Садилось солнце, когда Около, уцепившись за лавы крикнул сиплым голосом:

Ц Есть, держу! Дайте дух перевести.
Около с трудом вылез на берег, осторожно положил к ногам Наденьки круглу
ю коробку и рухнул на землю обхватив ладонями голову.
Ц Фу как ломит, спасу нет, Ц пробормотал он.
Наденька подняла с земли рубашку и накрыла сутулую спину Около, потом ки
нула на меня быстрый холодный взгляд, нахмурилась и прошептала:
Ц Спасибо, Около.
Он даже не пошевельнулся, только сильнее стиснул ладонями голову.
С утра я помогал Наденьке сушить киноленту. Коробки сильно подмокли, и мы
провозились весь день.
Вечером состоялась премьера «утопленницы». Картина оказалась настольк
о плохой, что и самые невзыскательные апалёвские зрители в один голос за
явили: «Уж лучше б ее и не вытаскивать».
После кино были танцы. Начались они вяло и скучно. Наденька была расстрое
на, ей хотелось домой, но дополнительная нагрузка завклубом обязывала ее
остаться. Она машинально ставила пластинку за пластинкой, что попадет п
од руку, и вдруг в тесном бревенчатом клубе неожиданно зазвенела колокол
ьчиком шопеновская соната. Кто-то из парней запротестовал, его поддержа
ли девчата, но глухой утробный бас Около перекрыл всех:
Ц Молчать и слушать…
Около сидел в простенке меж окон, упираясь локтями в колени и по-бычьи сог
нув шею. Слушал ли он или просто позировал, но только он не шевелился и туп
о смотрел в пол. Наденька слушала полузакрыв глаза. Она в эту минуту была н
а редкость обаятельна: серая широкая юбка и белая легкая кофточка скрады
вали ее худобу, по усталому и плосковатому лицу словно лился мягкий, тепл
ый свет, и оно было печально-кротким. Зал внезапно зашевелился, закашлял.
Лицо у Наденьки мгновенно потухло, вытянулось. Я оглянулся. В дверях стоя
ла незнакомая девушка, кокетливо отставив в сторону ножку и покачиваясь
. Желтая кофточка с черными полосами туго стягивала грудь. Короткая юбка
висела над ее коленями парашютом.
Радиола продолжала играть. Нежная, прозрачная и неутешно-печальная музы
ка рассказывала о чем-то неповторимо прекрасном, безвозвратно ушедшем.
А все смотрели на незнакомку, и Около, и Наденька тоже. Девушка, ничуть не с
мущаясь, прошла в передний угол села, разбросав по скамейке юбку, вынула з
еркальце и подкрасила губки.
Наденька поставила затертую, как подошва у старой галоши, пластинку. С ши
пением и скрипом завыла радиола. Лениво, как бы нехотя, поднялся Около, под
ошел к девушке и взял ее за руку. Она гневно вскинула на него глаза и попыт
алась вырвать руку. Около слегка потянул девушку, и она покорно повисла у
него на шее.
Танцевал Около легко и плавно. На все танцы подряд он выбирал только деву
шку в полосатой кофте. Наденька завела дамский вальс. Девчата бросились
нарасхват приглашать Около. Но он всем отказал и уныло просидел весь тан
ец.
В клуб ввалился пьяный Аркадий Молотков. Размахивая кулаками, разогнал в
сех по углам, сел на пол вынул из кармана губную гармошку и визгливо заигр
ал «Семеновну». Около некоторое время благодушно наблюдал за ним, потом
пятерней сгреб Аркадия за волосы и потащил на улицу. По крутым ступенька
м крыльца Аркадий покатился колесом, выбивая головой и пятками дробную ч
ечетку. Во время суматохи Наденька исчезла.
Гулянка продолжалась. Около танцевал беспрерывно, и все с незнакомкой…

Я уже собирался уходить, когда вбежала Наденька. Лицо у нее от возбуждени
я покрылось красными пятнами, глаза лихорадочно горели. Черное бархатно
е платье с глубоким вырезом болталось на ее нескладной фигуре как на шес
те. На голове лепилась широченная соломенная шляпа с обвислыми полями. Р
азмашисто вихляясь, Наденька обошла зал клуба и села, закинув ногу на ног
у, потом вскочила, подбежала к радиоле и поставила дамское танго. Меня охв
атил стыд, словно я сделал какую-то гадость… и я быстро вышел.

Все проходит

Проходит лето. Последние августовские дни жаркие пыльные; ночи Ц темные
, душные. Но осень уже осторожно подкрадывается.
В низинных лугах туманы висят до полудня. По бурым сжатым полям ползают т
ракторы, а за ними, выискивая червей, стаями бродят грачи. Черные леса с го
лубыми прогалинами стоят молчаливые и грустные. Птицы уже не поют, лишь и
зредка пересвистываются или тревожно вскрикивают. Ольха сворачивает л
истья в цигарку; зеленые подолы молодых берез опоясывает желтая кайма. А
кация под нашим окном сморщилась, наполовину осыпалась и торчит, как обш
арпанный веник Ирина Васильевна все чаще и чаще жалуется на ломоту в ног
ах и пояснице. По вечерам она заваривает огромную бочку сосновой хвои с м
уравьями и подолгу сидит в ней.
Мы с Алексеем Федоровичем ходим в лес разорять муравейники. Ходить с ним
одна морока. Но Ирина Васильевна настойчиво каждый раз навязывает мне ст
арика «порастрястись». До леса и версты не будет. С лопатой и мешком за пле
чами мы топаем по укатанной мягкой дорожке. Алексей Федорович шаркает ре
зиновыми подошвами сандалий, а за ним тянется длинный хвост пыли.
Ц Что же ты ног не поднимаешь, Алексей Федорович?
Ц Чтоб не упасть, Ц отвечает он и широко улыбается.
В лесу тихо, грустно и отрадно… Пахнет грибами малиной и прелью. Под старо
й, затекшей смолой елью находим муравейник. Муравьи, чуя беду, беспокойно
суетятся. Один уже успел забраться Алексею Федоровичу за воротник и боль
но укусить.
Ц Вот ведь мелкая букаха. А тоже так и норовит зло сорвать, Ц философств
ует Алексей Федорович, разглядывая пойманного муравья.
Разворачиваю лопатой кучу, в нос ударяет резкий кисловатый запах муравь
иного спирта. Алексей Федорович возмущенно ругается. Мне каждый раз прих
одится объяснять старику, что муравейник необходим для лечения ног его «
бабы», Ирины Васильевны. Ссыпав муравейник в мешок, идем обратно.
В тот день я решил отправить Алексея Федоровича с мешком одного. Вывел ег
о на дорогу, а сам пошел на кладбище. Оно находилось в стороне, на пригорке,
в круглой березовой роще. Давно я собирался туда сходить, но все откладыв
ал со дня на день.
Я люблю сельские кладбища за их запущенность и легкую грусть. Их редко по
сещают. Мимоходом колхозница завернет, тихо поплачет над родной могилко
й, потом вытрет слезы, облегченно вздохнет и пойдет по своим делам. Мужчин
ы вообще сюда не ходят. Зато для ребятишек кладбище Ц веселый уголок: зде
сь они играют в прятки, гонят из берез «соковку», собирают землянику и гри
бы. Апалёвское кладбище не было исключением. С одной стороны к нему примы
кало засеянное льном поле, с другой Ц заливной луг Итомли. Могилы разбро
саны как попало, большинство без оград и без крестов.
Я сел на плоский камень и задумался. Сквозь высокие заросли иван-чая мне в
идно поле. Трактор таскает теребилку, а за ним желтым половиком стелется
лен. Колхозницы, высоко подоткнув юбки, подхватывают лен и вяжут в тугие с
нопы. Они приближаются к кладбищу и, дойдя до конца поля, садятся на меже, ш
агах в пяти от меня, и заводят свой интимный женский разговор.
Ц Ой, Ритка, Ц охает высокая, мосластая женщина, Ц опять тяжела. Что это
ты зарядила кажинный год?
Ц Уж больно мне эта работа по душе пришлась тетка Марья, Ц весело отвеч
ает полная красивая молодуха.
Бабы дружно хохочут и несут такое Ц уши вянут. А встать и уйти неловко. Ув
идят Ц осрамят на весь колхоз.
Ц Что это наша невеста притихла? Ленка, ты чего это надулась как пузырь?
Ц А ну вас в рай, Ц отмахивается Ленка, известная в Апалёве как самая стр
огая вдова.
Ц Ты расскажи нам, как жених от тебя на второй день сбежал, Ц продолжает
приставать Марья. У нее страсть Ц завести человека, а потом со стороны на
блюдать и злорадно усмехаться. И нет ничего проще, как завести Ленку: с пол
-оборота заводится.
Ленка злобно сдвигает острые, как ножи, брови и цедит сквозь зубы:
Ц Дура мослатая… Не ушел Ц сама выгнала. И не на второй день, а в ту же ноч
ь.
Ц Да ну! Ц вскрикивает Милка Шутова, острая на язык срамница. Ц Аль нику
дышный оказался?
Ц А на что мне мужик несамостоятельный, пьяница, Ц мрачно отвечает Ленк
а.
Ц А вот я знаю новую байку. И не придумаешь такой, Ц вкрадчиво проговори
ла Марья и хихикнула.
Бабы тесно окружили ее.
Ц Только молчать, Ц предупредила Марья и что-то прошептала.
Бабы наперебой закричали:
Ц Надьку Кольцову?!
Ц Около?!
Ц Чушь городишь, Марья!
Ц Обстругал, бабоньки, вот крест, обстругал. Марья перекрестилась. Ц Вч
ерась вечером в сарае. А накрыла их Зинка Рябова. Ох уж и ругались они…
Ц Надо же подумать. А какую из себя недотрогу скромницу корчила, Ц возм
утилась Ленка.
Ц Не верю я тебе, Марья. Всем известно, не язык у тебя, а помело поганое, Ц с
покойно сказала густобровая, с белым дородным лицом колхозница. Она сиде
ла в стороне и не принимала участия в разговоре.
Словно подхлестнутая, вскочила Милка:
Ц И я не верю. Кому нужна эта пресная вобла?
Ц А ты чем лучше, шлюха бесстыжая, Ц злобно выдавила Ленка.
Милку так и подбросило:
Ц Да неужто хуже?! Ц Она, как молодая кобылица изогнулась и вызывающе то
пнула ногой.
Выходка Милки взорвала баб. Они гуртом набросились на нее и принялись от
читывать на все лады. Милка, не ожидавшая столь дружного напора, растерял
ась сникла и тихо заплакала.
Ц Ты не вой, а скажи, ненасытная, почему ни одного мужика не пропустишь? Ц
размахивая кулаками, наступала на нее Ленка.
Ц Да бесхарактерная я, бабоньки, Ц с отчаянной решимостью заявила Милк
а и заревела дурным голосом.
Бабы брезгливо посмотрели на нее, плюнули и пошли вязать снопы.
Я возвращался домой, и настроение у меня было скверное. Проходя огородам
и, увидел Ирину Васильевну. Она с большой корзиной из ивовых прутьев полз
ала между грядками и собирала огурцы.
Когда я открыл дверь в избу, услышал громкий и сердитый голос Наденьки:
Ц Дура ты, Зинка! Какая ты набитая дура!
Я хлопнул дверью Ц голос Наденьки смолк. Алексей Федорович сидел на кух
не за столом и посасывал из носика заварника холодный спитой чай. Увидев
меня, он смущенно отставил заварник в сторону, вытер усы и спросил:
Ц Где же баба моя? Целый день сижу, а ее все нет.
Я постучал по дощатой перегородке.
Ц Войдите, Ц ответила Наденька.
Она стояла у стеллажа и перебирала книги: вытащит книжку, посмотрит и опя
ть поставит на место. На диване сидела Зина Рябова. Как они не походили дру
г на друга! Если природа сшила Наденьку наспех, резко и угловато, то над Зи
ной она любовно потрудилась, придав ее формам легкость и плавность. Голо
ва у Зины была кудрявая, щеки полные, губы пухлые и сочные. Ее круглые, с бол
ьшими чистыми белками глаза никуда не звали, ничего не просили, не раздра
жались, не восхищались Ц смотрели, да и только.
Как-то Зина, придя к Кольцовым и не застав Наденьки дома, поднялась ко мне
в мезонин. Я писал. Зина поздоровалась и без приглашения подсела ко мне. По
ложив на кромку стола упругие, как мячи, груди и подпирая кулачком подбор
одок, спросила:
Ц И не скучно вам?
Я искоса взглянул на ее припухшие маслянистые губы и подумал: «Наверное,
жирные блины ела».
Ц Не знаю, куда с тоски деваться, Ц пожаловалась Зина и зевнула. Ц А я не
смогла б работать писателем.
Ц Почему?
Ц Да так… Не знаю… Ц Она виновато улыбнулась и покосилась на кровать, н
а перевитые в жгут простыни, на скомканное одеяло.
Ц Давайте я лучше вам кровать застелю. \
Ц Не надо…
Зина усмехнулась, лениво встала, пошла к выходу оглянулась и нехотя закр
ыла за собой дверь. Я хорошо знал мужа Зины, механика колхоза, очень строго
го очень правильного и очень скучного человека…
Наденька продолжала перебирать книги, Зина внимательно разглядывала н
огти. Они были явно смущены.
Наденька вытащила томик Бунина, полистала и подала Зине:
Ц На, почитай.
Зина молча взяла книгу и поспешно вышла.
Невольно подслушанный разговор колхозниц, странное поведение девушек
возбудили у меня любопытство. Но заводить разговор на эту тему было край
не неудобно. Наденька, по-видимому, вовсе ни о чем не хотела разговаривать
: выбежала на кухню, разыскала тряпку и принялась усердно наводить в доме
чистоту.
За окном раздался голос Ирины Васильевны:
Ц Путешественники, где мешок-то с муравьями?
Поиски мешка были долгими. На все вопросы Алексей Федорович отвечал:
Ц Положил куда-то…
У него была страсть все, что лежит под рукой, прибирать и прятать, по посло
вице: «Подальше положишь Ц поближе возьмешь». А спрятав вещь, старик тот
час же о ней забывал. Был случай, когда Алексей Федорович прибрал мой фото
аппарат. Ирина Васильевна неделю потратила на поиски и случайно обнаруж
ила фотоаппарат на печке, в голенище старого валенка.
Мешок с муравьями отыскался в хлеву под кучей соломы.
Поговорить с Наденькой мне так и не удалось в тот день, а утром она уехала
в район. Грязная сплетня переметнулась через Итомлю и поползла по колхоз
у. Судачили и перемывали кости Наденьке во всех бригадах в каждой семье и
только молчали в доме Кольцовых. Ирина Васильевна хмурилась, поглядывал
а исподлобья. Наденька тоже переживала, хотя делала вид, будто ее ничто не
касается, но резкая нервозность и острая подозрительность выдавали ее с
головой.
Около больше не появлялся в доме Кольцовых. Он был по-прежнему весел и бес
печен. Его чувства к незнакомке, внезапно вспыхнув, мгновенно сгорели. Де
вушка в полосатой кофте оказалась племянницей апалёвского бригадира. П
риехав к дядюшке провести отпуск, она недельку поскучала в деревне и ука
тила обратно в город. Ее отъезда даже не заметили. Все мысли и разговоры ве
ртелись вокруг Наденьки. Одни поносили ее, другие Ц Около, нашлись и таки
е, что открыто осуждали Зину Рябову: не к лицу, мол, замужней женщине загля
дывать под чужие подолы.
Прошла неделя-другая, и сплетня постепенно стала меркнуть. С Около все со
шло как с гуся вода. Авторитет Наденьки был навсегда подорван. Кличку «ха
лда» заменила новая Ц «обструганная вековуха». И это доконало Наденьку
. Она повяла: лицо совсем осунулось, подбородок заострился, губы беспреры
вно дрожали. Острая на язык, решительная до дерзости, Наденька превратил
ась в боязливую ходячую тень. Открутив картину, украдкой бежала домой и з
апиралась в своей комнате.
Ирина Васильевна болезненно переживала все это: она внезапно как-то вся
обмякла, ее гордую властность сменила робкая угодливость, в острых, насм
ешливых глазах появилась слезливая жалость. Словно глаза просили и умол
яли: «Ну простите же ее. Мало ли что в жизни случается. Зачем же вы так жесто
ки».
В один из вечеров, когда Наденька, свободная от работы, сидела запершись в
своей комнате, а мы с Ириной Васильевной перебирали крыжовник на варенье
, вошел Около. Подпирая головой притолоку двери, он остановился на пороге,
пригладил ладонью волосы и, уставясь на запыленные носки сапог, буркнул:

Ц Здрасьте…
Ирина Васильевна ничего не ответила и, схватив из решета горсть крыжовни
ка, стала торопливо бросать ягоду за ягодой в плоское эмалированное блюд
о. Лицо Около Ц мрачное, усталое, с черным пятном мазута у виска Ц болезн
енно перекосилось.
Ц А Надежда Михайловна дома? Ц спросил Около и переступил с ноги на ног
у.
Рука у Ирины Васильевны задрожала, крыжовник посыпался на пол.
Ц Извините, коли так. Ц Около тяжко вздохнул, нахлобучил до ушей кепку и
толкнул дверь.
Ирина Васильевна вскочила:
Ц Да куда же ты… погоди… экий нетерпеливый. Она беспомощно оглянулась н
а меня и потянула Около за рукав: Ц Дома она, дома…
Около прошел боком мимо Ирины Васильевны в комнату Наденьки. Старушка пл
отно закрыла за ним дверь, нагнулась ко мне и прошептала:
Ц А ты иди к себе в мезонин. И я уйду. Пусть они поговорят. Их дело. Бог даст,
и уладят. Иди, иди в мезонин-то.
Корявая, медноликая луна тускло и холодно освещала мою тесную каморку. Я
подвинул стул к окну и опершись подбородком на подоконник, прижался к ст
еклу лбом. На улице царствовала чуткая тишина. Только циркал сверчок, да н
удно верещала в объятиях паука муха. Донесся гулкий отрывистый выхлоп дв
ижка, на секунду движок смолк, потом сухо закашлял и, откашлявшись, ворчли
во зарокотал и застукал.
Хлопнула калитка, под окнами зашаркали грузные шаги Около. На меня напал
о странное забытье. Мне урывками снились то Наденька, то Около, то Ирина Ва
сильевна, то все вместе; и тут же стоял Алексей Федорович, улыбался ласков
о, снисходительно, как будто жалел всех и понимал больше всех, что все это
досадные, глупые мелочи, которые постоянно раздражают нас и мешают жить.
Когда я очнулся, то понял, что не спал а думал долго, упорно и беспорядочно
об этих людях.
1 2 3 4 5