– Что это значит?
Ничего не ответив, все трое вышли из камеры. Гарет еще не успел осмыслить увиденное, как дверь камеры открылась снова и вошла Косира.
Она, как ему показалось, стала еще прекрасней. Волосы были по-прежнему короткими, шея и грудь покрыты зеленым шелковым платком, завязанным на спине и оставляющим талию открытой. Костюм Косиры дополняли широкие штаны и короткие сапожки. Шею украшал золотой кулон в виде орла, посланный им из устья Нальты.
– Мы можем быть вместе до рассвета, – сказала она.
Гарет потом не мог вспомнить, как он сделал несколько шагов к ней, как она оказалась в его объятиях, как они жадно целовали друг друга несколько минут.
Он хотел было что-то сказать, но вместо этого снова поцеловал ее. Он услышал, как захлопнулась дверь, как лязгнул засов, но не обратил на это ни малейшего внимания.
Гарет поднял Косиру, перенес на кровать и лег сверху. Потом волна подхватила их, подняла и опустила, потных, ослабевших и обнаженных, с переплетенными ногами.
Долго никто из них не мог произнести ни слова, потом Косира прошептала:
– Так вот на что это похоже.
– Да, но только с тобой, – прошептал в ответ Гарет.
– Откуда ты знаешь, если ни с кем раньше до меня не был?
– Ты права.
– Знаешь, как трудно было купить свежие устрицы, да еще целых две дюжины? А теперь они пропадут. – Она вдруг вскрикнула: – О! Кажется, они тебе не понадобятся.

– Ты что-то говорил о любви? – спросила Косира.
– Говорил.
– Ты по-прежнему не решил?
– Решил, я точно знаю, что люблю тебя.
– Тогда попробуй сделать что-нибудь, о чем я читала, о чем мечтал а, когда тебя не было рядом, и сделать правильно.
– Полагаю, это ты все оплатила своим золотом, – сказал Гарет.
– Конечно, – ответила Косира. – Не могла же такая знатная женщина, как я, с таким положением в обществе, лишиться девственности в менее шикарной обстановке.
– Пусть даже в подземелье.
– Будет о чем рассказать внукам, верно? Впрочем, придется опустить самые… интересные детали.

Гарет, решив не одеваться, изучал заказанные Косирой яства. Все они были защищены заклинаниями и были такими свежими, словно их только что достали из печи.
Кроме мелких, удивительно сочных устриц в полураковинах с хреном и лимоном, было говяжье филе в тесте, молодой картофель в масле и пирожки с лимоном. Но больше всего, помимо устриц, Гарета обрадовало простое блюдо из свежих томатов с луком, маслом и молотым черным перцем.
– В южных морях, – произнес он с набитым ртом, – такого не предложат.
Обнаженная Косира лежала на измятых простынях.
– И не только это, – сказала она многозначительно.
– Разве я послал бы тебе этого орла, если бы было иначе?
– Не знаю, вам, прохвостам, всегда удается отыскать путь к сердцу женщины.
– Кстати о сердце, сколько осталось биться моему?
Косира стала серьезной.
– Король оказался между каменистой скалой, на которой живет, и каменной стеной. Он страшно разозлился, услышав, кстати от лорда Квиндольфина, о твоем нападении на линиятов. Потом их посол выразил при дворе недовольство твоими действиями и действиями других, как он выразился, кровожадных ренегатов. Все было сделано настолько умно, что король не мог не отреагировать.
– Каким образом?
– Не знаю, – сказала Косира. – Он ничем не выказывал своего отношения к тебе, даже самым моим близким друзьям не удалось вытянуть из него ни слова. Я бы подумала, что он испытывает угрызения совести, если бы не знала Алфиери, – она невесело засмеялась. – Мне кажется, что короли избавляются от совести, как только надевают корону на голову.
– Что со мной будет?
– Пока – ничего. Ничего не слышно ни о суде, ни о следствии.
– Что будет с моими людьми?
– Я сделала все, что смогла. Их перевели из общей тюрьмы в другое крыло, обычно предназначенное для должников. Так что им не грозит наказание кнутом или другие беды.
Гарет посмотрел на нее с уважением.
– Миледи, я знал, что ты знатная дама, но не подозревал, насколько и каким влиянием ты обладаешь.
– Очень приятно услышать такой изысканный комплимент, – сказала Косира, решив сменить тему. – Сказать даме, что поражен ее влиянием, после того как она отдала себя без остатка.
Чтобы добиться еще большего расположения, мне следует забраться на мачту или поднять парус?
– Значит, нам остается только ждать, пока король соизволит решить нашу судьбу?
– Скорее всего, – сказала Косира с горечью. – Теперь ты знаешь, какова реальная жизнь при дворе. Все зависит от прихоти его величества, иногда, как мне кажется, даже твое право дышать.
Я дам тебе знать, если выведаю хоть что-нибудь. Надзиратели подкуплены и сделают то же самое.
Гарет задумался.
– Квиндольфин приходил со своими громилами, так что тюрьму вряд ли можно считать безопасным местом, доказательством тому является твой, не скрою, приятный приход сюда. Я видел менее дырявые сита. Я многое бы отдал за какое-нибудь оружие.
– Если поднимешь поднос с говядиной…–прошептала Косира.
Под подносом лежали два ножа в ножнах, таких же простых, как рукоятки.
– Оружейник, у которого я их купила, сказал, что нож поменьше можно привязать к ноге, а побольше, – повесить сзади на поясе на этой цепочке, которая будет похожа на украшение.
Гарет взвесил ножи в руке.
– Отлично, – сказал он с улыбкой. – Возможно, я слишком много времени провел в компании головорезов, поэтому чувствую себя голым без оружия. Но…
– А кто говорит, что Сарос – менее безопасное место, чем те, в которых тебе довелось побывать. А теперь перестань быть свиньей, ополосни рот жидкостью из этой бутылочки, убери мою тарелку и налей мне этого чудесного вина, которому ты предпочитаешь ужасно невкусную воду. Как вижу, пиратство не изменило твои вкусы к лучшему.
– А что потом?
– А потом ты обнимешь меня, и я посмотрю, соответствует ли действительности твое хвастовство.
– Чувствую, рассвет наступит слишком рано.
Прошла неделя, потом еще один день. Косира навещала Гарета почти каждый день. Ее люди охраняли дверь в камеру, чтобы никто не мог им помешать, но она больше не рисковала остаться на ночь.
Она сообщила, что бедного лорда Квиндольфина не было видно при дворе – все его тело покрылось нарывами.
Гарет рассмеялся и рассказал Косире о бегстве Лабалы, и она тоже нашла его месть крайне забавной.
– Жаль, – сказала она, – что твой волшебник не умеет насылать проказу, скоротечную проказу.
Его навестил дядя Пол, пребывавший, к удивлению Гарета, в превосходном расположении духа. Гарет заметил висевший на шее дяди золотой ключик, спросил о нем и узнал, что, действительно, дядя в отсутствие Гарета был произведен в Принцы купцов.
– Справедливая награда за жизнь, проведенную в честности, чистоте и послушании законам, – сказал он. – В отличие от других, которых упоминать не хочется.
Его слова прозвучали не слишком осуждающе.
– И вас, и Косиру не слишком беспокоит мое заточение в Подземелье, – произнес Гарет сердито.
– Конечно, – сказал Пол. – Эти не наши шеи измеряет палач, натачивая топор.
– Дядя, не начал ли ты пить вино за завтраком?
– Обычно не пью, но сегодня я получил отличные новости, по крайней мере, мне они показались такими, и позволил себе выпить пару бокалов.
Гарет ждал, что дядя продолжит, не дождался и решил, что новости относились к торговле.
– Кстати, – сказал Пол, – я навестил твоих друзей, находящихся в заточении, и один из них, а именно Том Техиди, произвел на меня впечатление человека, на которого можно положиться. Он сообщил, что в порту Лиравайза стоят пять кораблей в ожидании твоего сигнала, и все пять загружены несметными сокровищами.
– Все правильно,–подтвердил Гарет.–Я подумал, и не ошибся, что какой-нибудь вельможа легко сможет их захватить, как захватили меня, послушав этих, – Гарет едва не выругался, что было против его правил, но вовремя сдержался, – работорговцев и Квиндольфина.
– Да, – с неодобрением произнес Пол. – Все вернется в нормальное русло, если употребить здравый смысл, немного золота и намного больше серебра, которые, я не сомневаюсь, будут возвращены мне с надлежащими процентами, когда я стану агентом по продаже твоих трофеев.
– Что это означает?
– Это означает, что я приятно удивлен, Гарет, твоей осторожностью и твоим очевидным успехом. Опечаливает меня лишь то, что ты отказался стать моим наследником.
– В данный момент, – сказал Гарет, – учитывая мое положение, это опечаливает и меня.
Он подошел к зарешеченному окну, посмотрел на осеннее небо, на темную реку, бегущую к землям его мечты, потом отвернулся.
– Должен признать, что жизнь в тюрьме становится легче, по мере того как я узнаю ее.
– Постарайся не узнать ее слишком хорошо, – сказал Пол, – я знаю, что порождает излишняя осведомленность, а беспечность может привести к знакомству с человеком с топором, о котором я упоминал ранее.
– Это означает, что, несмотря на обвинения в измене, смерть мне не грозит?
– Я не знаю, что король думает о тебе, но предполагаю, что твои люди не задержатся в тюрьме больше чем на день или два. Было также подано прошение о том, что в случае вынесения смертного приговора тебе будет позволено принять смерть не в этих серых каменных стенах, а на берегу реки, которую ты так искренне любишь.
– Искренне люблю? – недоуменно переспросил Гарет, потом до него дошло.
– Вот именно, – сказал Пол. – Очень трудно сбежать из этого подземелья. А на берегу реки, если рядом стоят лодки, в которых сидят достаточно отчаянные люди, которым наплевать на королевскую стражу…
Гарет улыбнулся:
– В результате чего я стану считаться настоящим пиратом в этих краях.
– До последней степени, – согласился Поли встал. – Я пришел, чтобы подбодрить тебя, а также сообщить, что скоро придут портные, они подготовят костюм, в котором не стыдно будет появиться перед королем и быть представленным двору.
Глаза Гарета удивленно расширились.
– Костюм будет несколько отличаться от тех, что вынуждены надевать несчастные. Я имею ввиду костюмы с широким воротом на пуговицах, который легко расстегивается и не мешает палачу нанести точный удар.
– Дядя, вы всегда умеете подбодрить человека.
– Рад служить, – сказал Пол и направился к двери. – Надзиратель! Открывай! – Он обернулся. – Кстати, забыл сообщить тебе еще одну новость, которая, уверен, опечалит тебя так же, как опечалила меня. Лорда Квиндольфина жутко мучают нарывы.
– Я слышал.
– Состояние не улучшается, – добавил Пол полным страдания голосом, – несмотря на старания лучших хирургов и колдунов, которые заявляют, что болезнь пришла из каких-то заморских стран, потому что в противном случае они могли бы с ней справиться. Болезнь поразила в основном нижнюю часть тела, поэтому бедняга не может сидеть и ездить верхом, что особенно расстраивает его как заядлого охотника. Еще фурункулы облюбовали его лицо, и даже любовницы отказываются находиться с ним рядом, настолько он стал безобразным. Жаль беднягу.
Ахара открыл дверь камеры.
– Действительно жаль, – согласился Гарет.
За Гаретом пришли на рассвете. Шесть королевских стражников, Ахара и маленький шустрый человечек, назвавшийся Квишем, – один из камергеров короля Алфиери.
– Что вам от меня нужно? – спросил Гарет.
– Ваше присутствие необходимо при дворе, – сказал Квиш. – У вас есть возможность помыться и сменить одежду. Предупреждаю, не пытайтесь сопротивляться.
Гарет быстро вымылся в тазу, заметив, что стражники вежливо отвернулись, предоставив ему некоторое подобие уединения, а Квиш, напротив, с интересом рассматривал его.
Он подумал, не стоил ли попытаться захватить с собой нож покороче, но решил этого не делать. Он пират, а не цареубийца, и должен быть готов ко всему, чему суждено случиться.
Когда он оделся в скромный черный костюм, сшитый для него портными дяди, Квиш попросил его вытянуть руки вперед, быстро накинул на них тонкую серебряную цепь и прошептал заклинание.
– Не пытайтесь сбежать, – настоятельно порекомендовал Квиш и похлопал по висевшему на поясе парадному кинжалу. – Я вооружен и при необходимости, не задумываясь, применю оружие.
Гарет кивнул с серьезным видом:
– Даю вам слово, я понимаю, насколько вы опасный человек.
Они спустились по бесконечным каменным лестницам во двор, где их поджидала украшенная королевским гербом карета.
Гарета усадили на заднее сиденье, Квиш расположился напротив.
Карета тронулась, стражники вспрыгнули на подножки, и Гарет подумал, что еще не все потеряно, когда увидел, как распахнулись тюремные ворота.
Улицы были заполнены народом. Сначала Гарет подумал, что это обычно для середины дня, но вдруг услышал крики:
– Проклятье линиятам!
– Смерть работорговцам!
– Свободу нашему пирату!
– Гарет… Гарет… Гарет…
Люди приветствовали его, и Гарет задумался, кто мог организовать такую демонстрацию.
Конные стражники приблизились к карете, и Гарет услышал сквозь открытое окно их разговор:
– Похоже, сегодня их еще больше.
– Возможно, – ответил второй стражник. –Хотя беспорядков не будет. Не видно дубин или ножей, привязанных к концам палок.
– Ты прав, но толпе нельзя доверять.
– Конечно, она может накинуться на нас, –согласился второй. – Особенно если в требованиях толпы есть здравый смысл и справедливость.
Страшный шум помешал Гарету расслышать следующие слова, потом он услышал:
– …снова и снова, пока совсем не разграбят наши поселки. Этого король хочет?
– Почем я знаю. Я слышал, армия вышлет экспедиционный корпус для патрулирования берегов в ожидании очередного набега.
– Дерьмо, – сказал первый стражник. – Ничего не выйдет, будут скакать взад-вперед, вечно опаздывать, не успевать реагировать на их молниеносные набеги. Разумно было бы оснастить флот и сразиться с ними, но не здесь, а там, на юге, у их треклятой родины. Сжечь их поселки, города, по сотне за дюжину наших, сожженных ими, чтобы они почувствовали, каково это – находиться на острие меча. Даже продать любым демонам, нуждающимся в свежем мясе. Я – против рабства, но с удовольствием сделаю для них исключение.
– Против этого никто возражать не будет, –сказал второй стражник. – Дьявол, я бы сам с радостью отправился добровольцем на войну с ними, если бы был моряком. К тому же я слышал, что они живут по задницу в золоте.
Карета заскрипела по дороге дальше, а всадники отъехали.
Гарет взглянул на Квиша:
– Линияты снова совершали набеги на наше побережье?
– Я получил указания не вступать с вами в разговор, – сказал Квиш, но Гарету показалось, что он получил ответ на свой вопрос.

Дворец стоял на самой вершине горы. Его каменные стены были богато украшены, на парапетах виднелись готовые для стрельбы пушки, развивались бело-золотые флаги, а на самой верхней точке трепетал на ветру огромный черно-зелено-белый флаг Сароса с вышитым королевским гербом, который поднимали только тогда, когда во дворце находился король.
По внутреннему двору бесцельно бродили придворные, там же стояла шеренга королевских стражников в полном вооружении.
Гарет увидел Косиру, решил, что махать рукой не стоит, и тут его провели вдоль строя солдат во дворец.
В огромных залах никого не было, кроме стражников.
Гарета провели по залу мимо потрепанных знамен, завоеванных в битвах за многие века. Перед ним бесшумно распахнулись огромные двустворчатые двери, и Гарет оказался в покоях его величества с высоким сводчатым потолком.
Кроме Гарета, Квиша и стражников в покоях находился сухонький мужчина лет шестидесяти. Борода его была седой и всклокоченной и совсем не гармонировала с мантией из горностая и украшенной драгоценными камнями короной на голове.
Гарет, не замечая, как Квиш копается с цепью, вдруг почувствовал благоговейный страх и рухнул на колени.
Цепь слетела с его рук.
– Ты можешь встать, – сказал король Алфиери странно низким, звучным голосом, – и можешь подойти к нам; Стража, лорд Квиш, оставьте нас.
– Но…
– Мы повелеваем. Этот человек – наш верный подданный и не причинит нам вреда.
Квиш и стражники поспешили прочь.
– Итак, ты – знаменитый Гарет Раднор,–сказал Алфиери.
– Благодарю вас, ваше величество, но я не знал, что знаменит.
– О, ты, несомненно, знаменит. Знаменит тем, что пиратствовал в водах линиятов, знаменит тем, что поставил нас в затруднительное положение, когда этот дважды проклятый посол пригрозил разорвать перемирие, если ты не предстанешь перед судом и не будешь наказан. Так было бы значительно проще. Мы могли бы захватить твою добычу в качестве наказания, приказать нашему лучшему палачу умертвить тебя без боли и страданий, призвать твоих непокорных людей в береговую охрану или на флот и объяснить линиятам, что произошло недоразумение. И снова воцарился бы мир. Не считай нас слабовольным человеком, Раднор. Но мы дали клятву отцу, вернувшись с войны в Ютербоге, что ни один из наших подданных не лишится жизни на войне, и не нарушали эту клятву в течение тридцати лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36