А самое главное — получалось, будто прежде никакой жизни не было: ни любви, ни партнеров, ни прошлого. Мы начали жить лишь с момента встречи.
Так было...
Мелисса сидела рядом с отцом, я видел обоих в профиль. Сходство было очень сильным. (Я-то больше похож на мать.) Муж Мелиссы Ральф ходил вокруг стола с закусками. Он типичный менеджер среднего звена, опора Америки. Начищенные ботинки, аккуратная стрижка, твердое рукопожатие и ограниченный интеллект. Всегда энергичен и собран, и хотя не совсем зануда, но чувствует себя хорошо лишь тогда, когда все вещи занимают положенное им место. Кажется, что у меня нет ничего общего с Ральфом, хотя, честно говоря, я не так уж хорошо его знаю. Они с Мелиссой живут в Сиэтле и почти никогда у нас не бывают. И все-таки я никогда не забуду, какой была Мелисса раньше, пока еще не перебесилась. Она тогда всюду бегала с местным хулиганом Джимми Маккарти. Как блестели ее глаза! Как непосредственна она была, как полна юмора — неожиданного, даже парадоксального! Не знаю, что случилось потом, что изменило ее, напугало до такой степени. Говорят, это просто зрелость. Но я не думаю, что возраст может все объяснить. Было что-то еще...
Мелисса (мы всегда звали ее Мел) подала мне знак глазами. Мы отошли и сели в углу. Я сунул руку в карман и дотронулся до фотографии Кена.
— Мы с Ральфом утром уезжаем, — сообщила она.
— Что-то вы быстро.
— Что ты хочешь этим сказать?
Я молча пожал плечами.
— У нас дети, у Ральфа работа...
— Понятно. Спасибо, что приехали.
Она возмущенно закатила глаза:
— Ну как ты можешь!
Могу. Оглянувшись, я посмотрел на Ральфа. Он сидел с отцом и Лу Фарли, поглощая какой-то особенно пышный гамбургер. Из уголка рта у него свисала капуста. Наверное, мне следовало бы извиниться, но я не сумел.
Мел была старше всех нас, на три года старше Кена и на пять старше меня. Когда Джули нашли убитой, она просто сбежала. Именно так. Взяла мужа с ребенком и рванула через всю страну. Ее, в общем, можно было понять. Но я до сих пор кипел от гнева, не в силах смириться с тем, что воспринимал как предательство.
Я вспомнил о фотографии в кармане и внезапно принял решение.
— Я хочу тебе что-то показать.
Мне показалось, Мелисса вздрогнула, как будто ожидая удара, но это могло быть лишь отражением моих собственных чувств. Я пристально посмотрел на сестру. Эти обесцвеченные локоны до плеч, по-видимому, нравились Ральфу, но ей совершенно не шли.
Мы подошли к двери, ведущей в гараж. Я снова оглянулся: мой отец, Ральф и Лу Фарли по-прежнему сидели вместе. Мел посмотрела на меня с любопытством. В гараже стоял ледяной холод. Бетонный пол был завален ржавыми банками от краски, заплесневелыми картонными коробками, бейсбольными битами, старыми покрышками и прочим барахлом. Словно здесь произошел взрыв. Мусор покрывал толстый слой пыли. С потолка, к моему крайнему удивлению, еще свисала веревка. Когда-то отец подвесил на ней теннисный мяч, чтобы я мог тренировать удар.
Мелисса не сводила с меня глаз. Как ей об этом сказать?
— Мы с Шейлой вчера разбирали мамины вещи... — начал я.
Ее глаза сузились. Я собирался расписать в красках, как мы сортировали содержимое ящиков, рассматривая газетные вырезки и программы любительских спектаклей, где играла мама, и наслаждаясь старыми фотографиями — «Помнишь короля Хусейна, Мел?» — но не сказал ничего. Вместо этого я полез в карман, выдернул оттуда фотоснимок и сунул ей в лицо.
Много времени не потребовалось. Мелисса резко отвернулась, как будто фотография могла ее обжечь. Она судорожно втянула воздух и сделала шаг назад. Я двинулся к ней, но сестра подняла руку, останавливая меня. Когда она снова подняла взгляд, ее лицо было совершенно непроницаемым: ни удивления, ни боли, ни радости — ничего.
Я снова показал снимок. На этот раз она даже не моргнула.
— Это Кен, — тупо проговорил я.
— Я вижу, Уилл.
— И это все, что ты можешь сказать?
— А что ты ожидал услышать?
— Он жив. И мама знала это. Фотография была у нее.
Молчание.
— Мел...
— Я поняла. Он жив.
Ее реакция — вернее, отсутствие таковой — поразила меня до глубины души.
— Что еще? — спросила Мелисса.
— Что... Ты в самом деле ничего не хочешь больше сказать?
— А о чем тут говорить, Уилл?
— Ах да, я забыл — тебе надо возвращаться в Сиэтл.
— Да. — Она сделала шаг к двери.
Гнев снова овладел мной.
— Скажи мне кое-что, Мел. Тебе помогло бегство?
— Я не убежала.
— Врешь.
— Ральф получил там работу.
— Ну да, конечно...
— Ты не имеешь права меня судить.
Было время, когда наша компания часами играла в бильярд в мотеле возле мыса Код. Один раз Тони Боноза начал грязно проезжаться насчет Мел. Я вспомнил, как покраснело тогда лицо Кена и как он налетел на Бонозу, хотя был на два года младше и на двадцать фунтов легче.
— Кен жив, — повторил я.
— И что ты от меня хочешь? — В ее голосе прозвучала мольба.
— Ты говоришь так, будто это не имеет значения.
— Я не уверена, что имеет.
— Что, черт побери, ты хочешь этим сказать?!
— Кен больше не имеет отношения к нашей жизни.
— Ты не можешь говорить за всех нас!
— Хорошо, Уилл. Он не имеет отношения к моей жизни.
— Он твой брат.
— Кен сделал свой выбор.
— И что, теперь... для тебя он умер?
— А разве это было бы не лучше? — Она закрыла глаза и покачала головой.
Я молчал.
— Может быть, я и сбежала, Уилл. Но ведь и ты тоже. Какой у нас был выбор? Или нашего брата нет в живых, или он жестокий убийца. В любом случае для меня он умер.
Я снова посмотрел на фотографию.
— Он не обязательно виновен, ты же знаешь.
Мелисса подняла глаза — передо мной снова была старшая сестра.
— Перестань, Уилл. Не обманывай себя.
— Он защищал нас, когда мы были маленькими. Переживал за нас. Любил нас.
— Я тоже любила его. Но и не питала иллюзий насчет него. Он был склонен к насилию, Уилл, и ты это знаешь. Да, Кен дрался за нас. Но не потому ли, что ему это нравилось? Тебе ведь известно, что он был в чем-то замешан.
— Это еще не значит, что он убийца.
Мелисса снова закрыла глаза, как будто искала в себе внутренние силы.
— Ради Бога, Уилл, скажи, что он делал там ночью?
Наши глаза встретились. Я молчал. Мое сердце внезапно пронизал холод.
— Забудь об убийстве. Зачем ему понадобилось спать с Джули Миллер?
Ее слова наполнили мою грудь ледяным холодом. Я едва мог дышать. Наконец каким-то чужим металлическим голосом я выдавил:
— Мы с ней уже год как расстались.
— Ты хочешь сказать, что забыл ее?
— Я... Она была свободна. И он тоже. У меня не было причин...
— Он предал тебя, Уилл. Посмотри наконец правде в глаза. Как минимум он спал с женщиной, которую ты любил. Разве брат может так поступить?
— Мы расстались, — повторил я, пытаясь вновь обрести почву под ногами. — У меня больше не было прав на нее.
— Ты любил ее.
— Это тут ни при чем.
Мелисса смотрела мне прямо в глаза.
— Ну и кто теперь бежит?
Я сделал шаг назад и неловко сел — почти упал — на бетонные ступеньки, пряча лицо в ладонях. Некоторое время я сидел, буквально собирая себя по кускам.
— Все-таки он наш брат, — сказал я наконец.
— И что ты хочешь? Найти его? Отдать в руки полиции? Помочь ему скрываться? Что, скажи!
Я молчал.
Мелисса перешагнула через меня и открыла дверь.
— Уилл!
Я поднял глаза.
— Меня это больше не касается, извини!
Я вспомнил, как она, еще подростком, лежала на кровати в своей комнате, распространяя запах жевательной резинки, и фантазировала, размахивая руками, а мы с Кеном сидели на полу и слушали раскрыв рты. Если Мел лежала на животе и болтала ногами в воздухе, то обычно говорила о мальчиках, вечеринках и прочей ерунде, но если ложилась на спину и смотрела в потолок — ну, тогда начинались мечты! Эти мечты... я долго потом думал о них. И ни одна не сбылась.
— Я люблю тебя, — сказал я.
И, как будто прочитав мои мысли, Мелисса заплакала.
* * *
Первая любовь никогда не забывается. Мою первую любовь убили.
Мы с Джули Миллер познакомились, когда их семья переехала на Коддингтон-Террас. В это время я учился в девятом классе. Встречаться мы начали через два года и стали совершенно неразлучны. Наш разрыв был удивителен лишь своей абсолютной предсказуемостью. Мы поступили в разные колледжи. Конечно, любовные клятвы вполне могли бы устоять и перед временем, и перед расстоянием. Однако не устояли. Хотя и выдержали дольше, чем это обычно бывает. Проучившись первый год, Джули позвонила мне по телефону и сказала, что хочет сменить компанию и уже начала встречаться со старшекурсником по имени Бак.
По идее я должен был попереживать и успокоиться. Я был еще совсем молод, да и ситуацию едва ли можно считать уникальной. Так бы оно в конце концов и получилось. Время и расстояние помогали, и я уже начинал более трезво относиться к случившемуся. Но затем Джули умерла, и это все изменило. Казалось, ее тень никогда больше не отпустит моего сердца.
Пока не появилась Шейла.
* * *
Отцу я фотографию решил не показывать.
Я вернулся в свою квартиру в десять часов вечера. Все так же пусто, затхло, непривычно. Никаких записок. Если жизнь без Шейлы будет такой, то мне и жить не хочется.
Клочок бумаги с телефоном ее родителей лежал на столе. Какая у нас с Айдахо разница во времени? Час, два? Я не помнил точно. Так или иначе, там должно быть восемь или девять часов вечера. Еще не слишком поздно для звонка.
Я упал в кресло и стал смотреть на телефонный аппарат. Как будто он мог подсказать мне, что делать. Телефон молчал. Я взял в руки клочок бумаги с номером. Когда я посоветовал Шейле позвонить родителям, она так страшно побледнела... Это было вчера. Еще вчера. Как же быть? Тут же мелькнула мысль: посоветоваться с матерью — она наверняка знает правильный ответ. И новая волна горя накрыла меня с головой...
В конце концов я решил, что должен действовать. Сделать хоть что-нибудь. Если больше ничего не приходит в голову, то надо звонить родителям Шейлы.
После третьего гудка трубку взяла женщина:
— Алло?
Я откашлялся.
— Э-э... миссис Роджерс?
Пауза.
— Да?
— Меня зовут Уилл Клайн.
Я немного подождал, чтобы проверить, значит ли мое имя что-нибудь для нее. Но если и значило, она этого никак не показала.
— Я друг вашей дочери.
— Какой дочери?
— Шейлы.
— Ясно, — сказала женщина. — Насколько я знаю, она в Нью-Йорке.
— Да.
— Вы оттуда звоните?
— Да.
— Что вам угодно, мистер Клайн?
Хороший вопрос. Только я и сам не знал, что на него ответить. Поэтому начал с самого очевидного:
— Вы не знаете, где она?
— Нет.
— Вы видели ее, разговаривали с ней?
— Я не видела Шейлу и не разговаривала с ней уже много лет, — устало сказала женщина.
Я открыл рот, потом закрыл его, не зная, как продолжить разговор.
— Вы знаете, что ее разыскивают?
— Да, нам звонили из полиции.
Я переложил трубку в другую руку.
— Вы сказали им что-нибудь полезное?
— Полезное?
— Вы знаете, куда она могла уехать? Может, кто-то из друзей или родственников смог бы помочь?
— Мистер Клайн...
— Да?
— Шейла давно не имеет к нам никакого отношения.
— Почему?
Я выпалил это, не думая, и был готов к тому, что меня пошлют по вполне определенному адресу. Но мать Шейлы молчала. Я попытался дождаться ответа, однако долго выдержать не смог.
— Просто она... — от волнения я начал заикаться, — она такая замечательная...
— Вы ведь не просто ее друг, мистер Клайн?
— Да.
— Полиция упоминала, что Шейла жила с мужчиной. Я полагаю, они имели в виду вас?
— Мы вместе уже больше года.
— Похоже, вы беспокоитесь о ней?
— Да.
— Значит, вы любите ее?
— Очень.
— И она никогда не рассказывала о своем прошлом?
Я не знал, что на это ответить, хотя ответ был очевиден.
— Я пытаюсь понять, почему...
— Я сама не понимаю.
Как назло, в этот момент мой сосед врубил свою новую стереосистему. С четырьмя колонками. Стены начали сотрясаться от мощных басов. Я взял трубку и пошел в спальню.
— Я хочу помочь ей.
— Разрешите вам задать один вопрос, мистер Клайн...
Ее тон заставил меня крепче сжать трубку.
— Федеральный агент, который приходил к нам, — продолжала миссис Роджерс, — сказал, что им ничего не удалось узнать.
— О чем?
— О Карли... О том, где она.
Я ничего не понимал.
— А кто такая Карли?
Последовала еще одна долгая пауза.
— Могу я вам дать один совет, мистер Клайн?
— Кто такая Карли? — снова спросил я.
— Живите своей жизнью, забудьте о том, что знали мою дочь.
И она повесила трубку.
Глава 8
Я открыл стеклянную дверь и вышел с бутылкой пива на крошечный балкончик, который агент бюро по найму оптимистически называл лоджией. Размером он был не больше детской кроватки и мог вместить максимум двух человек, стоящих неподвижно. Разумеется, ни о каких стульях не могло быть и речи, да и чудесных видов с третьего этажа не открывалось. Но там был свежий воздух и темнота, и мне этого хватало.
Голубоватое сияние и черные тени придавали городу нереальный, призрачный вид. Говорят, что Нью-Йорк никогда не спит, но, если судить по моей улице, он позволял себе иногда вздремнуть. Машины, тесно сгрудившиеся вдоль обочины, бампер к бамперу, казалось, все еще расталкивали друг друга, хотя владельцы давно их покинули. В ночи раздавались многочисленные звуки. До меня долетали обрывки музыки, стук тарелок из пиццерии напротив. Никогда не смолкающий шум движения на Вестсайдском шоссе в это время чуть стихал. Нежная манхэттенская колыбельная...
Мой мозг пребывал в полном оцепенении. Я не понимал, что происходит, что делать дальше... После разговора с матерью Шейлы вопросов стало еще больше. От слов Мелиссы саднило в груди, но она затронула интересную проблему: что мне делать теперь, когда я знаю, что Кен жив?
Конечно же, надо найти его. Во что бы то ни стало! А какой смысл? Даже если оставить в стороне тот факт, что я не сыщик и не знаю, как взяться за дело. Если бы Кен хотел, чтобы я его нашел, он бы пришел ко мне. Вполне возможно, что поиски лишь приведут к несчастью. А кроме того, появилась еще одна неотложная проблема. Сначала исчез брат, теперь испарилась возлюбленная. Слава Богу, у меня нет собаки...
Я поднял бутылку к губам и тут заметил его.
Мужчина стоял на углу, метрах в сорока от моего дома. Одетый в широкое длинное пальто и шляпу, спрятав руки, в карманы. Издалека его лицо казалось лишенным черт и каким-то слишком круглым, словно белый светящийся шар на фоне ночной черноты. Я не различал глаз, но знал, что он смотрит на меня. Взгляд был пристальным, тяжелым, как будто осязаемым.
Человек стоял неподвижно.
Прохожих на улице было не много, но те, что были... они все же двигались. Ньюйоркцы никогда не стоят на месте, всегда идут куда-то. Даже если они останавливаются — перед светофором или пропуская машину, — то все равно продолжают топтаться на месте, чтобы быть наготове. Жители Нью-Йорка постоянно двигаются, покой им чужд.
Но этот стоял как вкопанный. И смотрел прямо на меня. Я моргнул несколько раз — человек не исчез. Я отвернулся и снова посмотрел — он стоял все так же. Неподвижно.
И еще одно.
В нем было что-то знакомое.
Я сначала не придал этому значения: мужчина находился довольно далеко, да и зрение у меня не такое уж острое, особенно при ночном освещении. Тем не менее волосы на затылке неожиданно зашевелились, как у зверя, почуявшего смертельную опасность. Я попробовал тоже смотреть на мужчину, чтобы проверить, как он отреагирует. Он не пошевелился. Не знаю, как долго мы так стояли. Мои руки похолодели, я не отводил глаз и весь подобрался, словно накапливая силу. Белое лицо без черт продолжало таращиться на меня.
Телефонный звонок. Я с трудом оторвал взгляд от своего противника и посмотрел на часы. Почти одиннадцать — поздновато для звонка. Не оглядываясь, я шагнул назад в комнату и взял трубку.
Это был Крест.
— Спишь?
— Нет.
— Покатаемся? — Этой ночью он дежурил в фургоне.
— Тебе удалось узнать что-нибудь?
— Зайди за мной в студию. Через полчаса.
Он повесил трубку.
Я снова вышел на балкон и посмотрел вниз. Странный человек исчез.
* * *
На вывеске школы йоги было написано просто «Крест». В свое время я немало шутил по этому поводу. Однако теперь имя моего друга стало коммерческим ярлыком — как «Шер» или «Фабио». Школа, или студия — называйте как хотите, — помещалась в шестиэтажном здании на Университетской площади. Начиналось все скромно, в счастливой безвестности. Потом одна знаменитость — поп-звезда мирового масштаба — случайно «открыла» Креста и рассказала друзьям. Через несколько месяцев о нем написал «Космополитен», затем «Элль». Наконец одно крупное информационное агентство попросило Креста записать видеоролик, и он, твердо веря в успех, старательно выполнил заказ. Не поверите — Крест даже побрился ради съемки. И пошло-поехало...
Теперь каждое сборище нью-йоркской элиты стремилось заполучить в гости любимого гуру. Крест отклонял значительную часть приглашений, но быстро научился делать себе рекламу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Так было...
Мелисса сидела рядом с отцом, я видел обоих в профиль. Сходство было очень сильным. (Я-то больше похож на мать.) Муж Мелиссы Ральф ходил вокруг стола с закусками. Он типичный менеджер среднего звена, опора Америки. Начищенные ботинки, аккуратная стрижка, твердое рукопожатие и ограниченный интеллект. Всегда энергичен и собран, и хотя не совсем зануда, но чувствует себя хорошо лишь тогда, когда все вещи занимают положенное им место. Кажется, что у меня нет ничего общего с Ральфом, хотя, честно говоря, я не так уж хорошо его знаю. Они с Мелиссой живут в Сиэтле и почти никогда у нас не бывают. И все-таки я никогда не забуду, какой была Мелисса раньше, пока еще не перебесилась. Она тогда всюду бегала с местным хулиганом Джимми Маккарти. Как блестели ее глаза! Как непосредственна она была, как полна юмора — неожиданного, даже парадоксального! Не знаю, что случилось потом, что изменило ее, напугало до такой степени. Говорят, это просто зрелость. Но я не думаю, что возраст может все объяснить. Было что-то еще...
Мелисса (мы всегда звали ее Мел) подала мне знак глазами. Мы отошли и сели в углу. Я сунул руку в карман и дотронулся до фотографии Кена.
— Мы с Ральфом утром уезжаем, — сообщила она.
— Что-то вы быстро.
— Что ты хочешь этим сказать?
Я молча пожал плечами.
— У нас дети, у Ральфа работа...
— Понятно. Спасибо, что приехали.
Она возмущенно закатила глаза:
— Ну как ты можешь!
Могу. Оглянувшись, я посмотрел на Ральфа. Он сидел с отцом и Лу Фарли, поглощая какой-то особенно пышный гамбургер. Из уголка рта у него свисала капуста. Наверное, мне следовало бы извиниться, но я не сумел.
Мел была старше всех нас, на три года старше Кена и на пять старше меня. Когда Джули нашли убитой, она просто сбежала. Именно так. Взяла мужа с ребенком и рванула через всю страну. Ее, в общем, можно было понять. Но я до сих пор кипел от гнева, не в силах смириться с тем, что воспринимал как предательство.
Я вспомнил о фотографии в кармане и внезапно принял решение.
— Я хочу тебе что-то показать.
Мне показалось, Мелисса вздрогнула, как будто ожидая удара, но это могло быть лишь отражением моих собственных чувств. Я пристально посмотрел на сестру. Эти обесцвеченные локоны до плеч, по-видимому, нравились Ральфу, но ей совершенно не шли.
Мы подошли к двери, ведущей в гараж. Я снова оглянулся: мой отец, Ральф и Лу Фарли по-прежнему сидели вместе. Мел посмотрела на меня с любопытством. В гараже стоял ледяной холод. Бетонный пол был завален ржавыми банками от краски, заплесневелыми картонными коробками, бейсбольными битами, старыми покрышками и прочим барахлом. Словно здесь произошел взрыв. Мусор покрывал толстый слой пыли. С потолка, к моему крайнему удивлению, еще свисала веревка. Когда-то отец подвесил на ней теннисный мяч, чтобы я мог тренировать удар.
Мелисса не сводила с меня глаз. Как ей об этом сказать?
— Мы с Шейлой вчера разбирали мамины вещи... — начал я.
Ее глаза сузились. Я собирался расписать в красках, как мы сортировали содержимое ящиков, рассматривая газетные вырезки и программы любительских спектаклей, где играла мама, и наслаждаясь старыми фотографиями — «Помнишь короля Хусейна, Мел?» — но не сказал ничего. Вместо этого я полез в карман, выдернул оттуда фотоснимок и сунул ей в лицо.
Много времени не потребовалось. Мелисса резко отвернулась, как будто фотография могла ее обжечь. Она судорожно втянула воздух и сделала шаг назад. Я двинулся к ней, но сестра подняла руку, останавливая меня. Когда она снова подняла взгляд, ее лицо было совершенно непроницаемым: ни удивления, ни боли, ни радости — ничего.
Я снова показал снимок. На этот раз она даже не моргнула.
— Это Кен, — тупо проговорил я.
— Я вижу, Уилл.
— И это все, что ты можешь сказать?
— А что ты ожидал услышать?
— Он жив. И мама знала это. Фотография была у нее.
Молчание.
— Мел...
— Я поняла. Он жив.
Ее реакция — вернее, отсутствие таковой — поразила меня до глубины души.
— Что еще? — спросила Мелисса.
— Что... Ты в самом деле ничего не хочешь больше сказать?
— А о чем тут говорить, Уилл?
— Ах да, я забыл — тебе надо возвращаться в Сиэтл.
— Да. — Она сделала шаг к двери.
Гнев снова овладел мной.
— Скажи мне кое-что, Мел. Тебе помогло бегство?
— Я не убежала.
— Врешь.
— Ральф получил там работу.
— Ну да, конечно...
— Ты не имеешь права меня судить.
Было время, когда наша компания часами играла в бильярд в мотеле возле мыса Код. Один раз Тони Боноза начал грязно проезжаться насчет Мел. Я вспомнил, как покраснело тогда лицо Кена и как он налетел на Бонозу, хотя был на два года младше и на двадцать фунтов легче.
— Кен жив, — повторил я.
— И что ты от меня хочешь? — В ее голосе прозвучала мольба.
— Ты говоришь так, будто это не имеет значения.
— Я не уверена, что имеет.
— Что, черт побери, ты хочешь этим сказать?!
— Кен больше не имеет отношения к нашей жизни.
— Ты не можешь говорить за всех нас!
— Хорошо, Уилл. Он не имеет отношения к моей жизни.
— Он твой брат.
— Кен сделал свой выбор.
— И что, теперь... для тебя он умер?
— А разве это было бы не лучше? — Она закрыла глаза и покачала головой.
Я молчал.
— Может быть, я и сбежала, Уилл. Но ведь и ты тоже. Какой у нас был выбор? Или нашего брата нет в живых, или он жестокий убийца. В любом случае для меня он умер.
Я снова посмотрел на фотографию.
— Он не обязательно виновен, ты же знаешь.
Мелисса подняла глаза — передо мной снова была старшая сестра.
— Перестань, Уилл. Не обманывай себя.
— Он защищал нас, когда мы были маленькими. Переживал за нас. Любил нас.
— Я тоже любила его. Но и не питала иллюзий насчет него. Он был склонен к насилию, Уилл, и ты это знаешь. Да, Кен дрался за нас. Но не потому ли, что ему это нравилось? Тебе ведь известно, что он был в чем-то замешан.
— Это еще не значит, что он убийца.
Мелисса снова закрыла глаза, как будто искала в себе внутренние силы.
— Ради Бога, Уилл, скажи, что он делал там ночью?
Наши глаза встретились. Я молчал. Мое сердце внезапно пронизал холод.
— Забудь об убийстве. Зачем ему понадобилось спать с Джули Миллер?
Ее слова наполнили мою грудь ледяным холодом. Я едва мог дышать. Наконец каким-то чужим металлическим голосом я выдавил:
— Мы с ней уже год как расстались.
— Ты хочешь сказать, что забыл ее?
— Я... Она была свободна. И он тоже. У меня не было причин...
— Он предал тебя, Уилл. Посмотри наконец правде в глаза. Как минимум он спал с женщиной, которую ты любил. Разве брат может так поступить?
— Мы расстались, — повторил я, пытаясь вновь обрести почву под ногами. — У меня больше не было прав на нее.
— Ты любил ее.
— Это тут ни при чем.
Мелисса смотрела мне прямо в глаза.
— Ну и кто теперь бежит?
Я сделал шаг назад и неловко сел — почти упал — на бетонные ступеньки, пряча лицо в ладонях. Некоторое время я сидел, буквально собирая себя по кускам.
— Все-таки он наш брат, — сказал я наконец.
— И что ты хочешь? Найти его? Отдать в руки полиции? Помочь ему скрываться? Что, скажи!
Я молчал.
Мелисса перешагнула через меня и открыла дверь.
— Уилл!
Я поднял глаза.
— Меня это больше не касается, извини!
Я вспомнил, как она, еще подростком, лежала на кровати в своей комнате, распространяя запах жевательной резинки, и фантазировала, размахивая руками, а мы с Кеном сидели на полу и слушали раскрыв рты. Если Мел лежала на животе и болтала ногами в воздухе, то обычно говорила о мальчиках, вечеринках и прочей ерунде, но если ложилась на спину и смотрела в потолок — ну, тогда начинались мечты! Эти мечты... я долго потом думал о них. И ни одна не сбылась.
— Я люблю тебя, — сказал я.
И, как будто прочитав мои мысли, Мелисса заплакала.
* * *
Первая любовь никогда не забывается. Мою первую любовь убили.
Мы с Джули Миллер познакомились, когда их семья переехала на Коддингтон-Террас. В это время я учился в девятом классе. Встречаться мы начали через два года и стали совершенно неразлучны. Наш разрыв был удивителен лишь своей абсолютной предсказуемостью. Мы поступили в разные колледжи. Конечно, любовные клятвы вполне могли бы устоять и перед временем, и перед расстоянием. Однако не устояли. Хотя и выдержали дольше, чем это обычно бывает. Проучившись первый год, Джули позвонила мне по телефону и сказала, что хочет сменить компанию и уже начала встречаться со старшекурсником по имени Бак.
По идее я должен был попереживать и успокоиться. Я был еще совсем молод, да и ситуацию едва ли можно считать уникальной. Так бы оно в конце концов и получилось. Время и расстояние помогали, и я уже начинал более трезво относиться к случившемуся. Но затем Джули умерла, и это все изменило. Казалось, ее тень никогда больше не отпустит моего сердца.
Пока не появилась Шейла.
* * *
Отцу я фотографию решил не показывать.
Я вернулся в свою квартиру в десять часов вечера. Все так же пусто, затхло, непривычно. Никаких записок. Если жизнь без Шейлы будет такой, то мне и жить не хочется.
Клочок бумаги с телефоном ее родителей лежал на столе. Какая у нас с Айдахо разница во времени? Час, два? Я не помнил точно. Так или иначе, там должно быть восемь или девять часов вечера. Еще не слишком поздно для звонка.
Я упал в кресло и стал смотреть на телефонный аппарат. Как будто он мог подсказать мне, что делать. Телефон молчал. Я взял в руки клочок бумаги с номером. Когда я посоветовал Шейле позвонить родителям, она так страшно побледнела... Это было вчера. Еще вчера. Как же быть? Тут же мелькнула мысль: посоветоваться с матерью — она наверняка знает правильный ответ. И новая волна горя накрыла меня с головой...
В конце концов я решил, что должен действовать. Сделать хоть что-нибудь. Если больше ничего не приходит в голову, то надо звонить родителям Шейлы.
После третьего гудка трубку взяла женщина:
— Алло?
Я откашлялся.
— Э-э... миссис Роджерс?
Пауза.
— Да?
— Меня зовут Уилл Клайн.
Я немного подождал, чтобы проверить, значит ли мое имя что-нибудь для нее. Но если и значило, она этого никак не показала.
— Я друг вашей дочери.
— Какой дочери?
— Шейлы.
— Ясно, — сказала женщина. — Насколько я знаю, она в Нью-Йорке.
— Да.
— Вы оттуда звоните?
— Да.
— Что вам угодно, мистер Клайн?
Хороший вопрос. Только я и сам не знал, что на него ответить. Поэтому начал с самого очевидного:
— Вы не знаете, где она?
— Нет.
— Вы видели ее, разговаривали с ней?
— Я не видела Шейлу и не разговаривала с ней уже много лет, — устало сказала женщина.
Я открыл рот, потом закрыл его, не зная, как продолжить разговор.
— Вы знаете, что ее разыскивают?
— Да, нам звонили из полиции.
Я переложил трубку в другую руку.
— Вы сказали им что-нибудь полезное?
— Полезное?
— Вы знаете, куда она могла уехать? Может, кто-то из друзей или родственников смог бы помочь?
— Мистер Клайн...
— Да?
— Шейла давно не имеет к нам никакого отношения.
— Почему?
Я выпалил это, не думая, и был готов к тому, что меня пошлют по вполне определенному адресу. Но мать Шейлы молчала. Я попытался дождаться ответа, однако долго выдержать не смог.
— Просто она... — от волнения я начал заикаться, — она такая замечательная...
— Вы ведь не просто ее друг, мистер Клайн?
— Да.
— Полиция упоминала, что Шейла жила с мужчиной. Я полагаю, они имели в виду вас?
— Мы вместе уже больше года.
— Похоже, вы беспокоитесь о ней?
— Да.
— Значит, вы любите ее?
— Очень.
— И она никогда не рассказывала о своем прошлом?
Я не знал, что на это ответить, хотя ответ был очевиден.
— Я пытаюсь понять, почему...
— Я сама не понимаю.
Как назло, в этот момент мой сосед врубил свою новую стереосистему. С четырьмя колонками. Стены начали сотрясаться от мощных басов. Я взял трубку и пошел в спальню.
— Я хочу помочь ей.
— Разрешите вам задать один вопрос, мистер Клайн...
Ее тон заставил меня крепче сжать трубку.
— Федеральный агент, который приходил к нам, — продолжала миссис Роджерс, — сказал, что им ничего не удалось узнать.
— О чем?
— О Карли... О том, где она.
Я ничего не понимал.
— А кто такая Карли?
Последовала еще одна долгая пауза.
— Могу я вам дать один совет, мистер Клайн?
— Кто такая Карли? — снова спросил я.
— Живите своей жизнью, забудьте о том, что знали мою дочь.
И она повесила трубку.
Глава 8
Я открыл стеклянную дверь и вышел с бутылкой пива на крошечный балкончик, который агент бюро по найму оптимистически называл лоджией. Размером он был не больше детской кроватки и мог вместить максимум двух человек, стоящих неподвижно. Разумеется, ни о каких стульях не могло быть и речи, да и чудесных видов с третьего этажа не открывалось. Но там был свежий воздух и темнота, и мне этого хватало.
Голубоватое сияние и черные тени придавали городу нереальный, призрачный вид. Говорят, что Нью-Йорк никогда не спит, но, если судить по моей улице, он позволял себе иногда вздремнуть. Машины, тесно сгрудившиеся вдоль обочины, бампер к бамперу, казалось, все еще расталкивали друг друга, хотя владельцы давно их покинули. В ночи раздавались многочисленные звуки. До меня долетали обрывки музыки, стук тарелок из пиццерии напротив. Никогда не смолкающий шум движения на Вестсайдском шоссе в это время чуть стихал. Нежная манхэттенская колыбельная...
Мой мозг пребывал в полном оцепенении. Я не понимал, что происходит, что делать дальше... После разговора с матерью Шейлы вопросов стало еще больше. От слов Мелиссы саднило в груди, но она затронула интересную проблему: что мне делать теперь, когда я знаю, что Кен жив?
Конечно же, надо найти его. Во что бы то ни стало! А какой смысл? Даже если оставить в стороне тот факт, что я не сыщик и не знаю, как взяться за дело. Если бы Кен хотел, чтобы я его нашел, он бы пришел ко мне. Вполне возможно, что поиски лишь приведут к несчастью. А кроме того, появилась еще одна неотложная проблема. Сначала исчез брат, теперь испарилась возлюбленная. Слава Богу, у меня нет собаки...
Я поднял бутылку к губам и тут заметил его.
Мужчина стоял на углу, метрах в сорока от моего дома. Одетый в широкое длинное пальто и шляпу, спрятав руки, в карманы. Издалека его лицо казалось лишенным черт и каким-то слишком круглым, словно белый светящийся шар на фоне ночной черноты. Я не различал глаз, но знал, что он смотрит на меня. Взгляд был пристальным, тяжелым, как будто осязаемым.
Человек стоял неподвижно.
Прохожих на улице было не много, но те, что были... они все же двигались. Ньюйоркцы никогда не стоят на месте, всегда идут куда-то. Даже если они останавливаются — перед светофором или пропуская машину, — то все равно продолжают топтаться на месте, чтобы быть наготове. Жители Нью-Йорка постоянно двигаются, покой им чужд.
Но этот стоял как вкопанный. И смотрел прямо на меня. Я моргнул несколько раз — человек не исчез. Я отвернулся и снова посмотрел — он стоял все так же. Неподвижно.
И еще одно.
В нем было что-то знакомое.
Я сначала не придал этому значения: мужчина находился довольно далеко, да и зрение у меня не такое уж острое, особенно при ночном освещении. Тем не менее волосы на затылке неожиданно зашевелились, как у зверя, почуявшего смертельную опасность. Я попробовал тоже смотреть на мужчину, чтобы проверить, как он отреагирует. Он не пошевелился. Не знаю, как долго мы так стояли. Мои руки похолодели, я не отводил глаз и весь подобрался, словно накапливая силу. Белое лицо без черт продолжало таращиться на меня.
Телефонный звонок. Я с трудом оторвал взгляд от своего противника и посмотрел на часы. Почти одиннадцать — поздновато для звонка. Не оглядываясь, я шагнул назад в комнату и взял трубку.
Это был Крест.
— Спишь?
— Нет.
— Покатаемся? — Этой ночью он дежурил в фургоне.
— Тебе удалось узнать что-нибудь?
— Зайди за мной в студию. Через полчаса.
Он повесил трубку.
Я снова вышел на балкон и посмотрел вниз. Странный человек исчез.
* * *
На вывеске школы йоги было написано просто «Крест». В свое время я немало шутил по этому поводу. Однако теперь имя моего друга стало коммерческим ярлыком — как «Шер» или «Фабио». Школа, или студия — называйте как хотите, — помещалась в шестиэтажном здании на Университетской площади. Начиналось все скромно, в счастливой безвестности. Потом одна знаменитость — поп-звезда мирового масштаба — случайно «открыла» Креста и рассказала друзьям. Через несколько месяцев о нем написал «Космополитен», затем «Элль». Наконец одно крупное информационное агентство попросило Креста записать видеоролик, и он, твердо веря в успех, старательно выполнил заказ. Не поверите — Крест даже побрился ради съемки. И пошло-поехало...
Теперь каждое сборище нью-йоркской элиты стремилось заполучить в гости любимого гуру. Крест отклонял значительную часть приглашений, но быстро научился делать себе рекламу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33