Ведь сюда не ведет никакой путь, не так ли? На этот раз ты влип, по-настоящему влип!
Лучи фар скользили по блестевшему на краю дороги замерзшему водопаду... запрыгали, снова скользнули. Освещая фарами водопад, «лендровер», как вспугнутый зверь, подался назад. Хайд манипулировал ножным тормозом и акселератором, дергал за рукоятку ручного. Скрежет разбудил Касса.
– Что?..
Доброй ночи, Вена... Машина скользила по припорошенной снегом наледи, и ему было не удержать медленное неумолимое скольжение к краю дороги и обрыву в реку. Обрыв невысокий, даже пологий, можно еще уцелеть...
– Сигай скорее, твою мать! – заорал он, толкая Касса. – Прыгай, говорю!
Белое, ничего не понимающее лицо, потом сработал механизм самосохранения. Ледяной воздух в открытой дверце, потом пустота на месте Касса, катящаяся в свете фар фигура. Фары лениво заскользили по водопаду, Кассу, следам машины на снегу, черно-белым заснеженным ветвям деревьев и уткнулись в черноту неба. Машина, сделав изящный пируэт на голом льду, взревела повисшими над пустотой передними колесами. Лучи фар нырнули за край дороги, освещая черную гладь, как показалось, узкой и очень далекой речки. Шаря лучами по склону, «лендровер» сполз с дороги и повис в воздухе.
15
Неоткрытая страна
В Дели – или где он там находится – теперь полночь. Поглядела на часы, наверное, в сотый раз. На вделанном в спинку переднего сиденья крошечном экране беззвучно мелькали глупо улыбающиеся лица. Она не решалась надеть наушники, отгородиться от глухого рокота моторов и звуков салона... или упустить малейшее движение одного из них, или обоих, в ее сторону. Не смела уснуть. Словно полевая мышка, испуганно ожидающая, что над ней вот-вот нависнут белые совиные крылья, отщипывала кусочки с подноса, который не дала убрать. В Париже семь вечера, темнеет. Еще целых два с половиной часа этого ужаса!..
Разложенный перед ней поднос то придавал ей уверенности, то, наоборот, вызывал ощущение ловушки. Бортпроводницы теперь почти не проявляли внимания, появлялись редко, будто нерадивые часовые на обходе. А эти двое могли пересечь проход, когда заблагорассудится. Игла, таблетка, что-то незаметное, чего не обнаружишь до вскрытия. Женщина умирает во время полета от сердечного приступа. Обнаружили, когда забирали поднос... – перед самой посадкой – ужасно... казалось, она спит. Конец рассказа. Дорожная сумка, скорее всего, исчезнет, но кому придет в голову связать ее исчезновение с двумя индийскими дипломатами, севшими в самолет, когда тот выруливал на взлетную дорожку?
Никому.
Два с половиной часа.
Роз даже не была уверена, что Шелли встретит ее в аэропорту имени Шарля де Голля. Она звонила из комнаты отдыха «Эр Франс», но Шелли не было на месте. Лишь узнала, что Элисон передала ему сообщение Хайда. Но... Я не смогу позвонить Питеру еще раз, он просил не звонить. Сказал – не звони сюда. И вы тоже, – добавила Элисон.
Итак, что, черт возьми, он намерен предпринять? Что-нибудь или ничего? Должно быть, ничего. Его небольшая несанкционированная операция, как дурной запах, пущенный за столом, поставила его в неловкое положение. Зажмет нос и станет надеяться, что запах рассеется. Просто оставит без внимания...
Как в таком случае избавиться от них? В туннелях аэропорта имени Шарля де Голля, в багажном зале, у таможенников?..
Если доберешься туда!
Поглядела в их сторону. Один, казалось, спал. Другой, в кресле у прохода, смотрел кино. Какой-то фильм о красотке и ее дружке... о, дружок, как ты мне сейчас нужен. Тот, что смотрел кино, скрывая лицо за наушниками, время от времени бросал взгляды в ее сторону. Кажется, готов терпеливо ждать, пока она не угомонится. Ему-то определенно известно, что ее ждет.
Пересохло во рту. Сейчас она позвонит, чтобы попросить стакан минеральной воды, продемонстрирует, что не спит, и предъявит бортпроводницу в качестве своего телохранителя.
Пошарив дрожащей рукой, нажала кнопку.
* * *
– У тебя все нормально?
Они перекликались единственно ради того, чтобы черпать друг в друге уверенность. Слова Касса терялись в завывании ветра и стоявшему внизу Хайду казались не громче шлепков лепивших в лицо снежных хлопьев. Хайд сквозь белое месиво смотрел на вершину склона, вниз по которому нырнул «лендровер», закончивший свой путь, ткнувший носом в реку.
Дважды или трижды он чуть было не выпрыгнул, но вместе с машиной, мотаясь из стороны в сторону и прыгая по усыпавшим берег камням, продолжал нестись вниз. Машине пришел конец, но она не загорелась и не унесла их запасы в черную воду. Теперь, после того как он поднялся наверх, остановил снова начавшееся у Касса кровотечение и снова спустился по спасенной веревке, он не хуже местного бандита шмонал машину. В двух рюкзаках – один из них слишком велик для Касса, но нести все равно придется, – туго связанная палатка, вторая веревка, ледоруб, альпинистские кошки, компас, ручные фонарики...
– Да! – крикнул он Кассу.
Поджечь эту проклятую штуку или оставить как есть? Оставить. Пора двигаться.
Подтащил оба рюкзака по камням до конца веревки, привязанной наверху к небольшому крепкому деревцу, в ветвях которого жалобно завывал ветер. Взял все необходимое. Засовывая в рюкзак промокшую парку и прилаживая рюкзаки, посмотрел вверх. Порядок...
Где-то на пределе видимости столбик света. С трудом повернул голову. Вдоль черной поверхности реки полз светящийся палец. Саму руку, двигавшуюся темной массой на фоне Коз-Cap, за снегом почти не видно. Вертолет. Направленный вниз луч прожектора, то появляющийся, то исчезающий в снежной круговерти, следует руслу реки. На высоте семидесяти – восьмидесяти футов изящно, словно танцор, движется по долине реки параллельно дороге. Должно быть, при помощи радара или компьютерной карты. На одной стороне темной массы приветливо светится квадратное оконце. Через открытый грузовой люк, должно быть, разглядывают в инфракрасный бинокль дорогу.
Тяжесть двух рюкзаков, висевшего на груди автомата и запасных магазинов свинцом прижимала к земле. Как козел на привязи. Скользя подошвами, стал подниматься по веревке. Крикнул Кассу:
– Пригнись, раздолбай!
Второй рюкзак соскальзывал с ушибленного плеча, тянул назад. Автомат стучал по животу. Светящийся палец вырос до размеров ноги, марширующей в сторону полузатонувшего в Ишкумане «лендровера». Рукам больно подтягивать тело в бешеной гонке вверх по осыпи и острым камням. Наконец из последних сил перевалился через верх и рухнул у края дороги. Касс, ища поддержки, протянул руку. Оттолкнув ее, Хайд перевернулся на живот, следя, как луч движется, движется... остановился, шагнул назад, завертелся на месте, как будто растаптывая окурок, наткнулся на «лендровер». Ласково, словно пса, погладил его. Грохот моторов и роторов большого русского вертолета гулко отдавался от скал в узкой, как щель, речной долине. Снова-здорово, хватая ртом воздух и дрожа от холода, подумал он. Грузовой люк открыт, в квадрате света два человеческих силуэта. Вертолет резко снизился к «лендрове-ру», луч прожектора уперся в небо.
– Неужели сядут? – прокричал ему в ухо Касс, рев вертолета заглушал слова.
– Не думаю... – начал было Хайд.
Из открытого люка «Миля», заставив его вздрогнуть, вырвалось пламя. Взрыв ракеты поглотил «лендровер». Почти сразу само пламя стало еле видным в снежной круговерти. Ему показалось, что он слышит доносящиеся из «Миля»торжествующие крики. По склону застучали обломки машины, ветром донесло запах бензина и металла. Второй взрыв. Мгновенная ослепительная вспышка, затем «Миль» упал еще ниже, зависнув рядом с колеблющимся пламенем костра. Выпустил колеса, но не осмеливался сесть на каменистый берег реки. По тащившейся по земле веревочной лестнице спустились двое и опасливо подошли к обломкам. Бензин уже выгорел, но оба проявляли беспокойство. Слышны крики, видны взмахи рук. В рупор что-то ответили.
Двое поднялись обратно по лесенке в освещенное отверстие в боку вертолета. Потом, спустя минуту, ротор загудел иначе, в землю снова уперлась светлая нога и осторожно, будто на цыпочках, двинулась прочь от обломков, направляясь вдоль реки к северу. Шум постепенно удалялся.
Снова донеслось завывание прилетевшего из тысячемильной пустыни, неотравленного гарью ледяного ветра. От запоздалой реакции бросило в дрожь, в сердце закрался страх. Посмотрел на Касса, провожавшего взглядом удаляющийся луч, снова ставший пальцем, потом едва заметным пятнышком, потом оптической иллюзией.
– Черт побери, – выдохнул Касс, – ты же был внизу!
– Нет, не был. Был вот здесь, смотрел. – Выразительно поглядел на Касса. Тот испуганно закивал, глотая слюну. – Хочешь попить?
– Не прочь, а ты?
Кофе в термосе еще не остыл. Принадлежавший майору густой сладкий кофе. Патруль пропал, теперь из-за него поднимется адская заваруха.
– Держи.
Касс благодарно взял крышку от термоса и принялся с наслаждением, будто нашел оазис, прихлебывать кофе. Хайд был в полном изнеможении, к тому же, сидя в мокром снегу, вымок до нитки и теперь закоченел от холода. Глотнул из термоса теплой жидкости, так и не почувствовав тепла в желудке. Выплеснул остатки кофе. Касс чуть ли невиновато вернул пустую чашку. Хайд сунул термос в рюкзак. Два рюкзака, два автомата, палатка, остальное беспорядочно распихано по карманам парок. Карта? Американская армейская карта, серия У502... ну прямо Хиллари с Тенцингом Первые покорители Эвереста.
. Интересно, найдется ли у Касса флаг, когда достигнут вершины!
Встав на колени, с трудом, словно дряхлый старик, поднялся на ноги. Касс, по-ребячески слизывая с губ снег, умоляюще глядел снизу вверх. Хайд покрутил головой.
– Трогаемся.
Поставил Касса на ноги. Тот от боли в боку и ребрах, согнувшись, закашлялся и застонал. Хайд, упершись руками в перчатках, чувствовал дрожь в подгибающихся коленях.
В конечном счете, обращаясь с плотью и грузом как можно осторожнее, он вставил Касса в рюкзак. Непрерывные жалобы и стоны Касса выводили его из себя. Полегчало, когда тот разразился руганью. Оба немножко отдышались. Правда, время безвозвратно уходило – уже за полночь... наступало утро следующего дня...
Хайд распрямился. Сердито завывал ветер.
– Пятнадцать миль... может быть, двенадцать. Может, и меньше! – крикнул он, зная, что идти все время в гору. – Тронулись.
Придерживаясь дороги, пошел прочь от Касса. Его вдруг поразило, что полчаса назад он ехал по ней на машине... по такой узкой и извилистой предательской дороге. Под башмаками скрипел снег. Не оглядываясь, остановился.
Спустя, как показалось, долгие минуты сквозь ветер расслышал позади скрип башмаков; медленные, нерешительные, но приближающиеся шаги. Тряхнув головой, отвернув лицо от снега, зашагал вперед.
* * *
Сначала это был не Париж, а выложенное огнями огромное круглое пространство. Потом, когда «747-й» снизился над городом, она разглядела черную змею Сены и ярко освещенные пятнышки Триумфальной арки и Эйфелевой башни. Другие ориентиры не нашла – взгляд непрерывно отвлекался на двух индийцев по ту сторону прохода, так же, как и она, делавших вид, что увлеченно разглядывают город. По улицам непрерывным потокам спешили светлячки фар, потом чередованием светлых и темных пятен пошли пригороды, и в конце разлилось сияние огней аэропорта.
О, Хайд...
Его стихия – земля... особенно он нужен теперь, после того как сядет самолет. Сердито взглянула на двух вроде бы не обращающих на нее внимания, чтобы убаюкать ее бдительность, и, разумеется, молчаливых индийцев.
Дорожная сумка застегнута, уже поданное пальто на коленях. Испуганно вздрогнула от звука защелкиваемой пряжки привязного ремня. Индусы даже не пошевельнулись. Распространяя навязчивый аромат дорогого лосьона после бритья, мимо проплыл бизнесмен. Рубашка на спине помята. Бортпроводницы подправили помадой улыбки. Сказывалась разница во времени – Роз до изнеможения хотелось спать. Преодолела себя – если сумела бодрствовать всю дорогу, то теперь-то справится.
Надо ли спешить к двери? Быть впереди или позади? В туннеле для прибывших пассажиров нельзя оказаться в самой давке. Иголка, один легкий быстрый укол, и, когда она упадет, они уже будут в тридцати ярдах, на надежном расстоянии от нее. Значит, первой в дверь.
Аэропорт вдруг оказался совсем близко, под самым крылом. Свет фонарей и фар на шоссе, за ним огни посадочной дорожки – она напряглась, вспотели ладони – и толчок. Приземлились. Рев тормозящих двигателей. Размазанные ленты огней, потом различимых по отдельности, замедляющих бег. Раздражающая, набившая оскомину мелодия в динамике и объявление о посадке на французском, английском, хинди – en Paris, l'heure est... на ее часах 9.30. По расписанию. Там, где сейчас Хайд, 2.30 утра.
«Боинг» свернул с посадочной на рулежную дорожку, и в иллюминаторе, по которому побежали капли конденсата, запрыгало здание аэровокзала. Она попыталась вспомнить сложное, в виде колеса со спицами, расположение здания аэропорта имени Шарля де Гол-ля, но в памяти всплывала воскресная поездка в Париж с Хайдом, и это лишь путало мысли и раздражало. Кажется, багажный зал в конце спицы этажом ниже.
«747-й» сбавил скорость. Она следила за двумя индийцами. Один влезал в пиджак, второй, поправив галстук, стал надевать ботинки. Как и остальные бизнесмены и немногие находящиеся в салоне первого класса женщины. Все нормально, ничего ужасного теперь не случится, сели. Полное облегчение.
Навстречу надвигалась плотоядная пасть туннеля. Французский поцелуй, мелькнуло сравнение, правда, не вызвавшее улыбки; ее вдруг снова охватил страх. Подхватив сумку, вскочила на ноги и направилась по проходу к двери. Бортпроводница, бросив неодобрительный взгляд, продолжала возиться с дверью. В первый момент Роз почувствовала, что в Париже холоднее, чем в салоне, но ее тут же охватил собственный жар. Оглянулась. Двое индийцев с портфелями в руках вытянулись чуть ли нее по стойке «смирно»... разочарованно глядя, пропустили бесцеремонно протиснувшуюся вперед пару. Как только открылась дверь, Роз, проскользнув мимо бортпроводницы, почти бегом заторопилась по устланному дорожкой пандусу, прислушиваясь к раздающимся сзади первым торопливым шагам и глухому шуму голосов пассажиров. Тяжелая сумка. Оглянулась. Пара – она в меховом манто, он в водолазке и кашемировом джемпере, – будто собираясь первой попасть на распродажу, спешила впереди индийцев. Но индийцы по-прежнему держались уверенно, глядя на нее с небрежным презрением. Для них она была всего лишь спасающейся бегством одинокой женщиной. Свернула в длинный ярко освещенный туннель с движущейся шуршащей дорожкой. За окнами самолет, к нему уже подкатил фургон с провизией.
Ступила на дорожку и торопливо зашагала, пружиня подошвами по резине. Оттолкнув или обойдя парочку, на дорожке появились и они. Не бежали, но торопились. Проходя мимо, уколют, сделают что-нибудь еще, дунут чем-нибудь в нос или рот. Встречает ли их кто-нибудь еще? Посмотрела вперед, в уходящий в даль туннель. Мелькание огней, людей, витрин. Миновала маленького вооруженного французского полисмена в кепи. Что она ему скажет? Те позади нее в двадцати ярдах и быстро нагоняют. Ноги не держат, бросает то в жар, то в холод. Пропади все пропадом, причитала она про себя. Шелли, черт бы тебя побрал, где ты?
Уже в десяти ярдах. Тот, что повыше, впереди своего сообщника. Дорожка под отяжелевшими, заплетающимися ногами казалась более вязкой. Полицейский теперь в пятидесяти, а то и больше ярдах позади. Семь ярдов, шесть шагов. Высокий прибавил шагу. Вспомнит ли кто-нибудь, что их не встречали, как дипломатов? Свяжут ли их с ней каким-либо образом? Пять шагов, четыре...
В конце туннеля люди. Мигая огнями и сигналя, мимо проехала багажная тележка. На ней женщина в инвалидной коляске. Рука схватила ее за рукав. Она замахнулась сумкой, но не попала в индийца, который, улыбаясь, спокойно отступил в сторону. Шедший сзади протиснулся вперед, преградив ей путь. Роз ухватилась рукой за движущиеся перила. Плакат с Эйфелевой башней, еще один с площадью Согласия, тигриная морда среди зелени – волшебный Кашмир. Боже...
Рослая элегантно одетая парочка шествовала ярдах в двадцати позади. За ними с гоготом валили пассажиры всех классов. Полицейского не видно – исчез где-то в глубине туннеля. Индиец, как бы отбиваясь от ее сумки, взмахнул портфелем. Она была уверена, что на конце портфеля что-то блеснуло. Игла. Теряя равновесие, отпрянула назад. Все, за исключением ее реакции, происходило с ужасающей быстротой. Споткнулась. Он замахнулся снова – в ребре портфеля действительно что-то блеснуло. Ужасно медленно она отпрянула назад. Зацепившись о что-то каблуком, упала навзничь в конце дорожки. Индиец с деланным сочувствием моментально наклонился над ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Лучи фар скользили по блестевшему на краю дороги замерзшему водопаду... запрыгали, снова скользнули. Освещая фарами водопад, «лендровер», как вспугнутый зверь, подался назад. Хайд манипулировал ножным тормозом и акселератором, дергал за рукоятку ручного. Скрежет разбудил Касса.
– Что?..
Доброй ночи, Вена... Машина скользила по припорошенной снегом наледи, и ему было не удержать медленное неумолимое скольжение к краю дороги и обрыву в реку. Обрыв невысокий, даже пологий, можно еще уцелеть...
– Сигай скорее, твою мать! – заорал он, толкая Касса. – Прыгай, говорю!
Белое, ничего не понимающее лицо, потом сработал механизм самосохранения. Ледяной воздух в открытой дверце, потом пустота на месте Касса, катящаяся в свете фар фигура. Фары лениво заскользили по водопаду, Кассу, следам машины на снегу, черно-белым заснеженным ветвям деревьев и уткнулись в черноту неба. Машина, сделав изящный пируэт на голом льду, взревела повисшими над пустотой передними колесами. Лучи фар нырнули за край дороги, освещая черную гладь, как показалось, узкой и очень далекой речки. Шаря лучами по склону, «лендровер» сполз с дороги и повис в воздухе.
15
Неоткрытая страна
В Дели – или где он там находится – теперь полночь. Поглядела на часы, наверное, в сотый раз. На вделанном в спинку переднего сиденья крошечном экране беззвучно мелькали глупо улыбающиеся лица. Она не решалась надеть наушники, отгородиться от глухого рокота моторов и звуков салона... или упустить малейшее движение одного из них, или обоих, в ее сторону. Не смела уснуть. Словно полевая мышка, испуганно ожидающая, что над ней вот-вот нависнут белые совиные крылья, отщипывала кусочки с подноса, который не дала убрать. В Париже семь вечера, темнеет. Еще целых два с половиной часа этого ужаса!..
Разложенный перед ней поднос то придавал ей уверенности, то, наоборот, вызывал ощущение ловушки. Бортпроводницы теперь почти не проявляли внимания, появлялись редко, будто нерадивые часовые на обходе. А эти двое могли пересечь проход, когда заблагорассудится. Игла, таблетка, что-то незаметное, чего не обнаружишь до вскрытия. Женщина умирает во время полета от сердечного приступа. Обнаружили, когда забирали поднос... – перед самой посадкой – ужасно... казалось, она спит. Конец рассказа. Дорожная сумка, скорее всего, исчезнет, но кому придет в голову связать ее исчезновение с двумя индийскими дипломатами, севшими в самолет, когда тот выруливал на взлетную дорожку?
Никому.
Два с половиной часа.
Роз даже не была уверена, что Шелли встретит ее в аэропорту имени Шарля де Голля. Она звонила из комнаты отдыха «Эр Франс», но Шелли не было на месте. Лишь узнала, что Элисон передала ему сообщение Хайда. Но... Я не смогу позвонить Питеру еще раз, он просил не звонить. Сказал – не звони сюда. И вы тоже, – добавила Элисон.
Итак, что, черт возьми, он намерен предпринять? Что-нибудь или ничего? Должно быть, ничего. Его небольшая несанкционированная операция, как дурной запах, пущенный за столом, поставила его в неловкое положение. Зажмет нос и станет надеяться, что запах рассеется. Просто оставит без внимания...
Как в таком случае избавиться от них? В туннелях аэропорта имени Шарля де Голля, в багажном зале, у таможенников?..
Если доберешься туда!
Поглядела в их сторону. Один, казалось, спал. Другой, в кресле у прохода, смотрел кино. Какой-то фильм о красотке и ее дружке... о, дружок, как ты мне сейчас нужен. Тот, что смотрел кино, скрывая лицо за наушниками, время от времени бросал взгляды в ее сторону. Кажется, готов терпеливо ждать, пока она не угомонится. Ему-то определенно известно, что ее ждет.
Пересохло во рту. Сейчас она позвонит, чтобы попросить стакан минеральной воды, продемонстрирует, что не спит, и предъявит бортпроводницу в качестве своего телохранителя.
Пошарив дрожащей рукой, нажала кнопку.
* * *
– У тебя все нормально?
Они перекликались единственно ради того, чтобы черпать друг в друге уверенность. Слова Касса терялись в завывании ветра и стоявшему внизу Хайду казались не громче шлепков лепивших в лицо снежных хлопьев. Хайд сквозь белое месиво смотрел на вершину склона, вниз по которому нырнул «лендровер», закончивший свой путь, ткнувший носом в реку.
Дважды или трижды он чуть было не выпрыгнул, но вместе с машиной, мотаясь из стороны в сторону и прыгая по усыпавшим берег камням, продолжал нестись вниз. Машине пришел конец, но она не загорелась и не унесла их запасы в черную воду. Теперь, после того как он поднялся наверх, остановил снова начавшееся у Касса кровотечение и снова спустился по спасенной веревке, он не хуже местного бандита шмонал машину. В двух рюкзаках – один из них слишком велик для Касса, но нести все равно придется, – туго связанная палатка, вторая веревка, ледоруб, альпинистские кошки, компас, ручные фонарики...
– Да! – крикнул он Кассу.
Поджечь эту проклятую штуку или оставить как есть? Оставить. Пора двигаться.
Подтащил оба рюкзака по камням до конца веревки, привязанной наверху к небольшому крепкому деревцу, в ветвях которого жалобно завывал ветер. Взял все необходимое. Засовывая в рюкзак промокшую парку и прилаживая рюкзаки, посмотрел вверх. Порядок...
Где-то на пределе видимости столбик света. С трудом повернул голову. Вдоль черной поверхности реки полз светящийся палец. Саму руку, двигавшуюся темной массой на фоне Коз-Cap, за снегом почти не видно. Вертолет. Направленный вниз луч прожектора, то появляющийся, то исчезающий в снежной круговерти, следует руслу реки. На высоте семидесяти – восьмидесяти футов изящно, словно танцор, движется по долине реки параллельно дороге. Должно быть, при помощи радара или компьютерной карты. На одной стороне темной массы приветливо светится квадратное оконце. Через открытый грузовой люк, должно быть, разглядывают в инфракрасный бинокль дорогу.
Тяжесть двух рюкзаков, висевшего на груди автомата и запасных магазинов свинцом прижимала к земле. Как козел на привязи. Скользя подошвами, стал подниматься по веревке. Крикнул Кассу:
– Пригнись, раздолбай!
Второй рюкзак соскальзывал с ушибленного плеча, тянул назад. Автомат стучал по животу. Светящийся палец вырос до размеров ноги, марширующей в сторону полузатонувшего в Ишкумане «лендровера». Рукам больно подтягивать тело в бешеной гонке вверх по осыпи и острым камням. Наконец из последних сил перевалился через верх и рухнул у края дороги. Касс, ища поддержки, протянул руку. Оттолкнув ее, Хайд перевернулся на живот, следя, как луч движется, движется... остановился, шагнул назад, завертелся на месте, как будто растаптывая окурок, наткнулся на «лендровер». Ласково, словно пса, погладил его. Грохот моторов и роторов большого русского вертолета гулко отдавался от скал в узкой, как щель, речной долине. Снова-здорово, хватая ртом воздух и дрожа от холода, подумал он. Грузовой люк открыт, в квадрате света два человеческих силуэта. Вертолет резко снизился к «лендрове-ру», луч прожектора уперся в небо.
– Неужели сядут? – прокричал ему в ухо Касс, рев вертолета заглушал слова.
– Не думаю... – начал было Хайд.
Из открытого люка «Миля», заставив его вздрогнуть, вырвалось пламя. Взрыв ракеты поглотил «лендровер». Почти сразу само пламя стало еле видным в снежной круговерти. Ему показалось, что он слышит доносящиеся из «Миля»торжествующие крики. По склону застучали обломки машины, ветром донесло запах бензина и металла. Второй взрыв. Мгновенная ослепительная вспышка, затем «Миль» упал еще ниже, зависнув рядом с колеблющимся пламенем костра. Выпустил колеса, но не осмеливался сесть на каменистый берег реки. По тащившейся по земле веревочной лестнице спустились двое и опасливо подошли к обломкам. Бензин уже выгорел, но оба проявляли беспокойство. Слышны крики, видны взмахи рук. В рупор что-то ответили.
Двое поднялись обратно по лесенке в освещенное отверстие в боку вертолета. Потом, спустя минуту, ротор загудел иначе, в землю снова уперлась светлая нога и осторожно, будто на цыпочках, двинулась прочь от обломков, направляясь вдоль реки к северу. Шум постепенно удалялся.
Снова донеслось завывание прилетевшего из тысячемильной пустыни, неотравленного гарью ледяного ветра. От запоздалой реакции бросило в дрожь, в сердце закрался страх. Посмотрел на Касса, провожавшего взглядом удаляющийся луч, снова ставший пальцем, потом едва заметным пятнышком, потом оптической иллюзией.
– Черт побери, – выдохнул Касс, – ты же был внизу!
– Нет, не был. Был вот здесь, смотрел. – Выразительно поглядел на Касса. Тот испуганно закивал, глотая слюну. – Хочешь попить?
– Не прочь, а ты?
Кофе в термосе еще не остыл. Принадлежавший майору густой сладкий кофе. Патруль пропал, теперь из-за него поднимется адская заваруха.
– Держи.
Касс благодарно взял крышку от термоса и принялся с наслаждением, будто нашел оазис, прихлебывать кофе. Хайд был в полном изнеможении, к тому же, сидя в мокром снегу, вымок до нитки и теперь закоченел от холода. Глотнул из термоса теплой жидкости, так и не почувствовав тепла в желудке. Выплеснул остатки кофе. Касс чуть ли невиновато вернул пустую чашку. Хайд сунул термос в рюкзак. Два рюкзака, два автомата, палатка, остальное беспорядочно распихано по карманам парок. Карта? Американская армейская карта, серия У502... ну прямо Хиллари с Тенцингом Первые покорители Эвереста.
. Интересно, найдется ли у Касса флаг, когда достигнут вершины!
Встав на колени, с трудом, словно дряхлый старик, поднялся на ноги. Касс, по-ребячески слизывая с губ снег, умоляюще глядел снизу вверх. Хайд покрутил головой.
– Трогаемся.
Поставил Касса на ноги. Тот от боли в боку и ребрах, согнувшись, закашлялся и застонал. Хайд, упершись руками в перчатках, чувствовал дрожь в подгибающихся коленях.
В конечном счете, обращаясь с плотью и грузом как можно осторожнее, он вставил Касса в рюкзак. Непрерывные жалобы и стоны Касса выводили его из себя. Полегчало, когда тот разразился руганью. Оба немножко отдышались. Правда, время безвозвратно уходило – уже за полночь... наступало утро следующего дня...
Хайд распрямился. Сердито завывал ветер.
– Пятнадцать миль... может быть, двенадцать. Может, и меньше! – крикнул он, зная, что идти все время в гору. – Тронулись.
Придерживаясь дороги, пошел прочь от Касса. Его вдруг поразило, что полчаса назад он ехал по ней на машине... по такой узкой и извилистой предательской дороге. Под башмаками скрипел снег. Не оглядываясь, остановился.
Спустя, как показалось, долгие минуты сквозь ветер расслышал позади скрип башмаков; медленные, нерешительные, но приближающиеся шаги. Тряхнув головой, отвернув лицо от снега, зашагал вперед.
* * *
Сначала это был не Париж, а выложенное огнями огромное круглое пространство. Потом, когда «747-й» снизился над городом, она разглядела черную змею Сены и ярко освещенные пятнышки Триумфальной арки и Эйфелевой башни. Другие ориентиры не нашла – взгляд непрерывно отвлекался на двух индийцев по ту сторону прохода, так же, как и она, делавших вид, что увлеченно разглядывают город. По улицам непрерывным потокам спешили светлячки фар, потом чередованием светлых и темных пятен пошли пригороды, и в конце разлилось сияние огней аэропорта.
О, Хайд...
Его стихия – земля... особенно он нужен теперь, после того как сядет самолет. Сердито взглянула на двух вроде бы не обращающих на нее внимания, чтобы убаюкать ее бдительность, и, разумеется, молчаливых индийцев.
Дорожная сумка застегнута, уже поданное пальто на коленях. Испуганно вздрогнула от звука защелкиваемой пряжки привязного ремня. Индусы даже не пошевельнулись. Распространяя навязчивый аромат дорогого лосьона после бритья, мимо проплыл бизнесмен. Рубашка на спине помята. Бортпроводницы подправили помадой улыбки. Сказывалась разница во времени – Роз до изнеможения хотелось спать. Преодолела себя – если сумела бодрствовать всю дорогу, то теперь-то справится.
Надо ли спешить к двери? Быть впереди или позади? В туннеле для прибывших пассажиров нельзя оказаться в самой давке. Иголка, один легкий быстрый укол, и, когда она упадет, они уже будут в тридцати ярдах, на надежном расстоянии от нее. Значит, первой в дверь.
Аэропорт вдруг оказался совсем близко, под самым крылом. Свет фонарей и фар на шоссе, за ним огни посадочной дорожки – она напряглась, вспотели ладони – и толчок. Приземлились. Рев тормозящих двигателей. Размазанные ленты огней, потом различимых по отдельности, замедляющих бег. Раздражающая, набившая оскомину мелодия в динамике и объявление о посадке на французском, английском, хинди – en Paris, l'heure est... на ее часах 9.30. По расписанию. Там, где сейчас Хайд, 2.30 утра.
«Боинг» свернул с посадочной на рулежную дорожку, и в иллюминаторе, по которому побежали капли конденсата, запрыгало здание аэровокзала. Она попыталась вспомнить сложное, в виде колеса со спицами, расположение здания аэропорта имени Шарля де Гол-ля, но в памяти всплывала воскресная поездка в Париж с Хайдом, и это лишь путало мысли и раздражало. Кажется, багажный зал в конце спицы этажом ниже.
«747-й» сбавил скорость. Она следила за двумя индийцами. Один влезал в пиджак, второй, поправив галстук, стал надевать ботинки. Как и остальные бизнесмены и немногие находящиеся в салоне первого класса женщины. Все нормально, ничего ужасного теперь не случится, сели. Полное облегчение.
Навстречу надвигалась плотоядная пасть туннеля. Французский поцелуй, мелькнуло сравнение, правда, не вызвавшее улыбки; ее вдруг снова охватил страх. Подхватив сумку, вскочила на ноги и направилась по проходу к двери. Бортпроводница, бросив неодобрительный взгляд, продолжала возиться с дверью. В первый момент Роз почувствовала, что в Париже холоднее, чем в салоне, но ее тут же охватил собственный жар. Оглянулась. Двое индийцев с портфелями в руках вытянулись чуть ли нее по стойке «смирно»... разочарованно глядя, пропустили бесцеремонно протиснувшуюся вперед пару. Как только открылась дверь, Роз, проскользнув мимо бортпроводницы, почти бегом заторопилась по устланному дорожкой пандусу, прислушиваясь к раздающимся сзади первым торопливым шагам и глухому шуму голосов пассажиров. Тяжелая сумка. Оглянулась. Пара – она в меховом манто, он в водолазке и кашемировом джемпере, – будто собираясь первой попасть на распродажу, спешила впереди индийцев. Но индийцы по-прежнему держались уверенно, глядя на нее с небрежным презрением. Для них она была всего лишь спасающейся бегством одинокой женщиной. Свернула в длинный ярко освещенный туннель с движущейся шуршащей дорожкой. За окнами самолет, к нему уже подкатил фургон с провизией.
Ступила на дорожку и торопливо зашагала, пружиня подошвами по резине. Оттолкнув или обойдя парочку, на дорожке появились и они. Не бежали, но торопились. Проходя мимо, уколют, сделают что-нибудь еще, дунут чем-нибудь в нос или рот. Встречает ли их кто-нибудь еще? Посмотрела вперед, в уходящий в даль туннель. Мелькание огней, людей, витрин. Миновала маленького вооруженного французского полисмена в кепи. Что она ему скажет? Те позади нее в двадцати ярдах и быстро нагоняют. Ноги не держат, бросает то в жар, то в холод. Пропади все пропадом, причитала она про себя. Шелли, черт бы тебя побрал, где ты?
Уже в десяти ярдах. Тот, что повыше, впереди своего сообщника. Дорожка под отяжелевшими, заплетающимися ногами казалась более вязкой. Полицейский теперь в пятидесяти, а то и больше ярдах позади. Семь ярдов, шесть шагов. Высокий прибавил шагу. Вспомнит ли кто-нибудь, что их не встречали, как дипломатов? Свяжут ли их с ней каким-либо образом? Пять шагов, четыре...
В конце туннеля люди. Мигая огнями и сигналя, мимо проехала багажная тележка. На ней женщина в инвалидной коляске. Рука схватила ее за рукав. Она замахнулась сумкой, но не попала в индийца, который, улыбаясь, спокойно отступил в сторону. Шедший сзади протиснулся вперед, преградив ей путь. Роз ухватилась рукой за движущиеся перила. Плакат с Эйфелевой башней, еще один с площадью Согласия, тигриная морда среди зелени – волшебный Кашмир. Боже...
Рослая элегантно одетая парочка шествовала ярдах в двадцати позади. За ними с гоготом валили пассажиры всех классов. Полицейского не видно – исчез где-то в глубине туннеля. Индиец, как бы отбиваясь от ее сумки, взмахнул портфелем. Она была уверена, что на конце портфеля что-то блеснуло. Игла. Теряя равновесие, отпрянула назад. Все, за исключением ее реакции, происходило с ужасающей быстротой. Споткнулась. Он замахнулся снова – в ребре портфеля действительно что-то блеснуло. Ужасно медленно она отпрянула назад. Зацепившись о что-то каблуком, упала навзничь в конце дорожки. Индиец с деланным сочувствием моментально наклонился над ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38