Не сдерживая похожей на кислую гримасу улыбки, медленно, осторожно, извиваясь, будто покалеченная ящерица, пополз вверх. Добравшись до ближайшего чердачного окна, с усилием распахнул его. Посыпалась старая краска. Внизу непроглядная темень. Согнувшись, осторожно спустился на пропахший плесенью захламленный чердак. Нащупав ногами стропила, отпустил оконную раму. В затхлой тишине гулко раздавалось собственное дыхание. Опершись потверже на ноги, нашарил в кармане зажигалку. Щелкнул крышкой – как будто хлопнула стальная дверь. Колеблющийся огонек чуть ярче отсвета пожара, но все же удалось разглядеть перекрытия...
...и люк в помещение или на ведущую вниз лестницу. Открыл, прислушиваясь к журчанию воды в баке и сердитому визгу летучей мыши. Отблеск пожара в окнах высветил комнату. Хайд спрыгнул в помещение.
Бегом спустился вниз. Три лестничных пролета, чем ниже, тем лучше отделанные кабинеты и коридоры. В западном декоративном стиле. На первом этаже бюро путешествий.
В окнах видны струи брандспойтов, беготня пожарных, оттесненная ограждениями толпа на Чоук и над всем рыжие всполохи света. Хайд двинулся в заднюю часть здания. Локоть болит, левая ладонь в занозах, коленка разбита до крови, в груди при каждом вдохе боль; одно утешение – ребра целы. Обнаружив, что дверь заперта, разбил небольшое окно. Узенький дворик, калитка открыта, выходит в переулок. Постоял, отряхнулся. Одежда прожжена искрами, вымазана старой щепой. Сойдет – во всяком случае, в темноте. Снова закашлялся. После дыма невыносимо дерет в горле.
Где они могут быть? На Чоук – у Майлза не хватит воображения поискать по задворкам. Проверив пистолет – тот, что взял у Лала, где-то потерялся, – небрежной походкой прошел по переулку, вышел на людную улицу и потом уж направился на Чандни Чоук. Постоял на углу. Полиция давно закончила проверку зрителей, растворившихся в захваченной зрелищем шумной толпе позади оцепления. Улица забита пожарными, полицейскими и санитарными машинами. В стороне кинотеатра громкий звон бьющегося стекла.
Прошло десять минут.
Приблизившийся украдкой молодой человек, прежде чем обратиться, даже взглянул на фотографию, наверно, его, Хайда. Больше всего его, видно, заботила форма обращения.
– Я... мистер Хайд... сэр? – Сэр ли он? В каком чине? По глазам видно, что молодой человек целиком поглощен этим вопросом.
– Неважно.
– Ловелл... Хайд, – удивленно глядя, выпалил молодой человек.
– Ловелл, – с удовольствием ощущая пробежавшую по телу нервную дрожь – признак того, что напряжение позади, повторил Хайд. – Где Майлз? Пошли.
– Сюда.
К ним присоединились еще двое и пошли по Чоук прочь от кинотеатра, где огонь, похоже, медленно уступал пожарным. Над улицей висела пелена дыма, воздух пронизан запахом горелой ткани и дерева. «Темная зона». Его еще больше отпустило, ноги будто резиновые, еле двигаются. Саднили все ушибленные при падении места. Гибель Лала – утрата всего, что он имел! – оставила чувство невозвратимой потери, приводила в бешенство.
Ловелл открыл дверцу припаркованной в двух кварталах от кинотеатра черной «гранады». На улице полно людей, как ни в чем не бывало разгуливающих, стоящих, бродящих по магазинам. Хайд оглянулся, как бы желая удостовериться, а был ли вообще пожар. Наткнулся на свирепый взгляд сидевшего на заднем сиденье Майлза.
– Влезай! – рявкнул тот. Хайд презрительно ухмыльнулся. – Где другой? Ты требовал укрытия для двоих.
– У него не получилось.
– Ради Бога, поторапливайся... и так из-за тебя время теряем!
– Ладно, не клади в штаны, Майлз...
Хайд нагнулся, собираясь сесть на заднее сиденье. Рядом с Майлзом с деланным безразличием, спокойно положив руки на колени, сидел индиец в дорогом сером костюме.
– Давай же, Хайд...
– Кто это еще, черт побери?
– Тебе не надо знать. Есть договоренность, Хайд. Через час ты уезжаешь... и скатертью дорога! Тебе гарантировано...
– Речь шла о «темной зоне»... а не о темных рожах, Майлз. Что ты, черт возьми, наделал?
– А как, черт тебя побери, мы могли успеть? – Хайд ощущал присутствие Ловелла и остальных. – Есть договоренность! Ты будешь...
– Ну их... ты, Майлз! Думаешь, этот хрен... – у индийца вытянулась физиономия, – ...прямо-таки рвется помахать мне ручкой? Дурак ты! – бушевал Хайд, создавая видимость скандала, замечая, как на крик озадаченно останавливаются прохожие. Сначала недоумевавший Майлз наконец рассвирепел. – Сговорился с разведкой, потому что лень было, мать твою, подготовить «темную зону»!
– Завтра утром будешь в Лондоне, Хайд... лучше бы тебя не видеть! Садись в машину, черт возьми! – заорал Майлз, ища глазами поверх плеча Хайда сгрудившихся позади него Ловелла и кого там еще.
– Скажи ему, – бросил Хайд, сверкнув глазами в сторону индийца. Острый расчетливый взгляд, тонкие губы, напряженная поза. Его люди где-то недалеко – и он не доверяет Майлзу. – Утром... на дне этой паршивой реки!
– В машину его, – рявкнул Майлз, но Хайд захлопнул дверь, не дав договорить. Майлз отшатнулся назад, глядя на руку, чуть не попавшую в дверь. К ручке дверцы тянулась рука индийца. Локоть Хайда пришелся Ловеллу под диафрагму. Обернувшись, Хайд увидел, что двое стоят в растерянности, а Ловелл, согнувшись пополам, блюет.
Хайд, не раздумывая, нырнул в толпу, выбираясь на первую отходящую от Чандни Чоук улицу. Вот тебе «темная зона»! Майлз всего лишь желал убрать с дороги конское дерьмо, и подумал, что индийцы, приятные обходительные ребята, на нашей стороне и всякое такое и что они помогут ему благополучно переправить Хайда из Дели в Лондон. Какой раздолбай...
Он, не оглядываясь, торопливо протискивался сквозь редеющую толпу, пока не добрался до улицы Мухерджи Марг, к северу от Чоук. Подумают, что он направляется к вокзалу. Теперь приходится полагаться только на себя. Показалось, что разглядел торчащую над толпой голову, поворачивающуюся, словно радар. Ищут. Да и черная «гранада» разбрызгивала толпу, будто жидкую грязь. Индийский разведчик, следом за ним Майлз, оба разъяренные, выскочив из машины, ринулись в направлении, куда, по их мнению, подался Хайд. Он торопливо зашагал по Мукерджи в обратном направлении и, перейдя улицу, направился к шеренге дряхлых такси – нескольким черным экипажам, древним «амбассадорам», призракам старых европейских марок. Внимательно оглядел ограду парка Махатмы Ганди, подъезд вокзала, здание муниципалитета. Разглядел все еще бережно держащегося за живот Ловелла, еще одно знакомое лицо, двух озабоченных индийцев и «гранаду».
Потом наклонился к первому в шеренге такси.
– Аэродром Сафдарджанг – не торгуюсь, плачу за время.
Двойная цена, зато двойное рвение.
– Ясно, сагиб... садитесь сзади, сэр!
Вздымая пыль из ветхой обивки, Хайд уселся в машину. «Амбассадор», чихая, влился в движение, двинулся на запад, потом свернул на Шрадха Нанд Марг, идущую параллельно главной железной дороге в направлении Коннот-плейс. Хайд достал из бумажника клочок бумаги с нацарапанной на нем фамилией пилота. Владеющая двумя «сесснами» компания под названием «Кришна Эйр Таксиз» летала всюду – за соответствующую цену, с аэродрома, расположенного близ ипподрома и площадки для игры в поло. Его будут искать в поездах, аэропорту имени Индиры Ганди, на автобусных станциях, но, возможно, не заинтересуются взлетевшим с аэродрома маленьким самолетом.
Возможно. Если поторопится.
Когда он утром в качестве запасного варианта заказывал рейс на Сринагар, то чувствовал себя увереннее. Куда увереннее, чем...

* * *

Положив под бока подушки, Роз полулежала с наушниками на голове. Неуютно, точно в больничной палате. На циферблате дорожного будильника 3.15. В домике Сары оставались одни братья Шармар, они не ложились. Голоса Сары не слышно с тех пор, как несколько часов назад она ушла спать. В.К.Шармар не проявил желания идти к ней в постель.
Роз было ясно, чем они заняты. Устраивают будущее Индии. С осторожностью поддерживают, не дают прекратиться и направляют насилие в Пенджабе и Кашмире, с тем чтобы в неопределенном будущем, после победы на выборах, отказаться от них, не вызывая национального возмущения.
Им приходилось идти на компромисс: они опасались мусульманского фундаментализма и боялись мощи Пакистана. Они купят дружбу Пакистана, заплатив за мир индийской половиной Кашмира... потому что распался Советский Союз, и этот самый могущественный союзник Индии не желал больше давать ни денег, ни вооружений, ни поддержки. Был не в состоянии.
В том положении, в котором она оказалась, больше всего изматывало ожидание внезапной перемены разговора. Слушать, как Шармары разговаривают и пьют, и ждать, когда кончат... или вспомнят о ней. Именно это напряженное безрезультатное ожидание. Находиться вне подозрений и осознавать, что подозрение может быть высказано в любой момент...
Три тридцать две. Высказано.
– Дханжал, кажется, успокоился. Я не убежден... – Пракеш Шармар.
– Ты о чем?
– О женщине в соседнем доме.
– Что так беспокоишься?
– Да из-за того, чем мы здесь занимаемся... из-за того, что мы здесь, другие здесь.
– Она в каком-нибудь официальном качестве?
– Не знаю. Установим за ней наблюдение, брат. Убежден, что надо последить.
– Тогда ладно, – устало ответил В.К.Шармар. – Если ты так считаешь.
Роз сдернула наушники, как будто они могли донести до Шармаров ее громкое хриплое дыхание. Гулко, часто забилось сердце; она прижала руку к груди. Знать оказалось не лучше – хуже, много хуже.
Бешено бьющееся сердце казалось похожим на устройство, прослушивающее на большой глубине металлические предметы, указывающее, где спрятана магнитная пленка, что в тумбочке находится магнитофон, ночной объектив «минимодулюкс», камера, все до единой кассеты с отснятой пленкой. Она заведомо знала, что опытному сыщику не потребуется и минуты, чтобы отыскать все до одной улики.
И не знала, где был Хайд... и был ли он еще.
Ее трясло и знобило. Колотило все ее большое тело. Надо убираться... утром... пока они не узнали, кто она.


Часть вторая
Работа как работа

Оставайся же с твоими волшебствами и с множеством чародейств твоих, которыми ты занималась от юности твоей; может быть, пособишь себе; может быть, устоишь.
Исайя, 47.

8
Сомнение и уверенность

Когда они Диксоном заперлись в комнате спецсвязи, даже насыщенный озоном электрических разрядов воздух казался Майлзу затхлым. Отгородились от блестевших первыми утренними каплями ежедневно поливаемых газонов территории Верховного комиссариата, от медленно вращавшихся, как юбки танцовщиц, водяных струй. За запертой дверью незримое присутствие Хайда ощущалось еще сильнее; словом, Майлз чувствовал себя как в сортире... Диксон зол за то, что он, Майлз, упустил Хайда – оставил пушку кататься по раскачивающейся палубе. Что касается Шелли – тот знал, что этот любимчик Обри способен на все! Шелли начнет теперь валить на них дерьмо, кучу за кучей... Каков подонок Хайд – ведь была же договоренность, черт возьми. Без дураков, по-хорошему, услуга за услугу. Никаких вопросов, никаких имен, никаких наказаний хотя бы для видимости. Если бы Хайд не удрал, сорвав ко всем чертям идеально подготовленную «темную зону» и выставив его в глазах Диксона и, может быть, Шелли круглым идиотом, то преспокойно летел бы себе в Лондон, да еще первым классом. Какой же ты раздолбай, Хайд!
Наконец пробормотал:
– Сэр? Думаю, лучше с этим заканчивать?..
Чувствовал, что улыбка получилась хилой, жалкой. На лице Диксона промелькнуло презрительное выражение; потом непроницаемую дипломатическую маску оживил более расчетливый взгляд.
– Да... Джим. – Несколько помедлив, как бы вспоминая, Диксон произнес имя.
В комнате, кроме них, никого не было. Майлз проверил аппаратуру, подготовленную к прямой связи с Сенчури-хаузом. Ему было жарко – скорее, от все еще полных негодования мыслей о Хайде, чем от ожидаемой разборки его провала. Может быть, даже лучше, что этот подонок смылся. Это давало ему и Диксону лишнюю возможность подтвердить справедливость их неверия в показания Касса и его невиновность. Что из того, если Хайд предпочитает думать иначе?
Это его не успокоило. Одни рассуждения. А чувства соответственно разжигали ненависть к Хайду. Вытер взмокший лоб. Диксон церемонно усаживался перед главным пультом.
– Готовы, сэр? – спросил Майлз. Потом добавил: – В действительности Хайд не может верить в невиновность Касса, не так ли? Я хочу сказать, что Касс с самого начала нес чепуху. Была любовная интрижка... и после бешеной ссоры он эту бабу прикончил?..
Даже сам чувствовал, будто заучивает заранее подготовленную легенду. Диксон, правда, сначала поморщив нос, как при неприятном запахе, казалось, успокоился; их версия случившегося, собственных действий и занятой ими позиции, по-видимому, его устраивала.
– Если генеральному директору хочется иметь больше, чем мы можем предложить... Джим, – чуть запальчиво произнес он, – тогда ему придется искать Хайда самому. Или Касса... если тот вообще объявится. Отлично, Джим, за дело. – Легкое нетерпение, призванное продемонстрировать уверенность.
Возможно, все обойдется. Да и что, в конечном счете, может сделать с ними Шелли? Майлз сел рядом с Диксоном. Да и что, если вздумает наломать дров, может без всякой поддержки сделать Хайд? Правда, этому подонку, как подозревает полиция, удалось поджечь кинотеатр... не говоря уж об обнаруженном там трупе. Стремясь рассчитаться за старый должок, Хайд, видно, тронулся. Вот его и заносит...
Включил микрофоны, подготовил скоростную перемотку. Полная тишина; от шороха дыхания дергаются стрелки приборов.
Хайд всего лишь паршивый параноик – вот кто он. И никто больше. Майлз, выплескивая злость, глубоко вздохнул, да так, что заметались стрелки приборов. Легко распаляться, труднее заставить себя привыкнуть к мысли, что теперь Хайд больше не важная птица. Знаменитый ученик человека, ныне ничего незначащего...

* * *

Досье на Хайда ему по существу не требовалось. Психологическую характеристику Патрика, его послужной список, его грешки, недостатки и достоинства, его привязанности – словом, все – он знал почти наизусть. Посылать за досье значило бы вновь возвращаться к решенному вопросу, а в этом не было необходимости. К тому же оно бы ничего не добавило.
Заложив руки в карманы, Питер Шелли стоял у выходившего на Темзу широкого окна, переводя взгляд с развешанных по светло-коричневым стенам акварелей и рисунков углем на блестевшую под утренним солнцем поверхность реки. На деревьях вдоль набережной нет-нет да промелькнет желтый лист. Будто довольный тем, что еще нужен, тихо мурлычет кондиционер. Вынув руку из кармана, Шелли провел ею по волосам и взялся за узкий подбородок. Какую еще дьявольскую игру затеял Хайд?
Возможно, он слишком близко принял к сердцу свой долг перед Кассом за старую услугу и поэтому готов на что угодно, лишь бы выручить товарища.
Обе руки снова в карманах. Глядя на реку, убежденно закивал головой. Вот, должно быть, ответ. Хайд верит в эти нелепые выдумки о Шармарах, потому что должен верить, побуждая себя к действию.
Никакой помощи, никакого содействия – согласился он с Диксоном и Майлзом полчаса назад. Разделил с ними уверенность, что Шармары невиновны, а Касс виновен. Как можно думать иначе, черт возьми? В.К. – и наркобизнес? Возможны ли вообще какие-либо доказательства того, что В.К.Шармар, премьер-министр Индии, активно связан с выращиванием, переработкой и сбытом героина? Касс, должно быть, оказался не прав – а будучи неправым, оказался виновным в убийстве. Quod erat demonstrandum Что и требовалось доказать (лат.).

– неотвратимая логика, одно неотделимо от другого.
А Патрик – обращенный в новую веру фанатик.
Должно быть...
Министр иностранных дел, все министерство горой за Шармара. Статус «Большого друга». Перспективная фигура, правильная политика, деятель будущего, именно то, что нужно Индии и что нам нужно в Индии... По коридорам министерства иностранных дел и Уайт-холла ветерками носились слушки. Легкими ветерками, а не суровым ветром, способным повредить так нежно лелеемым почкам, какими представлялось правительство Шармара.
Что опять же и требовалось доказать. Он, Шелли, подотчетен министерству иностранных дел и не может идти против него. Итак, Патрик ошибается, выходит за рамки... как и Касс.
И действует на свой страх и риск...
Шелли поглядел на уставленный телефонами обширный стол. Потом снова на реку и медленно ползущий по сверкающей ряби караван судов. Доказательства, улики? Но даже улики вряд ли смогут коренным образом изменить уже сложившееся мнение относительно такого явления, как В.К. А без улик вообще ничего нельзя сделать. Если Патрик не захотел выбраться, когда ему дали шанс, то теперь он ничем не может ему помочь – ничем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38