— Комиссар Ивс, основательно подвыпивший, собрал вокруг себя дам. И, судя по всему, читал им вводную лекцию по основам профессионального велоспорта. — Но не меньше людей, обожающих, наоборот, живописные «поезда»…
Жаки, Оскар и несколько гонщиков со снисходительными улыбками слушали болтовню старого комиссара.
— Господа, господа! И дамы в первую очередь, естественно, — захлопал в ладони Вашон. — Прежде чем пригласить всех к столу, прошу осмотреть мой небольшой парад старинных велосипедов. Надеюсь, зрелище старых мастодонтов вас повеселит и покажет, как далеко вперед шагнул наш любимый велосипедный спорт.
«Интересно! Кристи ничего не сказала о музее отца! Старый чудак, видно, всерьез помешан на двух вещах — велосипеде и деньгах. Даже трудно сказать, на чем больше».
Все вышли в сад и направились сквозь пышный розарий к длинным, темно-кирпичного цвета строениям, похожим на конюшни. Одно из зданий действительно оказалось большой, хорошо ухоженной конюшней, из которой слышались удары копыт и негромкое ржание лошадей. Двери второго были распахнуты настежь. У входа стоял трехколесный велосипед выпуска 1903 года.
Под ярким светом дневных ламп в живописной композиции расположилось около двухсот самых разных по конструкции старинных велосипедов. Оживившийся Вашон скакал молодым петушком и давал пояснения.
— Нет, вы только взгляните! Это модель 1892 года. Какой красавец! Со своим маленьким ростом я даже не дотянусь до верхней кромки переднего колеса. Сколько надо было мужества, чтобы взгромоздиться на такое страшилище! Нет, наши отцы и деды были поистине мужественными людьми! Месье Дюваллон по достоинству продолжает их славные традиции.
Все захлопали. Роже от неожиданности прямого обращения к нему Вашона и присутствующих начал неловко раскланиваться.
— Здесь двести десять отличнейших экземпляров, большинство из которых на ходу. Есть желающие прокатиться?
После выпитых аперитивов такого желания ни у кого из гостей не оказалось.
— Теперь пройдемся в сад. — Вашон энергично двинулся к дверям.
Толпой побрели за ним. Роже с удивлением заметил, что музей старика Вашона мало на кого произвел впечатление. Говорили между собой о вещах, не имеющих никакого отношения ни к музею, ни к старику Вашону, ни к велоспорту вообще.
Кристина подошла к отцу.
— Мама просила напомнить о чем-то, чего она не помнит, но о чем должен помнить ты…
Вашон кивнул и тут же забыл.
Показанное Вашоном в саду было действительно потрясающим: на зеленой лужайке рос деревянный велосипед.
— Да, уважаемые дамы и господа, — голосом зазывалы дешевого ночного притона вещал Вашон. — Вы видите перед собой уникальный образец — единственный в мире растущий на корню велосипед. Я растил его десять лет…,.
Бурные аплодисменты с криками «браво!» отдали дань мастерству Вашона. Роже заметил в стороне от конюшни глубокого старика с большими садовыми ножницами в руках и в белом фартуке. Его седая непокрытая голова качалась, словно под ветром, в такт речи хозяина дома.
«Ты растил! — хмыкнул Роже. — Вот кто наверняка не один день гнул спину, пока не создал чудо! И здесь ты, старый хрен, готов загребать жар чужими руками! Это уже в крови! Только могила исправит тебя!»
Вместе с Мадлен Роже прошелся по старому дому. Дурной вкус хозяина сказывался во всем: современное освещение, модерновая мебель на каждом шагу разрушали уют старого дома. Особняк выглядел увядшей красавицей, к тому же кричаще одетой.
Роскошный стол накрыли в светлом зале со створчатой стеклянной стеной на террасу, раздвинутой по случаю отличной погоды. Казалось, что озеро, оправленное в золото предосеннего камыша, приблизилось к белоствольным колоннам.
Дюваллоны нашли свои места между Вашонами и Молсонами — молочным и пивным королевскими семействами. Цинцы, Оскар и Кристи сидели напротив.
«Начинается самая забавная часть отдыха! Скорее бы он закончился, да в гонку». Роже потянул пальцем тугой воротничок рубашки. Крокодил не любил галстуки.
— Налоговая реформа — это попытка правительства залепить оставшиеся замочные скважины, сквозь которые люди еще видят дневной свет. — Вашон начал плакаться, еще не успев усесться за стол.
Пока вышколенные лакеи в красно-золотых ливреях скользили вокруг стола, он захватил общее внимание. Роже был этому рад: «Чем больше ты будешь говорить, старый хрен, тем меньше придется говорить мне».
— Сложности возникают при организации гонки буквально на каждом шагу. — Вашон говорил только для себя, поскольку все это мало кого интересовало. Но из уважения к хозяину дома слушали почтительно. — Например, очень трудно резервировать места в отелях, Кажется, пустяк, но никто не хочет возиться с бронью на одну ночь. А эти молодцы, — Вашон указал рукой на Роже, — каждый день несутся вперед.
— Почему же, сегодня мы стоим на месте! — отпарировал Роже.
Вашон захохотал будто над самой остроумной шуткой.
— Старую собаку не научишь новым трюкам, — продолжал Вашон, — перегрузка транспортных магистралей не дает возможности гонке почаще заглядывать в большие города. Дело от этого страдает— мы теряем паблисити! Да и парням,-Вашон опять показал на Роже, — не очень удобно в духовных ночлежках. Они работают куда больше, чем будущие слуги господни, — довольный своим нигилизмом, совсем по-солдатски заржал Вашон.
Жена хозяина — абсолютно бесцветное создание — сурово и осуждающе взглянула на супруга. Но тот продолжал отчаянно хохотать, отмахиваясь от жены обеими руками.
— Мы сделали великое дело, — наконец продолжал Вашон, — первыми пробили брешь на Американском континенте. Скажу по секрету, мы с Молсоном решили к будущему году катануть по Штатам. — Вашон заговорщически подмигнул. — Госдепартамент уже дал согласие. Отели «Хилтон» размещают гонку. «Пан-Америкэн». бесплатно перевозит сто двадцать европейских гонщиков и официальных лиц. Представьте себе, — Вашон махнул рукой, и фужер упал бы на стол, не подхвати его Роже, — сколько народу в обычной большой гонке. — Вашон начал загибать пальцы: — Директор гонки, комиссар, секретари, уполномоченные, помощники, главный судья с целым кабинетом, хронометристы, судьи на финише и старте, представители демонстрирующих товары организаций… Что касается последних, хочется иметь их побольше. — Вашон крякнул и посмотрел на Молсона — у партнеров по этому вопросу были серьезные разногласия. — Кстати, Генри Форд согласился предоставить для американской гонки свои машины. Контроль будет осуществляться с вертолетов. Мучительно трудно согласовать график гонки с местными, слишком независимыми капризными шерифами.
«Американская гонка обойдется без меня… Глупо гоняться на континенте, где никто не разбирается не только в велосипедах, но и в автомобилях. Половина американцев не подозревает, что под капотом их машин гудит двигатель внутреннего сгорания».
— Как долго вы еще собираетесь выступать на гонках? — Роже не поверил своим ушам — с такой беспощадной открытостью прозвучав вопрос Молсона.
— Сколько смогу сидеть в седле. Понимаю: моя осень у порога. Но сейчас я один из самых знаменитых гонщиков Франции…
Все охотно и согласно закивали головой.
— А с таким званием не очень приятно расставаться. Хотя до дна испил чашу горестей и радостей. Когда уйду, быть может, оставлю себе для поддержания формы несколько шестидневок.
— Уходить горько? — спросила жена Вашона.
— Видите ли, мадам… Напоминает ситуацию, когда сунешь палец в тонкую трубку и не можешь его потом вынуть!
Все засмеялись. Роже остался доволен сравнением. А Цинцы хлопнув в ладоши, громко произнесла:
— Следует записать! Лучше, пожалуй, не придумаешь. И это говорит человек, чей послужной список в велоспорте почти не имеет конца! Полсотни титулов и мировой рекорд по числу побед в шестидневных гонках. Ничего себе тонкая трубка! Ее диаметр позволяет стоять во весь рост!
— Браво, браво! — Вашон зааплодировал. — Вы сказали прекрасно! Мы все горды, что месье Дюваллон с нами и что он силен как никогда.
— Месье Дюваллон, — с наивной улыбкой, так не шедшей ее некрасивому лицу, спросила мадам Вашон. — А вы пьете, как их, эти самые допинги? Они очень горькие?
Все сдержанно засмеялись.
— Сказала что-нибудь не так? — закатив в испуге глаза, спросила она. — Я ведь так мало знаю о велосипеде…
— Нет-нет, мадам, — поспешил заверить ее Роже. — Вы спросили очень точно и правильно. Допинги очень горьки. Иногда горьки, как смерть. Мадемуазель Цинцы недавно описала гибель нашего общего друга мистера Тейлора.
— О!… О!… О!…— Несколько абсолютно одинаковых восклицаний, словно исторгнутых из одного горла, прозвучали вразнобой.
— Он выпил слишком много? — Да. Слишком. И сердце не выдержало…
Цинцы нахмурилась, словно пытаясь отогнать воспоминание.
— Сердце Тома подорвал допинг,-сказала она, будто размышляя. — Помню, Тейлор лежал на камнях лицом вверх, и доктор, заложив ладони ему под голову, большими пальцами прижимал к лицу пластиковый шлем кислородной маски…— Цинцы не говорила — словно читала, поэму в прозе, записанную кровью раз и навсегда. — Доктор прижимал маску слишком сильно, и губы Тома, скрюченные судорогой, расплющивались под пластиковой крышкой и выглядели развороченной раной…
Роже вдруг понял, для чего она все это рассказывает сейчас. Она просто мстит этим богатым мещанам, лезущим не в свои ворота. Это было жестоко. И Роже решил прервать ее, пожалев, что упомянул о Томе.
— Не всегда кончается так плохо…
— Конечно, — подхватил Вашон. — У нас в «Молочной гонке», слава богу, без допинговых штучек.
—Не спешите утверждать это, мистер Вашон, — подал реплику Оскар. — До конца гонки еще полпути. \
— Будем надеяться, что пессимизм месье Платнера беспочвен, — миролюбиво сказал Вашон.
— Допинг — явление морально порочное, физически опасное, социально неприемлемое, но порой абсолютно необходимое, — подлила масла в огонь Цинцы.
— И потому мы ввели испытания, — сказал Вашон.
— Которые, на мой взгляд, — вставил Роже, несовместимы с личной свободой. Весь современный спорт и не только велоспорт, стоит сегодня перед допинговой проблемой.
— Врачи были и будут против допинга. Тейлору много раз говорили, что он перенапрягается, не хватит никаких сил постоянно работать на пределе…
— Кто знает, где наш предел, — огрызнулся Роже, недовольный тем, что Цинцы вновь вернулась к Тому.
— Тейлор, обычный человек, хотел казаться непобедимым. Мы слишком часто отворачивались, заметив слабости Тома. Было что-то пугающее в его манере рисковать собой…
— Мое мнение, смерть Тейлора — грубейшая ошибка администраторов, которые не ввели обязательного обследования каждого из участников…
К счастью, подали бульон с гренками, и за столом воцарилась тишина, прерываемая лишь легким постукиванием ложек.
«Конечно, им не понять человека, принимающего допинг. Допинг не от хорошей жизни. После любого стимулятора наступает депрессия, из которой потом трудно выйти. Как бы ни трудно в чистой гонке, к утру отходишь. После допинга — тебя словно спеленали… Иной вместо интенсивных тренировок закупает стимуляторы, когда порой в допинге нет необходимости. Никакой регламентацией не остановить таких, потому что любой допинг — это уступка самому себе. И уступить надо только один раз».
После обеда все вышли к бассейну. Начали сбрасывать костюмы и укладываться в цветные качалки. Гонщики, стесняясь своих незагорелых спин, сбились кучей, стояли, не раздеваясь, хотя каждому хотелось искупаться. Гости, разгоряченные вином, галдели, но желающих лезть в воду не было. Первым, животиком вперед, вы катился в плавках Молсон, а за ним появился и сам хозяин дома. Мертвой хваткой вцепившись в Роже, Вашон увлек Крокодила в уголок и зашептал, почти касаясь уха своими слюнявыми губами:
— Знаете, дорогой Роже, сколько стоит мне эта гонка? Я выложил наличными почти сто тысяч долларов. Конечно, кое-что вернул, — поспешно добавил он после того, как Роже иронически взглянул старику прямо в глаза, — Я ведь сделал хорошие призы, не правда ли? А сколько запросили с меня эти «богоугодные» отцы! Они сразу смекнули, что у меня нет иного выхода. Зато я отыгрался на машинах и бензине: все это дал мой братец, занимающийся оптовой торговлей. Приглашенные иностранные команды неплохо оплачены, не так ли, дорогой Роже? — И, не слушая ответа, продолжал: — А знаете, сколько будет стоить ремонт спальных залов после четвертого этапа? Как, вы не ведаете, что ваши молодцы затопили в святом заведении два этажа, забыв выключить душ?! О боже, эти внеплановые расходы сведут меня с ума!
— А вы поступайте, как в магазине, — вставил Роже — Если туфли вам дороги, попросите пару другого цвета.
Вашон хмыкнул:
— Взамен дам вам другой совет — никогда не покупайте ничего. с ручкой: рано или поздно придется носить!
Роже, скучал, слушал душеизлияния старого молочного короля. Он мучительно искал повод, чтобы прервать бесконечный словесный поток.
— Мистер Вашон, — перебил он его совсем уж грубо,-я хотел бы выкупаться, но у меня нет плавок…
— О, — обрадовался старик, — в раздевалке, вы найдете все необходимое. Пойдемте провожу…
Переодевшись, Крокодил вышел к бассейну. Вашон караулил его у входа. Буквально оттеснив старика, Роже нырнул в голубоватую прозрачность бассейна.
Прохладная вода неприятно передернула разгоряченное тело. Вынырнув, Роже громко отфыркался. Никто, кроме Вашона и Мадлен не обратил внимания на его прыжок. Все были заняты своими разговорами. Единственный, кто поддержал Роже, был Спидфайер. Он, хотя и был навеселе, прошелся по бассейну отличным кролем.
«Спортивный малый», — подумал Роже, глядя, как американец идет с хорошим, почти профессиональным наплывом. Спидфайер подплыл к Роже, когда тот с наслаждением подпрыгивал на мелководье бассейна.
— «Эх, вся жизнь рулетка!» — как любит говорить мой папаша. — Не знаешь, где выиграешь.
— Ваш папаша крупье? — ехидно спросил Роже, хотя ему совсем не хотелось пикироваться с симпатичным янки.
— Хуже. Мой папаша — знаменитый покоритель рулетки. А вы поигрывали?
— Приходилось. В Монте-Карло. По маленькой. Но, признаюсь, о вашем папаше не слыхивал. Если только он играет под той же фамилией.
— Под той же. А что не слышали — ваше счастье.
— Простите, но это нелогично.
— А логично надувать своего сына? Мой папаша сочинил бестселлер «Покорение рулетки». Открою секрет — он сделал два с половиной миллиона долларов на книге, не выиграв ни цента в рулетку. Я мирился с этим, пока бес не попутал сыграть в Лас-Вегасе по папиной системе.
— Любопытно…
— Вам, конечно, любопытно. А я оставил на сукне полторы тысячи долларов. Последние, что имел с собой. И послал папаше телеграмму: «Или ты возвращаешь мне проигрыш, или я заявляю всему миру, что ты обыкновенный жулик!»
— И папаша?…
— Предпочел расплатиться наличными.
— Что же у него за система?
— Заело?
— Признаться, да!
— Ждать семь раз одного цвета подряд, ставить на противоположный и при проигрыше удваивать.
Роже промолчал, Спидфайер нырнул, а отфыркавшись, сказал:
— Предвижу облегчение бюджета вашей семьи на весьма кругленькую сумму. Следует извиниться перед вашей женой.
Роже рассмеялся;
— Она тоже захочет сыграть. Таким образом, встряхнете наш бюджет вдвое сильнее.
Они вышли из воды, растерлись жесткими мохнатыми полотенцами, на которых красовалась буква V и в ней улыбающийся кондитер со стаканом молока в руке — вензель Вашонов.
Подошел Оскар:
— Лучше бы ты выпил, чем выкупался. Завтра расслабит… Роже захотелось подразнить Платнера:
— Когда гонщик и менеджер говорят об одних и тех же вещах, менеджер все представляет мысленно, а гонщик чувствует собственной шкурой.
Это, конечно, был удар ниже пояса. Даже Оскар, человек, умеющий себя сдерживать, откровенно обиделся.
«Ну зачем я это сделал? — подумал Роже. — А, семь бед — один ответ! Пусть лучше учит мальчишек. Я сделал в спорте не меньше, чем он…»
Крокодил поискал глазами Мадлен. Она качалась на розовом диванчике качелей вместе с Жаки, продолжая, видно, прерванный тогда, в зале, разговор.
«Что может быть у них общего? Мне начинает это серьезно не нравиться. Ба-а! Да уж не ревную ли я? А почему бы и нет? Как-никак она моя жена и должна вести себя соответственно!» Роже пошел одеваться. Тихий голубой вечер опускался на сад. Зажгли большие медные плошки, и живой огонь придал мистическую загадочность всей усадьбе.
Старик Вашон все-таки поймал Крокодила. По тому, как хищно, он вцепился в рукав, пиджака, Роже понял — теперь от старика не отделаться.
— Вы мне очень симпатичны, Роже, и я хочу выдать вам одну большую тайну. — Он заговорщически оглянулся по сторонам. — Вы думаете, конечно, что старый Вашон устраивает весь этот велосипедный цирк, заботясь о собственном кармане?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Жаки, Оскар и несколько гонщиков со снисходительными улыбками слушали болтовню старого комиссара.
— Господа, господа! И дамы в первую очередь, естественно, — захлопал в ладони Вашон. — Прежде чем пригласить всех к столу, прошу осмотреть мой небольшой парад старинных велосипедов. Надеюсь, зрелище старых мастодонтов вас повеселит и покажет, как далеко вперед шагнул наш любимый велосипедный спорт.
«Интересно! Кристи ничего не сказала о музее отца! Старый чудак, видно, всерьез помешан на двух вещах — велосипеде и деньгах. Даже трудно сказать, на чем больше».
Все вышли в сад и направились сквозь пышный розарий к длинным, темно-кирпичного цвета строениям, похожим на конюшни. Одно из зданий действительно оказалось большой, хорошо ухоженной конюшней, из которой слышались удары копыт и негромкое ржание лошадей. Двери второго были распахнуты настежь. У входа стоял трехколесный велосипед выпуска 1903 года.
Под ярким светом дневных ламп в живописной композиции расположилось около двухсот самых разных по конструкции старинных велосипедов. Оживившийся Вашон скакал молодым петушком и давал пояснения.
— Нет, вы только взгляните! Это модель 1892 года. Какой красавец! Со своим маленьким ростом я даже не дотянусь до верхней кромки переднего колеса. Сколько надо было мужества, чтобы взгромоздиться на такое страшилище! Нет, наши отцы и деды были поистине мужественными людьми! Месье Дюваллон по достоинству продолжает их славные традиции.
Все захлопали. Роже от неожиданности прямого обращения к нему Вашона и присутствующих начал неловко раскланиваться.
— Здесь двести десять отличнейших экземпляров, большинство из которых на ходу. Есть желающие прокатиться?
После выпитых аперитивов такого желания ни у кого из гостей не оказалось.
— Теперь пройдемся в сад. — Вашон энергично двинулся к дверям.
Толпой побрели за ним. Роже с удивлением заметил, что музей старика Вашона мало на кого произвел впечатление. Говорили между собой о вещах, не имеющих никакого отношения ни к музею, ни к старику Вашону, ни к велоспорту вообще.
Кристина подошла к отцу.
— Мама просила напомнить о чем-то, чего она не помнит, но о чем должен помнить ты…
Вашон кивнул и тут же забыл.
Показанное Вашоном в саду было действительно потрясающим: на зеленой лужайке рос деревянный велосипед.
— Да, уважаемые дамы и господа, — голосом зазывалы дешевого ночного притона вещал Вашон. — Вы видите перед собой уникальный образец — единственный в мире растущий на корню велосипед. Я растил его десять лет…,.
Бурные аплодисменты с криками «браво!» отдали дань мастерству Вашона. Роже заметил в стороне от конюшни глубокого старика с большими садовыми ножницами в руках и в белом фартуке. Его седая непокрытая голова качалась, словно под ветром, в такт речи хозяина дома.
«Ты растил! — хмыкнул Роже. — Вот кто наверняка не один день гнул спину, пока не создал чудо! И здесь ты, старый хрен, готов загребать жар чужими руками! Это уже в крови! Только могила исправит тебя!»
Вместе с Мадлен Роже прошелся по старому дому. Дурной вкус хозяина сказывался во всем: современное освещение, модерновая мебель на каждом шагу разрушали уют старого дома. Особняк выглядел увядшей красавицей, к тому же кричаще одетой.
Роскошный стол накрыли в светлом зале со створчатой стеклянной стеной на террасу, раздвинутой по случаю отличной погоды. Казалось, что озеро, оправленное в золото предосеннего камыша, приблизилось к белоствольным колоннам.
Дюваллоны нашли свои места между Вашонами и Молсонами — молочным и пивным королевскими семействами. Цинцы, Оскар и Кристи сидели напротив.
«Начинается самая забавная часть отдыха! Скорее бы он закончился, да в гонку». Роже потянул пальцем тугой воротничок рубашки. Крокодил не любил галстуки.
— Налоговая реформа — это попытка правительства залепить оставшиеся замочные скважины, сквозь которые люди еще видят дневной свет. — Вашон начал плакаться, еще не успев усесться за стол.
Пока вышколенные лакеи в красно-золотых ливреях скользили вокруг стола, он захватил общее внимание. Роже был этому рад: «Чем больше ты будешь говорить, старый хрен, тем меньше придется говорить мне».
— Сложности возникают при организации гонки буквально на каждом шагу. — Вашон говорил только для себя, поскольку все это мало кого интересовало. Но из уважения к хозяину дома слушали почтительно. — Например, очень трудно резервировать места в отелях, Кажется, пустяк, но никто не хочет возиться с бронью на одну ночь. А эти молодцы, — Вашон указал рукой на Роже, — каждый день несутся вперед.
— Почему же, сегодня мы стоим на месте! — отпарировал Роже.
Вашон захохотал будто над самой остроумной шуткой.
— Старую собаку не научишь новым трюкам, — продолжал Вашон, — перегрузка транспортных магистралей не дает возможности гонке почаще заглядывать в большие города. Дело от этого страдает— мы теряем паблисити! Да и парням,-Вашон опять показал на Роже, — не очень удобно в духовных ночлежках. Они работают куда больше, чем будущие слуги господни, — довольный своим нигилизмом, совсем по-солдатски заржал Вашон.
Жена хозяина — абсолютно бесцветное создание — сурово и осуждающе взглянула на супруга. Но тот продолжал отчаянно хохотать, отмахиваясь от жены обеими руками.
— Мы сделали великое дело, — наконец продолжал Вашон, — первыми пробили брешь на Американском континенте. Скажу по секрету, мы с Молсоном решили к будущему году катануть по Штатам. — Вашон заговорщически подмигнул. — Госдепартамент уже дал согласие. Отели «Хилтон» размещают гонку. «Пан-Америкэн». бесплатно перевозит сто двадцать европейских гонщиков и официальных лиц. Представьте себе, — Вашон махнул рукой, и фужер упал бы на стол, не подхвати его Роже, — сколько народу в обычной большой гонке. — Вашон начал загибать пальцы: — Директор гонки, комиссар, секретари, уполномоченные, помощники, главный судья с целым кабинетом, хронометристы, судьи на финише и старте, представители демонстрирующих товары организаций… Что касается последних, хочется иметь их побольше. — Вашон крякнул и посмотрел на Молсона — у партнеров по этому вопросу были серьезные разногласия. — Кстати, Генри Форд согласился предоставить для американской гонки свои машины. Контроль будет осуществляться с вертолетов. Мучительно трудно согласовать график гонки с местными, слишком независимыми капризными шерифами.
«Американская гонка обойдется без меня… Глупо гоняться на континенте, где никто не разбирается не только в велосипедах, но и в автомобилях. Половина американцев не подозревает, что под капотом их машин гудит двигатель внутреннего сгорания».
— Как долго вы еще собираетесь выступать на гонках? — Роже не поверил своим ушам — с такой беспощадной открытостью прозвучав вопрос Молсона.
— Сколько смогу сидеть в седле. Понимаю: моя осень у порога. Но сейчас я один из самых знаменитых гонщиков Франции…
Все охотно и согласно закивали головой.
— А с таким званием не очень приятно расставаться. Хотя до дна испил чашу горестей и радостей. Когда уйду, быть может, оставлю себе для поддержания формы несколько шестидневок.
— Уходить горько? — спросила жена Вашона.
— Видите ли, мадам… Напоминает ситуацию, когда сунешь палец в тонкую трубку и не можешь его потом вынуть!
Все засмеялись. Роже остался доволен сравнением. А Цинцы хлопнув в ладоши, громко произнесла:
— Следует записать! Лучше, пожалуй, не придумаешь. И это говорит человек, чей послужной список в велоспорте почти не имеет конца! Полсотни титулов и мировой рекорд по числу побед в шестидневных гонках. Ничего себе тонкая трубка! Ее диаметр позволяет стоять во весь рост!
— Браво, браво! — Вашон зааплодировал. — Вы сказали прекрасно! Мы все горды, что месье Дюваллон с нами и что он силен как никогда.
— Месье Дюваллон, — с наивной улыбкой, так не шедшей ее некрасивому лицу, спросила мадам Вашон. — А вы пьете, как их, эти самые допинги? Они очень горькие?
Все сдержанно засмеялись.
— Сказала что-нибудь не так? — закатив в испуге глаза, спросила она. — Я ведь так мало знаю о велосипеде…
— Нет-нет, мадам, — поспешил заверить ее Роже. — Вы спросили очень точно и правильно. Допинги очень горьки. Иногда горьки, как смерть. Мадемуазель Цинцы недавно описала гибель нашего общего друга мистера Тейлора.
— О!… О!… О!…— Несколько абсолютно одинаковых восклицаний, словно исторгнутых из одного горла, прозвучали вразнобой.
— Он выпил слишком много? — Да. Слишком. И сердце не выдержало…
Цинцы нахмурилась, словно пытаясь отогнать воспоминание.
— Сердце Тома подорвал допинг,-сказала она, будто размышляя. — Помню, Тейлор лежал на камнях лицом вверх, и доктор, заложив ладони ему под голову, большими пальцами прижимал к лицу пластиковый шлем кислородной маски…— Цинцы не говорила — словно читала, поэму в прозе, записанную кровью раз и навсегда. — Доктор прижимал маску слишком сильно, и губы Тома, скрюченные судорогой, расплющивались под пластиковой крышкой и выглядели развороченной раной…
Роже вдруг понял, для чего она все это рассказывает сейчас. Она просто мстит этим богатым мещанам, лезущим не в свои ворота. Это было жестоко. И Роже решил прервать ее, пожалев, что упомянул о Томе.
— Не всегда кончается так плохо…
— Конечно, — подхватил Вашон. — У нас в «Молочной гонке», слава богу, без допинговых штучек.
—Не спешите утверждать это, мистер Вашон, — подал реплику Оскар. — До конца гонки еще полпути. \
— Будем надеяться, что пессимизм месье Платнера беспочвен, — миролюбиво сказал Вашон.
— Допинг — явление морально порочное, физически опасное, социально неприемлемое, но порой абсолютно необходимое, — подлила масла в огонь Цинцы.
— И потому мы ввели испытания, — сказал Вашон.
— Которые, на мой взгляд, — вставил Роже, несовместимы с личной свободой. Весь современный спорт и не только велоспорт, стоит сегодня перед допинговой проблемой.
— Врачи были и будут против допинга. Тейлору много раз говорили, что он перенапрягается, не хватит никаких сил постоянно работать на пределе…
— Кто знает, где наш предел, — огрызнулся Роже, недовольный тем, что Цинцы вновь вернулась к Тому.
— Тейлор, обычный человек, хотел казаться непобедимым. Мы слишком часто отворачивались, заметив слабости Тома. Было что-то пугающее в его манере рисковать собой…
— Мое мнение, смерть Тейлора — грубейшая ошибка администраторов, которые не ввели обязательного обследования каждого из участников…
К счастью, подали бульон с гренками, и за столом воцарилась тишина, прерываемая лишь легким постукиванием ложек.
«Конечно, им не понять человека, принимающего допинг. Допинг не от хорошей жизни. После любого стимулятора наступает депрессия, из которой потом трудно выйти. Как бы ни трудно в чистой гонке, к утру отходишь. После допинга — тебя словно спеленали… Иной вместо интенсивных тренировок закупает стимуляторы, когда порой в допинге нет необходимости. Никакой регламентацией не остановить таких, потому что любой допинг — это уступка самому себе. И уступить надо только один раз».
После обеда все вышли к бассейну. Начали сбрасывать костюмы и укладываться в цветные качалки. Гонщики, стесняясь своих незагорелых спин, сбились кучей, стояли, не раздеваясь, хотя каждому хотелось искупаться. Гости, разгоряченные вином, галдели, но желающих лезть в воду не было. Первым, животиком вперед, вы катился в плавках Молсон, а за ним появился и сам хозяин дома. Мертвой хваткой вцепившись в Роже, Вашон увлек Крокодила в уголок и зашептал, почти касаясь уха своими слюнявыми губами:
— Знаете, дорогой Роже, сколько стоит мне эта гонка? Я выложил наличными почти сто тысяч долларов. Конечно, кое-что вернул, — поспешно добавил он после того, как Роже иронически взглянул старику прямо в глаза, — Я ведь сделал хорошие призы, не правда ли? А сколько запросили с меня эти «богоугодные» отцы! Они сразу смекнули, что у меня нет иного выхода. Зато я отыгрался на машинах и бензине: все это дал мой братец, занимающийся оптовой торговлей. Приглашенные иностранные команды неплохо оплачены, не так ли, дорогой Роже? — И, не слушая ответа, продолжал: — А знаете, сколько будет стоить ремонт спальных залов после четвертого этапа? Как, вы не ведаете, что ваши молодцы затопили в святом заведении два этажа, забыв выключить душ?! О боже, эти внеплановые расходы сведут меня с ума!
— А вы поступайте, как в магазине, — вставил Роже — Если туфли вам дороги, попросите пару другого цвета.
Вашон хмыкнул:
— Взамен дам вам другой совет — никогда не покупайте ничего. с ручкой: рано или поздно придется носить!
Роже, скучал, слушал душеизлияния старого молочного короля. Он мучительно искал повод, чтобы прервать бесконечный словесный поток.
— Мистер Вашон, — перебил он его совсем уж грубо,-я хотел бы выкупаться, но у меня нет плавок…
— О, — обрадовался старик, — в раздевалке, вы найдете все необходимое. Пойдемте провожу…
Переодевшись, Крокодил вышел к бассейну. Вашон караулил его у входа. Буквально оттеснив старика, Роже нырнул в голубоватую прозрачность бассейна.
Прохладная вода неприятно передернула разгоряченное тело. Вынырнув, Роже громко отфыркался. Никто, кроме Вашона и Мадлен не обратил внимания на его прыжок. Все были заняты своими разговорами. Единственный, кто поддержал Роже, был Спидфайер. Он, хотя и был навеселе, прошелся по бассейну отличным кролем.
«Спортивный малый», — подумал Роже, глядя, как американец идет с хорошим, почти профессиональным наплывом. Спидфайер подплыл к Роже, когда тот с наслаждением подпрыгивал на мелководье бассейна.
— «Эх, вся жизнь рулетка!» — как любит говорить мой папаша. — Не знаешь, где выиграешь.
— Ваш папаша крупье? — ехидно спросил Роже, хотя ему совсем не хотелось пикироваться с симпатичным янки.
— Хуже. Мой папаша — знаменитый покоритель рулетки. А вы поигрывали?
— Приходилось. В Монте-Карло. По маленькой. Но, признаюсь, о вашем папаше не слыхивал. Если только он играет под той же фамилией.
— Под той же. А что не слышали — ваше счастье.
— Простите, но это нелогично.
— А логично надувать своего сына? Мой папаша сочинил бестселлер «Покорение рулетки». Открою секрет — он сделал два с половиной миллиона долларов на книге, не выиграв ни цента в рулетку. Я мирился с этим, пока бес не попутал сыграть в Лас-Вегасе по папиной системе.
— Любопытно…
— Вам, конечно, любопытно. А я оставил на сукне полторы тысячи долларов. Последние, что имел с собой. И послал папаше телеграмму: «Или ты возвращаешь мне проигрыш, или я заявляю всему миру, что ты обыкновенный жулик!»
— И папаша?…
— Предпочел расплатиться наличными.
— Что же у него за система?
— Заело?
— Признаться, да!
— Ждать семь раз одного цвета подряд, ставить на противоположный и при проигрыше удваивать.
Роже промолчал, Спидфайер нырнул, а отфыркавшись, сказал:
— Предвижу облегчение бюджета вашей семьи на весьма кругленькую сумму. Следует извиниться перед вашей женой.
Роже рассмеялся;
— Она тоже захочет сыграть. Таким образом, встряхнете наш бюджет вдвое сильнее.
Они вышли из воды, растерлись жесткими мохнатыми полотенцами, на которых красовалась буква V и в ней улыбающийся кондитер со стаканом молока в руке — вензель Вашонов.
Подошел Оскар:
— Лучше бы ты выпил, чем выкупался. Завтра расслабит… Роже захотелось подразнить Платнера:
— Когда гонщик и менеджер говорят об одних и тех же вещах, менеджер все представляет мысленно, а гонщик чувствует собственной шкурой.
Это, конечно, был удар ниже пояса. Даже Оскар, человек, умеющий себя сдерживать, откровенно обиделся.
«Ну зачем я это сделал? — подумал Роже. — А, семь бед — один ответ! Пусть лучше учит мальчишек. Я сделал в спорте не меньше, чем он…»
Крокодил поискал глазами Мадлен. Она качалась на розовом диванчике качелей вместе с Жаки, продолжая, видно, прерванный тогда, в зале, разговор.
«Что может быть у них общего? Мне начинает это серьезно не нравиться. Ба-а! Да уж не ревную ли я? А почему бы и нет? Как-никак она моя жена и должна вести себя соответственно!» Роже пошел одеваться. Тихий голубой вечер опускался на сад. Зажгли большие медные плошки, и живой огонь придал мистическую загадочность всей усадьбе.
Старик Вашон все-таки поймал Крокодила. По тому, как хищно, он вцепился в рукав, пиджака, Роже понял — теперь от старика не отделаться.
— Вы мне очень симпатичны, Роже, и я хочу выдать вам одну большую тайну. — Он заговорщически оглянулся по сторонам. — Вы думаете, конечно, что старый Вашон устраивает весь этот велосипедный цирк, заботясь о собственном кармане?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35