он якобы был игроком Национальной футбольной лиги и повредил колено, то учился в колледже, выиграв стипендию по результатам школьных экзаменов, то воевал в Персидском заливе... Выбирайте, что больше нравится, или придумывайте сами.
Он обнял Креста и поцеловал в щеку. Потом повернулся ко мне:
— Эй, Уилл-красавчик, да ты классно выглядишь!
— Спасибо, Ракель.
— Так бы прямо и съел тебя.
— Работаю всю ночь — стал еще вкуснее...
Он обнял меня за плечо.
— Я мог бы влюбиться в такого, как ты.
— Ты мне льстишь, Ракель.
— Только такой, как ты, мог бы спасти меня от всего этого.
— Но сколько разбитых сердец ты оставишь здесь, в этой клоаке!
— Это точно, — хихикнул он.
Я показал ему фотографию Шейлы. Единственную, что у меня была. Странно, если вдуматься. Конечно, ни я, ни она не увлекались фотографией, но иметь только один снимок...
— Ты ее знаешь?
Ракель вгляделся в лицо на фото.
— Это твоя женщина, я видел ее раз в приюте.
— Точно. А ты видел ее где-нибудь еще?
— Нет, а что?
Врать было незачем.
— Она сбежала. Я ищу ее.
Он посмотрел на снимок повнимательнее.
— Я могу это взять?
Я протянул ему фотографию: в офисе еще оставались цветные копии.
— Попробую поспрашивать, — обещал он.
— Спасибо.
Он кивнул.
— Ракель... — обратился к нему Крест. — Ты помнишь Луиса Кастмана, сутенера?
Лицо трансвестита застыло, он начал озираться по сторонам.
— Так как?
— Мне надо работать, Крест. Бизнес есть бизнес.
Я загородил ему путь. Ракель посмотрел на меня сверху вниз, прищурившись, словно на чешуйку перхоти у себя на плече.
— Она работала на улице, — сказал я.
— Твоя девчонка?
— Да.
— На Кастмана?
— Да.
Он перекрестился.
— Это нехороший тип, Уилл-красавчик. Кастман был хуже других.
— Почему?
Ракель нервно облизнул губы.
— Здешние девчонки... они как товар — ты меня понимаешь. Купля-продажа, бизнес... Если они приносят доход, то остаются. Если нет — сам знаешь...
Я знал.
— Но этот Кастман... — Ракель прошептал это имя, как некоторые произносят слово «рак». — Он был другой.
— Почему?
— Он портил собственный товар. Иногда просто для смеху.
— Ты говоришь о нем в прошедшем времени, — заметил Крест.
— Потому что он не появляется вот уже... м-м... года три.
— Он жив?
Ракель замолчал, глядя в сторону. Мы с Крестом обменялись взглядом.
— Еще жив, — наконец сказал трансвестит. — Я так думаю.
— Что ты имеешь в виду?
Он лишь молча покачал головой.
— Нам надо с ним поговорить, — сказал я. — Знаешь, где его найти?
— Говорят...
— Что?
Ракель снова покачал головой.
— Попробуйте поискать на углу Райт-стрит и авеню Ди в Южном Бронксе. Я слышал, он там.
И трансвестит пошел прочь, уже более уверенно ступая на своих шпильках. Рядом проехала машина, остановилась возле него, и я снова увидел, как человеческое существо тонет во мраке.
Глава 9
В большинстве кварталов города вы бы побоялись кого-нибудь разбудить в час ночи. Но только не здесь. Все окна забиты досками. Вместо двери — кусок фанеры. Сказать, что краска облезала, было бы не совсем верно — она осыпалась кусками.
Крест постучал в фанерную дверь. Откликнулся женский голос:
— Что надо?
— Мы ищем Луиса Кастмана.
— Убирайтесь.
— Нам необходимо с ним поговорить.
— Ордер есть?
— Мы не из полиции.
— А кто вы?
— Мы сотрудники «Дома Завета».
— Здесь нет беспризорников! — закричала она почти в истерике. — Убирайтесь!
— Выбирайте, — сказал Крест. — Или мы разговариваем с Кастманом прямо сейчас, или возвращаемся с кучей копов.
— Я ничего не сделала.
— Зато я могу что-нибудь придумать. Открывайте!
Женщина сделала выбор быстро. Мы услышали стук одного открываемого засова, затем другого. Наконец упала цепочка, и дверь приоткрылась. Я шагнул вперед, но Крест загородил мне дорогу рукой. Надо было подождать, пока дверь не откроется полностью.
— Быстрее, — сказала женщина, ядовито усмехнувшись. — Заходите, я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел.
Крест толкнул дверь, и она распахнулась. Мы прошли внутрь. Женщина тут же задвинула засовы. Меня одновременно поразили две вещи. Первая — темнота. Единственным источником света была слабенькая лампочка в дальнем углу, едва освещавшая ободранное кресло да журнальный столик, составлявшие всю меблировку. Вторая — страшная духота и вонь. Густая смесь больничного запаха с чем-то трудноопределимым. Я с трудом заставил себя сделать вдох. Интересно, когда здесь в последний раз открывали окно? Комната, казалось, шептала: «Никогда».
Крест повернулся к женщине, стоявшей в углу. В темноте мы различали только ее силуэт.
— Меня зовут Крест.
— Я знаю, кто вы.
— Мы встречались?
— Это не важно.
— Где Кастман?
— Здесь еще только одна комната, — ответила она, вяло поднимая руку и указывая в темноту. — Он, наверное, спит.
Глаза начали привыкать к темноте. Я шагнул к женщине. Она стояла неподвижно, но когда я подошел поближе, подняла голову. Я с трудом сдержал изумленный возглас и попятился, бормоча извинения.
— Нет, — сказала она. — Я хочу, чтобы вы видели.
Она пересекла комнату, встала рядом с лампой и посмотрела на нас. Мы с Крестом не изменились в лице, хоть это было и нелегко. Тот, кто изуродовал эту женщину, постарался на совесть. Когда-то она, пожалуй, была очень хороша собой, но затем будто перенесла пластическую операцию наоборот. Нос, который раньше, видимо, имел правильную форму, теперь был раздавлен, напоминая жука, на которого наступили тяжелым сапогом. Когда-то гладкая кожа рассечена и порвана во многих местах. Углы рта надрезаны так, что невозможно было понять, где они заканчиваются. Щеки и лоб во всех направлениях пересекали уродливые фиолетовые шрамы — так рисует трехлетний ребенок, заполучивший цветные мелки. Мертвый левый глаз смотрел в сторону, другой не мигая уставился на нас.
— Вы работали на улице, — сказал Крест.
Женщина кивнула.
— Как вас зовут? — продолжал он.
— Таня. — Рот она открывала с большим трудом.
— Кто вас так?
— А вы как думаете?
Мы не ответили — все было ясно.
— Он за этой дверью, — показала она. — Я ухаживаю за ним. Никогда не делаю ему больно. Вы понимаете? Я никогда не поднимаю на него руку.
Мы оба кивнули, хотя я ничего не понял, и Крест, думаю, тоже. Из-за двери не было слышно ни звука. Кастман спал. Какая разница? Разбудим... Крест взялся за дверную ручку и оглянулся на меня. Я деловито кивнул. Он открыл дверь.
Эта комната была освещена, и очень ярко. Я невольно прикрыл глаза рукой. Какой-то медицинский прибор, стоявший возле кровати, издавал прерывистый писк. Но в первую очередь бросались в глаза стены. Они были обиты пробкой — кое-где проглядывал коричневый цвет — и густо увешаны фотографиями. Сотнями фотографий, приколотых кнопками, — от стандартных, девять на двенадцать, до больших, размером с плакат. И со всех на нас смотрела Таня.
Во всяком случае, я так предположил. На этих снимках она была еще не изуродована. Я оказался прав — она оказалась удивительно хороша и, судя по всему, готовилась к карьере фотомодели. Я посмотрел вверх. Опять фотографии — как зловещая роспись на потолке. От них трудно было оторвать взгляд.
— Помогите! Пожалуйста! — донесся с кровати тихий голос.
Мы с Крестом подошли поближе. Таня, стоявшая позади нас, кашлянула. Мы обернулись. При ярком свете ее шрамы казались живыми, извиваясь на лице, как клубок червей. Нос был не просто расплющен, но полностью исковеркан, напоминая ком глины. А старые снимки словно излучали сияние, создавая вокруг нее какую-то болезненную ауру.
До и после...
Человек на кровати застонал.
Мы молча ждали. Таня посмотрела здоровым глазом сначала на меня, потом повернулась к Кресту. Казалось, она хотела заставить нас навсегда запомнить — какой она была прежде и что с ней сделал этот человек.
— Бритва, — сказала Таня. — Ржавая. У него это заняло часа два. И он изрезал не только лицо.
Не сказав больше ни слова, она вышла из комнаты и закрыла дверь.
Несколько секунд мы молчали. Затем Крест спросил:
— Ваше имя Луис Кастман?
— Вы из полиции?
— Вы Кастман?
— Да. И я сделал это. Господи, да я признаюсь в чем хотите — только вытащите меня отсюда! Ради Бога!
— Мы не из полиции, — сказал Крест.
Кастман лежал лицом вверх, от его груди тянулась трубка. В такт писку машины там что-то периодически вздымалось и опадало. Это был белый мужчина, свежевыбритый, с чисто вымытыми волосами. Он лежал на специальной больничной кровати с перилами и рычагами управления. В углу я заметил судно и раковину. Больше в комнате не было ничего: ни мебели, ни телевизора, ни книг, ни журналов. Шторы на окнах задернуты. Мне стало не по себе.
— Что с вами? — спросил я.
Кастман повернул ко мне глаза. Только глаза.
— Я парализован. Полностью... — Он на мгновение остановился, опустив веки. — Ниже шеи — ничего.
Я не знал, как начать. Крест, по-видимому, тоже.
— Пожалуйста... — снова заговорил Кастман. — Вы должны забрать меня отсюда. Прежде чем...
— Прежде чем что?
Он открыл глаза, закрыл, затем снова раскрыл.
— Я получил пулю... когда? Года три или, может, четыре назад. Я ничего не знаю — какое сейчас число, месяц и даже год. Свет всегда горит... непонятно, день или ночь. Я не знаю, кто у нас президент. — Он с усилием сглотнул слюну. — Она сумасшедшая, честное слово. Звал на помощь — все без толку: она обила стены пробкой. Лежу вот так день за днем и смотрю на стены...
Я молчал, и поэтому заговорил Крест:
— Мы здесь не для того, чтобы слушать историю вашей жизни. Нам надо узнать об одной из девочек.
— Вы пришли не по адресу, — ответил Кастман. — Я уже давно этим не занимаюсь.
— Ничего. Она тоже давно не работает.
— Как ее зовут?
— Шейла Роджерс.
— О! — Кастман улыбнулся. — Что вы хотите узнать?
— Все.
— А если я не скажу?
Крест тронул меня за плечо:
— Пойдем.
— Что? — В голосе Кастмана зазвучала паника.
Крест перевел взгляд на него:
— Вы не хотите нам помочь, мистер Кастман. Хорошо, мы не будем больше вас беспокоить.
— Погодите! — крикнул он. — Ладно! Знаете, сколько раз меня навещали с тех пор, как я здесь?
— Нам все равно, — бросил Крест.
— Шесть! Ровно шесть раз. И ни разу за последний год. Все шесть — мои бывшие девчонки... Приходили посмеяться, посмотреть, как я хожу под себя. И если хотите знать, я был даже рад — что угодно, лишь бы разогнать скуку... Понимаете?
— Шейла Роджерс, — напомнил Крест.
Трубка издала мокрый чавкающий звук. В открытом рту Кастмана вздулся и лопнул пузырь. Он вздохнул и начал говорить:
— Я встретил ее — дайте подумать — то ли десять, то ли пятнадцать лет назад. Тогда я работал на автовокзале. Она приехала на автобусе из Айовы или Айдахо — в общем, из какой-то дыры...
Автовокзал... Я хорошо знал, как это делается. Сутенеры стоят на вокзале и ждут свеженьких девчонок — тех, что удрали в Нью-Йорк, чтобы стать актрисами, а то и просто избавиться от скуки или строгих родителей. Расхватывают их прямо на месте и начинают обрабатывать так, что в конце концов остаются только косточки.
— У меня все шло отлично, — продолжал Кастман. — Главное, я белый. Девчонки со Среднего Запада обычно побаиваются черных братков. А я — другое дело. В деловом костюмчике, с портфелем. И действую тонко, не тороплюсь. Короче, стоял я у ворот номер 127, как всегда. Там проходит народ, приезжающий с шести разных направлений. Гляжу — она идет. Товар — высший класс! Лет шестнадцать, не больше, в самом соку. Да вдобавок еще и целочка. Правда, тогда я этого еще не знал, потом выяснил.
Я сжал кулаки. Крест незаметно встал между мной и кроватью.
— Ну, я и начал ей пудрить мозги. По полной программе, вы знаете...
Мы знали.
— Обещал, что сделаю ее супермоделью. Конечно, тонко так, не в лоб — не то что эти кретины. Но Шейла — она была поумнее других. Осторожная. Я видел, что она не все принимает за чистую монету. Это ничего, это нормально. Я ведь никогда не давлю, я говорю как порядочный. В конце концов, им самим хочется верить, разве не так? Слушают байки о том, как новых суперзвезд находят в закусочных, и прочую чушь. Потому они сюда и летят как мухи на мед...
Машина перестала пищать и издала булькающий звук. Затем сигналы возобновились.
— В общем, Шейла сразу зажалась, ясное дело. Сказала, что никогда не ходит на вечеринки и все такое прочее. Я говорю — ладно, нет проблем, я тоже не такой, я деловой человек. Профессиональный фотохудожник и охотник за талантами. Мы просто сделаем несколько снимков. Надо же как-то начинать карьеру. Никаких вечеринок, никаких наркотиков, сниматься только в одежде — все, как она сама захочет. А я и в самом деле неплохой фотограф, у меня получается. Гляньте-ка на стены — это все Таня, я снимал.
Я взглянул на фотографии бывшей красавицы Тани, и мое сердце сковал холод. Кастман пристально посмотрел на меня.
— Ты, — проговорил он.
— Что — я?
— Шейла... — Он ухмыльнулся. — Она тебе небезразлична, так?
Я не ответил.
— Ты любишь ее.
Слово «любишь» он издевательски растянул. Я продолжал молчать.
— Понимаю тебя, хорошо понимаю. Товарец был высший класс. А как она умела...
Я двинулся на него. Кастман захихикал. Крест загородил мне дорогу и отрицательно покачал головой, глядя в глаза. Я отступил — он был прав.
Кастман перестал смеяться, но продолжал наблюдать за мной.
— Хочешь знать, как я раскрутил твою девчонку, сосунок? Я молчал.
— Так же, как и Таню. Я ведь забирал самые лучшие кусочки — те, что браткам были не по зубам. Ювелирная работа. Короче, я скормил Шейле свою легенду и в конце концов привел к себе, чтобы сделать фотографии. Вот и все. Больше мне ничего и не надо было. Дальше дело техники.
— Как? — спросил я.
— Ты в самом деле хочешь это знать?
— Как?
Кастман закрыл глаза. Он улыбался, наслаждаясь воспоминаниями.
— Я сделал несколько фотографий — все очень мило и цивильно. А когда закончил, приставил ей нож к горлу. Потом привязал к кровати в комнате со стенами... — он открыл глаза и обвел ими комнату, — обитыми пробкой. И вкатил ей дозу. Заснял все на камеру... Тогда Шейла и потеряла девственность — перед камерой и с вашим покорным слугой. Прелестно, не правда ли?
Меня переполняло бешенство, кровавая пелена застилала глаза. Я с трудом удерживался, чтобы не свернуть подонку шею. Но именно этого он и хотел, и я это понимал.
— Та-ак... на чем я остановился? Ах да! Ну, значит, привязал я ее и колол примерно с неделю. Причем самым первым сортом. Потратился, конечно, но любой бизнес требует вложений, правильно? Короче, она привыкла, и можете мне поверить, этого джинна обратно в бутылку не загонишь. К тому времени, как я ее отвязал, девчонка готова была вылизывать грязь у меня на ногах, лишь бы получить очередную дозу. Вы меня понимаете...
Он сделал паузу, словно ожидая аплодисментов. А мне словно кто-то рвал на части внутренности.
Крест оставался невозмутимым.
— И вы послали ее на улицу?
— Ага. Опять же научил кое-чему. Как заставить мужика побыстрее кончить. Как обслуживать двоих сразу. В общем, проинструктировал.
Я почувствовал, что меня сейчас вырвет.
— Продолжайте, — сказал Крест.
— Нет. Сначала...
— Тогда до свидания.
— Таня... — начал он.
— Что?
Кастман нервно облизнул губы.
— Вы можете дать мне воды?
— Нет. Так что Таня?
— Эта сука заперла меня здесь. Так нельзя. Я порезал ее, верно, но у меня были свои причины. Она хотела свалить, выйти замуж за типа из Гарден-Сити. Решила, что у них любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33