В них был ужас.
– Какой ты после этого защитник? Неужели ты позволишь им меня убить?
– Сядь, – сказал Вольф, – и не забывай, о чем я предупредил.
Он погладил рукоять бластера. Стедман сжался и проковылял обратно к стулу.
– Думаю, мы слышали все, что нужно, – сказал Вольф.
Голоса в толпе подхватили: «Ага! Тащи его! Застрелить ублюдка!»
– Погодите чуть-чуть, – сказал Вольф. – Давайте кое с чем разберемся. Доктор Нонхофф говорит, что Стедман сидел, когда вошел Дельваль. Он был пьян вдребезги и поджидал партнера, чтобы убить его, значит, пистолет он должен был держать в руке.
Тем не менее он не успел выстрелить первым. Дельваль выхватил пушку и с семи футов всадил луч в стену, возле окна, за три фута от Стедмана.
Может, он был еще пьянее Стедмана. Но все равно непонятно, с чего он так промахнулся.
Тут Стедман прицеливается и стреляет Дельвалю аккурат в грудь. Доктор Нонхофф сказал, что дырочка маленькая, четкая.
Кто-нибудь хочет взглянуть на пистолет Стедмана? Вот ты, – Вольф протянул бластер здоровенному шахтеру, – громче всех требовал расстрела. Взгляни на пушку.
Шахтер повертел бластер в руках.
– Ну, пистолет.
– Блестящее наблюдение, сэр, – сказал Вольф. – Обратите внимание, здесь выставлена большая диафрагма. Чтобы сделать дырку, о которой говорил доктор Нонхофф, надо было поставить маленькую. Если бы Стедман стрелял с такой диафрагмой, дырища была в полгруди. Ну-ка, переставьте.
Шахтер надавил на рычажок, потом стиснул зубы и нажал что есть силы.
– Черт! Приржавело!
– Вот именно, – сказал Вольф. – Кто-нибудь, кроме меня, считает любопытным, что пистолет, когда я поднял его с пола, стоял на большой диафрагме? Вспомните, Стедман только что говорил, что стрелок он неважный, значит, он держал бластер на большой диафрагме, чтобы попасть хоть как-нибудь. Выходит, он уменьшил диафрагму, застрелил Дельваля и снова увеличил ее, прежде чем заснуть.
В толпе зашептались.
– Этого мало, – сказал кто-то.
– Еще одна подробность, – продолжал Вольф. – Жалко, что ремингтон-кольт не жжет пороха, так что к это тоже не очень показательно. Но понюхайте – сдается, что из этого пистолета не стреляли с эльярской войны.
– Правильно говорят, этого мало, – вставил Кенфилд. – Если Браун сумел сдвинуть рычажок, значит, кто-то мог сдвинуть его и раньше.
– Верно, – поддакнул Боров, указав на Джошуа. – Он, например. Это ты говоришь, что стояла большая диафрагма.
Толпа согласно загудела, но не так громко, как в первый раз.
– Да, я мог сдвинуть, – сказал Вольф, – однако давайте допустим на минуту, что не сдвигал. Давайте поищем другое объяснение. Дельваль напился и сболтнул лишнего. Стедман вышел, проблевался, добрел до дома, заснул, сидя за столом. Бластер упал на пол. Когда – неизвестно. Может, Стедман сам его бросил, чтобы не мешался, может, бластер выпал, когда Стедмана выволакивали из дома.
Он вырубился, так что про него на время можно забыть.
Приходит Дельваль. Он тоже пьян, но все же замечает, что из бокового окна в него кто-то целит. Целит из тяжелого федерального бластера, который дает аккуратный, горячий луч. Может быть, из такого вот «андерсона-варипорта». – Вольф вынул из кобуры пистолет, который отнял у Саратова, показал толпе и убрал на место. – Красивая игрушка. В Погосте я видел только одну такую же.
Дельваль выхватывает бластер, стреляет, промахивается. Тот, кто стоит за окном, – нет.
– Бред собачий! – выкрикнул кто-то из барменов.
– Если кому интересно, – продолжал Вольф, – можно взглянуть на дом снаружи. Так вот, на раме остались следы от ломика, которым открывали окно, чтобы не стрелять через стекло. А на подоконнике, с левой стороны, – царапина; кто-то положил бластер на опору, чтобы целить наверняка. Значит, стрелявший был правша.
Вольф взглянул на Борова:
– Ты ведь правша, верно? И у тебя «андерсон».
– Куда это ты клонишь?
– Просто сообщаю наблюдение. – Вольф помолчал. – От этого разбирательства страшно пересыхает в горле. Передайте пивка.
В толпе раздались смешки. Крашеная толстуха нацедила и придвинула Вольфу кружку. Тот опорожнил ее в два глотка.
– Спасибо. И вот еще. Бумаги. Стедман сказал, что Дельваль составил заявку. Я только что заходил в контору. Там Дельваля не видели уже два года.
По лицу Кенфилда пробежала тень.
– Я смотрел в их вещах, – продолжал Вольф. – И не нашел заявки.
– Стедман мог солгать, – вставил Кенфилд.
– Мог. За убийцами такое водится. Вот еще. Я заметил, здесь много любителей прошвырнуться в горы и поискать жилы.
– А то, – отвечала женщина. – Кому охота всю жизнь ишачить на дядю.
– Разумеется, – сказал Вольф. – А сегодня я говорил с человеком, у которого еще более занятное хобби. Он и его партнер готовы поддержать каждого, кто занимается изысканиями. Они охотно дают кредит и просят-то всего десять процентов в неделю плюс пять процентов от основного капитала. Как мне объяснили, не заплатишь – будет больно.
Вольф замолчал и обвел глазами собравшихся.
– Смотрю я, некоторые потупились, – сказал он. – Похоже, вы знаете, о чем речь.
– Надеюсь, вы объясните, к чему этот разговор, – раздраженно произнес Кенфилд.
– Обязательно. Я беседовал с человеком, который нашел, или думал, что нашел, участок. Жила обещала быть богатой. «Партнеры» требовали оформить заявку на их имя. Он поспорил. В итоге он приземлился в больнице, и вышло, как хотели те ребята. Только жила оказалась бедная, и они снова взялись за старое. Одного из партнеров звали Саратов.
Толпа глухо заревела, словно проснувшийся тигр.
– Это один из моих служащих, – сказал Кенфилд. – И я не видел его сегодня с обеда.
– Может, он занят, – предположил Вольф. – Поскольку мы не в настоящем суде, позволю себе догадку. Партнер Саратова, как все вы прекрасно знаете, это мистер Боров. И может, прежде чем пороть горячку и вешать Лефа Стедмана, кто-нибудь сходит к нему домой и поищет интересную бумажку? Мне кажется, человеческая жизнь того стоит, а?
– Чтоб ты сдох, гнида! – заорал Боров и бросился на Вольфа.
Джошуа услышал досадливый возглас Кенфилда. В следующее мгновение Боров вцепился ему в горло. Вольф поймал его руки выше локтя, сильно сдавил.
Они топтались по комнате, словно борцы. Бритый выкрикивал ругательства, дыша перегаром прямо в лицо Вольфу.
Внезапно Джошуа согнул колени, шагнул вперед, потянул левую руку противника вверх, повернулся, присел и нырнул ему под мышку. Верзила качнулся вперед, потерял равновесие. Вольф ударил его ладонью под ребра. Боров скривился от боли, попытался устоять. Вольф нацелился ему в пах.
Удар пришелся мимо. Боров ударил Вольфа пяткой в грудь и отпрыгнул.
Теперь он наступал. Джошуа размахнулся ногой, метя в голову. Боров сделал блок руками. Джошуа пригнулся, крутанулся по инерции, резко двинул в падении ногой. Противник упал.
Пистолет вылетел из его кобуры. Боров потянулся его поднять, но не успел – кто-то ногой пнул пистолет в толпу – и вскочил.
Они закружили по комнате. Вольф нацелился ладонью в жирное горло, но Боров отскочил в сторону, развернулся и ударил Джошуа ногой в живот. Вольф согнулся пополам, глотнул воздух, упал на пол, уклоняясь от следующего удара, перекатился и вскочил.
Боров напряженно улыбался.
Толпа кричала, Вольф не обращал внимания.
Вольф пригнулся, уклоняясь от удара в голову, ребром ладони врезал по бритому черепу, промахнулся мимо виска, но попал в скулу.
Боров завопил от боли, снова нацелился ногой. Джошуа пригнулся, ударил. Мимо.
«Дыши… дыши… времени море… пусть волна подхватит тебя…»
Противник снова перешел в наступление, Джошуа боком шагнул к нему, сделал блок. Боров размахнулся и грохнулся на спину от серии ударов в грудь.
Вольф занес ногу, но Боров откатился, вскочил на ноги, ударил. Вольф блокировал один удар, другой, потом что есть силы саданул ладонью в бок.
Затрещали ребра. Боров взвыл и зашатался.
«Без печали, без радости отнимаю то, что не имею права отнять…»
Правой рукой Вольф еле-еле коснулся ключицы Борова. Тот рефлекторно схватился за горло. В следующее мгновение глаза его закатились, тело обмякло и рухнуло ничком.
Вольф отскочил в сторону.
Стояла полная тишина.
Внезапно Кенфилд выхватил пистолет.
– Какая-то чепуха! – рявкнул он. – Вы еще меня обвините…
«Дыши… дыши…»
– Уберите пистолет, мистер Кенфилд. – Это был голос Стаутенберга.
– Нет. Я ухожу. Пусть вся неразбериха уляжется. Когда придете в чувство… ну, тогда и поговорим.
– Мысль хорошая, – сказал Стаутенберг, выступая вперед. – Но я не думаю, что вам стоит уходить. Я думаю, мы заслуживаем объяснений. Сейчас или утром.
– С дороги, святой отец. Не заставляй меня стрелять.
– Вы не погибший человек, мистер Кенфилд. Вы не станете стрелять в безоружного.
Кенфилд дышал часто, словно долго бежал бегом. Стаутенберг сделал еще шаг вперед. Кристина целилась, но Стаутенберг загораживал ей Кенфилда.
– Просто отдайте мне пистолет, – сказал пастор. – Довольно убийств.
Он был в двух футах от хозяина «Саратоги».
Вольф видел, как палец Кенфилда коснулся крючка, нажал…
Все замерло, застыло, обратилось в камень и лед, все неподвижно…
Палец Кенфилда побелел, но выстрела не последовало. Тони Стаутенберг взял пистолет за дуло, легонько повернул и убрал в карман.
– Думаю, это все, – мягко сказал он.
* * *
– Что теперь? – спросил Вольф, вытягиваясь в горячей ванне. Синяки ныли, и он приказал воде снаружи и крови изнутри унести боль.
– В каком смысле? – спросила Кристина. Она, все еще одетая, сидела на постели.
– Ну, я же ушел, а ты осталась. Решили они, что делать с Кенфилдом? Или завтра вечером, как похмелятся, им снова придет охота линчевать? Я так понимаю, из пробирной его не выпустят и ноги унести не дадут.
– Тони сказал, что соберет более-менее уважаемых жителей поселка на совет. Думаю, будет суд или что-нибудь вроде того.
– Значит, в Погост придут закон, порядок, мораль и честный покер. – Вольф зевнул. – А игра переместится в Счастливчик и Большой Централ. Непонятно, чего было стараться.
– У тебя такой голос, словно ты жалеешь.
– Ничуть. Кенфилд – мразь. Но почему из-за него надо сразу вводить правила парковки и переодевания к ужину?
– А ты чего хочешь? Анархии?
Вольф открыл было рот, закрыл, а когда заговорил снова, из голоса его исчез всякий оттенок шутливости:
– Не знаю. И порой об этом жалею.
* * *
Похожий на бурундука носатый коротышка разбудил Вольфа рано утром и сунул ему записку.
Она была написана простым шифром, который Джошуа помнил с войны.
« Вошел в систему. Жди через три Е-дня ».
Подписи не было.
* * *
– Вы могли бы остаться, – сказал Стаутенберг. – Кристина не рассказывала ни о себе, ни о вас, но мне кажется, вам особенно некуда податься.
– Верно, Тони, – отвечал Вольф. – Однако у меня есть одно дело, и то, чего оно касается, чуть больше и чуть важнее Погоста.
Стаутенберг кивнул:
– Если вы так считаете – да. Знаете, когда-то я мечтал о большом приходе, даже о епархии. Потом со мной, как, думаю, и с вами двумя, многое произошло. И сейчас мне вполне довольно того, что я вижу вокруг.
– Завидую, – без иронии отвечал Вольф.
* * *
– Джошуа, – сказала Кристина, когда они укладывали мешки в «ишака». – Мне надо кое-что тебе сказать.
Вольф повернулся, прислонился спиной к машине:
– Ты не едешь со мной.
– Откуда ты знаешь?
Он пожал плечами:
– Да так.
– Здешним людям нужен закон, – проговорила Кристина. – Ты не захотел… не смог… Я обещала Тони остаться.
Вольф кивнул.
– Он – хороший человек. А из тебя выйдет прекрасная блюстительница порядка.
– Знаешь, – продолжала Кристина, – когда Тони забрал у Кенфидда пистолет… я кое-что поняла. Можно обойтись без насилия. Всегда есть другой выход.
Вольф взглянул на нее, хотел что-то сказать, передумал.
– Хорошо, если ты права, – произнес он ровным голосом.
– И ведь ты сам говорил, что никакого «дальше» не будет.
– Говорил.
– Ты имел в виду нас с тобой?
– Да, – честно ответил Вольф. – Всех.
– Я по-прежнему не понимаю.
– Опять-таки… не могу сказать.
– Вот видишь? – В глазах Кристины была безнадежная мольба.
Вольф набрал в грудь воздуха, обнял ее и по-братски поцеловал.
– Спасибо, ангел, – произнес он. – Тони действительно очень хороший человек.
* * *
На пустом посадочном поле стоял корабль: длинный, угловатый, черный. Из двух портов высовывались пулеметные дула.
Одно из них следило за Джошуа. Тот направил «ишака» к зданию, залетел внутрь, вышел с двумя мешками, которые собрала ему Кристина.
Люк распахнулся, оттуда выступил высокий бородач. Дуло его бластера смотрело в землю, не на Джошуа.
– Ты – Вольф, – сказал он. – Я видел твою голограмму во время войны. Меня зовут Меррет Чесни.
– Я о тебе слышал.
– Ты запоздал.
– Непредвиденные дела.
– Надо пошевеливаться. Клиент спешит.
– Я тоже, – сказал Вольф.
Он направился к люку, но остановился и долго смотрел на далекие серые горы.
Потом взошел на корабль, и шлюз за ним задвинулся.
Глава 11
ТОЛЬКО ДЛЯ ЧТЕНИЯ.
ВСЕМ ФЕДЕРАЛЬНЫМ АДМИНИСТРАТИВНЫМ РАБОТНИКАМ УРОВНЯ 54 И ВЫШЕ ОТ ДЕПАРТАМЕНТА ИНФОРМАЦИИ.
Вследствие некоторых чрезвычайных событий необходимо:
1. Немедленно ввести прослушивание межпланетных передач, особенно предназначенных для или исходящих от средств массовой информации.
2. Блокировать ВСЕ сообщения, включающие такие мифические понятия, как «красная смерть», «огненная смерть» или «межзвездная болезнь».
3. Глушить все упоминания о загадочно исчезнувших федеральных звездолетах или встречах с необъяснимыми явлениями.
4. Немедленно довести это распоряжение до руководителей средств массовой информации на вверенных вам планетах.
5. Разъяснить, что его никоим образом нельзя рассматривать как ограничение свободы слова. Мы лишь помогаем заинтересованным сторонам не разжигать панику и не допускать ошибок в освещении событий.
Джозеф Брин
Министр печати
Департамент информации
Федеральный штаб
Земля.
Глава 12
– А ты путешествуешь налегке, – сказал Чесни. – Большая редкость в наше время.
– Так было не всегда, – промолвил Джошуа, стараясь не думать об Ак-Мечет VI.
– У кого было? – Чесни грубо расхохотался. Он проверил контрольную панель, удовлетворенно кивнул, повернулся вместе с креслом. – Мы ведь с тобой разминулись на малый чуток. Возле одной из эльярских планет. Э1122–3. Жуткий тропический мир. Я прикрывал вашу заброску.
Вольф задумался.
– Вы пытались отбить пленных, – сказал Чесни.
Вольф вспомнил.
– Хреновая вышла история, – продолжал Чесни. – У меня было семь старых пепельниц класса «Альбе-марль», мы кувыркались над планетой, и тут откуда ни возьмись – три эльярских фрегата. Мы потеряли два корабля и еще жутко радовались, что отделались сравнительно легко.
– На планете было не веселее, – заметил Вольф.
– Я так и не знаю, что там у вас случилось, – продолжал Чесни. – Допуск был не тот. Спасать оказалось некого?
– Нет, – медленно отвечал Вольф. – Нет, там было почти семьдесят гражданских.
Он вспомнил людей, прошедших через эльярские допросы: шаркающая походка, бессмысленные, пустые лица.
Глаза у Чесни загорелись – он ждал подробностей.
– Ладно, как хочешь, – сказал он, поняв наконец, что Вольф продолжать не намерен. – Давняя история. Зато какие мы были ребята: молодые, крепкие. Жаль, что все кончилось, правда?
– Ничуть, – отрезал Вольф. – Мы продолжаем платить, и я не уверен, что на моем веку долги будут погашены.
Чесни пожал плечами:
– Военные долги, бюджетный дефицит… пусть правительство себе чешется. Нам-то с тобой что?
– Я не про деньги, – коротко ответил Джошуа.
Чесни пристально взглянул на него.
– Ну, может быть. – Он помолчал и переменил тему. – Думаю, надо договориться, кто главный. Корабль мой, значит, я – старший. Но я не дурак. Заброски и отходы – твоя специальность, тут я отступаю на роль первого помощника. Идет?
– Звучит разумно.
– Вот и хорошо, – сказал Чесни. – Просто отлично. У меня случайно есть маленькая бутылочка хорошего, даже отличного, если верить шкиперу, земного бордо. Обмоем знакомство?
* * *
Чесни не хуже Джошуа знал, что такое долгий, томительный N-пространственный переход, поэтому оба старались по возможности не мозолить друг другу глаза. Корабль был маленький, переделанный в мирных целях разведчик класса «Чемберс». Чесни назвал его «Резолют». Первоначально команда насчитывала восемь человек, теперь двигателями управляла автоматика, как у Джошуа на «Граале».
Жилое пространство было по-прежнему покрыто пастельным напылением – Федерация считала, что оно успокаивает нервы. Похоже, Чесни оно нравилось – напоминало о боевом прошлом.
Что-то грызло Вольфа, что-то связанное с Чесни, но он не мог вспомнить, что именно, поэтому перепоручил все тревоги подсознанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Какой ты после этого защитник? Неужели ты позволишь им меня убить?
– Сядь, – сказал Вольф, – и не забывай, о чем я предупредил.
Он погладил рукоять бластера. Стедман сжался и проковылял обратно к стулу.
– Думаю, мы слышали все, что нужно, – сказал Вольф.
Голоса в толпе подхватили: «Ага! Тащи его! Застрелить ублюдка!»
– Погодите чуть-чуть, – сказал Вольф. – Давайте кое с чем разберемся. Доктор Нонхофф говорит, что Стедман сидел, когда вошел Дельваль. Он был пьян вдребезги и поджидал партнера, чтобы убить его, значит, пистолет он должен был держать в руке.
Тем не менее он не успел выстрелить первым. Дельваль выхватил пушку и с семи футов всадил луч в стену, возле окна, за три фута от Стедмана.
Может, он был еще пьянее Стедмана. Но все равно непонятно, с чего он так промахнулся.
Тут Стедман прицеливается и стреляет Дельвалю аккурат в грудь. Доктор Нонхофф сказал, что дырочка маленькая, четкая.
Кто-нибудь хочет взглянуть на пистолет Стедмана? Вот ты, – Вольф протянул бластер здоровенному шахтеру, – громче всех требовал расстрела. Взгляни на пушку.
Шахтер повертел бластер в руках.
– Ну, пистолет.
– Блестящее наблюдение, сэр, – сказал Вольф. – Обратите внимание, здесь выставлена большая диафрагма. Чтобы сделать дырку, о которой говорил доктор Нонхофф, надо было поставить маленькую. Если бы Стедман стрелял с такой диафрагмой, дырища была в полгруди. Ну-ка, переставьте.
Шахтер надавил на рычажок, потом стиснул зубы и нажал что есть силы.
– Черт! Приржавело!
– Вот именно, – сказал Вольф. – Кто-нибудь, кроме меня, считает любопытным, что пистолет, когда я поднял его с пола, стоял на большой диафрагме? Вспомните, Стедман только что говорил, что стрелок он неважный, значит, он держал бластер на большой диафрагме, чтобы попасть хоть как-нибудь. Выходит, он уменьшил диафрагму, застрелил Дельваля и снова увеличил ее, прежде чем заснуть.
В толпе зашептались.
– Этого мало, – сказал кто-то.
– Еще одна подробность, – продолжал Вольф. – Жалко, что ремингтон-кольт не жжет пороха, так что к это тоже не очень показательно. Но понюхайте – сдается, что из этого пистолета не стреляли с эльярской войны.
– Правильно говорят, этого мало, – вставил Кенфилд. – Если Браун сумел сдвинуть рычажок, значит, кто-то мог сдвинуть его и раньше.
– Верно, – поддакнул Боров, указав на Джошуа. – Он, например. Это ты говоришь, что стояла большая диафрагма.
Толпа согласно загудела, но не так громко, как в первый раз.
– Да, я мог сдвинуть, – сказал Вольф, – однако давайте допустим на минуту, что не сдвигал. Давайте поищем другое объяснение. Дельваль напился и сболтнул лишнего. Стедман вышел, проблевался, добрел до дома, заснул, сидя за столом. Бластер упал на пол. Когда – неизвестно. Может, Стедман сам его бросил, чтобы не мешался, может, бластер выпал, когда Стедмана выволакивали из дома.
Он вырубился, так что про него на время можно забыть.
Приходит Дельваль. Он тоже пьян, но все же замечает, что из бокового окна в него кто-то целит. Целит из тяжелого федерального бластера, который дает аккуратный, горячий луч. Может быть, из такого вот «андерсона-варипорта». – Вольф вынул из кобуры пистолет, который отнял у Саратова, показал толпе и убрал на место. – Красивая игрушка. В Погосте я видел только одну такую же.
Дельваль выхватывает бластер, стреляет, промахивается. Тот, кто стоит за окном, – нет.
– Бред собачий! – выкрикнул кто-то из барменов.
– Если кому интересно, – продолжал Вольф, – можно взглянуть на дом снаружи. Так вот, на раме остались следы от ломика, которым открывали окно, чтобы не стрелять через стекло. А на подоконнике, с левой стороны, – царапина; кто-то положил бластер на опору, чтобы целить наверняка. Значит, стрелявший был правша.
Вольф взглянул на Борова:
– Ты ведь правша, верно? И у тебя «андерсон».
– Куда это ты клонишь?
– Просто сообщаю наблюдение. – Вольф помолчал. – От этого разбирательства страшно пересыхает в горле. Передайте пивка.
В толпе раздались смешки. Крашеная толстуха нацедила и придвинула Вольфу кружку. Тот опорожнил ее в два глотка.
– Спасибо. И вот еще. Бумаги. Стедман сказал, что Дельваль составил заявку. Я только что заходил в контору. Там Дельваля не видели уже два года.
По лицу Кенфилда пробежала тень.
– Я смотрел в их вещах, – продолжал Вольф. – И не нашел заявки.
– Стедман мог солгать, – вставил Кенфилд.
– Мог. За убийцами такое водится. Вот еще. Я заметил, здесь много любителей прошвырнуться в горы и поискать жилы.
– А то, – отвечала женщина. – Кому охота всю жизнь ишачить на дядю.
– Разумеется, – сказал Вольф. – А сегодня я говорил с человеком, у которого еще более занятное хобби. Он и его партнер готовы поддержать каждого, кто занимается изысканиями. Они охотно дают кредит и просят-то всего десять процентов в неделю плюс пять процентов от основного капитала. Как мне объяснили, не заплатишь – будет больно.
Вольф замолчал и обвел глазами собравшихся.
– Смотрю я, некоторые потупились, – сказал он. – Похоже, вы знаете, о чем речь.
– Надеюсь, вы объясните, к чему этот разговор, – раздраженно произнес Кенфилд.
– Обязательно. Я беседовал с человеком, который нашел, или думал, что нашел, участок. Жила обещала быть богатой. «Партнеры» требовали оформить заявку на их имя. Он поспорил. В итоге он приземлился в больнице, и вышло, как хотели те ребята. Только жила оказалась бедная, и они снова взялись за старое. Одного из партнеров звали Саратов.
Толпа глухо заревела, словно проснувшийся тигр.
– Это один из моих служащих, – сказал Кенфилд. – И я не видел его сегодня с обеда.
– Может, он занят, – предположил Вольф. – Поскольку мы не в настоящем суде, позволю себе догадку. Партнер Саратова, как все вы прекрасно знаете, это мистер Боров. И может, прежде чем пороть горячку и вешать Лефа Стедмана, кто-нибудь сходит к нему домой и поищет интересную бумажку? Мне кажется, человеческая жизнь того стоит, а?
– Чтоб ты сдох, гнида! – заорал Боров и бросился на Вольфа.
Джошуа услышал досадливый возглас Кенфилда. В следующее мгновение Боров вцепился ему в горло. Вольф поймал его руки выше локтя, сильно сдавил.
Они топтались по комнате, словно борцы. Бритый выкрикивал ругательства, дыша перегаром прямо в лицо Вольфу.
Внезапно Джошуа согнул колени, шагнул вперед, потянул левую руку противника вверх, повернулся, присел и нырнул ему под мышку. Верзила качнулся вперед, потерял равновесие. Вольф ударил его ладонью под ребра. Боров скривился от боли, попытался устоять. Вольф нацелился ему в пах.
Удар пришелся мимо. Боров ударил Вольфа пяткой в грудь и отпрыгнул.
Теперь он наступал. Джошуа размахнулся ногой, метя в голову. Боров сделал блок руками. Джошуа пригнулся, крутанулся по инерции, резко двинул в падении ногой. Противник упал.
Пистолет вылетел из его кобуры. Боров потянулся его поднять, но не успел – кто-то ногой пнул пистолет в толпу – и вскочил.
Они закружили по комнате. Вольф нацелился ладонью в жирное горло, но Боров отскочил в сторону, развернулся и ударил Джошуа ногой в живот. Вольф согнулся пополам, глотнул воздух, упал на пол, уклоняясь от следующего удара, перекатился и вскочил.
Боров напряженно улыбался.
Толпа кричала, Вольф не обращал внимания.
Вольф пригнулся, уклоняясь от удара в голову, ребром ладони врезал по бритому черепу, промахнулся мимо виска, но попал в скулу.
Боров завопил от боли, снова нацелился ногой. Джошуа пригнулся, ударил. Мимо.
«Дыши… дыши… времени море… пусть волна подхватит тебя…»
Противник снова перешел в наступление, Джошуа боком шагнул к нему, сделал блок. Боров размахнулся и грохнулся на спину от серии ударов в грудь.
Вольф занес ногу, но Боров откатился, вскочил на ноги, ударил. Вольф блокировал один удар, другой, потом что есть силы саданул ладонью в бок.
Затрещали ребра. Боров взвыл и зашатался.
«Без печали, без радости отнимаю то, что не имею права отнять…»
Правой рукой Вольф еле-еле коснулся ключицы Борова. Тот рефлекторно схватился за горло. В следующее мгновение глаза его закатились, тело обмякло и рухнуло ничком.
Вольф отскочил в сторону.
Стояла полная тишина.
Внезапно Кенфилд выхватил пистолет.
– Какая-то чепуха! – рявкнул он. – Вы еще меня обвините…
«Дыши… дыши…»
– Уберите пистолет, мистер Кенфилд. – Это был голос Стаутенберга.
– Нет. Я ухожу. Пусть вся неразбериха уляжется. Когда придете в чувство… ну, тогда и поговорим.
– Мысль хорошая, – сказал Стаутенберг, выступая вперед. – Но я не думаю, что вам стоит уходить. Я думаю, мы заслуживаем объяснений. Сейчас или утром.
– С дороги, святой отец. Не заставляй меня стрелять.
– Вы не погибший человек, мистер Кенфилд. Вы не станете стрелять в безоружного.
Кенфилд дышал часто, словно долго бежал бегом. Стаутенберг сделал еще шаг вперед. Кристина целилась, но Стаутенберг загораживал ей Кенфилда.
– Просто отдайте мне пистолет, – сказал пастор. – Довольно убийств.
Он был в двух футах от хозяина «Саратоги».
Вольф видел, как палец Кенфилда коснулся крючка, нажал…
Все замерло, застыло, обратилось в камень и лед, все неподвижно…
Палец Кенфилда побелел, но выстрела не последовало. Тони Стаутенберг взял пистолет за дуло, легонько повернул и убрал в карман.
– Думаю, это все, – мягко сказал он.
* * *
– Что теперь? – спросил Вольф, вытягиваясь в горячей ванне. Синяки ныли, и он приказал воде снаружи и крови изнутри унести боль.
– В каком смысле? – спросила Кристина. Она, все еще одетая, сидела на постели.
– Ну, я же ушел, а ты осталась. Решили они, что делать с Кенфилдом? Или завтра вечером, как похмелятся, им снова придет охота линчевать? Я так понимаю, из пробирной его не выпустят и ноги унести не дадут.
– Тони сказал, что соберет более-менее уважаемых жителей поселка на совет. Думаю, будет суд или что-нибудь вроде того.
– Значит, в Погост придут закон, порядок, мораль и честный покер. – Вольф зевнул. – А игра переместится в Счастливчик и Большой Централ. Непонятно, чего было стараться.
– У тебя такой голос, словно ты жалеешь.
– Ничуть. Кенфилд – мразь. Но почему из-за него надо сразу вводить правила парковки и переодевания к ужину?
– А ты чего хочешь? Анархии?
Вольф открыл было рот, закрыл, а когда заговорил снова, из голоса его исчез всякий оттенок шутливости:
– Не знаю. И порой об этом жалею.
* * *
Похожий на бурундука носатый коротышка разбудил Вольфа рано утром и сунул ему записку.
Она была написана простым шифром, который Джошуа помнил с войны.
« Вошел в систему. Жди через три Е-дня ».
Подписи не было.
* * *
– Вы могли бы остаться, – сказал Стаутенберг. – Кристина не рассказывала ни о себе, ни о вас, но мне кажется, вам особенно некуда податься.
– Верно, Тони, – отвечал Вольф. – Однако у меня есть одно дело, и то, чего оно касается, чуть больше и чуть важнее Погоста.
Стаутенберг кивнул:
– Если вы так считаете – да. Знаете, когда-то я мечтал о большом приходе, даже о епархии. Потом со мной, как, думаю, и с вами двумя, многое произошло. И сейчас мне вполне довольно того, что я вижу вокруг.
– Завидую, – без иронии отвечал Вольф.
* * *
– Джошуа, – сказала Кристина, когда они укладывали мешки в «ишака». – Мне надо кое-что тебе сказать.
Вольф повернулся, прислонился спиной к машине:
– Ты не едешь со мной.
– Откуда ты знаешь?
Он пожал плечами:
– Да так.
– Здешним людям нужен закон, – проговорила Кристина. – Ты не захотел… не смог… Я обещала Тони остаться.
Вольф кивнул.
– Он – хороший человек. А из тебя выйдет прекрасная блюстительница порядка.
– Знаешь, – продолжала Кристина, – когда Тони забрал у Кенфидда пистолет… я кое-что поняла. Можно обойтись без насилия. Всегда есть другой выход.
Вольф взглянул на нее, хотел что-то сказать, передумал.
– Хорошо, если ты права, – произнес он ровным голосом.
– И ведь ты сам говорил, что никакого «дальше» не будет.
– Говорил.
– Ты имел в виду нас с тобой?
– Да, – честно ответил Вольф. – Всех.
– Я по-прежнему не понимаю.
– Опять-таки… не могу сказать.
– Вот видишь? – В глазах Кристины была безнадежная мольба.
Вольф набрал в грудь воздуха, обнял ее и по-братски поцеловал.
– Спасибо, ангел, – произнес он. – Тони действительно очень хороший человек.
* * *
На пустом посадочном поле стоял корабль: длинный, угловатый, черный. Из двух портов высовывались пулеметные дула.
Одно из них следило за Джошуа. Тот направил «ишака» к зданию, залетел внутрь, вышел с двумя мешками, которые собрала ему Кристина.
Люк распахнулся, оттуда выступил высокий бородач. Дуло его бластера смотрело в землю, не на Джошуа.
– Ты – Вольф, – сказал он. – Я видел твою голограмму во время войны. Меня зовут Меррет Чесни.
– Я о тебе слышал.
– Ты запоздал.
– Непредвиденные дела.
– Надо пошевеливаться. Клиент спешит.
– Я тоже, – сказал Вольф.
Он направился к люку, но остановился и долго смотрел на далекие серые горы.
Потом взошел на корабль, и шлюз за ним задвинулся.
Глава 11
ТОЛЬКО ДЛЯ ЧТЕНИЯ.
ВСЕМ ФЕДЕРАЛЬНЫМ АДМИНИСТРАТИВНЫМ РАБОТНИКАМ УРОВНЯ 54 И ВЫШЕ ОТ ДЕПАРТАМЕНТА ИНФОРМАЦИИ.
Вследствие некоторых чрезвычайных событий необходимо:
1. Немедленно ввести прослушивание межпланетных передач, особенно предназначенных для или исходящих от средств массовой информации.
2. Блокировать ВСЕ сообщения, включающие такие мифические понятия, как «красная смерть», «огненная смерть» или «межзвездная болезнь».
3. Глушить все упоминания о загадочно исчезнувших федеральных звездолетах или встречах с необъяснимыми явлениями.
4. Немедленно довести это распоряжение до руководителей средств массовой информации на вверенных вам планетах.
5. Разъяснить, что его никоим образом нельзя рассматривать как ограничение свободы слова. Мы лишь помогаем заинтересованным сторонам не разжигать панику и не допускать ошибок в освещении событий.
Джозеф Брин
Министр печати
Департамент информации
Федеральный штаб
Земля.
Глава 12
– А ты путешествуешь налегке, – сказал Чесни. – Большая редкость в наше время.
– Так было не всегда, – промолвил Джошуа, стараясь не думать об Ак-Мечет VI.
– У кого было? – Чесни грубо расхохотался. Он проверил контрольную панель, удовлетворенно кивнул, повернулся вместе с креслом. – Мы ведь с тобой разминулись на малый чуток. Возле одной из эльярских планет. Э1122–3. Жуткий тропический мир. Я прикрывал вашу заброску.
Вольф задумался.
– Вы пытались отбить пленных, – сказал Чесни.
Вольф вспомнил.
– Хреновая вышла история, – продолжал Чесни. – У меня было семь старых пепельниц класса «Альбе-марль», мы кувыркались над планетой, и тут откуда ни возьмись – три эльярских фрегата. Мы потеряли два корабля и еще жутко радовались, что отделались сравнительно легко.
– На планете было не веселее, – заметил Вольф.
– Я так и не знаю, что там у вас случилось, – продолжал Чесни. – Допуск был не тот. Спасать оказалось некого?
– Нет, – медленно отвечал Вольф. – Нет, там было почти семьдесят гражданских.
Он вспомнил людей, прошедших через эльярские допросы: шаркающая походка, бессмысленные, пустые лица.
Глаза у Чесни загорелись – он ждал подробностей.
– Ладно, как хочешь, – сказал он, поняв наконец, что Вольф продолжать не намерен. – Давняя история. Зато какие мы были ребята: молодые, крепкие. Жаль, что все кончилось, правда?
– Ничуть, – отрезал Вольф. – Мы продолжаем платить, и я не уверен, что на моем веку долги будут погашены.
Чесни пожал плечами:
– Военные долги, бюджетный дефицит… пусть правительство себе чешется. Нам-то с тобой что?
– Я не про деньги, – коротко ответил Джошуа.
Чесни пристально взглянул на него.
– Ну, может быть. – Он помолчал и переменил тему. – Думаю, надо договориться, кто главный. Корабль мой, значит, я – старший. Но я не дурак. Заброски и отходы – твоя специальность, тут я отступаю на роль первого помощника. Идет?
– Звучит разумно.
– Вот и хорошо, – сказал Чесни. – Просто отлично. У меня случайно есть маленькая бутылочка хорошего, даже отличного, если верить шкиперу, земного бордо. Обмоем знакомство?
* * *
Чесни не хуже Джошуа знал, что такое долгий, томительный N-пространственный переход, поэтому оба старались по возможности не мозолить друг другу глаза. Корабль был маленький, переделанный в мирных целях разведчик класса «Чемберс». Чесни назвал его «Резолют». Первоначально команда насчитывала восемь человек, теперь двигателями управляла автоматика, как у Джошуа на «Граале».
Жилое пространство было по-прежнему покрыто пастельным напылением – Федерация считала, что оно успокаивает нервы. Похоже, Чесни оно нравилось – напоминало о боевом прошлом.
Что-то грызло Вольфа, что-то связанное с Чесни, но он не мог вспомнить, что именно, поэтому перепоручил все тревоги подсознанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20