Хотя лису и удалось избежать прямого удара, но топор все-таки вскользь задел его. Истекающий кровью лис бросился наутек. Ночь была лунная, и фермер, идя по кровавому следу, пришел к лисьей норе, вырытой под корнями старого дуба.
С помощью своего топора фермер попытался расширить вход в нору так, чтобы можно было пролезть внутрь и добить зверя в его собственном доме. Однако корни столетнего дерева не поддавались топору и скоро усталость и ночной холод заставили фермера отступить от своего первоначального намерения. Однако он не ушел, решив довести до конца начатое дело. Он устроился у входа в нору и стал ждать. Когда лис появится — а он не мог не появиться, поскольку каждое животное должно питаться, — топор обрушится на его голову и положит конец его преступной деятельности.
Целую ночь просидел фермер у входа в лисью нору, но никто из нее не вышел. Утро перешло в серый день, день — в вечер, а вечер — снова в ночь. Голодный и озябший, фермер махал топором, чтобы согреться. И вот наконец он услышал шорох глубоко в норе и притаился, замерев с поднятым наизготовку топором. Скоро он смог рассмотреть черную мордочку, усы зверя и его горящие глаза, фермер приготовился нанести свой смертельный удар.
Но в последний момент он удержал орудие убийства буквально в сантиметре от головы жертвы. Потому что это был не лис, который каждую ночь совершал набеги на его курятник, а крохотный лисенок, бока которого еще блестели от материнской слюны. Пошатываясь на нетвердых ножках, он выбрался из норы, щурясь на свет божий.
Фермер сразу понял, что перед ним сиротка, потому что родители его, будь они живы, ни за что не отпустили бы его. Отец его, наверное, умер от раны, а мать, скорее всего, умерла еще раньше.
И фермер положил топор на плечо, наклонился, подхватил дрожащего лисенка поперек живота и отнес его к себе на ферму. Там он выкормил его, вырастил и научил стеречь ферму от вторжений ночных грабителей. Таких, каким был его отец. Что молодой лис и стал делать в меру своих способностей, а они у него были, надо сказать, недюжинными.
Блисс протянула руку и погладила Джейка по щеке.
— Терпение, любимый. Самое надежное оружие праведных — это терпение.
— Вряд ли меня можно причислить к праведным, Блисс. — Он отвел ее руку от своего лица. — Я хочу получить ответы хотя бы на некоторые из моих вопросов. Сейчас.
— Сейчас, сейчас, сейчас. Иногда европеец так из тебя и прет, Джейк.
Джейк как-то сразу притих.
— Что ты этим хочешь сказать?
— О Джейк, я знаю насчет фу . Неужели ты думаешь, я не знаю, что ты наполовину китаец?
— Мэроки...
— Мэроки привезли тебя из Шанхая, когда твоя мать умерла.
Он уставился на нее.
— А это откуда тебе известно?
— Моя мать тоже из Шанхая. И она знала твоего отца. Настоящего отца.
Джейк встал с кровати. Притянул к себе Блисс. Так и стояли они, обнаженные, залитые светом утра. Весь Гонконг лежал у их ног. Сквозь туман вырисовывался пик Виктории.
— Блисс, ты ускользающий призрак. Сама призналась недавно.
— В этом мы с тобой похожи. Ее запрокинутое лицо, золотое от солнечного света, и иссиня-черные распущенные волосы, отгораживающие их от всего остального мира, как занавес.
— Фу. Каково ее назначение?
— Фу является ключом в тайный крут — йуань-хуань.
—Крут? Какой круг?
— Кружок, — поправила она. — Основанный твоим отцом.
— Ничего не понимаю.
— Никто из членов этого тайного кружка не понимает полностью его структуры и назначения. Части стыкуются вместе, чтобы составить единое целое. Как осколки фу.
—Это не мой осколок. Он принадлежит Ничирену. Мой достался мне от родителей. Настоящих родителей. Не знаешь ли ты, откуда у него этот осколок?
— Если бы я это знала, я знала бы все.
— Мы с Ничиреном... — Он не договорил, отвернулся в окно, из которого открывался вид на город и на гавань. — Мне не дает покоя мысль, что, раз это его осколок, то мы с ним являемся частью чего-то... такого же уникального, как фу. — Он снова повернулся к ней лицом. — Он сейчас здесь, в Гонконге. Мне сказали, что он часто наведывается сюда. И знаешь, с кем он здесь встречается? С Верзилой Суном.
— Это твой приятель.
— Ты и это знаешь. Так на кого же ты работаешь?
— Тебе я такого вопроса никогда не задавала.
— Я полагаю, ты это уже и так знаешь.
— Знаю я или не знаю, — сказала она без всякого нажима, — но я никогда не просила тебя раскрыть секрет, который ты обещал беречь. Почему ты просишь это сделать меня?
— Потому что ты обещала открыть его мне. Ты сказала, что скажешь мне все.
— Я и скажу. — Она опять прикоснулась к его щеке. — В свое время. — Она поднялась на цыпочки, прижалась губами к его жестким губам. — Терпение, Джейк. На кого бы я ни работала, моя работа направлена на наше выживание. Хочешь помочь мне в этом?
Ее темные глаза встретились с его глазами, и такая сила была в ее взгляде, что он не нашелся, что ответить.
* * *
Более двадцати минут потратил Цунь Три Клятвы, чтобы наладить радиосвязь с Пекином. Из-за атмосферных помех на северо-востоке сигнал колебался, как пламя свечи на ветру, и, даже когда контакт был установлен, голос в наушниках был нечеткий и часто неразборчивый.
Цунь Три Клятвы сидел на корме пятиметровой лорки, стоящей на якоре в устье небольшой речки примерно в шестнадцати морских милях от Гонконга. Он каждый раз менял место во время своих регулярных — раз в три недели — сеансов радиосвязи, но никогда не выходил за пределы района, который хорошо знал. Устанавливать передатчик на джонке в Абердинской бухте была рисковано, и он считал, что лорка в местности, которую он знал как свои пять пальцев — это оптимальный вариант.
— "Тихоокеанский союз" скупил все важнейшие пакеты акций Пак Ханмина, — мрачно сообщил он в микрофон.
— Хорошо, — сказал знакомый голос. По привычке они говорили на мандаринском диалекте.
— Клянусь духом Белого Тигра, за последние сто тысяч акций была хорошая драчка. Блустоун и Эндрю Сойер бились не на живот, а на смерть, прежде чем они достались Блустоуну.
— Еще лучше.
— Лучше? Будь ты трижды неладен со своим «лучше»! — крикнул Цунь Три Клятвы в микрофон. — Я утратил контроль над своей компанией!
В ответ послышалось какое-то кваканье: Цунь забыл, что из соображений безопасности они должны менять частоту каждые шестьдесят секунд. Крутанув в сердцах ручку настройки, он попросил повторить.
— По этому поводу можешь не переживать. Все идет нормально в Гонконге. Мой план реализуется, несмотря на недавние проколы. К сожалению, не могу этого сказать по поводу событий на этом конце линии. Меня здорово теснит министерская клика.
Цунь Три Клятвы сидел, сгорбившись, перед передатчиком.
— Насколько серьезна угроза?
— Настолько серьезна, что хоть гроб заказывай. Чем все это закончится, пока сказать трудно. На какой день ты назначил заключительное совещание?
— На послезавтра. Можем мы тебе чем-нибудь подсобить отсюда? Лично я могу что-нибудь для тебя сделать?
— Как дела у Блисс?
— Она с Джейком. — Цунь вздохнул. — Убит Дэвид Оу, друг Джейка.
— Кем?
— Куорри.
— Понятно. Химера зашевелилась. Мы уже в заключительной фазе. Обязательно свяжись с Блисс. Логично предположить, что следующей мишенью Химеры будет Джейк.
— Все сходится в одну точку, не так ли? — с горечью в голосе сказал Цунь Три Клятвы.
— Так и было задумало.
— Но не кажется ли тебе, что слишком много переменных величин в нашем уравнении?
— Переменные величины уже возникали не раз. И они ничего не изменили.
— Ничего не изменили? А смерть Марианны Мэрок? А смерть Дэвида Оу тоже ничего не значит? А сколько еще было смертей, о которых я ничего не знаю?
— Мы говорим сейчас о будущем Китая... Возможно даже, всего мира. Что значит по сравнению с этим смерть горстки людей?
Цунь Три Клятвы покачал головой.
— Но ведь должна же остаться в тебе хоть крупица человечности! Неужели для тебя все люди только шашки в твоей игре, которыми можно манипулировать, как вздумается?
— На этой доске разыгрывается будущее Китая. Вот и все.
— А твоя семья? — Цунь Три Клятвы сто раз давал себе зарок не поднимать этого вопроса. Это бессмысленно и, даже более того, это нечестно. Но он просто не смог сдержаться. Он обязан подумать о Блисс. О ее чувствах. — Что стало с твоей семьей? Великий Будда! Ты только посмотри, что со всеми нами сделала твоя одержимость!
Молчание.
Треск эфира, свидетельствующий о том, что где-то далеко бушуют грозы.
* * *
Привет, Генри, — сказал Энтони Беридиен, поднимая глаза от стола, заваленного папками. Он всегда говорил, что только в окружении папок он чувствует себя уютно. В них кровь, разгоняя которую по системе Куорри, он поддерживает в созданном им агентстве жизнь. — Что, уже пора? Вундерман кивнул.
— Давно пора. Я знаю, что ты очень занят последнее время, и поэтому не тревожил тебя до последней минуты.
За спиной Беридиена было окно, из которого отрывалась роскошная панорама Белого Дома, сияющего своими будто алебастровыми стенами в последнем свете хмурого дня, и розария в цвету на знаменитой лужайке. Людей, вечно толпящихся на тротуаре перед входом в резиденцию Президента США, отсюда видно не было: само здание загораживало их.
Беридиен вышел из-за стола и потянулся.
— Знаешь, я почти ничего не могу делать с тех пор, как вы с Роджером установили свою сверхбдительную систему безопасности. Вы даже кабинет врача вывели на видеомонитор!
— Просто предосторожность, сэр, — небрежно бросил Вундерман.
— Тоже мне предосторожность! Я в сортир не могу сходить без ощущения, что за мной не следит камера, и где-то на мониторе не дается крупным планом, как я расстегиваю ширинку! Великий Боже, даже старине Айку не требовалась такая система безопасности! А ведь тогда была война!
Вундерман улыбнулся, шагая вниз по коридору рядом с шефом.
— Наверно, генералу Эйзенхауэру не приходилось иметь дело с Даниэлой Воркутой.
— Ох уж эта чертова Внешняя разведка! — пробурчал Беридиен. — Добраться бы до Воркуты вместе с Карповым! Уж я бы их поимел как следует!
Он приложил ладонь к двери в конце коридора, вызывая лифт.
— Я задействовал Аполлона, — сообщил Вундерман. — Это мой актив: вхож в самые высокие кремлевские кабинеты, имеет надежную крышу. Я полагаю, мы подошли к такой критической точке, что можем себе позволить его разоблачение.
Двери из полированной бронзы открылась, и Беридиен шагнул в лифт, бросив на своего спутника испытующий взгляд. Нажал на самую нижнюю кнопку.
— Нашего ферзя — на ихнего?
— Да, сэр, коли на то дело пошло. Размен ферзей.
— Ты подкармливал Аполлона столько лет, Генри. Уверен ли ты, что мы можем им пожертвовать таким образом?
— Может быть, до жертвы дело не дойдет. Аполлон чертовски умен. Он может выкрутиться, не скомпрометировав себя, после того, как разделается с Воркутой.
Беридиен покачал головой.
— Чтобы он улизнул из святая святых КГБ? Он даже не относится к этой организации! Риск слишком велик, Генри.
— Сейчас для нас устранение Воркуты представляет большую важность, чем разведывательные данные Аполлона.
— Очень жаль, что ты со мной не посоветовался, прежде чем начинать операцию.
— Чтобы ты приказал мне не трогать Аполлона?
— Мы потеряем его, Генри. Потеряем жучка, которого нам удалось посадить за портьеру в самом высоком кабинете в Кремле!
— А если мы не устраним Воркуту, некому будет пользоваться информацией, полученной через этого жучка. Всего нашего агентства не будет!
Они прошли мимо двух охранников в крыло, где находился медицинский профилакторий. Едва закрыв за собой дверь кабинета врача, Беридиен начал раздеваться.
— В любом случае, — сказал он, завершая разговор, — я боюсь, что наша потеря окажется невосполнимой.
Облачившись в белый халат, застегивающийся сзади, Беридиен подошел к кушетке и устроился на ней, зашипев, когда почувствовал под собой холод клеенки.
— Могли бы придумать какие-нибудь средства подогрева, черт бы их побрал! Все-таки в XX веке живем! — пробурчал он сердито.
Тут и врач появилась, войдя через другую дверь. Ее темно-русые волосы были стянуты на затылке в аккуратный пучок. Высокие славянские скулы не нуждались в ухищрениях косметики. Вундерман любовался ее длинными ногами, когда она шла к кушетке, на которой возлежал Беридиен.
Осмотр проходил как обычно: глаза, нос, горло, легкие, кровяное давление, почки. Вундерман не спускал глаз с ее ножек, когда она суетилась подле босса, а особенно когда она нагибалась. Наверно, занимается теннисом. Как Донован.
— Вы практически здоровы, — сказала она, закончив осмотр. Вундерман слышал, как врач скрипит пером, заполняя карточку Беридиена. — Но у вас, похоже, небольшая простуда. А может, грипп в начальной стадии. Ничего серьезного, но я вам сделаю укольчик. Для профилактики. Это только витамины. При вашем ненормированном рабочем дне они не помешают.
Беридиен заворчал.
— Вы можете сесть, — бросила она через плечо. Вундерман перевел взгляд на ее аккуратный задок. Стоя у сверкающего никелем и стеклом стола с различными флакончиками, колбочками и пузырьками, она доставала шприц. Проткнув иглой пробку в небольшом пузырьке, она перевернула его вверх донышком, потом потянула за поршень шприца, засасывая прозрачную жидкость.
— Минуточку, — сказал Вундерман. Подойдя к столику, он взял опустевший пузырек. Он внимательно изучил список витаминов, обозначенных на этикетке. Потом посмотрел в спокойные карие глаза врача и кивнул.
— Хорошо.
От нее пахло хорошим мылом.
Она подождала, когда Вундерман вернется на свое место у стены, затем достала ватку, намочила ее в спирту и, продезинфицировав мясистую часть руки Беридиена, воткнула туда иглу шприца.
Беридиен отвернулся, когда игла прокалывала кожу, иначе он заметил бы нехорошую улыбочку, появившуюся на лице врача, когда она нажимала пальцем на поршень.
— Это недолго.
Слова будто упали в тишину комнаты.
Беридиен повернулся к ней, и она добавила:
— Не более трех минут.
— Трех минут до чего? — спросил Беридиен.
— До вашей смерти, директор.
Вундерман в два прыжка очутился рядом с ними.
— Что? Да вы шутите, доктор? Я...
Но яд уже начал парализовывать центральную нервную систему, и Беридиен уже не контролировал голосовые связки. Его рот комично открывался и закрывался.
— Да нет, не шучу, — ответила врач. — Да вы, наверно, уже в этом сами убедились. — Она протянула руку, приподняла пальцем веко. — Ага, зрачки уже расширились.
Она говорила спокойным, четким голосом робота.
Вундерман оттолкнул ее.
— Энтони!
— Он вас уже не слышит, — сказала докторша. — Он умирает.
— Что?
Вундерман смотрел в глаза Беридиена, уже затуманенные, бессмысленные. Закусив до крови губу, он крикнул:
— Какого черта! Что с ним?
— Отравлен, — спокойно объяснила докторша. — Я его Ливия.
Выхватив из наплечной кобуры малокалиберный пистолет, Вундерман три раза выстрелил в упор. Пули отбросили ее к стене. На удивленном лице врача красовались три черные дырки.
Затем он бросился к красной кнопке, имеющейся в каждом из рабочих помещений Куорри, независимо от Функционального назначения комнаты. Нажав на нее три раза, он крикнул в телефонную трубку:
— Тревога! Нет, не учебная, а боевая! Совершено покушение на директора! Повторяю: боевая тревога! Всем немедленно явиться в комнату профилактория!
Через минуту двери с шумом распахнулись и в комнату ворвались служащие Куорри. Над их головами видеокамера бесстрастно фиксировала каждую деталь происходящего.
* * *
Он заказал пьяные креветки.
В первый раз сэр Джон Блустоун отведал этот китайский деликатес в Тайбее много лет назад.
Пьяные креветки были любимым блюдом некой молодой женщины, отличающейся необычайным аппетитом как к вкусной пище, так и к сексу. Как других людей тянет после занятий любовью выкурить сигарету, так ее тянуло скушать две-три пьяных креветочки.
В память далеких дней своей разудалой молодости Блустоун всегда по торжественным случаям заказывал это блюдо. Приобретение контрольного пакета акций Пак Ханмина, конечно, можно было рассматривать как торжественный случай, и он, не мешкая, пригласил Т.И. Чуна отметить его.
Оба тай-пэня сидели напротив друг друга за столиком в «Джумбо» — самом большом из плавучих ресторанов в Абердинской бухте на южной оконечности Острова. Естественно, они сидели не на третьей палубе, куда водили заезжих гвай-ло, а внизу. Даже отсюда из широкого окна открывался роскошный вид на бухту, город и пик Виктории, возвышающийся над ним.
Блустоун поднял стакан с виски — «Джонни Уокер» с черной этикеткой — и чокнулся с гостем. Сам бы он предпочел выпить шампанского по такому случаю, но он хотел показать, что по своим вкусам он настоящий китаец.
— За человека, без помощи которого мне бы никогда не удалось заполучить Пак Ханмин! — провозгласил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
С помощью своего топора фермер попытался расширить вход в нору так, чтобы можно было пролезть внутрь и добить зверя в его собственном доме. Однако корни столетнего дерева не поддавались топору и скоро усталость и ночной холод заставили фермера отступить от своего первоначального намерения. Однако он не ушел, решив довести до конца начатое дело. Он устроился у входа в нору и стал ждать. Когда лис появится — а он не мог не появиться, поскольку каждое животное должно питаться, — топор обрушится на его голову и положит конец его преступной деятельности.
Целую ночь просидел фермер у входа в лисью нору, но никто из нее не вышел. Утро перешло в серый день, день — в вечер, а вечер — снова в ночь. Голодный и озябший, фермер махал топором, чтобы согреться. И вот наконец он услышал шорох глубоко в норе и притаился, замерев с поднятым наизготовку топором. Скоро он смог рассмотреть черную мордочку, усы зверя и его горящие глаза, фермер приготовился нанести свой смертельный удар.
Но в последний момент он удержал орудие убийства буквально в сантиметре от головы жертвы. Потому что это был не лис, который каждую ночь совершал набеги на его курятник, а крохотный лисенок, бока которого еще блестели от материнской слюны. Пошатываясь на нетвердых ножках, он выбрался из норы, щурясь на свет божий.
Фермер сразу понял, что перед ним сиротка, потому что родители его, будь они живы, ни за что не отпустили бы его. Отец его, наверное, умер от раны, а мать, скорее всего, умерла еще раньше.
И фермер положил топор на плечо, наклонился, подхватил дрожащего лисенка поперек живота и отнес его к себе на ферму. Там он выкормил его, вырастил и научил стеречь ферму от вторжений ночных грабителей. Таких, каким был его отец. Что молодой лис и стал делать в меру своих способностей, а они у него были, надо сказать, недюжинными.
Блисс протянула руку и погладила Джейка по щеке.
— Терпение, любимый. Самое надежное оружие праведных — это терпение.
— Вряд ли меня можно причислить к праведным, Блисс. — Он отвел ее руку от своего лица. — Я хочу получить ответы хотя бы на некоторые из моих вопросов. Сейчас.
— Сейчас, сейчас, сейчас. Иногда европеец так из тебя и прет, Джейк.
Джейк как-то сразу притих.
— Что ты этим хочешь сказать?
— О Джейк, я знаю насчет фу . Неужели ты думаешь, я не знаю, что ты наполовину китаец?
— Мэроки...
— Мэроки привезли тебя из Шанхая, когда твоя мать умерла.
Он уставился на нее.
— А это откуда тебе известно?
— Моя мать тоже из Шанхая. И она знала твоего отца. Настоящего отца.
Джейк встал с кровати. Притянул к себе Блисс. Так и стояли они, обнаженные, залитые светом утра. Весь Гонконг лежал у их ног. Сквозь туман вырисовывался пик Виктории.
— Блисс, ты ускользающий призрак. Сама призналась недавно.
— В этом мы с тобой похожи. Ее запрокинутое лицо, золотое от солнечного света, и иссиня-черные распущенные волосы, отгораживающие их от всего остального мира, как занавес.
— Фу. Каково ее назначение?
— Фу является ключом в тайный крут — йуань-хуань.
—Крут? Какой круг?
— Кружок, — поправила она. — Основанный твоим отцом.
— Ничего не понимаю.
— Никто из членов этого тайного кружка не понимает полностью его структуры и назначения. Части стыкуются вместе, чтобы составить единое целое. Как осколки фу.
—Это не мой осколок. Он принадлежит Ничирену. Мой достался мне от родителей. Настоящих родителей. Не знаешь ли ты, откуда у него этот осколок?
— Если бы я это знала, я знала бы все.
— Мы с Ничиреном... — Он не договорил, отвернулся в окно, из которого открывался вид на город и на гавань. — Мне не дает покоя мысль, что, раз это его осколок, то мы с ним являемся частью чего-то... такого же уникального, как фу. — Он снова повернулся к ней лицом. — Он сейчас здесь, в Гонконге. Мне сказали, что он часто наведывается сюда. И знаешь, с кем он здесь встречается? С Верзилой Суном.
— Это твой приятель.
— Ты и это знаешь. Так на кого же ты работаешь?
— Тебе я такого вопроса никогда не задавала.
— Я полагаю, ты это уже и так знаешь.
— Знаю я или не знаю, — сказала она без всякого нажима, — но я никогда не просила тебя раскрыть секрет, который ты обещал беречь. Почему ты просишь это сделать меня?
— Потому что ты обещала открыть его мне. Ты сказала, что скажешь мне все.
— Я и скажу. — Она опять прикоснулась к его щеке. — В свое время. — Она поднялась на цыпочки, прижалась губами к его жестким губам. — Терпение, Джейк. На кого бы я ни работала, моя работа направлена на наше выживание. Хочешь помочь мне в этом?
Ее темные глаза встретились с его глазами, и такая сила была в ее взгляде, что он не нашелся, что ответить.
* * *
Более двадцати минут потратил Цунь Три Клятвы, чтобы наладить радиосвязь с Пекином. Из-за атмосферных помех на северо-востоке сигнал колебался, как пламя свечи на ветру, и, даже когда контакт был установлен, голос в наушниках был нечеткий и часто неразборчивый.
Цунь Три Клятвы сидел на корме пятиметровой лорки, стоящей на якоре в устье небольшой речки примерно в шестнадцати морских милях от Гонконга. Он каждый раз менял место во время своих регулярных — раз в три недели — сеансов радиосвязи, но никогда не выходил за пределы района, который хорошо знал. Устанавливать передатчик на джонке в Абердинской бухте была рисковано, и он считал, что лорка в местности, которую он знал как свои пять пальцев — это оптимальный вариант.
— "Тихоокеанский союз" скупил все важнейшие пакеты акций Пак Ханмина, — мрачно сообщил он в микрофон.
— Хорошо, — сказал знакомый голос. По привычке они говорили на мандаринском диалекте.
— Клянусь духом Белого Тигра, за последние сто тысяч акций была хорошая драчка. Блустоун и Эндрю Сойер бились не на живот, а на смерть, прежде чем они достались Блустоуну.
— Еще лучше.
— Лучше? Будь ты трижды неладен со своим «лучше»! — крикнул Цунь Три Клятвы в микрофон. — Я утратил контроль над своей компанией!
В ответ послышалось какое-то кваканье: Цунь забыл, что из соображений безопасности они должны менять частоту каждые шестьдесят секунд. Крутанув в сердцах ручку настройки, он попросил повторить.
— По этому поводу можешь не переживать. Все идет нормально в Гонконге. Мой план реализуется, несмотря на недавние проколы. К сожалению, не могу этого сказать по поводу событий на этом конце линии. Меня здорово теснит министерская клика.
Цунь Три Клятвы сидел, сгорбившись, перед передатчиком.
— Насколько серьезна угроза?
— Настолько серьезна, что хоть гроб заказывай. Чем все это закончится, пока сказать трудно. На какой день ты назначил заключительное совещание?
— На послезавтра. Можем мы тебе чем-нибудь подсобить отсюда? Лично я могу что-нибудь для тебя сделать?
— Как дела у Блисс?
— Она с Джейком. — Цунь вздохнул. — Убит Дэвид Оу, друг Джейка.
— Кем?
— Куорри.
— Понятно. Химера зашевелилась. Мы уже в заключительной фазе. Обязательно свяжись с Блисс. Логично предположить, что следующей мишенью Химеры будет Джейк.
— Все сходится в одну точку, не так ли? — с горечью в голосе сказал Цунь Три Клятвы.
— Так и было задумало.
— Но не кажется ли тебе, что слишком много переменных величин в нашем уравнении?
— Переменные величины уже возникали не раз. И они ничего не изменили.
— Ничего не изменили? А смерть Марианны Мэрок? А смерть Дэвида Оу тоже ничего не значит? А сколько еще было смертей, о которых я ничего не знаю?
— Мы говорим сейчас о будущем Китая... Возможно даже, всего мира. Что значит по сравнению с этим смерть горстки людей?
Цунь Три Клятвы покачал головой.
— Но ведь должна же остаться в тебе хоть крупица человечности! Неужели для тебя все люди только шашки в твоей игре, которыми можно манипулировать, как вздумается?
— На этой доске разыгрывается будущее Китая. Вот и все.
— А твоя семья? — Цунь Три Клятвы сто раз давал себе зарок не поднимать этого вопроса. Это бессмысленно и, даже более того, это нечестно. Но он просто не смог сдержаться. Он обязан подумать о Блисс. О ее чувствах. — Что стало с твоей семьей? Великий Будда! Ты только посмотри, что со всеми нами сделала твоя одержимость!
Молчание.
Треск эфира, свидетельствующий о том, что где-то далеко бушуют грозы.
* * *
Привет, Генри, — сказал Энтони Беридиен, поднимая глаза от стола, заваленного папками. Он всегда говорил, что только в окружении папок он чувствует себя уютно. В них кровь, разгоняя которую по системе Куорри, он поддерживает в созданном им агентстве жизнь. — Что, уже пора? Вундерман кивнул.
— Давно пора. Я знаю, что ты очень занят последнее время, и поэтому не тревожил тебя до последней минуты.
За спиной Беридиена было окно, из которого отрывалась роскошная панорама Белого Дома, сияющего своими будто алебастровыми стенами в последнем свете хмурого дня, и розария в цвету на знаменитой лужайке. Людей, вечно толпящихся на тротуаре перед входом в резиденцию Президента США, отсюда видно не было: само здание загораживало их.
Беридиен вышел из-за стола и потянулся.
— Знаешь, я почти ничего не могу делать с тех пор, как вы с Роджером установили свою сверхбдительную систему безопасности. Вы даже кабинет врача вывели на видеомонитор!
— Просто предосторожность, сэр, — небрежно бросил Вундерман.
— Тоже мне предосторожность! Я в сортир не могу сходить без ощущения, что за мной не следит камера, и где-то на мониторе не дается крупным планом, как я расстегиваю ширинку! Великий Боже, даже старине Айку не требовалась такая система безопасности! А ведь тогда была война!
Вундерман улыбнулся, шагая вниз по коридору рядом с шефом.
— Наверно, генералу Эйзенхауэру не приходилось иметь дело с Даниэлой Воркутой.
— Ох уж эта чертова Внешняя разведка! — пробурчал Беридиен. — Добраться бы до Воркуты вместе с Карповым! Уж я бы их поимел как следует!
Он приложил ладонь к двери в конце коридора, вызывая лифт.
— Я задействовал Аполлона, — сообщил Вундерман. — Это мой актив: вхож в самые высокие кремлевские кабинеты, имеет надежную крышу. Я полагаю, мы подошли к такой критической точке, что можем себе позволить его разоблачение.
Двери из полированной бронзы открылась, и Беридиен шагнул в лифт, бросив на своего спутника испытующий взгляд. Нажал на самую нижнюю кнопку.
— Нашего ферзя — на ихнего?
— Да, сэр, коли на то дело пошло. Размен ферзей.
— Ты подкармливал Аполлона столько лет, Генри. Уверен ли ты, что мы можем им пожертвовать таким образом?
— Может быть, до жертвы дело не дойдет. Аполлон чертовски умен. Он может выкрутиться, не скомпрометировав себя, после того, как разделается с Воркутой.
Беридиен покачал головой.
— Чтобы он улизнул из святая святых КГБ? Он даже не относится к этой организации! Риск слишком велик, Генри.
— Сейчас для нас устранение Воркуты представляет большую важность, чем разведывательные данные Аполлона.
— Очень жаль, что ты со мной не посоветовался, прежде чем начинать операцию.
— Чтобы ты приказал мне не трогать Аполлона?
— Мы потеряем его, Генри. Потеряем жучка, которого нам удалось посадить за портьеру в самом высоком кабинете в Кремле!
— А если мы не устраним Воркуту, некому будет пользоваться информацией, полученной через этого жучка. Всего нашего агентства не будет!
Они прошли мимо двух охранников в крыло, где находился медицинский профилакторий. Едва закрыв за собой дверь кабинета врача, Беридиен начал раздеваться.
— В любом случае, — сказал он, завершая разговор, — я боюсь, что наша потеря окажется невосполнимой.
Облачившись в белый халат, застегивающийся сзади, Беридиен подошел к кушетке и устроился на ней, зашипев, когда почувствовал под собой холод клеенки.
— Могли бы придумать какие-нибудь средства подогрева, черт бы их побрал! Все-таки в XX веке живем! — пробурчал он сердито.
Тут и врач появилась, войдя через другую дверь. Ее темно-русые волосы были стянуты на затылке в аккуратный пучок. Высокие славянские скулы не нуждались в ухищрениях косметики. Вундерман любовался ее длинными ногами, когда она шла к кушетке, на которой возлежал Беридиен.
Осмотр проходил как обычно: глаза, нос, горло, легкие, кровяное давление, почки. Вундерман не спускал глаз с ее ножек, когда она суетилась подле босса, а особенно когда она нагибалась. Наверно, занимается теннисом. Как Донован.
— Вы практически здоровы, — сказала она, закончив осмотр. Вундерман слышал, как врач скрипит пером, заполняя карточку Беридиена. — Но у вас, похоже, небольшая простуда. А может, грипп в начальной стадии. Ничего серьезного, но я вам сделаю укольчик. Для профилактики. Это только витамины. При вашем ненормированном рабочем дне они не помешают.
Беридиен заворчал.
— Вы можете сесть, — бросила она через плечо. Вундерман перевел взгляд на ее аккуратный задок. Стоя у сверкающего никелем и стеклом стола с различными флакончиками, колбочками и пузырьками, она доставала шприц. Проткнув иглой пробку в небольшом пузырьке, она перевернула его вверх донышком, потом потянула за поршень шприца, засасывая прозрачную жидкость.
— Минуточку, — сказал Вундерман. Подойдя к столику, он взял опустевший пузырек. Он внимательно изучил список витаминов, обозначенных на этикетке. Потом посмотрел в спокойные карие глаза врача и кивнул.
— Хорошо.
От нее пахло хорошим мылом.
Она подождала, когда Вундерман вернется на свое место у стены, затем достала ватку, намочила ее в спирту и, продезинфицировав мясистую часть руки Беридиена, воткнула туда иглу шприца.
Беридиен отвернулся, когда игла прокалывала кожу, иначе он заметил бы нехорошую улыбочку, появившуюся на лице врача, когда она нажимала пальцем на поршень.
— Это недолго.
Слова будто упали в тишину комнаты.
Беридиен повернулся к ней, и она добавила:
— Не более трех минут.
— Трех минут до чего? — спросил Беридиен.
— До вашей смерти, директор.
Вундерман в два прыжка очутился рядом с ними.
— Что? Да вы шутите, доктор? Я...
Но яд уже начал парализовывать центральную нервную систему, и Беридиен уже не контролировал голосовые связки. Его рот комично открывался и закрывался.
— Да нет, не шучу, — ответила врач. — Да вы, наверно, уже в этом сами убедились. — Она протянула руку, приподняла пальцем веко. — Ага, зрачки уже расширились.
Она говорила спокойным, четким голосом робота.
Вундерман оттолкнул ее.
— Энтони!
— Он вас уже не слышит, — сказала докторша. — Он умирает.
— Что?
Вундерман смотрел в глаза Беридиена, уже затуманенные, бессмысленные. Закусив до крови губу, он крикнул:
— Какого черта! Что с ним?
— Отравлен, — спокойно объяснила докторша. — Я его Ливия.
Выхватив из наплечной кобуры малокалиберный пистолет, Вундерман три раза выстрелил в упор. Пули отбросили ее к стене. На удивленном лице врача красовались три черные дырки.
Затем он бросился к красной кнопке, имеющейся в каждом из рабочих помещений Куорри, независимо от Функционального назначения комнаты. Нажав на нее три раза, он крикнул в телефонную трубку:
— Тревога! Нет, не учебная, а боевая! Совершено покушение на директора! Повторяю: боевая тревога! Всем немедленно явиться в комнату профилактория!
Через минуту двери с шумом распахнулись и в комнату ворвались служащие Куорри. Над их головами видеокамера бесстрастно фиксировала каждую деталь происходящего.
* * *
Он заказал пьяные креветки.
В первый раз сэр Джон Блустоун отведал этот китайский деликатес в Тайбее много лет назад.
Пьяные креветки были любимым блюдом некой молодой женщины, отличающейся необычайным аппетитом как к вкусной пище, так и к сексу. Как других людей тянет после занятий любовью выкурить сигарету, так ее тянуло скушать две-три пьяных креветочки.
В память далеких дней своей разудалой молодости Блустоун всегда по торжественным случаям заказывал это блюдо. Приобретение контрольного пакета акций Пак Ханмина, конечно, можно было рассматривать как торжественный случай, и он, не мешкая, пригласил Т.И. Чуна отметить его.
Оба тай-пэня сидели напротив друг друга за столиком в «Джумбо» — самом большом из плавучих ресторанов в Абердинской бухте на южной оконечности Острова. Естественно, они сидели не на третьей палубе, куда водили заезжих гвай-ло, а внизу. Даже отсюда из широкого окна открывался роскошный вид на бухту, город и пик Виктории, возвышающийся над ним.
Блустоун поднял стакан с виски — «Джонни Уокер» с черной этикеткой — и чокнулся с гостем. Сам бы он предпочел выпить шампанского по такому случаю, но он хотел показать, что по своим вкусам он настоящий китаец.
— За человека, без помощи которого мне бы никогда не удалось заполучить Пак Ханмин! — провозгласил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74