Один из людей Зилича обнаружил, что буквы слов «Хлеба и рыбы» на обеих бортах внедорожника — наклейки и снимаются без труда.
Когда мы уехали, о нашем пребывании напоминали только яркие пятна детской крови на траве да стреляные гильзы. В тот же вечер Зилич разделил доллары. Дал каждому по сотенной. Я отказывался брать, но он настоял, заявив, что я должен взять, чтобы остаться «одним из нас».
Я попытался избавиться от этой сотенной в тот же вечер, расплатившись в баре, но он это увидел и вышел из себя. На следующий день я сказал ему, что возвращаюсь в Белград. Он пригрозил, что найдет меня, изувечит, а потом убьет, если я скажу кому-либо хоть слово.
Мне давно уже известно, что я — не храбрец, и именно мой страх перед ним заставлял меня молчать все эти годы. Ничего я не сказал и англичанину, который задавал мне вопросы летом 1995 года. Но теперь я обрел мир с самим собой и готов давать показания в любом суде Голландии или Америки, пока Господь Бог не заберет меня к себе.
Клянусь его именем, я сказал только правду и ничего, кроме правды.
Написано под мою диктовку в районе Сеняк города Белграда 7 апреля 2001 года.
Милан Раич».
В тот же вечер Следопыт по электронной почте отправил длинное письмо Стивену Эдмонду в город Виндзор, провинция Онтарио, и получил лаконичные инструкции:
«Поезжайте, куда нужно, делайте, что необходимо, найдите моего внука или то, что от него осталось, и привезите домой, в Джорджтаун, США».
Глава 13
Выгребная яма
Мир пришел в Боснию с Дейтонскими соглашениями в ноябре 1995 года, но раны войны никуда не делись, даже не зарубцевались.
Босния никогда не была богатой республикой. Не могла похвастаться ни Далматийским побережьем, привлекавшим туристов, ни месторождениями полезных ископаемых. Испокон веков большинство населения составляли крестьяне, возделывающие не такие уж и большие полоски пахотной земли, зажатые между гор и лесов. Мало кто мог представить себе, что через поколение или два сербы, хорваты и мусульмане вновь смогут жить бок о бок, может, в нескольких милях друг от друга, не отгородившись колючей проволокой, не ощетинившись оружием.
Представители международных сил по поддержанию мира, конечно, много говорили об объединении и укреплении взаимного доверия, но это более всего напоминало попытки собрать упавшего со стены Шалтая-Болтая.
Управлял разделенной на три части республикой уполномоченный ООН, проконсул с практически неограниченной властью, которую утверждал и защищал международный военный контингент. Из всей неблагодарной работы, выпавшей на долю этих людей, взявших на себя роль, которую в цивилизованных странах выполняют политики, самое малоприятное досталось МКППБВ — Международной комиссии по поиску пропавших без вести.
Эффективную работу комиссии обеспечил ее руководитель, бывший английский полицейский, немногословный Гордон Бейкон. Именно МКППБВ пришлось выслушивать сообщения десятков тысяч жителей Боснии о «сгинувших» родственниках и с их заявлениями в одной руке исследовать и эксгумировать сотни мини-захоронений, которые появлялись в Боснии с 1992 года. А уж потом комиссия сопоставляла заявления и останки, чтобы оставшиеся в живых могли, как положено, похоронить своих мертвых.
Процесс идентификации предполагал сверку ДНК, то есть для точной идентификации следовало сделать анализ крови родственника и соскоба с кости трупа. И так уж вышло, что к 2000 году лаборатория, позволяющая наиболее быстро и качественно определить ДНК, находилась не в столице одной из богатых западных стран, а в Сараево. И развернули ее стараниями Гордона Бейкона. Именно к нему и приехал Следопыт через два дня после того, как Милан Раич подписал свои показания.
Везти с собой серба необходимости не было. Раич сообщил, что перед смертью Фадиль Сулейман, работник гуманитарной миссии, сказал своим убийцам, что на этой ферме он родился и вырос. Гордон Бейкон прочитал показания Раича с интересом, но, судя по всему, случай этот не показался ему из ряда вон выходящим.
Ранее он читал сотни аналогичных свидетельств, только обычно писали их немногие выжившие, а не один из убийц, да и, пожалуй, впервые убитым оказался американец. Возможно, последнее побудило его как можно скорее разобраться с делом Коленсо. Он связался с комиссаром МКППБВ в зоне Травника и попросил его оказать всяческое содействие мистеру Грейси. Следопыт провел ночь в свободной спальне дома своего соотечественника, а утром поехал на север.
Дорога в Травник заняла более двух часов, и он прибыл туда к полудню. Предварительно переговорил со Стивеном Эдмондом, и образец крови деда уже летел в Европу из Онтарио.
11 апреля эксгумационная команда выехала из Травника в сопровождении местного проводника. По просьбе Следопыта мулла быстро нашел двух человек, знавших Фадиля Сулеймана, а один из них вызвался показать ферму в горной долине. Он сидел рядом с водителем в головном внедорожнике.
Эксгуматоры взяли с собой защитные костюмы, противогазы, лопаты, кисточки, решета, мешки для вещественных улик, все необходимое в их ужасной профессии.
Ферма практически не изменилась за шесть лет, разве что еще больше заросла. Никто не предъявил на нее претензий: все Сулейманы погибли.
Выгребную яму они нашли без труда. В эту весну дождей выпало меньше, чем в 1995 году, и содержимое ямы более всего напоминало густую глину. Эксгуматоры надели защитные костюмы, а запах, похоже, на них не действовал.
Раич показал, что в день убийства зловонная жижа до краев наполняла яму, а потому, если ноги Рикки Коленсо немногим не доставали до дна, ее глубина равнялась примерно шести с половиной, может, семи футам. В этом году поверхность вязкой смеси находилась в двух футах от уровня земли.
После того как эксгуматоры лопатами выгребли три фута вонючей «глины», комиссар МКППБВ приказал им сменить лопаты на мастерки. Часом позже показались первые кости, после чего в дело пошли скребки и кисточки.
Воздух не проникал в глубины выгребной ямы, так что червей там не было, поскольку последним воздух необходим. И разложение шло за счет ферментов и бактерий.
От мягких тканей не осталось и следа, поэтому череп, появившийся первым, заблестел белым, как только его протерли тряпкой. Нашлись фрагменты кожи от сапог и поясов двух мужчин, металлическая пряжка, несомненно американская, заклепки от джинсов и пуговицы от джинсовой куртки.
Один из эксгуматоров, стоявших на коленях на дне выгребной ямы, поднялся. В руке он держал часы. Семьдесят месяцев контакта с нечистотами ни в коей мере не отразились на надписи на тыльной стороне: «Рикки от мамы. С окончанием школы. 1994».
Детей бросали в яму мертвыми, и на дне они лежали друг на друге или рядом. Время и процесс разложения перемешали кости, но размеры скелетов указывали, что это дети.
Сулеймана тоже сначала убили, так что его скелет лежал на спине, с раздвинутыми ногами, так уж тонуло тело. Его друг стоял у края выгребной ямы, смотрел вниз и молился Аллаху. Он подтвердил, что ростом его бывший одноклассник был в пять футов и восемь дюймов.
Восьмой покойник был выше, за шесть футов. Находился он у самой стены, словно в последний момент пытался вскарабкаться по ней. Кости лежали кучкой, из которой достали и часы, и пряжку ремня. Когда из ямы подняли череп, оказалось, что передние зубы выбиты, как и говорил Раич.
Уже на закате из выгребной ямы достали последнюю детскую косточку. Скелеты мужчин разложили по разным мешкам, детские сложили в один, разобрать их на шесть могли и в городском морге.
Ночевать Следопыт поехал в Витец. Английский военный контингент давно уже вернулся на родину, но он снял комнату в той же школе-гостинице, что и в прошлый раз. Утром вернулся в офис МКППБВ в Травнике.
Гордон Бейкон дал указание местному комиссару выдать майору Грейси останки Рикки Коленсо для транспортировки в Сараево.
Из Онтарио прибыл образец крови. Анализ ДНК провели в два дня. Глава МКППБВ засвидетельствовал, что привезенный из Травника скелет — это все, что осталось от Ричарда «Рикки» Коленсо, уроженца Джорджтауна, США. Требовалось официальное разрешение от ближайших родственников, чтобы передать останки Филипу Грейси, из Андовера, Хэмпшир, Объединенное королевство. Оно прибыло через два дня.
За это время, следуя полученным из Онтарио инструкциям, Следопыт купил гроб в лучшем похоронном бюро Сараева. Скелет положили в гроб и закрепили так, словно в нем лежал целый труп. Потом гроб закрыли. Навсегда.
15 апреля в Сараево приземлился «Грумман-4» канадского магната. Капитан имел при себе все необходимые документы на перевозку гроба. Вместе с гробом Следопыт передал ему и подробный отчет, после чего улетел домой, к зеленым полям Англии.
Стивен Эдмонд встретил самолет в вашингтонском аэропорту имени Даллеса. Прибыл он туда вечером 16 апреля, после дозаправки в Шенноне. На катафалке гроб доставили в похоронное бюро, где он простоял два дня, пока завершалась подготовка к похоронам.
18 апреля погребальная служба прошла на недоступном для многих кладбище Дубовый холм на Эр-стрит в северо-западном Джорджтауне. Отпевал Рикки католический священник. Мать юноши, миссис Энни Коленсо, урожденная Эдмонд, тихонько плакала, стоя рядом с мужем, который обнимал ее за плечи. Профессор Коленсо тоже то и дело вытирал глаза и поглядывал на тестя, словно не знал, что делать, и спрашивал совета.
Восьмидесятиоднолетний канадец в темном костюме стоял, как скала, глядя вниз, на гроб своего внука. Он не показал отчет Следопыта ни дочери, ни зятю, и уж тем более они понятия не имели о показаниях Милана Раича.
Стивен Эдмонд сообщил им, что нашелся случайный свидетель, который видел в долине черный «Лендкрузер», в результате чего и удалось найти два тела. Но ему пришлось сказать, что их убили и закопали в землю. Иначе он бы не смог объяснить, почему тела обнаружили только через шесть лет после убийства.
По завершении службы все отошли от могилы, чтобы рабочие могли ее засыпать. Миссис Коленсо подбежала к отцу, обняла, уткнувшись лицом в его рубашку. Он смотрел на нее сверху вниз и гладил по голове, словно она была маленькой девочкой и чего-то испугалась.
— Папа, кто бы ни сделал такое с моим ребенком, я хочу, чтобы его поймали. Не убили на месте. Я хочу, чтобы он до конца жизни каждое утро просыпался в тюрьме, зная, что он никогда не выйдет на свободу. И я хочу, чтобы он знал, что сидит в тюрьме за хладнокровное убийство моего ребенка.
Старик уже и сам принял такое решение.
— Возможно, мне придется сдвинуть небо, — прорычал он, — возможно, придется перевернуть ад. Но, если возникнет такая необходимость, я это сделаю.
Он отстранился от нее, кивнул профессору и зашагал к лимузину. Когда они выезжали из ворот кладбища на Эр-стрит, он снял трубку с консоли и набрал номер. Где-то на Капитолийском холме ему ответил голос секретаря.
— Соедините меня с сенатором Лукасом, — попросил Стивен Эдмонд.
Старший сенатор от штата Нью-Хэмпшир просиял, когда услышал, кто ему звонит. Дружба, родившаяся во время войны, может длиться или час, или всю жизнь. Стивен Эдмонд и Питер Лукас дружили все пятьдесят шесть лет, прошедшие с того весеннего утра, когда они сидели на английской лужайке и оплакивали молодых людей, которые родились в их странах, но уже никогда не вернутся домой. Такая дружба делает людей братьями.
И каждый знал, что вывернется наизнанку, чтобы выполнить просьбу друга. На этот раз с просьбой обратился канадец.
Среди прочего, гениальность Франклина Делано Рузвельта заключалась и в том, что он, будучи убежденным демократом, находил дело талантливым людям независимо от их партийной принадлежности. Вот и после Перл-Харбора он вызвал консервативного республиканца, сорвав его с футбольного матча, и попросил его организовать Управление стратегических служб.
Генерал Уильям «Дикий Билл» Донован, сын ирландских иммигрантов, в Первую мировую войну командовал 69-м полком, который сражался на Западном фронте. После войны, будучи юристом по образованию, при президенте Герберте Гувере занимал пост заместителя Генерального прокурора, потом долго работал на Уолл-стрит. Но Рузвельта интересовало не юридическое мастерство, а боевитость генерала — качество, необходимое для того, чтобы создать впервые в США зарубежную разведывательную службу и подразделение спецназа.
Старый вояка сразу же взялся за дело. Собрал вокруг себя умных, имевших отличные связи молодых людей. Непосредственными его помощниками стали Артур Шлезингер, Дейвид Брюс, Генри Хайд.
Питер Лукас, родившийся в богатой, привилегированной семье, которая жила на Манхэттене, а летом уезжала на Лонг-Айленд, учился на втором курсе Принстона, когда японцы разбомбили Перл-Харбор. Он тут же собрался в армию, но отец ему запретил.
В феврале 1942 года молодой человек, не послушав отца, ушел из колледжа, желание учиться пропало напрочь. Попытался найти применение своим силам. Решил стать летчиком. Даже взял несколько частных уроков, но выяснилось, что на высоте его мутит.
В июне 1942 года УСС начало работу. Питер Лукас предложил свои услуги, и его взяли. Он уже видел, как с зачерненным лицом, ночью, прыгает на парашюте во вражеском тылу. Вместо этого ему пришлось ходить на банкеты. Генералу Доновану требовался первоклассный помощник, умный и умеющий вести себя в высшем свете.
Агенты УСС принимали активное участие в подготовке высадки войск союзников на Сицилии и в Салерно, и Питер Лукас умолял отпустить его на передовую. Ему предложили набраться терпения. Он оказался в положении мальчишки, которого привели в магазин сладостей и посадили в стеклянную клетку. Он все видел, но ни к чему не мог притронуться.
Наконец он выставил генералу ультиматум: «Или я сражаюсь под вашим началом, или ухожу в воздушный десант».
Никто не говорил с «Диким Биллом» Донованом языком ультиматумов, но он смотрел на молодого человека и, возможно, видел себя, каким был лет тридцать тому назад.
— Согласен и на первое, и на второе, только в обратном порядке, — ответил он. — Сначала стань десантником.
Перед Донованом открывались все двери. Питер Лукас сбросил ненавистный штатский костюм и отправился в Форт-Беннинг, где, пройдя ускоренный трехмесячный курс обучения, стал вторым лейтенантом воздушно-десантных войск.
Когда союзники высадились в Нормандии, он все еще учился в парашютной школе. Закончив ее, явился к генералу Доновану со словами: «Вы обещали».
И одной холодной осенней ночью Питер Лукас с зачерненным лицом выпрыгнул с парашютом за линией фронта в Северной Италии. Там ему пришлось сражаться бок о бок и с итальянскими партизанами, убежденными коммунистами, и с бойцами английского спецназа, которые выполняли свой долг, не задумываясь о партийной принадлежности.
Холодную осень 1944 года он пережил в горах и практически до конца войны оставался целым и невредимым. Но в марте 1945 года он и еще пятеро агентов УСС нарвались на отступающую группу эсэсовцев. В завязавшемся бою он получил две пули из «шмайсера» в левые руку и плечо.
Они находились в безлюдных местах, морфия у них не было, и прошла неделя, прежде чем они вышли к передовой английской части. Ему сделали операцию в полевом госпитале, как могли, обработали раны, накачали морфием, на носилках занесли на борт «Либерейтора» и отправили на лечение в лондонский госпиталь.
А когда раны достаточно зажили, перевели в санаторий для выздоравливающих на побережье Сассекса. Вот так он оказался в одной комнате с канадским военным летчиком, у которого были сломаны ноги. Коротая время, они играли в шахматы.
По окончании войны Питер Лукас демобилизовался, вернулся к мирной жизни. Поступил на работу в фирму отца, со временем возглавил ее, стал известным человеком в финансовом мире, а в шестьдесят лет решил податься в политику. Баллотировался в сенаторы штата Нью-Хэмпшир от республиканской партии, стал им, потом переизбирался еще трижды, дождавшись наконец появления в Белом доме президента-республиканца.
Услышав, кто звонит, он попросил секретаря ни с кем его не соединять, и мгновением позже голос Питера Лукаса раздался в салоне лимузина, который находился в десяти милях от Капитолийского холма:
— Стив. Как приятно тебя слышать. Где ты?
— В Вашингтоне. Питер, мне нужно с тобой увидеться. По серьезному делу.
Уловив настроение друга, сенатор перешел на деловой тон:
— Конечно, дружище. Когда поговорим?
— За ленчем. У тебя получится?
— Отменю все встречи. Подъезжай в «Хей Адамс». Поговорим за моим столиком. Там спокойно. В час дня.
Они встретились в вестибюле. Когда сенатор вошел в дверь, канадец уже ждал его.
— У тебя был такой серьезный голос, Стив. Что случилось?
— Я ехал с кладбища в Джорджтауне. Только что похоронил моего единственного внука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Когда мы уехали, о нашем пребывании напоминали только яркие пятна детской крови на траве да стреляные гильзы. В тот же вечер Зилич разделил доллары. Дал каждому по сотенной. Я отказывался брать, но он настоял, заявив, что я должен взять, чтобы остаться «одним из нас».
Я попытался избавиться от этой сотенной в тот же вечер, расплатившись в баре, но он это увидел и вышел из себя. На следующий день я сказал ему, что возвращаюсь в Белград. Он пригрозил, что найдет меня, изувечит, а потом убьет, если я скажу кому-либо хоть слово.
Мне давно уже известно, что я — не храбрец, и именно мой страх перед ним заставлял меня молчать все эти годы. Ничего я не сказал и англичанину, который задавал мне вопросы летом 1995 года. Но теперь я обрел мир с самим собой и готов давать показания в любом суде Голландии или Америки, пока Господь Бог не заберет меня к себе.
Клянусь его именем, я сказал только правду и ничего, кроме правды.
Написано под мою диктовку в районе Сеняк города Белграда 7 апреля 2001 года.
Милан Раич».
В тот же вечер Следопыт по электронной почте отправил длинное письмо Стивену Эдмонду в город Виндзор, провинция Онтарио, и получил лаконичные инструкции:
«Поезжайте, куда нужно, делайте, что необходимо, найдите моего внука или то, что от него осталось, и привезите домой, в Джорджтаун, США».
Глава 13
Выгребная яма
Мир пришел в Боснию с Дейтонскими соглашениями в ноябре 1995 года, но раны войны никуда не делись, даже не зарубцевались.
Босния никогда не была богатой республикой. Не могла похвастаться ни Далматийским побережьем, привлекавшим туристов, ни месторождениями полезных ископаемых. Испокон веков большинство населения составляли крестьяне, возделывающие не такие уж и большие полоски пахотной земли, зажатые между гор и лесов. Мало кто мог представить себе, что через поколение или два сербы, хорваты и мусульмане вновь смогут жить бок о бок, может, в нескольких милях друг от друга, не отгородившись колючей проволокой, не ощетинившись оружием.
Представители международных сил по поддержанию мира, конечно, много говорили об объединении и укреплении взаимного доверия, но это более всего напоминало попытки собрать упавшего со стены Шалтая-Болтая.
Управлял разделенной на три части республикой уполномоченный ООН, проконсул с практически неограниченной властью, которую утверждал и защищал международный военный контингент. Из всей неблагодарной работы, выпавшей на долю этих людей, взявших на себя роль, которую в цивилизованных странах выполняют политики, самое малоприятное досталось МКППБВ — Международной комиссии по поиску пропавших без вести.
Эффективную работу комиссии обеспечил ее руководитель, бывший английский полицейский, немногословный Гордон Бейкон. Именно МКППБВ пришлось выслушивать сообщения десятков тысяч жителей Боснии о «сгинувших» родственниках и с их заявлениями в одной руке исследовать и эксгумировать сотни мини-захоронений, которые появлялись в Боснии с 1992 года. А уж потом комиссия сопоставляла заявления и останки, чтобы оставшиеся в живых могли, как положено, похоронить своих мертвых.
Процесс идентификации предполагал сверку ДНК, то есть для точной идентификации следовало сделать анализ крови родственника и соскоба с кости трупа. И так уж вышло, что к 2000 году лаборатория, позволяющая наиболее быстро и качественно определить ДНК, находилась не в столице одной из богатых западных стран, а в Сараево. И развернули ее стараниями Гордона Бейкона. Именно к нему и приехал Следопыт через два дня после того, как Милан Раич подписал свои показания.
Везти с собой серба необходимости не было. Раич сообщил, что перед смертью Фадиль Сулейман, работник гуманитарной миссии, сказал своим убийцам, что на этой ферме он родился и вырос. Гордон Бейкон прочитал показания Раича с интересом, но, судя по всему, случай этот не показался ему из ряда вон выходящим.
Ранее он читал сотни аналогичных свидетельств, только обычно писали их немногие выжившие, а не один из убийц, да и, пожалуй, впервые убитым оказался американец. Возможно, последнее побудило его как можно скорее разобраться с делом Коленсо. Он связался с комиссаром МКППБВ в зоне Травника и попросил его оказать всяческое содействие мистеру Грейси. Следопыт провел ночь в свободной спальне дома своего соотечественника, а утром поехал на север.
Дорога в Травник заняла более двух часов, и он прибыл туда к полудню. Предварительно переговорил со Стивеном Эдмондом, и образец крови деда уже летел в Европу из Онтарио.
11 апреля эксгумационная команда выехала из Травника в сопровождении местного проводника. По просьбе Следопыта мулла быстро нашел двух человек, знавших Фадиля Сулеймана, а один из них вызвался показать ферму в горной долине. Он сидел рядом с водителем в головном внедорожнике.
Эксгуматоры взяли с собой защитные костюмы, противогазы, лопаты, кисточки, решета, мешки для вещественных улик, все необходимое в их ужасной профессии.
Ферма практически не изменилась за шесть лет, разве что еще больше заросла. Никто не предъявил на нее претензий: все Сулейманы погибли.
Выгребную яму они нашли без труда. В эту весну дождей выпало меньше, чем в 1995 году, и содержимое ямы более всего напоминало густую глину. Эксгуматоры надели защитные костюмы, а запах, похоже, на них не действовал.
Раич показал, что в день убийства зловонная жижа до краев наполняла яму, а потому, если ноги Рикки Коленсо немногим не доставали до дна, ее глубина равнялась примерно шести с половиной, может, семи футам. В этом году поверхность вязкой смеси находилась в двух футах от уровня земли.
После того как эксгуматоры лопатами выгребли три фута вонючей «глины», комиссар МКППБВ приказал им сменить лопаты на мастерки. Часом позже показались первые кости, после чего в дело пошли скребки и кисточки.
Воздух не проникал в глубины выгребной ямы, так что червей там не было, поскольку последним воздух необходим. И разложение шло за счет ферментов и бактерий.
От мягких тканей не осталось и следа, поэтому череп, появившийся первым, заблестел белым, как только его протерли тряпкой. Нашлись фрагменты кожи от сапог и поясов двух мужчин, металлическая пряжка, несомненно американская, заклепки от джинсов и пуговицы от джинсовой куртки.
Один из эксгуматоров, стоявших на коленях на дне выгребной ямы, поднялся. В руке он держал часы. Семьдесят месяцев контакта с нечистотами ни в коей мере не отразились на надписи на тыльной стороне: «Рикки от мамы. С окончанием школы. 1994».
Детей бросали в яму мертвыми, и на дне они лежали друг на друге или рядом. Время и процесс разложения перемешали кости, но размеры скелетов указывали, что это дети.
Сулеймана тоже сначала убили, так что его скелет лежал на спине, с раздвинутыми ногами, так уж тонуло тело. Его друг стоял у края выгребной ямы, смотрел вниз и молился Аллаху. Он подтвердил, что ростом его бывший одноклассник был в пять футов и восемь дюймов.
Восьмой покойник был выше, за шесть футов. Находился он у самой стены, словно в последний момент пытался вскарабкаться по ней. Кости лежали кучкой, из которой достали и часы, и пряжку ремня. Когда из ямы подняли череп, оказалось, что передние зубы выбиты, как и говорил Раич.
Уже на закате из выгребной ямы достали последнюю детскую косточку. Скелеты мужчин разложили по разным мешкам, детские сложили в один, разобрать их на шесть могли и в городском морге.
Ночевать Следопыт поехал в Витец. Английский военный контингент давно уже вернулся на родину, но он снял комнату в той же школе-гостинице, что и в прошлый раз. Утром вернулся в офис МКППБВ в Травнике.
Гордон Бейкон дал указание местному комиссару выдать майору Грейси останки Рикки Коленсо для транспортировки в Сараево.
Из Онтарио прибыл образец крови. Анализ ДНК провели в два дня. Глава МКППБВ засвидетельствовал, что привезенный из Травника скелет — это все, что осталось от Ричарда «Рикки» Коленсо, уроженца Джорджтауна, США. Требовалось официальное разрешение от ближайших родственников, чтобы передать останки Филипу Грейси, из Андовера, Хэмпшир, Объединенное королевство. Оно прибыло через два дня.
За это время, следуя полученным из Онтарио инструкциям, Следопыт купил гроб в лучшем похоронном бюро Сараева. Скелет положили в гроб и закрепили так, словно в нем лежал целый труп. Потом гроб закрыли. Навсегда.
15 апреля в Сараево приземлился «Грумман-4» канадского магната. Капитан имел при себе все необходимые документы на перевозку гроба. Вместе с гробом Следопыт передал ему и подробный отчет, после чего улетел домой, к зеленым полям Англии.
Стивен Эдмонд встретил самолет в вашингтонском аэропорту имени Даллеса. Прибыл он туда вечером 16 апреля, после дозаправки в Шенноне. На катафалке гроб доставили в похоронное бюро, где он простоял два дня, пока завершалась подготовка к похоронам.
18 апреля погребальная служба прошла на недоступном для многих кладбище Дубовый холм на Эр-стрит в северо-западном Джорджтауне. Отпевал Рикки католический священник. Мать юноши, миссис Энни Коленсо, урожденная Эдмонд, тихонько плакала, стоя рядом с мужем, который обнимал ее за плечи. Профессор Коленсо тоже то и дело вытирал глаза и поглядывал на тестя, словно не знал, что делать, и спрашивал совета.
Восьмидесятиоднолетний канадец в темном костюме стоял, как скала, глядя вниз, на гроб своего внука. Он не показал отчет Следопыта ни дочери, ни зятю, и уж тем более они понятия не имели о показаниях Милана Раича.
Стивен Эдмонд сообщил им, что нашелся случайный свидетель, который видел в долине черный «Лендкрузер», в результате чего и удалось найти два тела. Но ему пришлось сказать, что их убили и закопали в землю. Иначе он бы не смог объяснить, почему тела обнаружили только через шесть лет после убийства.
По завершении службы все отошли от могилы, чтобы рабочие могли ее засыпать. Миссис Коленсо подбежала к отцу, обняла, уткнувшись лицом в его рубашку. Он смотрел на нее сверху вниз и гладил по голове, словно она была маленькой девочкой и чего-то испугалась.
— Папа, кто бы ни сделал такое с моим ребенком, я хочу, чтобы его поймали. Не убили на месте. Я хочу, чтобы он до конца жизни каждое утро просыпался в тюрьме, зная, что он никогда не выйдет на свободу. И я хочу, чтобы он знал, что сидит в тюрьме за хладнокровное убийство моего ребенка.
Старик уже и сам принял такое решение.
— Возможно, мне придется сдвинуть небо, — прорычал он, — возможно, придется перевернуть ад. Но, если возникнет такая необходимость, я это сделаю.
Он отстранился от нее, кивнул профессору и зашагал к лимузину. Когда они выезжали из ворот кладбища на Эр-стрит, он снял трубку с консоли и набрал номер. Где-то на Капитолийском холме ему ответил голос секретаря.
— Соедините меня с сенатором Лукасом, — попросил Стивен Эдмонд.
Старший сенатор от штата Нью-Хэмпшир просиял, когда услышал, кто ему звонит. Дружба, родившаяся во время войны, может длиться или час, или всю жизнь. Стивен Эдмонд и Питер Лукас дружили все пятьдесят шесть лет, прошедшие с того весеннего утра, когда они сидели на английской лужайке и оплакивали молодых людей, которые родились в их странах, но уже никогда не вернутся домой. Такая дружба делает людей братьями.
И каждый знал, что вывернется наизнанку, чтобы выполнить просьбу друга. На этот раз с просьбой обратился канадец.
Среди прочего, гениальность Франклина Делано Рузвельта заключалась и в том, что он, будучи убежденным демократом, находил дело талантливым людям независимо от их партийной принадлежности. Вот и после Перл-Харбора он вызвал консервативного республиканца, сорвав его с футбольного матча, и попросил его организовать Управление стратегических служб.
Генерал Уильям «Дикий Билл» Донован, сын ирландских иммигрантов, в Первую мировую войну командовал 69-м полком, который сражался на Западном фронте. После войны, будучи юристом по образованию, при президенте Герберте Гувере занимал пост заместителя Генерального прокурора, потом долго работал на Уолл-стрит. Но Рузвельта интересовало не юридическое мастерство, а боевитость генерала — качество, необходимое для того, чтобы создать впервые в США зарубежную разведывательную службу и подразделение спецназа.
Старый вояка сразу же взялся за дело. Собрал вокруг себя умных, имевших отличные связи молодых людей. Непосредственными его помощниками стали Артур Шлезингер, Дейвид Брюс, Генри Хайд.
Питер Лукас, родившийся в богатой, привилегированной семье, которая жила на Манхэттене, а летом уезжала на Лонг-Айленд, учился на втором курсе Принстона, когда японцы разбомбили Перл-Харбор. Он тут же собрался в армию, но отец ему запретил.
В феврале 1942 года молодой человек, не послушав отца, ушел из колледжа, желание учиться пропало напрочь. Попытался найти применение своим силам. Решил стать летчиком. Даже взял несколько частных уроков, но выяснилось, что на высоте его мутит.
В июне 1942 года УСС начало работу. Питер Лукас предложил свои услуги, и его взяли. Он уже видел, как с зачерненным лицом, ночью, прыгает на парашюте во вражеском тылу. Вместо этого ему пришлось ходить на банкеты. Генералу Доновану требовался первоклассный помощник, умный и умеющий вести себя в высшем свете.
Агенты УСС принимали активное участие в подготовке высадки войск союзников на Сицилии и в Салерно, и Питер Лукас умолял отпустить его на передовую. Ему предложили набраться терпения. Он оказался в положении мальчишки, которого привели в магазин сладостей и посадили в стеклянную клетку. Он все видел, но ни к чему не мог притронуться.
Наконец он выставил генералу ультиматум: «Или я сражаюсь под вашим началом, или ухожу в воздушный десант».
Никто не говорил с «Диким Биллом» Донованом языком ультиматумов, но он смотрел на молодого человека и, возможно, видел себя, каким был лет тридцать тому назад.
— Согласен и на первое, и на второе, только в обратном порядке, — ответил он. — Сначала стань десантником.
Перед Донованом открывались все двери. Питер Лукас сбросил ненавистный штатский костюм и отправился в Форт-Беннинг, где, пройдя ускоренный трехмесячный курс обучения, стал вторым лейтенантом воздушно-десантных войск.
Когда союзники высадились в Нормандии, он все еще учился в парашютной школе. Закончив ее, явился к генералу Доновану со словами: «Вы обещали».
И одной холодной осенней ночью Питер Лукас с зачерненным лицом выпрыгнул с парашютом за линией фронта в Северной Италии. Там ему пришлось сражаться бок о бок и с итальянскими партизанами, убежденными коммунистами, и с бойцами английского спецназа, которые выполняли свой долг, не задумываясь о партийной принадлежности.
Холодную осень 1944 года он пережил в горах и практически до конца войны оставался целым и невредимым. Но в марте 1945 года он и еще пятеро агентов УСС нарвались на отступающую группу эсэсовцев. В завязавшемся бою он получил две пули из «шмайсера» в левые руку и плечо.
Они находились в безлюдных местах, морфия у них не было, и прошла неделя, прежде чем они вышли к передовой английской части. Ему сделали операцию в полевом госпитале, как могли, обработали раны, накачали морфием, на носилках занесли на борт «Либерейтора» и отправили на лечение в лондонский госпиталь.
А когда раны достаточно зажили, перевели в санаторий для выздоравливающих на побережье Сассекса. Вот так он оказался в одной комнате с канадским военным летчиком, у которого были сломаны ноги. Коротая время, они играли в шахматы.
По окончании войны Питер Лукас демобилизовался, вернулся к мирной жизни. Поступил на работу в фирму отца, со временем возглавил ее, стал известным человеком в финансовом мире, а в шестьдесят лет решил податься в политику. Баллотировался в сенаторы штата Нью-Хэмпшир от республиканской партии, стал им, потом переизбирался еще трижды, дождавшись наконец появления в Белом доме президента-республиканца.
Услышав, кто звонит, он попросил секретаря ни с кем его не соединять, и мгновением позже голос Питера Лукаса раздался в салоне лимузина, который находился в десяти милях от Капитолийского холма:
— Стив. Как приятно тебя слышать. Где ты?
— В Вашингтоне. Питер, мне нужно с тобой увидеться. По серьезному делу.
Уловив настроение друга, сенатор перешел на деловой тон:
— Конечно, дружище. Когда поговорим?
— За ленчем. У тебя получится?
— Отменю все встречи. Подъезжай в «Хей Адамс». Поговорим за моим столиком. Там спокойно. В час дня.
Они встретились в вестибюле. Когда сенатор вошел в дверь, канадец уже ждал его.
— У тебя был такой серьезный голос, Стив. Что случилось?
— Я ехал с кладбища в Джорджтауне. Только что похоронил моего единственного внука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35