Это ниже тебя, это достойно презрения.
Как только Данкан мог урвать момент от занятий, он жадно погружался
во все, что поставляла ему библиотека: Святая Книга Разделенного Бога,
Сторожевая библия. Оранжевая Католическая библия и даже Апокрифы. Он уз-
нал о давно исчезнувшем бюро веры и о "Жемчужине, Которая Есть Солнце
Понимания".
Сама идея червей его привораживала. Их размер! Большой червь мог бы
вытянуться от одного конца Оплота до другого. Во времена до Тирана люди
ездили на червях, но сейчас жрецы Ракиса запретили это.
Он зачитывался докладами археологической экспедиции, обнаружившей
примитивную не-палату Тирана на Ракисе. Это место называлось Дар-эс-Ба-
лат. Отчеты главы экспедиции археологов Хади Бенотто были помечены:
"Доступ закрыт, согласно распоряжению ракианских жрецов". Шифром сведе-
ний по этой теме Архива Бене Джессерит была вытянутая в длину единица.
То, что обнаружила Бенотто, просто завораживало.
- Ядрышко самосознания Бога Императора в каждом черве? - спросил он
Гиэзу.
- Так утверждают. Но, даже если это правда, черви имеют лишь созна-
ние, но не разум. Сам Тиран говорил, что погрузится в бесконечный сон.
Ни одно учебное занятие не обходилось без особой лекции, объяснения
взглядов Бене Джессерит на религию, до тех пор, пока он наконец не доб-
рался до хроник, называемых "Девять дочерей Сионы" и "Тысяча сыновей Ай-
дахо".
Глядя прямо в лицо Гиэзе, он требовательно попросил:
- Меня тоже зовут Данкан Айдахо. Что это значит?
Гиэза всегда двигалась так, как будто навечно осталась в тени своей
неудачи - длинная голова опущена, водянистые глаза устремлены в землю.
Этот разговор состоялся почти вечером в длинном холле перед гимнастичес-
ким залом. Гиэза побледнела.
Когда она ему не ответила, он вопросил:
- Происхожу ли я от Данкана Айдахо?
- Ты должен спрашивать у Шванги, - она говорила так, как будто слова
причиняли ей боль.
Этот набивший оскомину ответ его разозлил. Она ведь понимает - ему
скажут что-то, лишь бы заткнуть рот, почти не давая никаких сведений.
Шванги, однако, оказалась более откровенной, чем он ожидал.
- Ты одной крови с Данканом Айдахо.
- Кто мои родители?
- Они давно мертвы.
- Как они умерли?
- Я не знаю. Ты попал к нам сиротой.
- Тогда, почему же люди стараются причинить мне вред?
- Они страшатся того, что ты можешь сделать.
- Что я могу сделать?
- Выучить наши уроки. Со временем тебе все станет ясно.
Заткнись и учись? Еще один знакомый ответ.
Он повиновался, потому что уже научился узнавать, когда двери перед
ним заперты. Но теперь его пытливый разум встречал другие отчеты про
времена Голода и Рассеяния, про не-палаты и не-корабли, которые нельзя
было проследить даже с помощью самых мощных ясновидческих умов во всем
мироздании. Здесь он столкнулся с фактом, что потомки Данкана Айдахо и
Сионы - людей, служивших Тирану, Богу Императору - были невидимы для
пророков и провидцев. Даже кормчий Космического Союза, глубоко погружен-
ный в меланжевый транс, не мог засечь таких людей. Сиона, как говорилось
в отчетах, по прямой линии происходила из рода Атридесов, а Данкан Айда-
хо был гхолой.
Гхола?
Он стал шарить в библиотеке в поисках более подробных объяснений это-
го странного слова. Гхола. Библиотека предложила ему лишь самые скупые
сведения: "Гхолы - люди, выведенные из кадавровых клеток в акслольтных
чанах Тлейлакса".
Акслольтные чаны?
- "Тлейлаксанское устройство для воспроизведения живого человеческого
существа из клеток кадавра".
- Опиши гхолу, - потребовал он.
- "Невинная плоть, опорожненная от всех воспоминаний своего исходного
"я".
"Акслольтные чаны".
Данкан научился читать между строк, открывать недосказанное людьми
Оплота. На него снизошло озарение. Он знает! Ему только десять лет, а он
уже понял!
"Я - гхола".
К концу дня в библиотеке вся эзотерическая машинерия вокруг отступила
на задний план его восприятии. Десятилетний мальчик безмолвно сидел пе-
ред сканером, крепко вцепившись в знание о самом себе.
Я - гхола.
Он не мог припомнить акслольтные чаны, где его клетки развивались до
уровня новорожденного. Его первые воспоминания - Гиэза, берущая его из
колыбели, живой интерес во взрослых глазах, который очень скоро истаял
до настороженности и скрытной сдержанности.
Это было, как если бы вся информация, которую ему с таким скрипом
удавалось вытягивать из людей Оплота и материалов библиотеки, обрела на-
конец единый фокус - Он Сам.
- Расскажи о Бене Тлейлаксе, - потребовал он от библиотеки.
- "Это народ, самоподразделяющийся на Лицевых Танцоров и Господинов.
Лицевые Танцоры - бесплодные мулы и подчинены Господинам".
"Почему они со мной это сделали?"
Информационные устройства библиотеки стали внезапно чуждыми и опасны-
ми. Он боялся не того, что его вопрос опять наткнется на глухую стену,
но того, что получит ответы.
"Почему я настолько важен для Шванги и других?"
Он почувствовал, что с ним сделали что-то неправильное, даже Майлз
Тег и Патрин. Разве это правильно - брать клетки человека и производить
гхолу?
С огромным колебанием он задал следующий вопрос:
- Может ли гхола когда-либо вспомнить, кем он был?
- "Это осуществимо".
- Как?
- "Психологическая идентификация гхолы через пробуждение тех или иных
глубинно сохраняемых рефлексов его исходного "я", которую возможно спро-
воцировать нанесением травмы.
Вообще никакой не ответ!
- Но как?
Здесь вмешалась Шванги, без уведомления войдя в библиотеку. Значит
что-то в его вопросах пробудило ее тревогу!
- Со временем тебе все станет ясно, - сказала она.
Она разговаривала с ним свысока! Он ощутил в этом несправедливость, и
отсутствие правды. Что-то внутри его говорило, что в его неразбуженном
человеческом "я" больше мудрости, чем в тех, кто притворялись, будто они
выше его. Его ненависть к Шванги достигла нового накала. Она была вопло-
щением тех, кто терзал и доводил его до отчаяния, отказываясь отвечать
на вопросы.
Теперь, однако, у него разгорелось воображение. Он способен вернуть
себе свою исходную память! Он ощущал, что это правда. Он вспомнит своих
родителей, свою семью, своих друзей, своих врагов. Он спросил об этом
Шванги:
- Вы произвели меня из-за моих врагов?
- Ты уже научился молчанию, дитя, - полагайся на это знание.
"Очень хорошо, вот так я и буду сражаться с тобой, проклятая Шванги,
- буду молчать и учиться, не покажу тебе, что по-настоящему чувствую".
- Ты знаешь, - сказала она, - по-моему, мы воспитываем стоика.
Она ему покровительствует! Он не желал, чтобы ему покровительствова-
ли, он желал сражаться с ними со всеми - вооружаясь молчанием и наблюда-
тельностью. Данкан убежал из библиотеки и закрылся в своей комнате.
В последующие месяцы он получил множество подтверждений, что является
гхолой. Даже ребенок понимает, когда жизнь вокруг него идет необычным
порядком. Случалось, он видел других смеющихся и перекликающихся детей,
гуляющих за стенами по окаймлявшей Оплот дороге.
Он нашел в библиотеке рассказы о детях. Взрослые не приходили к этим
детям и не загружали их суровыми тренировками, которыми обременяли его.
У других детей не было Преподобной Матери Шванги, которая постоянно бы
вмешивалась даже в мелочи их жизни.
Его открытие повлекло за собой еще одну перемену: Гиэза была отозвана
и не вернулась.
"Она не должна была допускать, чтобы я узнал о гхолах".
Правда была сложней - как объяснила Шванги Лусилле, когда они в день
приезда Лусиллы наблюдали за Данканом с галереи.
- Мы знали, что наступит неизбежный момент. Он узнает о гхолах, нач-
нет целенаправленно выспрашивать.
- Самая пора была, чтобы все его образование взяла на себя полная
Преподобная Мать Гиэза.
- Ты сомневаешься в моем суждении? - огрызнулась Шванги.
- Разве твое суждение столь совершенно, что в нем никогда нельзя
усомниться? - мягкое контральто Лусиллы отвесило этот вопрос, как поще-
чину.
Шванги почти минуту сохраняла молчание, затем проговорила:
- Гиэза находила гхолу очаровательным ребенком. Она плакала и говори-
ла, что будет тосковать без него.
- Разве ее не предупреждали насчет этого?
- У Гиэзы не было нашей подготовки.
- Тогда-то ты и заменила ее на Тамалан. Я не знаю Тамалан, но, пред-
полагаю, она весьма стара.
- Весьма.
- Какова была его реакция на устранение Гиэзы?
- Он спрашивал, куда она делась. Мы не ответили.
- Как обстоит дело с Тамалан?
- На третий день пребывания с нею, он очень спокойно сказал: "Я тебя
ненавижу. Ты именно этого и рассчитывала добиться?"
- Так быстро!
- Как раз сейчас он наблюдает за тобой и думает: "Я ненавижу Шванги.
Придется ли мне возненавидеть и эту новенькую?" А еще он думает, что ты
не похожа на других, старых ведьм. Ты молода. Он поймет, что это навер-
няка важно.


Людям жить лучше всего, когда у каждого есть свое определенное место,
когда каждый знает, в какой, задуманный порядок он вписан и чего может
достичь. Разрушь отведенное место - и ты разрушишь личность.
Учение Бене Джессерит

Майлз Тег не желал этого назначения на Гамму. Оружейный наставник,
полностью отвечающий за мальчика-гхолу? Пусть даже за такого, как этот,
со всей историей, переплетенной вокруг него. Это было нежелательное
вторжение в хорошо налаженный быт отставника Тега.
Но он прожил всю жизнь как военный-ментат, повинующийся воле Бене
Джессерит, и любой акт неповиновения даже входить не мог в его компута-
цию.
"Quis custodiet ipsos custodiet?"
"Кто будет охранять охранников?" Кто проследит за тем, чтобы охранни-
ки не совершили никаких нарушений?
Это вопрос, над которым Тег не раз как следует задумывался. Отсюда и
возникла одна из главных основ его верности Бене Джессерит. Чтобы там ни
говорили об Ордене, а он проявляет восхитительно последовательную целе-
устремленность.
"Моральная целеустремленность", - так окрестил это Тег.
Моральные цели Бене Джессерит полностью согласовывались с принципами
Тега. То, что эти принципы заложил в него Бене Джессерит, не играло
здесь никакой роли. Рациональное мышление, особенно рациональность мен-
тата, не может вынести иного суждения.
Тег довел эту мысль до абсолюта: "Если даже лишь одинединственный че-
ловек следует таким руководящим принципам, наше мироздание становится
лучше". Это никогда не вопрос справедливости. Справедливость требует об-
ращения к закону, а закон может оказаться ветреной дамочкой, потому что
всегда идет на поводу у законников. Нет, это вопрос честности, концепции
более глубокой. Приговоренные должны ощущать справедливость вынесенного
им приговора.
Заявления типа: "Буква закона должна соблюдаться", представляли опас-
ность руководящим принципам Тега. Честность требует соглашения, предска-
зуемого постоянства и, свыше всего прочего, верности вверх и вниз по ие-
рархии. Для руководства, управляемого такими принципами, не требуется
никакого внешнего контроля. Ты выполняешь свои обязанности потому, что
это справедливо. И ты повинуешься не потому, что это предсказуемо пра-
вильно. Ты делаешь это, потому что так справедливо именно для данного
момента. Предсказание, предвидение вообще ничего общего с этим не имеют.
Тег знал, что за Атридесами прочно закрепилась репутация провидцев,
но подобные умозаключения имели мало места в его мировоззрении. Принимай
мироздание таким, каким оно тебе является, и прилагай свои принципы там,
где это возможно. Подчиненный обязан безоговорочно исполнять приказы,
отданные сверху. Не то, чтобы Тараза подала это как беспрекословный при-
каз, но было ясно, что под всем подразумевалось.
- Ты идеальный человек для выполнения этой задачи.
Он прожил долгую жизнь, в которой было множество высочайших достиже-
ний, и на покой ушел с почетом. Тег знал, что стар, медлителен что ста-
рость вот-вот возьмется подтачивать всеми своими червоточинами его ум,
но живо откликнулся на призыв к исполнению долга, даже при том, что ему
пришлось перебарывать желание сказать "нет".
Назначение Тараза привезла ему лично. Могущественная повелительница
всего (включая Защитную Миссионерию) выбрала именно его. Не просто Пре-
подобная Мать, но Верховная Преподобная Мать.
Тараза прибыла в его убежище на Лернаусе, где он жил после отставки,
- большой почет, и он это осознавал. Она появилась у его ворот, не пре-
дупредив предварительно о своем прибытии, сопровождаемая только двумя
послушницами и небольшим отрядом охраны. Он узнал некоторые лица. Тег
сам готовил этих людей. Она прибыла утром, вскоре после завтрака. Тара-
за, зная распорядок его жизни, понимала, что он бодрее всего именно в
этот час - так она хотела застать его пробужденным и во всей полноте его
способностей.
Патрин, старый денщик Тега, провел Таразу в гостиную восточного кры-
ла, в небольшое элегантное помещение, где была только основательная нас-
тоящая мебель. Нелюбовь Тега к песьим креслам и другой живой мебели была
хорошо известна. Какой был у Патрина кислый взгляд, когда он провел в
эту комнату облаченную в черное Верховную Мать. Тег сразу же понял зна-
чение этого взгляда. Длинное и бледное лицо Патрина, покрытое старчески-
ми морщинами, могло представляться другим неподвижной маской, но Тег не
проглядел углубившихся морщин в углах его рта, застывшего взгляда старых
глаз. Значит, Тараза сказала нечто, потревожившее Патрина. Через высокие
скользящие двери толстого плаза открывался вид на восток - на длинный
травянистый склон до деревьев вдоль реки.
Тараза задержалась, едва войдя в комнату, залюбовавшись открывавшимся
из нее видом.
Тег без предварительной просьбы коснулся кнопки. Шторы закрыли вид,
зажглись глоуглобы. Действия Тега дали понять Таразе, что он высчитал,
что им необходимо остаться наедине. Он подчеркнул это, распорядившись
Патрину:
- Пожалуйста, проследи за тем, чтобы нас не потревожили.
- Нужны распоряжения для Южной фермы, сэр, - осмелился заметить Пат-
рин.
- Пожалуйста, пригляди за этим сам. Ты и Фирус знаете, чего я хочу.
Уходя, Патрин чуть резковато закрыл дверь - крохотный сигнал, многое
поведавший Тегу.
Тараза двинулась по комнате, осматривая ее.
- Цвет липовой зелени, - заметила она. - Один из моих любимых цветов.
У твоей матери был чудесный вкус.
Тег потеплел при этом замечании. Он был глубоко привязан к этому зда-
нию, к этой земле. Его семья обитала здесь только три поколения, но уже
наложила отпечаток на это место. Многое, в чем ощущались руки и вкус его
матери, так и оставалось нетронутым.
- Это безопасно - любить землю и места, - сказал Тег.
- Мне особенно нравятся жгуче-рыжие ковры в холле и витражное стекло
входной двери, - произнесла Тараза. - Этот витраж действительно древний,
я уверена.
- Ты наверняка прибыла не для того, чтобы говорить об интерьерах, -
сказал Тег.
Тараза хмыкнула.
У нее был пронзительный голос, а подготовка Ордена научила ее ис-
пользовать его наиболее эффективно. Это был не тот голос, который легко
проигнорировать, даже когда он кажется абсолютно небрежным, вот как сей-
час. Тег видывал ее на Советах Бене Джессерит. Там ее манера была могу-
щественной и убеждающей, каждое слово - показатель язвительного ума, ру-
ководящего ее решениями. Он мог ощутить важность решения, стоящего за ее
нынешним поведением.
Тег указал на кресло с зеленой обивкой слева от себя, она посмотрела,
еще раз метнув взгляд по комнате, и подавила улыбку.
Она бы взялась безбоязненно поспорить, что в доме не найдется песьего
кресла. Тег был древностью, окружившей себя древностями. Она уселась и
расправила складки своего облачения, ожидая, когда Тег усядется в точно
такое же кресло напротив нее.
- Я сожалею о необходимость обращаться к тебе, когда ты уже в отстав-
ке по возрасту, башар, - сказала она. - К несчастью, обстоятельства поч-
ти не оставляют мне выбора.
Тег оперся своими длинными руками на подлокотники кресла - ментат,
погруженный в размышления, его поза говорила: "Наполни мой ум данными".
Тараза на мгновение была обескуражена. Импозантное это было зрелище.
В облике Тега сохранялась прежняя царственность. Высокий, с большой го-
ловой, увенчанной седыми волосами. Она знала, что ему не хватает четырех
стандартных лет до трех сотен. Даже учитывая, что стандартный год был
короче так называемого примитивного года, это все равно был впечатляющий
возраст, и с таким опытом службы Бене Джессерит, чтобы она относилась к
нему с уважением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10