Анита, продолжавшая тянуть графа за руку, помешала ему защититься от увесистых кулаков ее друга.
Граф освободился от Аниты и стал легко увертываться от ударов, потирая ладонью ушибленный подбородок и одновременно уговаривая разбушевавшегося брюнета сесть в кресло и успокоиться, что, увы, злило мексиканца еще больше. Анита бросилась между ними, и ей достался удар на этот раз уже кулаком, который она встретила звонкими проклятиями и клятвами немедленно убить «пьяного скота». Анита не бросала слов на ветер. Она завладела острым ножом для рыбы, и только общими усилиями гостей ресторана «Лай-лай» ее удалось оттащить в сторону.
Тогда граф перестал уговаривать мексиканца, приблизился к нему, и брюнет с новой силой стал месить кулаками воздух в тех местах, где предполагал попасть в лицо графа, а тот продолжал непринужденно уходить от ударов мексиканца, постепенно выманивая его в сторону двери. Этот странный поединок все больше и больше напоминал корриду.
Затем граф неуловимым движением поймал руку брюнета и мягко завернул кисть куда-то вбок, отчего тот словно переломился пополам, присел и закричал от боли. В таком присаженном виде, заставляя мексиканца ползти на корточках в сторону двери и после каждой попытки вырваться реветь от боли, граф вывел его на аккуратный, освещенный разноцветными фонариками газон, посадил на траву и отпустил.
Вслед за ними из ресторана высыпала толпа, сквозь которую протиснулся старый негр в полицейской форме и, обняв мексиканца за влажные от пота плечи, начал убеждать:
– Ну-ну, чико, посиди спокойно! Здесь мягко! Подумаешь, девчонку не поделили! Найдешь еще, карахо! Посмотри, сколько их здесь! – Полицейский еще не знал графа в лицо и решил, что это обычная стычка из-за женщины.
Но упоминание о «девчонке» подействовало на брюнета как красная тряпка на быка. Он вскочил, закатил полицейскому затрещину и бросился на графа.
И тут началось необъяснимое. Граф остался стоять на месте, а брюнет шлепнулся на траву. Потом повторилось то же самое. Граф стоял на месте и приятно улыбался, брюнет подбегал к нему, замахивался кулаком и падал довольно далеко от графа, причем постороннему зрителю было совершенно непонятно, почему мексиканец падает. Бывший свидетелем этого странного поединка Роберто Кастельянос любил рассказывать, что это было похоже на сказку или сон.
Граф использовал движение, позаимствованное им из таиландского бокса и отработанное до уровня рефлекса. Человек, который хочет ударить, должен опереться на ногу, обязательно на одну. В этот момент по опорной ноге наносится резкий удар ступней, лишающий противника, уже наносящего удар, точки опоры, в результате чего вся сила его удара «уходит в полет». Чем сильнее удар нападающего, тем продолжительнее полет.
Несколько раз в жизни графу приходилось принимать участие в драке, и он всегда пользовался этим приемом, изматывая противника. Все случаи подобных поединков происходили в Сан-Франциско – граф несколько раз вмешивался в уличные инциденты, причем всегда обижали не его, а каких-то незнакомых ему людей. Впрочем, его самого дважды грабили наркоманы, оба раза угрожая ножом, но граф не оказывал грабителям никакого сопротивления. В полицию он тоже не заявлял. Наркоманы всегда вызывали у графа острую жалость…
Мексиканец обессилел. Он лежал на траве и уже не ругался, не кричал, а только смотрел на графа недоумевающим мутным взглядом больших красивых черных глаз. Потом он встал, пошатываясь, подошел к Аните, сказал ей, что сейчас они уходят и что она должна расплатиться с официантом. В ответ на это Анита рассмеялась в лицо жгучему другу и сказала, что она остается. Потом подбежала к графу и начала охать, увидев синяк на его подбородке, хотя у нее самой на щеке краснел отпечаток пятерни брюнета.
Граф попросил официанта завернуть в салфетку кусок льда для сеньориты и отправился в зал заканчивать ужин. Жгучий брюнет обиженно посмотрел им вслед и медленно пошел прочь.
В зале десятки людей улыбались графу, китайские официанты таяли от счастья и восхищения, восклицая на ломаном английском: «Кун-фу – чайниз боксинг!»1 Так гордые китайцы старались донести до сознания посетителей ресторана «Лай-лай», что именно мудрое и вечное, как мир, искусство кун-фу стало причиной победы графа. Непосредственные американцы хватали графа за руки, хлопали по плечам и возбужденно галдели.
Спокойным оставался только сам виновник торжества. Он рассмеялся, лишь когда старый полицейский, перекрикивая всех, стал доказывать:
– Этот маленький сеньор, чикос, стоит десяти больших! Вы видели, как он швырял этого болвана! Сеньор даже пальцем не пошевелил, чикос! А этот козел весь газон носом распахал! – И старый негр в полицейской форме складывал из пальцев что-то похожее на козью морду с рогами и радостно показывал залу. Этот жест в сочетании со словами «козел» на языке Эль-Параисо означал «рогоносец».
Из ресторана граф и Анита вышли уже друзьями. Граф обладал способностью располагать к себе людей с самой первой произнесенной им фразы. Он привез Аниту к себе домой, так как она жила со знойным мексиканцем в одном номере. Спокойно и просто граф предложил Аните переночевать в своем доме, постелил ей постель, отвел в ванную, а сам спустился вниз и лег спать на жесткой кушетке.
Но Анита решила судьбу этой ночи по-своему. Граф уже начал засыпать, когда сверху донеслись звонкие рыдания. Он поднялся наверх успокоить Аниту и продолжал делать это до самого утра…
Утром граф оставил Аниту спящей и отправился в клинику, а вернувшись в полдень, нашел ее в бикини и в фартуке, заканчивающей готовить прекрасный мексиканский обед. Это, как иногда говорил потом граф, и решило его судьбу. Анита в фартуке и бикини была неотразима, обед был удивительно вкусным или казался таковым. После обеда, как бы на десерт, он узнал, что Анита уже утрясла все проблемы с темпераментным мексиканцем по телефону и что ее вещи вот-вот доставят из гостиницы. Расстроенный бывший друг вылетает первым же рейсом в Мехико и ужасно жалеет по телефону, что у него под рукой нет любимого револьвера, иначе перед отъездом он сделал бы из Аниты мелкое решето.
– Нам очень повезло, что здесь нельзя купить пистолет! – сказала Анита тогда за первым семейным обедом. – Он добрый малый, но опасен, когда разозлится. Настоящий петух! Что бы ты сделал, если бы он сейчас вошел в дом с пистолетом?
– Пригласил бы пообедать с нами, – подумав, ответил граф.
Анита рассмеялась и, усевшись графу на колени, начала целовать его так вкусно, что обед пришлось отложить…
Они были необычной парой. Высокая, длинноногая и большеглазая Анита была бесспорной красавицей, чего нельзя было сказать о графе. Но странным казалось даже не это. Анита обладала сумбурным, взбалмошным характером, что никак не сочеталось со строгим и почти аскетическим обликом графа.
Они обвенчались через два месяца после рождения графини Люсии Сантос Родригес, в древнем католическом соборе Ринкон Иносенте, построенном чуть ли не до Колумба. Анита забеременела сразу, как только, по совету графа, перестала глотать противозачаточные таблетки. Первую половину беременности Анита провела в Мехико у родителей. Потом она прилетела в Ринкон Иносенте, и граф сам принимал роды, подбадривая и поддерживая Аниту, звонко кричавшую, что она сейчас умрет, до того самого момента, пока Люси не появилась на свет и не начала сердито пищать.
Рождение графини перевернуло весь мир Аниты. Первый год она не отходила от Люси ни на шаг, не доверяла ее никаким нянькам, находясь в состоянии постоянного, не прекращающегося восторга. Анита не выпускала девочку из рук, целовала ее десятки раз в день и иногда, втайне ото всех, облизывала ее языком так, как поступают со своими детенышами все мамы всех зверей. Прикасаясь языком к бархатистой коже Люси, Анита изнемогала от счастья, а графиня звонко хохотала. Графине было щекотно…
Восторг графа перед существованием собственного ребенка выражался в формах более сдержанных. Аните не приходилось думать ни о чем, кроме Люси, потому что все бесчисленные трудности и проблемы, неизбежно возникающие в жизни взрослых с появлением ребенка, граф решал сам, незаметно и просто. Настоящие проблемы начались, как только Анита перестала кормить Люси грудью и обрела относительную свободу.
Граф Хуан Сантос Родригес на глазах у пораженных и недоумевающих жителей Ринкон Иносенте стал превращаться в рогоносца! Над рогоносцами счастливые и беззаботные жители Эль-Параисо привыкли смеяться, но на этот раз никто из числа друзей и знакомых графа не смеялся над ним. Напротив, многие, и в их числе майор Кастельянос, переживали по этому поводу значительно больше, чем сам обманутый муж, продолжавший жить так, словно он совсем не замечает этого громоздкого и непристойного украшения.
Кто только не становился вдруг возлюбленным Аниты! Сначала это были чернокожие аборигены Эль-Параисо, пленявшие Аниту сочетанием беззаботного, веселого, детского характера с горячим африканским темпераментом. Потом она вернулась к своим старым вкусам и начала влюбляться в мужчин испанской расы.
«Она словно сорвалась с цепи!» – восклицал про себя майор Кастельянос, не подозревая, насколько он близок к истине.
Анита привыкла менять мужчин часто. Страстная привязанность к графу, беременность, появление Люси – вся эта цепь событий привела к тому, что Анита в течение двух лет вела ей не свойственный, необычно целомудренный образ жизни. Когда же «цепь» ослабла, она ничего не могла с собой сделать и, раздирая душу угрызениями совести и вполне искренне считая себя последней шлюхой, влюблялась в новых и новых мужчин.
Однако терпение графа не знало границ. Его отношение к Аните ни в чем не изменилось. Он оставался любящим, заботливым и верным мужем. В перерывах между увлечениями Анита буквально не выпускала графа из спальни. Обливаясь слезами раскаяния и восхищения, она твердила, что нет и не может быть мужчины лучше, чем он.
А потом опять влюблялась, и независимо от того, как долго длилось ее увлечение, оно кончалось разочарованием и бурными длинными исповедями, которые граф терпеливо выслушивал.
Исповеди Аниты граф не любил. Это были именно те моменты, когда Анита по-настоящему испытывала терпение графа, посвящая в подробности своей новой любви. Но он научился управлять состоянием Аниты, даже в такие критические для нее минуты.
Анита всегда начинала исповедь с попытки поссориться с графом по любому пустяковому поводу. После такой странной ссоры, во время которой она осыпала графа незаслуженными упреками, а он молчал и слушал, Анитой овладевало раскаяние. Она вскрикивала: «Я – шлюха!» – и начинала целовать руки графа. Первое время он терялся перед проявлением темперамента своей жены, но скоро нашел разумный и даже забавный выход.
Главное оружие против любой патетики – это смех. Когда Анита бросалась на пол в очередном приступе раскаяния, граф начинал увертываться от попыток жены распластаться у его ног. При этом он залезал на диван, на стол, иногда даже на шкафы – и все это было так смешно, что плач Аниты часто переходил в хохот. Любыми средствами граф непременно заставлял Аниту двигаться, и вместе с движением находили выход и разрядку ее отчаяние и тоска.
Иногда он подхватывал рыдающую Аниту на руки, тормошил ее, подбрасывал высоко вверх, как ребенка, щекотал, пока вместе со смехом Аниты в дом не возвращались мир и покой.
Привыкнув к амплуа обманутого мужа, граф начал догадываться, что Аните хотелось, чтобы ее ревновали. И чем больше Анита убеждалась, что ее приключения действительно не волнуют его, тем острее становилась ее глубоко спрятанная, жгучая и невысказанная обида.
Впоследствии граф горько жалел о том, что ни разу не попробовал объяснить Аните, что не умеет ревновать. Он никак не мог выбрать время для такого объяснения. В приливе раскаяния Аните было так плохо, она так страдала, что граф стремился как можно скорее вывести ее из этого состояния. Зато когда они мирились, точнее Анита мирилась со своей очередной изменой, ей было так хорошо, что граф ни за что на свете не стал бы возвращаться к больной теме и рассуждать, почему его так мало волнуют увлечения Аниты. Между тем Анита была умна, и, без сомнения, граф мог, по крайней мере, попробовать успокоить ее оскорбленное самолюбие.
Конфликт Аниты с графом достиг критической точки с появлением в Ринкон Иносенте Луиса. Уже через неделю новый сосед стал другом графа, любимцем графини и потребителем мясных пирожков бабушки Марии. Тогда и сложилась странная и, с точки зрения графа, отчасти забавная ситуация, которую Анита и Луис переживали как катастрофу, а граф мастерски не замечал, проявив при этом актерские задатки, ибо обмануть проницательного Луиса было нелегко.
Это был необычный любовный квадрат, одним из углов которого стала графиня. Луис влюбился в Люси с первого взгляда и проводил все свое свободное время в ее обществе, очаровав начинавшую уже неплохо говорить графиню тем, что называл себя не иначе как Котенком, и очень добросовестно играл свою нелегкую роль. Он часами бегал от Люси на четвереньках и мяукал приятным мелодичным тенором.
Тем временем Анита переживала свое очередное увлечение. Когда экспресс-роман Аниты, как обычно, завершился раскаянием и миром с графом, Луис, поначалу недоумевавший по поводу странных отношений между супругами, стал восторженным свидетелем настоящей семейной идиллии.
Анита не отпускала от себя графа ни на шаг, смотрела на него влюбленными глазами, готовила фантастические обеды, играла в прятки с графиней, и все шло как нельзя лучше, пока Луис вдруг не стал чувствовать на себе горячие, зовущие взгляды Аниты. Развязка наступила быстро, так как Анита не любила и не умела ждать…
Через неделю Анита улетела в Мехико. Ее отъезд был неожиданностью как для графа, так и для Луиса, который уже почти договорился о переводе в столичный университет. Он не мог оставаться в Ринкон Иносенте, потому что Анита приходила каждый раз, когда граф был в клинике, а Луис дома. Она заражала его своей страстью. Долгие сладкие часы любви, проведенные с Анитой, переходили в многочасовые угрызения совести. И Луис решил уехать.
С отъездом Аниты перевод в столицу потерял смысл, и Луис остался. На отношениях с графом этот эпизод никак не сказался. Граф ничем не дал понять, что он догадывается, что случилось, когда по просьбе Аниты он ушел с пляжа готовить «дайкири», который ему пришлось пить одному, так как Луис не пришел, а у вернувшейся с пляжа Аниты вдруг разболелась голова.
Трудно сказать, как граф переживал разлуку с Анитой. Внешне он не проявлял никаких признаков того, что скучает по своей жене. Но в течение почти двух лет разлуки у него не появилось ни одной женщины, и это можно было истолковать как признак глубокой привязанности. Анита притягивала графа как женщина настолько сильно, что заменить ее не сумела ни одна из десятков тысяч красивых девушек, которые заполняют улицы и пляжи Ринкон Иносенте почти круглый год.
Первые месяцы после отъезда Анита писала длинные страстные письма и уверяла, что вот-вот приедет, что вот-вот вернется насовсем. Потом она замолчала на несколько месяцев, и только из письма родителей Аниты граф узнал, что она находится в депрессивном состоянии под наблюдением психиатров, но при этом умоляет ничего не сообщать в Ринкон Иносенте. Потом Анита снова начала писать, и граф узнал, что ее последнее увлечение было необычно серьезным и продолжалось почти три месяца. В веселом тоне Анита писала, что ее нового друга подвела собственная настойчивость. Он непременно желал жениться на ней и все время раздражал ее, уговаривая развестись с графом. Кончилось это скандальной отставкой, которая обрушилась на воспаленную голову жениха как гром среди ясного неба.
Тон писем и телефонных монологов Аниты изменился. И хотя она по-прежнему плакала в трубку и взрывалась приступами отчаянного раскаяния, в ее голосе, интонациях появилось что-то более устойчивое и надежное. Анита взрослела.
Несмотря на нажим со стороны родителей, тоскующих по внучке, Анита не пыталась забрать Люси в Мехико, будучи полностью согласна с мнением графа, что девочке будет лучше и надежнее вместе с отцом, в Ринкон Иносенте. Анита помнила наизусть письмо, полученное от мужа через два месяца после ее бегства. В ответ на ее бесконечные обещания вернуться не позднее чем через два-три дня, граф в мягкой форме просил ее хорошо взвесить свое решение, чтобы не заставлять Люси страдать, если Аните вновь захочется уехать…
Закончив операцию, граф позволил себе вернуться к мыслям о предстоящем приезде Аниты и опять потерял покой, а вместе с покоем, как говорят китайцы, «потерял лицо».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Граф освободился от Аниты и стал легко увертываться от ударов, потирая ладонью ушибленный подбородок и одновременно уговаривая разбушевавшегося брюнета сесть в кресло и успокоиться, что, увы, злило мексиканца еще больше. Анита бросилась между ними, и ей достался удар на этот раз уже кулаком, который она встретила звонкими проклятиями и клятвами немедленно убить «пьяного скота». Анита не бросала слов на ветер. Она завладела острым ножом для рыбы, и только общими усилиями гостей ресторана «Лай-лай» ее удалось оттащить в сторону.
Тогда граф перестал уговаривать мексиканца, приблизился к нему, и брюнет с новой силой стал месить кулаками воздух в тех местах, где предполагал попасть в лицо графа, а тот продолжал непринужденно уходить от ударов мексиканца, постепенно выманивая его в сторону двери. Этот странный поединок все больше и больше напоминал корриду.
Затем граф неуловимым движением поймал руку брюнета и мягко завернул кисть куда-то вбок, отчего тот словно переломился пополам, присел и закричал от боли. В таком присаженном виде, заставляя мексиканца ползти на корточках в сторону двери и после каждой попытки вырваться реветь от боли, граф вывел его на аккуратный, освещенный разноцветными фонариками газон, посадил на траву и отпустил.
Вслед за ними из ресторана высыпала толпа, сквозь которую протиснулся старый негр в полицейской форме и, обняв мексиканца за влажные от пота плечи, начал убеждать:
– Ну-ну, чико, посиди спокойно! Здесь мягко! Подумаешь, девчонку не поделили! Найдешь еще, карахо! Посмотри, сколько их здесь! – Полицейский еще не знал графа в лицо и решил, что это обычная стычка из-за женщины.
Но упоминание о «девчонке» подействовало на брюнета как красная тряпка на быка. Он вскочил, закатил полицейскому затрещину и бросился на графа.
И тут началось необъяснимое. Граф остался стоять на месте, а брюнет шлепнулся на траву. Потом повторилось то же самое. Граф стоял на месте и приятно улыбался, брюнет подбегал к нему, замахивался кулаком и падал довольно далеко от графа, причем постороннему зрителю было совершенно непонятно, почему мексиканец падает. Бывший свидетелем этого странного поединка Роберто Кастельянос любил рассказывать, что это было похоже на сказку или сон.
Граф использовал движение, позаимствованное им из таиландского бокса и отработанное до уровня рефлекса. Человек, который хочет ударить, должен опереться на ногу, обязательно на одну. В этот момент по опорной ноге наносится резкий удар ступней, лишающий противника, уже наносящего удар, точки опоры, в результате чего вся сила его удара «уходит в полет». Чем сильнее удар нападающего, тем продолжительнее полет.
Несколько раз в жизни графу приходилось принимать участие в драке, и он всегда пользовался этим приемом, изматывая противника. Все случаи подобных поединков происходили в Сан-Франциско – граф несколько раз вмешивался в уличные инциденты, причем всегда обижали не его, а каких-то незнакомых ему людей. Впрочем, его самого дважды грабили наркоманы, оба раза угрожая ножом, но граф не оказывал грабителям никакого сопротивления. В полицию он тоже не заявлял. Наркоманы всегда вызывали у графа острую жалость…
Мексиканец обессилел. Он лежал на траве и уже не ругался, не кричал, а только смотрел на графа недоумевающим мутным взглядом больших красивых черных глаз. Потом он встал, пошатываясь, подошел к Аните, сказал ей, что сейчас они уходят и что она должна расплатиться с официантом. В ответ на это Анита рассмеялась в лицо жгучему другу и сказала, что она остается. Потом подбежала к графу и начала охать, увидев синяк на его подбородке, хотя у нее самой на щеке краснел отпечаток пятерни брюнета.
Граф попросил официанта завернуть в салфетку кусок льда для сеньориты и отправился в зал заканчивать ужин. Жгучий брюнет обиженно посмотрел им вслед и медленно пошел прочь.
В зале десятки людей улыбались графу, китайские официанты таяли от счастья и восхищения, восклицая на ломаном английском: «Кун-фу – чайниз боксинг!»1 Так гордые китайцы старались донести до сознания посетителей ресторана «Лай-лай», что именно мудрое и вечное, как мир, искусство кун-фу стало причиной победы графа. Непосредственные американцы хватали графа за руки, хлопали по плечам и возбужденно галдели.
Спокойным оставался только сам виновник торжества. Он рассмеялся, лишь когда старый полицейский, перекрикивая всех, стал доказывать:
– Этот маленький сеньор, чикос, стоит десяти больших! Вы видели, как он швырял этого болвана! Сеньор даже пальцем не пошевелил, чикос! А этот козел весь газон носом распахал! – И старый негр в полицейской форме складывал из пальцев что-то похожее на козью морду с рогами и радостно показывал залу. Этот жест в сочетании со словами «козел» на языке Эль-Параисо означал «рогоносец».
Из ресторана граф и Анита вышли уже друзьями. Граф обладал способностью располагать к себе людей с самой первой произнесенной им фразы. Он привез Аниту к себе домой, так как она жила со знойным мексиканцем в одном номере. Спокойно и просто граф предложил Аните переночевать в своем доме, постелил ей постель, отвел в ванную, а сам спустился вниз и лег спать на жесткой кушетке.
Но Анита решила судьбу этой ночи по-своему. Граф уже начал засыпать, когда сверху донеслись звонкие рыдания. Он поднялся наверх успокоить Аниту и продолжал делать это до самого утра…
Утром граф оставил Аниту спящей и отправился в клинику, а вернувшись в полдень, нашел ее в бикини и в фартуке, заканчивающей готовить прекрасный мексиканский обед. Это, как иногда говорил потом граф, и решило его судьбу. Анита в фартуке и бикини была неотразима, обед был удивительно вкусным или казался таковым. После обеда, как бы на десерт, он узнал, что Анита уже утрясла все проблемы с темпераментным мексиканцем по телефону и что ее вещи вот-вот доставят из гостиницы. Расстроенный бывший друг вылетает первым же рейсом в Мехико и ужасно жалеет по телефону, что у него под рукой нет любимого револьвера, иначе перед отъездом он сделал бы из Аниты мелкое решето.
– Нам очень повезло, что здесь нельзя купить пистолет! – сказала Анита тогда за первым семейным обедом. – Он добрый малый, но опасен, когда разозлится. Настоящий петух! Что бы ты сделал, если бы он сейчас вошел в дом с пистолетом?
– Пригласил бы пообедать с нами, – подумав, ответил граф.
Анита рассмеялась и, усевшись графу на колени, начала целовать его так вкусно, что обед пришлось отложить…
Они были необычной парой. Высокая, длинноногая и большеглазая Анита была бесспорной красавицей, чего нельзя было сказать о графе. Но странным казалось даже не это. Анита обладала сумбурным, взбалмошным характером, что никак не сочеталось со строгим и почти аскетическим обликом графа.
Они обвенчались через два месяца после рождения графини Люсии Сантос Родригес, в древнем католическом соборе Ринкон Иносенте, построенном чуть ли не до Колумба. Анита забеременела сразу, как только, по совету графа, перестала глотать противозачаточные таблетки. Первую половину беременности Анита провела в Мехико у родителей. Потом она прилетела в Ринкон Иносенте, и граф сам принимал роды, подбадривая и поддерживая Аниту, звонко кричавшую, что она сейчас умрет, до того самого момента, пока Люси не появилась на свет и не начала сердито пищать.
Рождение графини перевернуло весь мир Аниты. Первый год она не отходила от Люси ни на шаг, не доверяла ее никаким нянькам, находясь в состоянии постоянного, не прекращающегося восторга. Анита не выпускала девочку из рук, целовала ее десятки раз в день и иногда, втайне ото всех, облизывала ее языком так, как поступают со своими детенышами все мамы всех зверей. Прикасаясь языком к бархатистой коже Люси, Анита изнемогала от счастья, а графиня звонко хохотала. Графине было щекотно…
Восторг графа перед существованием собственного ребенка выражался в формах более сдержанных. Аните не приходилось думать ни о чем, кроме Люси, потому что все бесчисленные трудности и проблемы, неизбежно возникающие в жизни взрослых с появлением ребенка, граф решал сам, незаметно и просто. Настоящие проблемы начались, как только Анита перестала кормить Люси грудью и обрела относительную свободу.
Граф Хуан Сантос Родригес на глазах у пораженных и недоумевающих жителей Ринкон Иносенте стал превращаться в рогоносца! Над рогоносцами счастливые и беззаботные жители Эль-Параисо привыкли смеяться, но на этот раз никто из числа друзей и знакомых графа не смеялся над ним. Напротив, многие, и в их числе майор Кастельянос, переживали по этому поводу значительно больше, чем сам обманутый муж, продолжавший жить так, словно он совсем не замечает этого громоздкого и непристойного украшения.
Кто только не становился вдруг возлюбленным Аниты! Сначала это были чернокожие аборигены Эль-Параисо, пленявшие Аниту сочетанием беззаботного, веселого, детского характера с горячим африканским темпераментом. Потом она вернулась к своим старым вкусам и начала влюбляться в мужчин испанской расы.
«Она словно сорвалась с цепи!» – восклицал про себя майор Кастельянос, не подозревая, насколько он близок к истине.
Анита привыкла менять мужчин часто. Страстная привязанность к графу, беременность, появление Люси – вся эта цепь событий привела к тому, что Анита в течение двух лет вела ей не свойственный, необычно целомудренный образ жизни. Когда же «цепь» ослабла, она ничего не могла с собой сделать и, раздирая душу угрызениями совести и вполне искренне считая себя последней шлюхой, влюблялась в новых и новых мужчин.
Однако терпение графа не знало границ. Его отношение к Аните ни в чем не изменилось. Он оставался любящим, заботливым и верным мужем. В перерывах между увлечениями Анита буквально не выпускала графа из спальни. Обливаясь слезами раскаяния и восхищения, она твердила, что нет и не может быть мужчины лучше, чем он.
А потом опять влюблялась, и независимо от того, как долго длилось ее увлечение, оно кончалось разочарованием и бурными длинными исповедями, которые граф терпеливо выслушивал.
Исповеди Аниты граф не любил. Это были именно те моменты, когда Анита по-настоящему испытывала терпение графа, посвящая в подробности своей новой любви. Но он научился управлять состоянием Аниты, даже в такие критические для нее минуты.
Анита всегда начинала исповедь с попытки поссориться с графом по любому пустяковому поводу. После такой странной ссоры, во время которой она осыпала графа незаслуженными упреками, а он молчал и слушал, Анитой овладевало раскаяние. Она вскрикивала: «Я – шлюха!» – и начинала целовать руки графа. Первое время он терялся перед проявлением темперамента своей жены, но скоро нашел разумный и даже забавный выход.
Главное оружие против любой патетики – это смех. Когда Анита бросалась на пол в очередном приступе раскаяния, граф начинал увертываться от попыток жены распластаться у его ног. При этом он залезал на диван, на стол, иногда даже на шкафы – и все это было так смешно, что плач Аниты часто переходил в хохот. Любыми средствами граф непременно заставлял Аниту двигаться, и вместе с движением находили выход и разрядку ее отчаяние и тоска.
Иногда он подхватывал рыдающую Аниту на руки, тормошил ее, подбрасывал высоко вверх, как ребенка, щекотал, пока вместе со смехом Аниты в дом не возвращались мир и покой.
Привыкнув к амплуа обманутого мужа, граф начал догадываться, что Аните хотелось, чтобы ее ревновали. И чем больше Анита убеждалась, что ее приключения действительно не волнуют его, тем острее становилась ее глубоко спрятанная, жгучая и невысказанная обида.
Впоследствии граф горько жалел о том, что ни разу не попробовал объяснить Аните, что не умеет ревновать. Он никак не мог выбрать время для такого объяснения. В приливе раскаяния Аните было так плохо, она так страдала, что граф стремился как можно скорее вывести ее из этого состояния. Зато когда они мирились, точнее Анита мирилась со своей очередной изменой, ей было так хорошо, что граф ни за что на свете не стал бы возвращаться к больной теме и рассуждать, почему его так мало волнуют увлечения Аниты. Между тем Анита была умна, и, без сомнения, граф мог, по крайней мере, попробовать успокоить ее оскорбленное самолюбие.
Конфликт Аниты с графом достиг критической точки с появлением в Ринкон Иносенте Луиса. Уже через неделю новый сосед стал другом графа, любимцем графини и потребителем мясных пирожков бабушки Марии. Тогда и сложилась странная и, с точки зрения графа, отчасти забавная ситуация, которую Анита и Луис переживали как катастрофу, а граф мастерски не замечал, проявив при этом актерские задатки, ибо обмануть проницательного Луиса было нелегко.
Это был необычный любовный квадрат, одним из углов которого стала графиня. Луис влюбился в Люси с первого взгляда и проводил все свое свободное время в ее обществе, очаровав начинавшую уже неплохо говорить графиню тем, что называл себя не иначе как Котенком, и очень добросовестно играл свою нелегкую роль. Он часами бегал от Люси на четвереньках и мяукал приятным мелодичным тенором.
Тем временем Анита переживала свое очередное увлечение. Когда экспресс-роман Аниты, как обычно, завершился раскаянием и миром с графом, Луис, поначалу недоумевавший по поводу странных отношений между супругами, стал восторженным свидетелем настоящей семейной идиллии.
Анита не отпускала от себя графа ни на шаг, смотрела на него влюбленными глазами, готовила фантастические обеды, играла в прятки с графиней, и все шло как нельзя лучше, пока Луис вдруг не стал чувствовать на себе горячие, зовущие взгляды Аниты. Развязка наступила быстро, так как Анита не любила и не умела ждать…
Через неделю Анита улетела в Мехико. Ее отъезд был неожиданностью как для графа, так и для Луиса, который уже почти договорился о переводе в столичный университет. Он не мог оставаться в Ринкон Иносенте, потому что Анита приходила каждый раз, когда граф был в клинике, а Луис дома. Она заражала его своей страстью. Долгие сладкие часы любви, проведенные с Анитой, переходили в многочасовые угрызения совести. И Луис решил уехать.
С отъездом Аниты перевод в столицу потерял смысл, и Луис остался. На отношениях с графом этот эпизод никак не сказался. Граф ничем не дал понять, что он догадывается, что случилось, когда по просьбе Аниты он ушел с пляжа готовить «дайкири», который ему пришлось пить одному, так как Луис не пришел, а у вернувшейся с пляжа Аниты вдруг разболелась голова.
Трудно сказать, как граф переживал разлуку с Анитой. Внешне он не проявлял никаких признаков того, что скучает по своей жене. Но в течение почти двух лет разлуки у него не появилось ни одной женщины, и это можно было истолковать как признак глубокой привязанности. Анита притягивала графа как женщина настолько сильно, что заменить ее не сумела ни одна из десятков тысяч красивых девушек, которые заполняют улицы и пляжи Ринкон Иносенте почти круглый год.
Первые месяцы после отъезда Анита писала длинные страстные письма и уверяла, что вот-вот приедет, что вот-вот вернется насовсем. Потом она замолчала на несколько месяцев, и только из письма родителей Аниты граф узнал, что она находится в депрессивном состоянии под наблюдением психиатров, но при этом умоляет ничего не сообщать в Ринкон Иносенте. Потом Анита снова начала писать, и граф узнал, что ее последнее увлечение было необычно серьезным и продолжалось почти три месяца. В веселом тоне Анита писала, что ее нового друга подвела собственная настойчивость. Он непременно желал жениться на ней и все время раздражал ее, уговаривая развестись с графом. Кончилось это скандальной отставкой, которая обрушилась на воспаленную голову жениха как гром среди ясного неба.
Тон писем и телефонных монологов Аниты изменился. И хотя она по-прежнему плакала в трубку и взрывалась приступами отчаянного раскаяния, в ее голосе, интонациях появилось что-то более устойчивое и надежное. Анита взрослела.
Несмотря на нажим со стороны родителей, тоскующих по внучке, Анита не пыталась забрать Люси в Мехико, будучи полностью согласна с мнением графа, что девочке будет лучше и надежнее вместе с отцом, в Ринкон Иносенте. Анита помнила наизусть письмо, полученное от мужа через два месяца после ее бегства. В ответ на ее бесконечные обещания вернуться не позднее чем через два-три дня, граф в мягкой форме просил ее хорошо взвесить свое решение, чтобы не заставлять Люси страдать, если Аните вновь захочется уехать…
Закончив операцию, граф позволил себе вернуться к мыслям о предстоящем приезде Аниты и опять потерял покой, а вместе с покоем, как говорят китайцы, «потерял лицо».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38