57 по местному времени.
— Междугородный или местный? — поинтересовался Беридиен.
— Междугородный. Как вам известно, СНИП предназначен только для фиксирования, но не для записи. Пользуясь им, мы можем только узнать, откуда позвонили, но не можем узнать, кто звонил и что говорил каждый из абонентов.
— Продолжай, — попросил Беридиен.
— Так вот, звонили из Японии. Из Токио, если быть более точным.
— Мэрок? — спросил Беридиен, имея в виду, не сам ли Джейк звонил.
— Это, конечно, наиболее логичное предположение, — ответил Вундерман. — Но вряд ли справедливое. В соответствии с расчетным временем прибытия самолета, доставившего дантай в Японию в 05.57 Джейк все еще находился в воздухе и с борта самолета никак не мог позвонить домой. В общем, дело темное. Все, что нам известно, так это то, что через пятнадцать минут после звонка Марианна Мэрок отбыла...
— Куда?
— Мы смогли проследить ее путь только до Токио.
— Есть ли там у них друзья — у нее или у Мэрока? — спросил Беридиен.
— У Джейка есть, но только по работе, — ответил Вундерман. — А у Марианны, насколько мне известно, нет вообще.
— А насколько тебе известно? — рявкнул Беридиен.
— Я достаточно осведомлен.
В подземном помещении воцарилась тишина Кобальтовые глаза Беридиена буравили Вундермана.
— Есть ли у тебя что-либо конкретное по поводу того звонка, Генри? — спросил он.
— "Швейцары" работают над этим вопросом. Роджер знает, что в системе связи все еще сидят наши жучки. Сейчас «швейцары» сужают сферу поиска до квартала и, возможно, смогут узнать даже номер абонента.
В комнате стоял специфический запах, будто где-то рядом что-то горело.
— Исчезновение миссис Мэрок может и не иметь отношения к операции, — сказал Донован. — Как я понимаю, у них последнее время появились некоторые... э-э... трудности.
— Исчезновение есть исчезновение, — возразил Стэллингс. — Такого рода вещи всегда серьезны.
— Тем более в сложившихся обстоятельствах, — прибавил Беридиен с многозначительным видом.
— Что ты этим хочешь сказать? — повернулся к нему Вундерман.
— Только то, что я не верю в случайные совпадения. Не исключено, что неудачный рейд Мэрока и исчезновение его жены каким-то образом связаны.
— Вряд ли, — возразил Вундерман и, прежде чем слова сорвались с его языка, осознал, что шеф, возможно и прав.
Голова Беридиена по-совиному повернулась к нему.
— А этот... как ты назвал тот прием? «Движущееся око», кажется? В общем, он должен был сработать, но не сработал. Может быть, потому, что Мэрок уже не тот, каким был до эпизода на реке Сумчун, подрезавшим его крылышки. А может быть, Ничирен получил информацию о рейде. Я ничего не утверждаю, но говорю, что такое возможно... Если это так, то можно предположить только один источник информации. Никто в Куорри не знал о рейде. Знали только Мэрок и его дантай. Его тигры...
— Так ты намекаешь, что Марианна Мэрок могла сообщить Ничирену?..
Вундерман недоуменно уставился на своего начальника.
Кобальтовые глаза Энтони Беридиена, казалось, пронизывали его насквозь и пришпиливали к стенке. Руководитель Куорри преднамеренно сделал свой взгляд еще более жестким, чем всегда. Он не любил, когда Вундерман располагал фактами, о которых он ничего не знал.
— Я ни на что не намекаю, Генри. Я только делаю логические выводы. Из-за необдуманных действий Мэрока нас всех сейчас лихорадит. И эта лихорадка, если не принять немедленных мер, может подорвать всю нашу организацию. Возможно, все это — слепая случайность. Если это так, то нам надо просто, не теряя присутствие духа, постараться выбраться из затруднения. Но не исключено, что известные нам факты — это лишь вершина айсберга, сфабрикованного враждебными разведками. И тогда наше положение осложняется. В этом случае я ставлю вас в известность, что намерен исследовать этот айсберг, причем безотлагательно. И, джентльмены, да поможет Бог тому человеку, кто попытается мне в этом помешать!
* * *
Все боги мочатся нам на голову, — произнес Дэвид Оу на кантонском диалекте. Дождь вылил столько воды на улицы Гонконга, что они стали похожи на реки, готовые выйти из берегов. Настроение Дэвида отнюдь не улучшилось от такой картины. Он ударил рукой по подоконнику, молясь Будде, чтобы Джейк не выкинул какую-нибудь глупость, вроде того, как впасть в летаргический сон. Все положенные в таких случаях анализы были сделаны. Физически Джейк почти не пострадал во время катастрофы в Доме Паломника, отделавшись множественными ссадинами и контузией. Его спасло то, что Мэнди Чой прикрыл его от взрыва собственным телом.
Ну и еще сотрясение мозга. Электроэнцефалограмма показала, что мозговые ткани Джейка не задеты. Тем не менее, он никак не приходил в сознание. Доктора, покачивая головой, уверяли Дэвида, что время — лучший лекарь. Дождь, серый, как его мысли, стекал по стеклам, превращая пыль, скопившуюся на подоконнике, в грязь.
Прежде чем войти в эту комнату на четвертом этаже, он постоял некоторое время, прижавшись спиной к закрытой двери, как будто ему было страшно заходить в саму комнату. Войдя, он остановился в полутемной комнате, всматриваясь в причудливые тени, и на душе у него было тяжко. Он слышал звуки дыхания, но не знал, чье оно: его или Джейка.
Он не хотел шевелиться, не хотел подходить ближе, оттягивая минуту, когда увидит то, что должен увидеть.
Дэвид Оу думал о том, как обернется нарушение дисциплины Джейком для Гонконгской базы. Ничем хорошим, конечно. И Дэвид боялся перемен, которые могли за этим последовать. До того, как Джейк Мэрок вступил в Куорри, Гонконгская база представляла собой всего-навсего казарму, в которой обитала кучка плохо обученных мальчиков на побегушках, сновавших по колонии, как муравьи. Лишенная его организаторского таланта, она может снова стать такою. Черт бы побрал этих мудрецов из Вашингтона, которые управляют нашими судьбами, не разделяя нашего риска! Хотя, может быть, они и переживают по-своему за Джейка, Мэнди Чоя и других...
Подойдя к кровати, он взглянул на того, кто лежал на ней. Если все обязательно кончается именно этим, - подумал он, — то почему мы все упорно продолжаем заниматься нашим делом? Но в душе он знал ответ на этот вопрос. Риск — это не главное, по сравнению с теми целями, достижению которых они себя посвятили. Дэвид Оу отлично понимал, что это ощущение избранности и сплачивало их всех в Куорри.
— Джейк!..
Шепот его повис в воздухе.
Остроконечные и угловатые тени заполнили пространство темнеющей комнаты.
Что-то зашевелилось среди теней, и Дэвид вздрогнул, всматриваясь во мглу. Он слышал только, как монотонно барабанят по стеклу капли дождя. Затем он узнал темную фигуру.
— Верзила Сун, — сказал он резко. — Что ты здесь делаешь?
— Джейк Мэрок — мой друг, — ответил тот, выходя на свет. — Я забочусь о нем как о своем друге. Дэвид Оу насмешливо фыркнул.
— Понятно! Ты заботишься о том, получишь ли в этом месяце свое жалование.
Оба они не переваривали друг друга. Дэвид Оу был из Шанхая, а Сун — из Кантона. А шанхайцы и кантонцы испокон веку между собой не ладили.
На круглом, как луна, лице Верзилы Суна не отразилось никаких эмоций. Подобное отсутствие всякого выражения китайское языковое сознание усматривает лишь в тесовых воротах.
— Охрана и тебя, и других членов Куорри в ваших жилищах требует вознаграждения. Даже ты это должен понимать.
— Я и понимаю, — ответил Дэвид. — Но давай не смешивать одно с другим — службу и дружбу. Свое жалование ты получишь, не нервничай!
— Я пришел сюда не ради жалования. Если бы меня интересовал этот вопрос, я просто позвонил бы тебе по телефону в офис. Но, как я уже тебе сказал, я пришел сюда потому, что Джейк Мэрок — мой друг.
Дэвиду нечего было возразить, и он отвернулся. Зачем в такой момент сюда пожаловал кантонец? Когда Джейка прислали на Гонконгскую базу, он заключил контракт с Верзилой Суном, и их сотрудничество оказалось удачным. Но между родственниками Дэвида и Верзилой Суном было соперничество, и Дэвид всегда сторонился его. А может быть, это было просто проявлением исконной вражды между шанхайцами и кантонцами.
— Ну что, ты увидел все, что надо?
— Я пробыл здесь, сколько мне было надо, если это тебя интересует. Желаю здравствовать!
И Верзила Сун вышел из комнаты, не проронив больше ни звука.
— Лян та мадэ! — прошипел ему вслед Дэвид.
Он даже лицо закрыл руками от стыда, вспомнив, как он прошептал: «Джейк!» — в присутствии этого сына морской слизи. Ощущение было такое, будто грязными лапами влезли ему в душу! Когда-нибудь этот гад использует это против него!
Он заставил себя взглянуть в забинтованное лицо спящего Джейка. Темные кровоподтеки, как грозовые тучи. Скажи мне что-нибудь, Джейк. Ну хоть что-то!
Дэвид Оу тяжело опустился на стул рядом с кроватью.
— Да помочатся на голову всех врачей все боги, великие и малые! — пробормотал он, ставя на пол бумажный стаканчик. Чай был холодный и горький, как желчь. — Что они знают, эти шарлатаны? Ничего толком не говорят, а мы ждем и мучаемся от неизвестности. И за что мы только им платим?
Он сказал себе, что все это в руках судьбы — пробудится ли Джейк или будет продолжать спать. Но это не утешало. Мать Дэвида была католичкой, и он имел представление об этой религии. Католицизм и буддизм внешне похожи, как море и огромное озеро, если смотреть на них, сидя на полоске земли, их разделяющей. Но по сути они очень отличаются и глубиной, и составом воды... Буддисты находят успокоение в жизни, вечно изменяющейся, как земля в разные времена года, принимая от жизни все, что она может дать... и взять. Католики же борются с естественным ходом вещей, считая, что человек должен быть выше инстинктов и должен навязывать природе свой порядок.
Неужели Джейк так и будет спать без просыпу! Дэвид Оу знал, что ему будет нелегко без Джейка. Сколько раз они спасали друг другу жизнь за те десять лет, что Джейк находился на Гонконгской базе! Глупо даже пытаться подсчитывать. Они всем делились — и радостями жизни и смертельными опасностями. Они были ближе, чем братья: братья имеют только общую кровь, а они были едины по духу.
И теперь он злился на Джейка за то, что тот, со свойственной ему одержимостью, поставил все это на карту ради призрачного шанса привезти с собой Ничирена, как какой-нибудь трофей из черной Африки. Разве стоит выродок, вроде Ничирена, того, чтобы такие парни, как Джейк, рисковали своей жизнью, пытаясь захватить его?
Дэвид вздохнул. В этой больничной палате все так пропиталось сыростью, что в ней даже мысли отсыревают! Человеческие страсти буквально омывают эти стены. Кажется, что наряду с гравюрами, изображавшими королевские клиперы старой королевы в гавани Виктории, и цветными портретами королевы, царствующей ныне, на стенах этих развешены стоны и слезы. Молчаливая скорбь и покорность судьбе доминировали здесь, как и в трущобах, располагавшихся неподалеку.
— Дэвид!
Дэвид Оу вздрогнул и резко обернулся, подумав, что это кто-то из полумрака произнес его имя. Потом посмотрел на забинтованное лицо Джейка Мэрока и увидел, что два кошачьих глаза — топазы с бронзовыми прожилками — смотрят на него, не мигая.
— Лян та мадэ! Джейк!
Он пересел со стула на кровать друга.
— Ты так долго был без сознания! Я, пожалуй, сбегаю за доктором. Ему будет...
— Подожди. Мне не так уж плохо... чтобы тебе надо было... бежать за ним...
Слова, произносимые Мэроком, казались какими-то шероховатыми и ржавыми, будто он разучился нормально говорить. Потом он вообще замолчал, и Дэвид увидел, как он облизывает пересохшие губы. Кончик языка скользнул по краешку нижней губы и замер. Дэвид потянулся рукой к графину и налил чашку воды. Осторожно поднес ее ко рту Мэрока и придерживал, пока тот не выпил всю воду до конца.
— А Ничирен?
Казалось, он с усилием выдавил из себя это имя.
— Опять как сквозь землю провалился.
Джейк Мэрок зажмурил глаза.
— Когда это было?
— Четыре дня назад.
— Надо было его взять, — в голосе Джейка прозвучала горечь. — Я готов был побиться об заклад, что на этот раз... ему конец.
Желтые топазы глаз открылись и уставились на Дэвида. Даже то, через что он прошел, не убавило их огненной силы.
— Он мне нужен, Дэвид.
Дэвид Оу кивнул.
— Мы его возьмем.
— Фигня!
Выдохнув это слово свистящим шепотом, он словно лишился сил и некоторое время лежал, приходя в себя.
— Я не о ребятах говорю... О себе...
Дэвиду не хотелось произносить прописные истины, и он ограничился констатацией фактов:
— Он исчез, Джейк. И ничего о нем не известно.
Веки Джейка затрепетали и открылись. Дэвид чувствовал, как его друг сопротивляется охватывающей его дурноте.
— Как остальные ребята? Как Мэнди?
Дэвид Оу сложил ладони вместе: они у него были липкими от пота.
— Только тебе одному и удалось выкарабкаться.
— О Боже!
Джейк снова закрыл глаза. Дэвиду не хотелось видеть слез, но что он мог поделать? Жуткая боль рвала Джейку грудь, и он, корчась, закричал так страшно, что Дэвид обхватил его руками и прижал к себе, пытаясь хоть как-то облегчить его страдания.
— О, Боже, что я натворил? Господи, что я наделал?
Эти мысли терзали Джейка и он не находил себе места, вырываясь из рук Дэвида. Но приступ жуткой душевной боли прошел так же быстро, как и начался. После него наступила какая-то бесчувственность, будто все его существо, только что полное жизни, растворилось, в горькой пустоте.
В свое время Декарт оставил бессмертную фразу: «Я мыслю — значит я существую». Но если бы он был китайцем, то сказал бы несколько иначе: «Я мыслю вместе со всеми — значит я существую».
Ни один человек, всецело принадлежащий западной культуре, не может в полном объеме осознать эту идею. Но Джейк мог. Его отряд, который он пестовал больше года, стал для него чем-то вроде коллективного сознания. Это был не просто отряд, это был дантай. И его гибель он переживал как смерть чего-то важного в самом себе. Они были единым, самодостаточным организмом. И это было естественно, это было нормально. И с такой же естественностью между ними, членами единого организма, установились необычайно близкие отношения, более близкие, чем семейные. И именно это вливало в них почти легендарную силу, именно поэтому они могли делать то, что другие подразделения Куорри не могли: выживать в экстремальных условиях в течение долгого времени и не нуждаясь в передышке.
Однажды Джейк сказал Роджеру Доновану, когда тот приставал к нему с расспросами насчет фантастических успехов его дантая: «Одна из самых знаменитых японских драм повествует о подвигах не одного героя, а сорока семи». Но люди западной культуры предпочитают получать прямые ответы на свои прямые вопросы. И они совершенно теряются, когда слышат подобные уклончивые, на их взгляд, ответы.
Ребята жили по законам военного времени, - подумал Дэвид Оу. — Вот что ты требовал от них, когда идя с ними на очередное задание.
—В штабе считают, что, скорее всего, была утечка информации. Ведь дантай был самым лучшим подразделением, — сказал он вслух.
Воспаленные глаза Джейка, окруженные иссиня-черными кровоподтеками, недоуменно уставились на Дэвида.
— Предательство? Но с чьей стороны? Никто из дантая не мог ни проболтаться, ни продать.
— Может, информация о местонахождении Ничирена была — того... с душком?
Джейк покачал головой.
— Мой информатор не вызывает сомнения.
— Тогда, боюсь, надо искать врага в другом месте.
Голос Дэвида несколько изменился. Не нравилось ему то, что он должен был теперь сказать своему другу. Он видел капельки пота на его лице и понимал, что этот разговор взволновал Джейка. Надо было заканчивать встречу.
— Хорошо еще, что у тебя не отшибло память.
Джейк попытался вспомнить выражение лица Ничирена, когда он ворвался в комнату. Было ли на нем удивление? Может, тот даже поджидал его? Там, в комнате, с ним были еще двое, и оба они погибли. Один из них, Кизан, считался лучшим другом Ничирена... Нет, что-то не похоже, чтобы он был предупрежден.
— Тебя там не было, Дэвид. А я — был. Не верю я в то, что была утечка!
Он даже приподнялся в кровати.
Дэвид Оу положил ему руку на грудь, не давая встать. Ему хотелось успокоить друга, но в свете того, о чем он собирался спросить его, это выглядело бы, по меньшей мере, глупо.
Дождь барабанил по стеклу, как нетерпеливый путник, злящийся на то, что его не хотят пустить.
— А что Марианна?.. Она планировала какие-нибудь поездки в твое отсутствие?
Он изо всех сил пытался говорить ровным голосом, отлично понимая, что Джейк сразу заметит малейшую фальшь в интонации и насторожится.
— Никаких, насколько мне известно, — ответил он. — А теперь, если разборка закончена и у тебя больше нет вопросов, может, ты пришлешь ее сюда? Я полагаю, она тоже хочет повидаться со мной, и имеет на это все права.
— Марианны здесь нет, Джейк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Междугородный или местный? — поинтересовался Беридиен.
— Междугородный. Как вам известно, СНИП предназначен только для фиксирования, но не для записи. Пользуясь им, мы можем только узнать, откуда позвонили, но не можем узнать, кто звонил и что говорил каждый из абонентов.
— Продолжай, — попросил Беридиен.
— Так вот, звонили из Японии. Из Токио, если быть более точным.
— Мэрок? — спросил Беридиен, имея в виду, не сам ли Джейк звонил.
— Это, конечно, наиболее логичное предположение, — ответил Вундерман. — Но вряд ли справедливое. В соответствии с расчетным временем прибытия самолета, доставившего дантай в Японию в 05.57 Джейк все еще находился в воздухе и с борта самолета никак не мог позвонить домой. В общем, дело темное. Все, что нам известно, так это то, что через пятнадцать минут после звонка Марианна Мэрок отбыла...
— Куда?
— Мы смогли проследить ее путь только до Токио.
— Есть ли там у них друзья — у нее или у Мэрока? — спросил Беридиен.
— У Джейка есть, но только по работе, — ответил Вундерман. — А у Марианны, насколько мне известно, нет вообще.
— А насколько тебе известно? — рявкнул Беридиен.
— Я достаточно осведомлен.
В подземном помещении воцарилась тишина Кобальтовые глаза Беридиена буравили Вундермана.
— Есть ли у тебя что-либо конкретное по поводу того звонка, Генри? — спросил он.
— "Швейцары" работают над этим вопросом. Роджер знает, что в системе связи все еще сидят наши жучки. Сейчас «швейцары» сужают сферу поиска до квартала и, возможно, смогут узнать даже номер абонента.
В комнате стоял специфический запах, будто где-то рядом что-то горело.
— Исчезновение миссис Мэрок может и не иметь отношения к операции, — сказал Донован. — Как я понимаю, у них последнее время появились некоторые... э-э... трудности.
— Исчезновение есть исчезновение, — возразил Стэллингс. — Такого рода вещи всегда серьезны.
— Тем более в сложившихся обстоятельствах, — прибавил Беридиен с многозначительным видом.
— Что ты этим хочешь сказать? — повернулся к нему Вундерман.
— Только то, что я не верю в случайные совпадения. Не исключено, что неудачный рейд Мэрока и исчезновение его жены каким-то образом связаны.
— Вряд ли, — возразил Вундерман и, прежде чем слова сорвались с его языка, осознал, что шеф, возможно и прав.
Голова Беридиена по-совиному повернулась к нему.
— А этот... как ты назвал тот прием? «Движущееся око», кажется? В общем, он должен был сработать, но не сработал. Может быть, потому, что Мэрок уже не тот, каким был до эпизода на реке Сумчун, подрезавшим его крылышки. А может быть, Ничирен получил информацию о рейде. Я ничего не утверждаю, но говорю, что такое возможно... Если это так, то можно предположить только один источник информации. Никто в Куорри не знал о рейде. Знали только Мэрок и его дантай. Его тигры...
— Так ты намекаешь, что Марианна Мэрок могла сообщить Ничирену?..
Вундерман недоуменно уставился на своего начальника.
Кобальтовые глаза Энтони Беридиена, казалось, пронизывали его насквозь и пришпиливали к стенке. Руководитель Куорри преднамеренно сделал свой взгляд еще более жестким, чем всегда. Он не любил, когда Вундерман располагал фактами, о которых он ничего не знал.
— Я ни на что не намекаю, Генри. Я только делаю логические выводы. Из-за необдуманных действий Мэрока нас всех сейчас лихорадит. И эта лихорадка, если не принять немедленных мер, может подорвать всю нашу организацию. Возможно, все это — слепая случайность. Если это так, то нам надо просто, не теряя присутствие духа, постараться выбраться из затруднения. Но не исключено, что известные нам факты — это лишь вершина айсберга, сфабрикованного враждебными разведками. И тогда наше положение осложняется. В этом случае я ставлю вас в известность, что намерен исследовать этот айсберг, причем безотлагательно. И, джентльмены, да поможет Бог тому человеку, кто попытается мне в этом помешать!
* * *
Все боги мочатся нам на голову, — произнес Дэвид Оу на кантонском диалекте. Дождь вылил столько воды на улицы Гонконга, что они стали похожи на реки, готовые выйти из берегов. Настроение Дэвида отнюдь не улучшилось от такой картины. Он ударил рукой по подоконнику, молясь Будде, чтобы Джейк не выкинул какую-нибудь глупость, вроде того, как впасть в летаргический сон. Все положенные в таких случаях анализы были сделаны. Физически Джейк почти не пострадал во время катастрофы в Доме Паломника, отделавшись множественными ссадинами и контузией. Его спасло то, что Мэнди Чой прикрыл его от взрыва собственным телом.
Ну и еще сотрясение мозга. Электроэнцефалограмма показала, что мозговые ткани Джейка не задеты. Тем не менее, он никак не приходил в сознание. Доктора, покачивая головой, уверяли Дэвида, что время — лучший лекарь. Дождь, серый, как его мысли, стекал по стеклам, превращая пыль, скопившуюся на подоконнике, в грязь.
Прежде чем войти в эту комнату на четвертом этаже, он постоял некоторое время, прижавшись спиной к закрытой двери, как будто ему было страшно заходить в саму комнату. Войдя, он остановился в полутемной комнате, всматриваясь в причудливые тени, и на душе у него было тяжко. Он слышал звуки дыхания, но не знал, чье оно: его или Джейка.
Он не хотел шевелиться, не хотел подходить ближе, оттягивая минуту, когда увидит то, что должен увидеть.
Дэвид Оу думал о том, как обернется нарушение дисциплины Джейком для Гонконгской базы. Ничем хорошим, конечно. И Дэвид боялся перемен, которые могли за этим последовать. До того, как Джейк Мэрок вступил в Куорри, Гонконгская база представляла собой всего-навсего казарму, в которой обитала кучка плохо обученных мальчиков на побегушках, сновавших по колонии, как муравьи. Лишенная его организаторского таланта, она может снова стать такою. Черт бы побрал этих мудрецов из Вашингтона, которые управляют нашими судьбами, не разделяя нашего риска! Хотя, может быть, они и переживают по-своему за Джейка, Мэнди Чоя и других...
Подойдя к кровати, он взглянул на того, кто лежал на ней. Если все обязательно кончается именно этим, - подумал он, — то почему мы все упорно продолжаем заниматься нашим делом? Но в душе он знал ответ на этот вопрос. Риск — это не главное, по сравнению с теми целями, достижению которых они себя посвятили. Дэвид Оу отлично понимал, что это ощущение избранности и сплачивало их всех в Куорри.
— Джейк!..
Шепот его повис в воздухе.
Остроконечные и угловатые тени заполнили пространство темнеющей комнаты.
Что-то зашевелилось среди теней, и Дэвид вздрогнул, всматриваясь во мглу. Он слышал только, как монотонно барабанят по стеклу капли дождя. Затем он узнал темную фигуру.
— Верзила Сун, — сказал он резко. — Что ты здесь делаешь?
— Джейк Мэрок — мой друг, — ответил тот, выходя на свет. — Я забочусь о нем как о своем друге. Дэвид Оу насмешливо фыркнул.
— Понятно! Ты заботишься о том, получишь ли в этом месяце свое жалование.
Оба они не переваривали друг друга. Дэвид Оу был из Шанхая, а Сун — из Кантона. А шанхайцы и кантонцы испокон веку между собой не ладили.
На круглом, как луна, лице Верзилы Суна не отразилось никаких эмоций. Подобное отсутствие всякого выражения китайское языковое сознание усматривает лишь в тесовых воротах.
— Охрана и тебя, и других членов Куорри в ваших жилищах требует вознаграждения. Даже ты это должен понимать.
— Я и понимаю, — ответил Дэвид. — Но давай не смешивать одно с другим — службу и дружбу. Свое жалование ты получишь, не нервничай!
— Я пришел сюда не ради жалования. Если бы меня интересовал этот вопрос, я просто позвонил бы тебе по телефону в офис. Но, как я уже тебе сказал, я пришел сюда потому, что Джейк Мэрок — мой друг.
Дэвиду нечего было возразить, и он отвернулся. Зачем в такой момент сюда пожаловал кантонец? Когда Джейка прислали на Гонконгскую базу, он заключил контракт с Верзилой Суном, и их сотрудничество оказалось удачным. Но между родственниками Дэвида и Верзилой Суном было соперничество, и Дэвид всегда сторонился его. А может быть, это было просто проявлением исконной вражды между шанхайцами и кантонцами.
— Ну что, ты увидел все, что надо?
— Я пробыл здесь, сколько мне было надо, если это тебя интересует. Желаю здравствовать!
И Верзила Сун вышел из комнаты, не проронив больше ни звука.
— Лян та мадэ! — прошипел ему вслед Дэвид.
Он даже лицо закрыл руками от стыда, вспомнив, как он прошептал: «Джейк!» — в присутствии этого сына морской слизи. Ощущение было такое, будто грязными лапами влезли ему в душу! Когда-нибудь этот гад использует это против него!
Он заставил себя взглянуть в забинтованное лицо спящего Джейка. Темные кровоподтеки, как грозовые тучи. Скажи мне что-нибудь, Джейк. Ну хоть что-то!
Дэвид Оу тяжело опустился на стул рядом с кроватью.
— Да помочатся на голову всех врачей все боги, великие и малые! — пробормотал он, ставя на пол бумажный стаканчик. Чай был холодный и горький, как желчь. — Что они знают, эти шарлатаны? Ничего толком не говорят, а мы ждем и мучаемся от неизвестности. И за что мы только им платим?
Он сказал себе, что все это в руках судьбы — пробудится ли Джейк или будет продолжать спать. Но это не утешало. Мать Дэвида была католичкой, и он имел представление об этой религии. Католицизм и буддизм внешне похожи, как море и огромное озеро, если смотреть на них, сидя на полоске земли, их разделяющей. Но по сути они очень отличаются и глубиной, и составом воды... Буддисты находят успокоение в жизни, вечно изменяющейся, как земля в разные времена года, принимая от жизни все, что она может дать... и взять. Католики же борются с естественным ходом вещей, считая, что человек должен быть выше инстинктов и должен навязывать природе свой порядок.
Неужели Джейк так и будет спать без просыпу! Дэвид Оу знал, что ему будет нелегко без Джейка. Сколько раз они спасали друг другу жизнь за те десять лет, что Джейк находился на Гонконгской базе! Глупо даже пытаться подсчитывать. Они всем делились — и радостями жизни и смертельными опасностями. Они были ближе, чем братья: братья имеют только общую кровь, а они были едины по духу.
И теперь он злился на Джейка за то, что тот, со свойственной ему одержимостью, поставил все это на карту ради призрачного шанса привезти с собой Ничирена, как какой-нибудь трофей из черной Африки. Разве стоит выродок, вроде Ничирена, того, чтобы такие парни, как Джейк, рисковали своей жизнью, пытаясь захватить его?
Дэвид вздохнул. В этой больничной палате все так пропиталось сыростью, что в ней даже мысли отсыревают! Человеческие страсти буквально омывают эти стены. Кажется, что наряду с гравюрами, изображавшими королевские клиперы старой королевы в гавани Виктории, и цветными портретами королевы, царствующей ныне, на стенах этих развешены стоны и слезы. Молчаливая скорбь и покорность судьбе доминировали здесь, как и в трущобах, располагавшихся неподалеку.
— Дэвид!
Дэвид Оу вздрогнул и резко обернулся, подумав, что это кто-то из полумрака произнес его имя. Потом посмотрел на забинтованное лицо Джейка Мэрока и увидел, что два кошачьих глаза — топазы с бронзовыми прожилками — смотрят на него, не мигая.
— Лян та мадэ! Джейк!
Он пересел со стула на кровать друга.
— Ты так долго был без сознания! Я, пожалуй, сбегаю за доктором. Ему будет...
— Подожди. Мне не так уж плохо... чтобы тебе надо было... бежать за ним...
Слова, произносимые Мэроком, казались какими-то шероховатыми и ржавыми, будто он разучился нормально говорить. Потом он вообще замолчал, и Дэвид увидел, как он облизывает пересохшие губы. Кончик языка скользнул по краешку нижней губы и замер. Дэвид потянулся рукой к графину и налил чашку воды. Осторожно поднес ее ко рту Мэрока и придерживал, пока тот не выпил всю воду до конца.
— А Ничирен?
Казалось, он с усилием выдавил из себя это имя.
— Опять как сквозь землю провалился.
Джейк Мэрок зажмурил глаза.
— Когда это было?
— Четыре дня назад.
— Надо было его взять, — в голосе Джейка прозвучала горечь. — Я готов был побиться об заклад, что на этот раз... ему конец.
Желтые топазы глаз открылись и уставились на Дэвида. Даже то, через что он прошел, не убавило их огненной силы.
— Он мне нужен, Дэвид.
Дэвид Оу кивнул.
— Мы его возьмем.
— Фигня!
Выдохнув это слово свистящим шепотом, он словно лишился сил и некоторое время лежал, приходя в себя.
— Я не о ребятах говорю... О себе...
Дэвиду не хотелось произносить прописные истины, и он ограничился констатацией фактов:
— Он исчез, Джейк. И ничего о нем не известно.
Веки Джейка затрепетали и открылись. Дэвид чувствовал, как его друг сопротивляется охватывающей его дурноте.
— Как остальные ребята? Как Мэнди?
Дэвид Оу сложил ладони вместе: они у него были липкими от пота.
— Только тебе одному и удалось выкарабкаться.
— О Боже!
Джейк снова закрыл глаза. Дэвиду не хотелось видеть слез, но что он мог поделать? Жуткая боль рвала Джейку грудь, и он, корчась, закричал так страшно, что Дэвид обхватил его руками и прижал к себе, пытаясь хоть как-то облегчить его страдания.
— О, Боже, что я натворил? Господи, что я наделал?
Эти мысли терзали Джейка и он не находил себе места, вырываясь из рук Дэвида. Но приступ жуткой душевной боли прошел так же быстро, как и начался. После него наступила какая-то бесчувственность, будто все его существо, только что полное жизни, растворилось, в горькой пустоте.
В свое время Декарт оставил бессмертную фразу: «Я мыслю — значит я существую». Но если бы он был китайцем, то сказал бы несколько иначе: «Я мыслю вместе со всеми — значит я существую».
Ни один человек, всецело принадлежащий западной культуре, не может в полном объеме осознать эту идею. Но Джейк мог. Его отряд, который он пестовал больше года, стал для него чем-то вроде коллективного сознания. Это был не просто отряд, это был дантай. И его гибель он переживал как смерть чего-то важного в самом себе. Они были единым, самодостаточным организмом. И это было естественно, это было нормально. И с такой же естественностью между ними, членами единого организма, установились необычайно близкие отношения, более близкие, чем семейные. И именно это вливало в них почти легендарную силу, именно поэтому они могли делать то, что другие подразделения Куорри не могли: выживать в экстремальных условиях в течение долгого времени и не нуждаясь в передышке.
Однажды Джейк сказал Роджеру Доновану, когда тот приставал к нему с расспросами насчет фантастических успехов его дантая: «Одна из самых знаменитых японских драм повествует о подвигах не одного героя, а сорока семи». Но люди западной культуры предпочитают получать прямые ответы на свои прямые вопросы. И они совершенно теряются, когда слышат подобные уклончивые, на их взгляд, ответы.
Ребята жили по законам военного времени, - подумал Дэвид Оу. — Вот что ты требовал от них, когда идя с ними на очередное задание.
—В штабе считают, что, скорее всего, была утечка информации. Ведь дантай был самым лучшим подразделением, — сказал он вслух.
Воспаленные глаза Джейка, окруженные иссиня-черными кровоподтеками, недоуменно уставились на Дэвида.
— Предательство? Но с чьей стороны? Никто из дантая не мог ни проболтаться, ни продать.
— Может, информация о местонахождении Ничирена была — того... с душком?
Джейк покачал головой.
— Мой информатор не вызывает сомнения.
— Тогда, боюсь, надо искать врага в другом месте.
Голос Дэвида несколько изменился. Не нравилось ему то, что он должен был теперь сказать своему другу. Он видел капельки пота на его лице и понимал, что этот разговор взволновал Джейка. Надо было заканчивать встречу.
— Хорошо еще, что у тебя не отшибло память.
Джейк попытался вспомнить выражение лица Ничирена, когда он ворвался в комнату. Было ли на нем удивление? Может, тот даже поджидал его? Там, в комнате, с ним были еще двое, и оба они погибли. Один из них, Кизан, считался лучшим другом Ничирена... Нет, что-то не похоже, чтобы он был предупрежден.
— Тебя там не было, Дэвид. А я — был. Не верю я в то, что была утечка!
Он даже приподнялся в кровати.
Дэвид Оу положил ему руку на грудь, не давая встать. Ему хотелось успокоить друга, но в свете того, о чем он собирался спросить его, это выглядело бы, по меньшей мере, глупо.
Дождь барабанил по стеклу, как нетерпеливый путник, злящийся на то, что его не хотят пустить.
— А что Марианна?.. Она планировала какие-нибудь поездки в твое отсутствие?
Он изо всех сил пытался говорить ровным голосом, отлично понимая, что Джейк сразу заметит малейшую фальшь в интонации и насторожится.
— Никаких, насколько мне известно, — ответил он. — А теперь, если разборка закончена и у тебя больше нет вопросов, может, ты пришлешь ее сюда? Я полагаю, она тоже хочет повидаться со мной, и имеет на это все права.
— Марианны здесь нет, Джейк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74