В составе команды ребята разные – и по темпераменту, и по характеру, и по взглядам. Но общей, разумеется, кроме футбола, страстью, объединявшей их, была джазовая музыка. Куда бы ни ехали, они тащили с собой любимые пластинки и крутили их с утра до вечера. В короткие свободные минуты рыскали по магазинам, добывая новинки. Роуз знал, что человек десять коллекционируют пластинки всерьез и готовы отдать за «уникальную лепешку» бешеные деньги.
Музыка, по мнению рыжего Майкла, помогала всегда находиться в тонусе и выигрывать. Так время шло за картами, прокручиванием пластинок на транзисторных проигрывателях, сном, мурлыканием «калипсо» и едой. В этой насыщенной программе с трудом, казалось, находилось место для главного – очередного матча.
К соперникам «рейнджерсы» на словах относились в высшей степени наплевательски. А в душе не без помощи старика Марфи трезво судили об их возможностях. Благодаря этому легкомысленная болтовня нисколько не отражалась на игре. Прегг, Майкл и Нед могли, например, утверждать, что «Челси» – команда, похожая на бездарных музыкантов из мюзик-холла, но в действительности считать, что «Челси» в этом году вполне может выйти в финал кубка. Сделав соответствующие выводы, они играли против нее в полную силу.
Вообще с каждой поездкой Дональд убеждался, как много значит менаджер, хороший менаджер. В том, что команда стала такой монолитной, была, несомненно, огромная заслуга Криса Марфи. Он обладал каким-то загадочным средством, помогавшим ему держать дисциплину и оставаться общим любимцем. Он вел себя так, что в команде не было обиженных, хотя поводов для всяких конфликтов в жизни профессиональной команды хоть отбавляй.
Он руководствовался правилом: никогда не пропускать возможности пошутить и покритиковать. Но если все шутки старика Марфи сыпались, как из рога изобилия, на людях, в раздевалке или на тренировочном поле, в автобусе перед игрой или в самолете после матча, то все дисциплинарные замечания или критические разборы проходили только с глазу на глаз в маленькой комнате менаджера.
Марфи презирал людей, которые из делового, рабочего разговора устраивают образцово-показательный процесс. Он предпочитал лучше стократно повторить ту же истину наедине, чем один раз публично обидеть человека.
«Я уважаю игроков, – любил говорить Марфи, – и требую, чтобы они уважали меня как менаджера».
Опыт, накопленный тремя поколениями футболистов в семье Марфи, делал его одним из выдающихся английских менаджеров.
Он жил делами команды, отдаваясь этой жизни целиком. Ему до всего было дело: почему сменил прическу Нед, где поселить команду перед ответственным матчем… Он не упускал из-под контроля ни одной важной мелочи. А таковыми он считал все без исключения.
Однажды, это тоже было в Глазго, ему пришлось дать бой совету директоров, решившему разместить команду в роскошном «Парк Авеню-отеле». Крис предлагал остановиться в небольшом, почти загородном пансионате. Мейсл утверждал, что дешевый загородный отель вредит престижу клуба. Марфи доказывал, что престиж создается не отелем, а игрой команды, а за нее отвечает он, менаджер. Они почти разругались. Но Марфи пришлось отступить.
Не сумев убедить руководство клуба, что в больших отелях, расположенных в центре города, слишком много соблазнов для молодых парней, он занялся воспитанием команды.
Это позволило ему спустя два года открыто заявить, что «нашим ребятам не надо прятаться за угол, чтобы выпить и закурить. Им не приходится вести себя, как школьникам, когда мы останавливаемся в роскошных отелях. Они вольны делать все, что захочется. Но они никогда не злоупотребляют своими привилегиями, которых нет ни в одном клубе. Ребята держатся в норме сами. Это прежде всего в их интересах».
Огромное, строгое по убранству фойе гостиницы «Парк Авеню-отель» в одно мгновение наполнилось шумом и смехом. Администратор знал всех игроков в лицо по прежним визитам и, перебрасываясь с ними солеными шуточками, раздавал ключи от заранее заказанных комнат. Он ни разу не спутал номер и не спросил фамилию, расселяя футболистов по комнатам.
Так же молниеносно, как наполнилось, фойе обезлюдело. Два скоростных лифта растащили команду по этажам. Только Бен Солман остался сидеть в кресле, очевидно поджидая своего дружка Денни Прегга, чтобы вместе побродить по городу или отправиться к местным приятелям.
Дональд решил воспользоваться минуткой и подсел к Бену. Он знал, что до завтрашнего утреннего занятия по тактике никого из игроков не поймает.
– Бен, вчера мне удалось подслушать любопытный разговор двух твоих почитателей.
«Ты видел, что сделал Бен? – спросил один. – Подумать только, его удар справа буквально вспорол сетку ворот. Я не видел подобного со времени Астина. Какое будущее у малого!»
«Да, это был великолепный удар! Но Бен, мне кажется, как-то неохотно шел в штрафную площадь».
«Ты и Стенли Мэтьюза не нашел бы там в такие моменты игры, а ведь Стенли выигрывал матчи!»
Не кажется ли тебе, Бен, что в словах одного из них есть доля истины?
Дональд слишком давно и хорошо знал Солмана. Их дружеские отношения позволяли говорить прямо о том, что составляло трагедию футболиста Солмана: тяжелая психологическая травма, связанная с мюнхенской катастрофой… Может быть, от излечения этой травмы зависела карьера такого таланта, как Бен Солман. По крайней мере спортивная печать уже подметила – с Солманом творится что-то неладное.
– Ты же знаешь, Дон, что тот парень прав… Как, впрочем, знаю об этом и я… Но ничего не могу с собой поделать…
Дональд не надеялся, что Бен, курчавый великан с покладистым нравом, сразу заговорит откровенно. Но думал, что сумеет дружеской, ненавязчивой беседой помочь Солману вновь обрести себя и стать тем Беном, которым был до Мюнхена.
Его открыл Марфи ровно за год до катастрофы и сразу же ввел в игру. Двадцатилетний левый инсайд тогда пришелся «рейнджерсам» как нельзя кстати. В тот год он был только одним из молодых, подававших надежды. Шутили, что Бен более милый парень за воротами, чем на поле. Он не хватал звезд с неба, заняв место в составе одиннадцати «Манчестер Рейнджерс». Но, забив два гола из трех в полуфинальном матче на кубок в Белграде, он был едва ли не самым популярным игроком команды, когда она садилась в тот роковой самолет.
И вот теперь специалисты гадают: «Что ждать от Солмана?» И сомнение перерастает в проблему – ждать от клуба краха или славы?
– Мне кажется, – помолчав, заговорил Бен, – что я прожил свое, уложившись в двадцать один год. После мюнхенского падения я видел мертвыми слишком много дорогих мне людей. Прошли недели, Дон… Я вернулся на поле. Но, похоже, навсегда потерял веру в себя, потерял вкус к игре…
Когда я лежал рядом с грудой исковерканного металла под падающим с неба мокрым снегом, мне казалось, что все хорошо. Главное, что я остался жив. Но это далеко не так… Такие вещи, как Мюнхен, очевидно, не проходят бесследно…
На мюнхенском поле я оставил качества, с потерей которых лишился симпатии зрителей и дал повод журналистам говорить о моем падении.
Но не в этом моя самая страшная потеря, Дон. Ужасно, что я остался без своих покровителей по команде, без старших друзей… Без Дункана, без Дэвида, без Майкла… Они тянули меня и всегда подсказывали, что делать на поле. Они слишком рано оставили меня одного. – Бен собрался с духом и все-таки закончил мысль: – И я растерялся… На мои плечи легла вся тяжесть ответственности за команду. Я стал ветераном, оставшись мальчишкой, Дон. И в этом трагедия. Марфи понимает меня. Но мы, кажется, оба бессильны что-либо сделать. Я слишком изменился с того момента, как был вынесен из самолета с израненными ногами и руками. Я был совершенно беспомощным, когда вышел на поле в новом составе «Манчестер Рейнджерс». Там, где я всегда был быстр, стал медлителен, где требовалось нервное возбуждение, оказывался непростительно спокойным.
– Не все уж так пессимистично, Бен, как ты нарисовал. – Дональд дружески улыбнулся Солману, похлопывая его по колену. Он был уже не рад, что затеял этот разговор. – Согласен, случившееся не так легко забудешь. Но у тебя были и успехи в эти годы. Вспомни матч сборной Англии против Шотландии, когда ты играл инсайда. Вспомни, как ты вогнал мяч, выданный с края. Вратарь шотландцев Томми Ягер честно признался, что ему не приходилось видеть более хлесткого и точного удара.
– Я помню, Дон, ты написал тогда много теплых слов обо мне. Спасибо. Я не сомневаюсь, что ты меня понимаешь… Ты видел Мюнхен своими глазами и почти пережил его, как и я…
– Нет, Бен, я был всего лишь зрителем. Впрочем, это тоже неверно. Я действительно пережил Мюнхен. Но жизнь идет… Ты двигаешь своими длинными ногами и забиваешь голы. Твоя игра нравится тысячам – и это главное. А на выпады таких, как президент «Элертона» Джордж Лоорес, можешь наплевать. Советую тебе разборчивее относиться к критике. Ведь есть критика, а есть просто критиканство. Глупо оценивать игру футболиста не по его реальным возможностям, а исходя из собственных пожеланий. Он говорит, что ты играешь сейчас не так, как надо. Но уверяю, что многие пойдут на «Уэмбли», если мы пробьемся в финал, только затем, чтобы посмотреть на тебя…
– Спасибо, Дон… Ты всегда думал обо мне лучше, чем я есть.
Бен, крякнув, вытянул ноги. Потом равнодушно посмотрел на девицу, которая делала все, чтобы ее заметили.
– Мне очень понравилась твоя игра со сборной Португалии. Правда, бросалась в глаза вялость. Но зато ты забил два таких мяча! Один буквально обогнул вратаря, другой – как гвоздь, точно влетел под перекладину. Мне думается, Бен, ты пойдешь дальше, чем мог шагнуть Дункан Тейлор…
Солман устало улыбнулся.
– Ты очень хороший парень, Дон. После разговора с тобой действительно кажешься себе лучше…
На этом разговор оборвался. Солман сидел, уставившись в одну точку. О чем он думал? О темных улочках вдоль кирпичной стены, которая окружает спортивную базу в родном Ашингтоне, где он остался идолом местных мальчишек? Или вспомнил госпиталь после катастрофы? Кровати – одна подле другой. В головах тусклые лампы на никелированных штативах. Белое белье… Белые стены… Белые одеяла…
Дональд распрощался с Беном и отправился в свой номер. Это была та же комната, в которой Роуз останавливался четыре месяца назад.
Когда он вдохнул какой-то холодный, казенный воздух номера, такой воздух присущ только гостиницам, и огляделся, ему показалось, что он лишь вчера ушел отсюда в гости и вот сегодня вернулся домой. Роуз легко привыкал к любому жилью, очевидно, как и всякий человек, много ездивший.
Он хотел сесть и поработать, но потом передумал и, разобрав постель, нырнул под теплое шерстяное одеяло.
10
Только утром Дональд оценил по достоинству свое вчерашнее решение не работать. Он хорошо выспался и чувствовал себя бодрым.
Поправив короткие спортивные трусики (Дональд не любил современное мужское белье, рассчитанное на неженок), он лег на живот. С удовольствием погрузив ладони в ярко-желтый пушистый ковер у кровати, Дональд десяток раз отжался на руках от пола. Приятно заломило лопатки. Сделав два-три упражнения для брюшного пресса, Дональд пропрыгал в ванную комнату, в каждом прыжке имитируя удар головой по мячу. И неожиданно замер перед огромным зеркалом, укрепленным на внутренней стороне двери.
Перед ним стоял атлетически сложенный, среднего роста и возраста мужчина. Зачесанные назад белокурые волосы. Худое, продолговатое лицо с резким подбородком. Глубоко посаженные глаза. Нос с горбинкой, отмеченной небольшим шрамом… Тонкие черты лица как-то не очень вязались с тяжелым торсом и мясистыми ногами футболиста, изъеденными синими вздутиями вен.
Едва Дональд вышел из ванной, как позвонил Марфи.
– Дональд?! Доброе утро. Придется отменить нашу встречу, о которой договорились вчера. Уинстон Мейсл намерен провести пресс-конференцию сразу же после обеда.
– Почему он вдруг надумал?
– Не знаю. Очевидно, позвонит и объяснит все сам.
Едва Марфи повесил трубку, как раздался повторный звонок, и теперь уже голос Мейсла пожелал ему доброго утра.
Дональд, я хотел бы попросить вас зайти ко мне на минутку, если не возражаете. Очень нужна была бы ваша помощь. Кстати, если еще не завтракали, перекусим вместе.
Сменив пижаму на теплые брюки в клетку и сероватый, такой же теплый джемпер, Дональд спустился в номера «люкс». «003» занимал Уинстон Мейсл.
Когда Дональд вошел к нему, маленький столик у окна уже был сервирован на две персоны и официант, открыв пиво, разливал его в фужеры.
Стол был слишком обильным для первого завтрака. Роуз прекрасно знал, что Мейсл сам ничего не будет есть, кроме бутерброда и пары чашек крепкого кофе. Так Мейсл прекрасно знал, что Дональд всегда любил покушать.
– Дональд, совет директоров решил провести пресс-конференцию для шотландских журналистов. Небольшую встречу в духе наших ежегодных журналистских собраний. Надо пригласить на нее всех приехавших на матч.
Мейсл имел в виду пресс-конференции, его детище, которые ежегодно проходили перед открытием сезона. Они не пользовались особой популярностью у журналистов, пока там подавали чай, хотя и отличный, и не уступающие ему бисквиты из кондитерской «Беккер».
По совету Дональда в зал стали выносить столики с более крепкими напитками. И, Роуз мог сказать твердо, ни один журналист Манчестера, пишущий о спорте или им интересующийся, не пропускал таких собраний. Дональд подумал, что неплохо бы сохранить этот обычай и здесь, в Глазго.
– Чай и на сегодня отменяется… – как бы угадав ход мыслей Роуза, проговорил Мейсл. Эта способность читать чужие мысли не то чтобы пугала Роуза, но как-то неприятно действовала на него.
– Прошу вас заняться вместе с Марфи организацией этой полезной для клуба встречи. Расходы пусть не смущают. Главное, чтобы пресса осталась довольна. А ее запросы и интересы вы знаете лучше меня.
Марфи я уже отдал соответствующие распоряжения. Ресторан обеспечит всем необходимым. Меня волнует другое. Для вас, Дональд, это тоже не секрет: будут спрашивать о предстоящем процессе. Поскольку вы еще не определили своего отношения к нему окончательно, прошу все подобные вопросы переадресовывать мне. Надеюсь, вы не откажетесь председательствовать на пресс-конференции?
«Что это, снова проверка? Стоит ли сейчас лезть на рожон и открывать карты перед Мейслом, признаваясь, что я именно окончательно определил свое отношение к процессу?»
Дональд решил воздержаться от лишней стычки с Мейслом и только кивнул:
– Хорошо, я проведу конференцию. А все ответы на такие вопросы вам, конечно, разумнее взять на себя. Мне, пожалуй, трудно будет найти убедительные доводы в пользу намеченного процесса.
И чтобы несколько смягчить впечатление от слишком резкого ответа, который можно было истолковать по-своему, добавил:
– Я пока недостаточно хорошо знаком со всеми обстоятельствами дела…
Однако от Мейсла не укрылась интонация, с которой ответил Роуз, и он испытующе посмотрел на собеседника. Тот спокойно выдержал взгляд президента, думая совсем о другом.
«А если натравить Берта Трантмана? И свести пресс-конференцию к разговору о процессе? Можно будет слегка встряхнуть Уинстона, Берт – мастер на такие штучки. Узнаем кое-что новое или прощупаем по крайней мере почву под ногами Мейсла. Думаю, он стоит не так уж твердо».
Берта он знал давно. Они сблизились, когда в Англию приезжала сборная ФРГ. Берт, немец по национальности, уже был вычеркнут из списка лучших вратарей Европы. Через два года ему пришлось оставить и ворота своего клуба.
В тот вечер накануне приезда гостей Берт сказал о своем подозрении, что его не поставят против немцев. Он очень переживал, но поделать ничего не мог. Лишь пришел на стадион за день перед игрой сборных. Побродив по полю, стал в ворота. Они были еще без сеток… Украдкой погладил ладонями штанги. И вот тогда, наверно, окончательно потерял надежду играть на следующий день, хотя руководство еще не вынесло своего решения. Предчувствие не обмануло его…
Конец завтрака Роуз и Мейсл проговорили о пустяках и больше не возвращались к разговору о предстоящей пресс-конференции.
Поднявшись к себе, Дональд «сел на телефон».
Он обзвонил все редакции и знакомых журналистов, приглашая их сегодня перед матчем на небольшой прием в отеле и сообщая, что желающие смогут потом поехать на стадион в специальном автобусе, который будет заказан для прессы.
Покончив с приглашениями, он дозвонился Трантману и сказал, что у него есть к нему дело, связанное с процессом. Тот обещал прибыть за час до открытия пресс-конференции и переговорить обо всем подробно.
Но Берт опоздал и явился перед самым началом. Роуз успел лишь перекинуться с ним парой слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31