Все в норме. Я иду на выход.
В голове у Рэмси крутилась одна мысль: «Если Гарсия и вправду „спящий“ агент, что он сейчас там делает? Почему он так обеспокоен этой проверкой? Почему вызвался?»
Еще Рэмси подумал о том, смог бы он сам решиться пойти в тоннель, если бы его послали.
«Да нет, – думал он. – Спарроу не хочет рисковать тем, чтобы три члена его экипажа схватили предельную дозу облучения. Тогда у него не будет резерва на случай, если что-то непредвиденное заставит ползти в тоннель».
Рэмси решил, что стоит сделать проверку реакторного отсека, но используя внутренние сканеры.
Спарроу с Боннетом спускали мешок на лебедке в выпускную трубу под башней. Спарроу попросил:
– Рэмси, оставьте пульт возле тыльной переборки. Мешок слегка пропускает радиацию.
Рэмси исполнил распоряжение и положил пульт на полку у мостков.
Спарроу оставил лебедку на Боннета, вошел в дезактивационную камеру напротив левой декомпрессионной камеры и вышел оттуда уже без скафандра. Он поглядел на Рэмси. Его длинное лицо было серьезным.
– Джо уже выходит?
– Да, – ответил Рэмси.
– На карточке Фосса указано, что он был католиком, – сказал Спарроу. – Спросите у Джо, не прочтет ли он траурную службу?
Рэмси передал его просьбу.
Гарсия остановился на пороге двери в тоннель.
– Он не мог быть католиком, – сказал он. – А если даже и так, то его убили. Правоверный католик никогда не решится на самоубийство.
Слыша голос Гарсии в динамике, Рэмси сказал про себя: «Боже милосердный, а ведь он прав!» Немного помедлив, он спросил в свой ларингофон:
– Так вы проведете службу?
– В данных обстоятельствах – да, – ответил Гарсия. Он закрыл дверь в тоннель, повернул штурвал замка, зашел в дезактивационную камеру и вышел уже без скафандра.
Боннет поднялся на центральные мостки, закрепил груз на лебедке дополнительным тросом, вернулся на нижнюю палубу и взялся за шланг, чтобы опрыскать площадку моющим раствором.
Спарроу с Гарсией поднялись к Рэмси на мостки.
– В двенадцать ночи по местному времени мы всплывем на поверхность для похорон, – объявил Спарроу. Даже не глянув на необычный груз на лебедке, он прошел в первую дверь.
Рэмси следил за работой Боннета внизу, и его вновь охватило чувство, будто он смотрит кукольное представление. «Действие последнее. Сцена первая».
Стоящий рядом с ним Гарсия сказал:
– Время моей вахты. Я заберу это на центральный пост.
Он взял переносной пульт с полки, поднялся на центральные мостки и прошел через дверь.
Рэмси последовал за ним, у самой двери бросил последний взгляд на длинный сверток, запакованный в сетку: мертвое тело в мешке. Повернулся, прошел через центральный пост и направился прямо к себе, где сразу же вытащил ленты телеметрии.
Никаких видимых отклонений ! Он отметил ленты, спрятал их в двойное дно ящика и улегся в койку. Вокруг себя он чувствовал тихую вибрацию подводной лодки, ее жизненный пульс. Он попытался стать частью каюты, элементом перекрестья труб и вентиляционных каналов поверху, репитеров электронных приборов, настенных динамика и микрофона.
Сейчас он был в полудреме, представляя себя глубоководной рыбой, пытающейся найти дорогу к светлому пятну высоко-высоко на морской поверхности.
Только суть была в том, что чудовищное давление держало его в ловушке.
В полночь они захоронили тело лейтенанта Фосса в океане. Холодная ночь, на небе ни звездочки, высокие волны. Рэмси дрожал на палубе, когда Гарсия бормотал молитвы.
– В руки Твои мы поручаем душу его.
Для лейтенанта Артура Хермона Фосса – действие последнее, сцена последняя.
Когда обряд закончился, они спустились в глубину, как бы сбегая с места преступления. Рэмси был потрясен отсутствием выражения в глазах у Спарроу, он услыхал, как капитан шепчет строки из первой главы книги «Бытие»:
– «…и тьма была над бездною; и Дух Божий носился над водою…»
Порывшись в памяти, Рэмси процитировал дальше:
– «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет». Бытие, 1: 2-3
Рэмси думал: «Если Бог есть, пусть направит он этого храброго человека». С самого детства никогда не был он так близок к молитве. И еще его смущало странное жжение в глазах.
А затем другая мысль промелькнула в его сознании вместе с воспоминанием голоса Гарсии. «А что, если Гарсия „спящий“ агент?»
Эта мысль заставила его пойти в мастерскую, чтобы проверить тоннели с помощью внутренних сканеров. Те показывали только конец реакторного отсека. Ничего странного и необычного здесь видно не было. Тогда Рэмси включил один из контрольных сканеров, чтобы проследить за Гарсией. Тот наклонился над левым бортом, схватившись за ограждение, косточки на пальцах побелели от напряжения. Гарсия прижался лбом к холодному металлу корпуса.
«Похоже, он заболел, – думал Рэмси. – Может, спуститься вниз и помочь ему?»
Рэмси видел, как Гарсия выпрямился, а затем врезал кулаком по стенке внутреннего корпуса так, что сбил кожу на пальцах. В этот момент «Рэм» слегка отклонился от курса, попав в объятия подводного течения. Гарсия метнулся к пульту и скорректировал отклонение. Рэмси видел, как из глаз инженера катились слезы.
Рэмси быстро отключил экран, чувствуя, что влез непрошеным в тайники человеческой души, а так поступать не следовало. Тут же он поглядел на свои руки, размышляя: «Странная реакция для психолога! Что это со мной?» Он снова включил экран, но на сей раз Гарсия спокойно занимался своими обязанностями вахтенного.
Рэмси вернулся к себе в каюту с чувством, будто он не усмотрел что-то необычно важное. Почти час провалялся он на койке, но не смог решить, что же это было. А потом ему опять приснился сон, будто он рыба.
На вахту он проснулся с чувством, будто не проспал и минуты.
Это было время, когда люди считали, будто решат большую часть проблем дальних морских вояжей, спустившись ниже штормов, бушующих на поверхности. Но, как это много раз происходило в прошлом, к каждой решенной проблеме прибавлялось несколько новых.
Под поверхностью океанов текут громадные соленые реки, они не ограничиваются горизонтальной плоскостью, не сковываются берегами. Шестьсот футов пластиковой баржи-танка, буксируемой «Рэмом», крутились и бросались из стороны в сторону, сопротивляясь движению вперед – поскольку течение шло под углом в 60 o к направлению их курса. Когда течение стремилось вниз, «Рэму» приходилось задирать нос, при этом не выходя с заданной глубины. Когда же течения направляли баржу вверх, «Рэм» упрямо тащил вниз. Эти изменения заставляли палубу колебаться, как будто буксир пробирался сквозь замедленный во времени шторм.
Автоматика выправляла большинство отклонений, но некоторые из них были достаточны, чтобы привести к серьезной ошибке курса. Поэтому репитер гирокомпаса всегда сопровождал вахтенного офицера.
Боннет как раз поглядел на репитер своего переносного пульта, когда проводил обход машинного отделения на своей вахте. Небольшой репитер автоматического таймера рядом с циферблатом гироскопа показывал семь суток восемь часов и восемнадцать минут с момента отправления. «Рэм» двигался в глубинах океана, где к югу от Исландии не было населенной земли.
«А может, это и не боевой поход, – думал Боннет. – Детекторы говорят, что мы одни во всем этом чертовом океане. – Он вспомнил ночь перед отправлением и стал размышлять: неужели Елена была ему неверна. – Эти проклятые жены моряков…»
В верхнем углу его пульта зажегся янтарный огонек, сигнализирующий, что кто-то вошел в помещение центрального поста. Боннет сказал в свой ларингофон:
– Я на верхних мостках в машинном отделении.
В динамике переносного пульта раздался голос Спарроу:
– Можешь продолжать свои занятия. Мне что-то не по себе. Вот я и решил все осмотреть.
– Ясно, шкип.
Боннет вернулся к тестированию главного контрольного оборудования на переборке реактора. С тех пор, как они нашли мертвого офицера Службы Безопасности, у Боннета появились какие-то неясные подозрения относительно реакторного отсека.
Внезапно его внимание привлекло мерцание лампочки на контрольном пульте. Температура воды снаружи упала на десять градусов: холодное течение.
В интеркоме раздался голос Рэмси:
– Это Рэмси. Я у себя в мастерской. Мои приборы показали резкое похолодание забортной воды, на десять градусов.
Боннет нажал на кнопку микрофона:
– Ты что там делаешь в такое время, Малыш?
– А я всегда нервничаю, когда ты на вахте, – съязвил Рэмси. – Что-то не спится, вот я и пришел проверить приборы и инструменты.
– Умненький мальчонка, – в тон собеседнику съязвил Боннет.
В их разговор вклинился Спарроу:
– Рэмси, установите, на какой глубине проходит холодная зона. Если это не превышает нашего лимита, можно укрыться под ней и повысить скорость. Эти десять градусов поглотят часть нашего шума.
– Есть, капитан. – Пауза. – Шесть тысяч восемьсот футов, где-то так.
– Лес, спускай лодку вниз, – приказал Спарроу.
Боннет подошел к пульту и взялся за ручку управления рулями глубины. Вдруг репитер показаний статического давления дал ему понять, что собственное его чувство баланса не обмануло: они спускались слишком быстро, и подводное течение, в русле которого они шли, приподымает буксируемую баржу. Боннет снизил угол схождения до трех градусов.
На глубине в 6780 футов «Рэм» выровнялся.
В своей мастерской Рэмси поглядел на репитер давления: 2922 фунта на квадратный дюйм. Инстинктивно его взгляд направился на стенку корпуса – небольшую ее часть, видимую за лабиринтом труб и вентиляционных каналов. Он пытался не думать о том, что произойдет, если корпус не выдержит – комочки протеинового фарша среди раздавленной машинерии.
«Как там говорил Рид?» Воспоминание было очень ясным, чувствовался даже отстраненный тон инструктора: «Взрыв заряда за корпусом на предельной глубине вскроет судно как консервную банку. Естественно, не успеете вы понять, будто что-то произошло, как все будет кончено».
Рэмси передернуло.
«Как реагирует Спарроу на грозящую нам опасность? – подумал он. Потом пришла следующая мысль: – Я даже не поинтересовался этим с тех пор, как он оставил меня в покое».
Эта мысль поразила Рэмси. Он осмотрел свою мастерскую, как бы видя ее впервые, как будто он сам только что проснулся.
«Какой же я после этого психолог? Что я наделал?»
Как бы отвечая на этот вопрос, с периферии сознания пришло: «Ты прятался перед собственными страхами. Ты пытался стать винтиком, мелкой сошкой в этой команде. Именно таким образом ты хотел обеспечить личную безопасность».
И еще один ответ: «Ты опасаешься того, что угаснешь сам».
– Такое чувство, будто я умер при родах, – сказал Рэмси, обращаясь к самому себе как можно мягче. – Вообще не родился.
До него дошло, что он весь покрыт потом и дрожит. Казалось, что гнезда тестера сотней требовательных глаз уставились прямо на него. Внезапно ему захотелось завопить, но он обнаружил, что не может даже пошевелить челюстью.
«Если сейчас прозвучит сигнал тревоги, я буду совершенно беспомощным, – думал он. – Я даже пальцем не могу шевельнуть».
Он попытался было поднять указательный палец правой руки, но это ему не удалось.
«Если я сейчас пошевелюсь, то умру».
Что-то коснулось его плеча, и Рэмси окатила волна леденящего ужаса. Голос рядом с его ухом звучал мягко, но казалось, будто адский грохот разорвет сейчас его барабанные перепонки.
– Рэмси. Успокойся, парень. Ты и так держался дольше остальных.
Рэмси чувствовал, как уходит дрожь, видения расплываются.
– Я ожидал этого, Рэмси. Здесь, внизу, каждый проходит через это. И если в какой-то момент ты себя преодолеешь, все будет в порядке.
Глубокий голос с отцовскими интонациями. Нежный, успокаивающий.
Всем своим существом Рэмси хотелось повернуться, уткнуться лицом в эту грудь и излиться слезами от душащих его эмоций.
– Ну, давай, – сказал Спарроу. – Поплачь. Здесь никого, кроме меня, нет.
Сначала медленно, а потом все быстрее из глаз покатились слезы. Рэмси скрючился на своем стуле, спрятав лицо в ладонях. Все это время рука Спарроу лежала у него на плече, от нее шло тепло, чувство уверенности и силы.
– Мне было страшно, – прошептал Рэмси.
– Покажи мне человека, который ничего не боится, и я увижу либо слепца, либо болвана. Мы заболеваем от излишка мыслей. Это наша цена за разумность.
Его рука оставила плечо. Рэмси услыхал, как дверь мастерской открылась, потом захлопнулась.
Рэмси поднял голову, поглядел на панель тестера перед собой, на включенный интерком.
В динамике раздался голос Боннета:
– Рэмси, вы можете провести акустическую оценку холодного слоя?
Тот откашлялся.
– Есть.
Его руки двигались по пульту сначала медленно, а потом со все большей уверенностью.
– Этот холодный слой над нами заглушает наш шум практически полностью.
Динамик зарокотал голосом Спарроу:
– Лес, можешь добавить скорости. Рэмси, мы идем при давлении всего на девяносто фунтов меньше предельного. Оставайтесь на вахте с Лесом, пока вас не сменят.
Жужжание двигателей прибавило в силе.
– Есть, капитан, – ответил Рэмси.
Теперь в интеркоме раздался голос Гарсии:
– Что произошло? Я услыхал работу двигателей.
– Холодное течение, – ответил ему Спарроу. – Пока это возможно, прибавим несколько узлов.
– Я нужен?
– Приходи сюда на пост.
Рэмси слышал голоса в интеркоме с особенной четкостью, на панели стали видны мельчайшие детали: вмятины, легкие царапины.
Вновь пришло воспоминание о депрессии, а потом деталь, которую ранее упустил: по интеркому Спарроу просил провести акустический тест.
«И когда я не ответил, он тут же пришел мне на помощь».
Эту мысль немедленно перебила другая: «Он знал, насколько я неопытен – знал все это время».
– Рэмси.
В двери мастерской стоял Спарроу.
Рэмси уставился на него.
Капитан вошел и уселся на табурет рядом с дверью.
– Что с вами, Рэмси?
Тот прочистил горло:
– Здесь внизу каждый сражается со своими тенями. Вы продержались довольно долго.
– Я вас не понимаю.
– Жизнь здесь такая, что рано или поздно вы выпускаете свои страхи наружу.
– Откуда вам известно, что я боюсь?
– Здесь, на глубине, боится каждый. Это всего лишь вопрос времени, когда вы откроете, что боитесь. А сейчас ответьте на такой вопрос: «Кто вы такой?»
Рэмси уставился на стену за Спарроу.
– Сэр, я офицер-электронщик.
Легкая улыбка коснулась глаз и губ капитана.
– Рэмси, мир, в котором мы живем, весьма печален. Безопасность подбирает храбрых людей.
Он поднялся.
Рэмси выслушал его, не говоря ни слова.
– А теперь давай все-таки глянем на твою коробочку, – сказал Спарроу. – Мне интересно.
Он вышел из мастерской и пошел в сторону кормы. Рэмси за ним.
– Почему вы не держите ее в мастерской?
– Для работы с этим оборудованием я использую личное время.
– Можете не оправдываться.
Спарроу и Рэмси спустились на нижний уровень и вошли в каюту Рэмси. Жужжание индукционного двигателя проникало и сюда.
Рэмси уселся на койку, вынул коробку, поставил ее на стол и открыл. «Нельзя давать ему присматриваться», – думал Рэмси. Он отметил, что маскирующая система в ящике работала.
Нахмурив брови, Спарроу поглядел в коробку.
«Что он собирался там обнаружить?» – думал Рэмси.
Он положил руку на приборы.
– Это устройство прослеживает распространение первичного поискового импульса. Первые модели возбуждались при обратной связи.
Спарроу кивнул.
Рэмси указал на группу сигнальных лампочек.
– Здесь сигнал разделяется по частотам. Когда фаза сигнала превышает установленный уровень, лампочки загораются красным цветом. Отдельные лампочки указывают, какая из систем не в порядке.
Спарроу выпрямился и бросил на Рэмси испытующий взгляд.
– К тому же на внутреннюю ленту ведется постоянная запись, – продолжал объяснять тот.
– Попозже мы еще присмотримся к этой штуке, – сказал Спарроу и оглядел все вокруг.
«Он ожидал увидеть какое-то спецоборудование Безопасности», – думал Рэмси.
– Зачем Безопасность подсадила вас к нам? – спросил Спарроу.
Рэмси промолчал.
Капитан повернулся и поглядел на него оценивающе.
– Сейчас я не собираюсь форсировать этот вопрос, – сказал он. – По возвращению домой у нас будет для этого достаточно времени. – Теперь на его лице появилось горькое выражение. – Безопасность! Да добрая половина наших неприятностей связана с ней!
Рэмси продолжал молчать.
– Хорошо еще, что вы неплохой электронщик. Не сомневаюсь, что вас выбрали ради ваших квалификаций. – Внезапно в его голосе прозвучала нерешительность. – Ведь вы же из Безопасности, не так ли?
Рэмси размышлял: «Если он поверил в это, тогда это маскирует мою истинную задачу. Но я этого не желаю». – И он сказал:
– Мне были даны указания, сэр.
– Да, конечно, – согласился Спарроу. – Это был глупый вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
В голове у Рэмси крутилась одна мысль: «Если Гарсия и вправду „спящий“ агент, что он сейчас там делает? Почему он так обеспокоен этой проверкой? Почему вызвался?»
Еще Рэмси подумал о том, смог бы он сам решиться пойти в тоннель, если бы его послали.
«Да нет, – думал он. – Спарроу не хочет рисковать тем, чтобы три члена его экипажа схватили предельную дозу облучения. Тогда у него не будет резерва на случай, если что-то непредвиденное заставит ползти в тоннель».
Рэмси решил, что стоит сделать проверку реакторного отсека, но используя внутренние сканеры.
Спарроу с Боннетом спускали мешок на лебедке в выпускную трубу под башней. Спарроу попросил:
– Рэмси, оставьте пульт возле тыльной переборки. Мешок слегка пропускает радиацию.
Рэмси исполнил распоряжение и положил пульт на полку у мостков.
Спарроу оставил лебедку на Боннета, вошел в дезактивационную камеру напротив левой декомпрессионной камеры и вышел оттуда уже без скафандра. Он поглядел на Рэмси. Его длинное лицо было серьезным.
– Джо уже выходит?
– Да, – ответил Рэмси.
– На карточке Фосса указано, что он был католиком, – сказал Спарроу. – Спросите у Джо, не прочтет ли он траурную службу?
Рэмси передал его просьбу.
Гарсия остановился на пороге двери в тоннель.
– Он не мог быть католиком, – сказал он. – А если даже и так, то его убили. Правоверный католик никогда не решится на самоубийство.
Слыша голос Гарсии в динамике, Рэмси сказал про себя: «Боже милосердный, а ведь он прав!» Немного помедлив, он спросил в свой ларингофон:
– Так вы проведете службу?
– В данных обстоятельствах – да, – ответил Гарсия. Он закрыл дверь в тоннель, повернул штурвал замка, зашел в дезактивационную камеру и вышел уже без скафандра.
Боннет поднялся на центральные мостки, закрепил груз на лебедке дополнительным тросом, вернулся на нижнюю палубу и взялся за шланг, чтобы опрыскать площадку моющим раствором.
Спарроу с Гарсией поднялись к Рэмси на мостки.
– В двенадцать ночи по местному времени мы всплывем на поверхность для похорон, – объявил Спарроу. Даже не глянув на необычный груз на лебедке, он прошел в первую дверь.
Рэмси следил за работой Боннета внизу, и его вновь охватило чувство, будто он смотрит кукольное представление. «Действие последнее. Сцена первая».
Стоящий рядом с ним Гарсия сказал:
– Время моей вахты. Я заберу это на центральный пост.
Он взял переносной пульт с полки, поднялся на центральные мостки и прошел через дверь.
Рэмси последовал за ним, у самой двери бросил последний взгляд на длинный сверток, запакованный в сетку: мертвое тело в мешке. Повернулся, прошел через центральный пост и направился прямо к себе, где сразу же вытащил ленты телеметрии.
Никаких видимых отклонений ! Он отметил ленты, спрятал их в двойное дно ящика и улегся в койку. Вокруг себя он чувствовал тихую вибрацию подводной лодки, ее жизненный пульс. Он попытался стать частью каюты, элементом перекрестья труб и вентиляционных каналов поверху, репитеров электронных приборов, настенных динамика и микрофона.
Сейчас он был в полудреме, представляя себя глубоководной рыбой, пытающейся найти дорогу к светлому пятну высоко-высоко на морской поверхности.
Только суть была в том, что чудовищное давление держало его в ловушке.
В полночь они захоронили тело лейтенанта Фосса в океане. Холодная ночь, на небе ни звездочки, высокие волны. Рэмси дрожал на палубе, когда Гарсия бормотал молитвы.
– В руки Твои мы поручаем душу его.
Для лейтенанта Артура Хермона Фосса – действие последнее, сцена последняя.
Когда обряд закончился, они спустились в глубину, как бы сбегая с места преступления. Рэмси был потрясен отсутствием выражения в глазах у Спарроу, он услыхал, как капитан шепчет строки из первой главы книги «Бытие»:
– «…и тьма была над бездною; и Дух Божий носился над водою…»
Порывшись в памяти, Рэмси процитировал дальше:
– «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет». Бытие, 1: 2-3
Рэмси думал: «Если Бог есть, пусть направит он этого храброго человека». С самого детства никогда не был он так близок к молитве. И еще его смущало странное жжение в глазах.
А затем другая мысль промелькнула в его сознании вместе с воспоминанием голоса Гарсии. «А что, если Гарсия „спящий“ агент?»
Эта мысль заставила его пойти в мастерскую, чтобы проверить тоннели с помощью внутренних сканеров. Те показывали только конец реакторного отсека. Ничего странного и необычного здесь видно не было. Тогда Рэмси включил один из контрольных сканеров, чтобы проследить за Гарсией. Тот наклонился над левым бортом, схватившись за ограждение, косточки на пальцах побелели от напряжения. Гарсия прижался лбом к холодному металлу корпуса.
«Похоже, он заболел, – думал Рэмси. – Может, спуститься вниз и помочь ему?»
Рэмси видел, как Гарсия выпрямился, а затем врезал кулаком по стенке внутреннего корпуса так, что сбил кожу на пальцах. В этот момент «Рэм» слегка отклонился от курса, попав в объятия подводного течения. Гарсия метнулся к пульту и скорректировал отклонение. Рэмси видел, как из глаз инженера катились слезы.
Рэмси быстро отключил экран, чувствуя, что влез непрошеным в тайники человеческой души, а так поступать не следовало. Тут же он поглядел на свои руки, размышляя: «Странная реакция для психолога! Что это со мной?» Он снова включил экран, но на сей раз Гарсия спокойно занимался своими обязанностями вахтенного.
Рэмси вернулся к себе в каюту с чувством, будто он не усмотрел что-то необычно важное. Почти час провалялся он на койке, но не смог решить, что же это было. А потом ему опять приснился сон, будто он рыба.
На вахту он проснулся с чувством, будто не проспал и минуты.
Это было время, когда люди считали, будто решат большую часть проблем дальних морских вояжей, спустившись ниже штормов, бушующих на поверхности. Но, как это много раз происходило в прошлом, к каждой решенной проблеме прибавлялось несколько новых.
Под поверхностью океанов текут громадные соленые реки, они не ограничиваются горизонтальной плоскостью, не сковываются берегами. Шестьсот футов пластиковой баржи-танка, буксируемой «Рэмом», крутились и бросались из стороны в сторону, сопротивляясь движению вперед – поскольку течение шло под углом в 60 o к направлению их курса. Когда течение стремилось вниз, «Рэму» приходилось задирать нос, при этом не выходя с заданной глубины. Когда же течения направляли баржу вверх, «Рэм» упрямо тащил вниз. Эти изменения заставляли палубу колебаться, как будто буксир пробирался сквозь замедленный во времени шторм.
Автоматика выправляла большинство отклонений, но некоторые из них были достаточны, чтобы привести к серьезной ошибке курса. Поэтому репитер гирокомпаса всегда сопровождал вахтенного офицера.
Боннет как раз поглядел на репитер своего переносного пульта, когда проводил обход машинного отделения на своей вахте. Небольшой репитер автоматического таймера рядом с циферблатом гироскопа показывал семь суток восемь часов и восемнадцать минут с момента отправления. «Рэм» двигался в глубинах океана, где к югу от Исландии не было населенной земли.
«А может, это и не боевой поход, – думал Боннет. – Детекторы говорят, что мы одни во всем этом чертовом океане. – Он вспомнил ночь перед отправлением и стал размышлять: неужели Елена была ему неверна. – Эти проклятые жены моряков…»
В верхнем углу его пульта зажегся янтарный огонек, сигнализирующий, что кто-то вошел в помещение центрального поста. Боннет сказал в свой ларингофон:
– Я на верхних мостках в машинном отделении.
В динамике переносного пульта раздался голос Спарроу:
– Можешь продолжать свои занятия. Мне что-то не по себе. Вот я и решил все осмотреть.
– Ясно, шкип.
Боннет вернулся к тестированию главного контрольного оборудования на переборке реактора. С тех пор, как они нашли мертвого офицера Службы Безопасности, у Боннета появились какие-то неясные подозрения относительно реакторного отсека.
Внезапно его внимание привлекло мерцание лампочки на контрольном пульте. Температура воды снаружи упала на десять градусов: холодное течение.
В интеркоме раздался голос Рэмси:
– Это Рэмси. Я у себя в мастерской. Мои приборы показали резкое похолодание забортной воды, на десять градусов.
Боннет нажал на кнопку микрофона:
– Ты что там делаешь в такое время, Малыш?
– А я всегда нервничаю, когда ты на вахте, – съязвил Рэмси. – Что-то не спится, вот я и пришел проверить приборы и инструменты.
– Умненький мальчонка, – в тон собеседнику съязвил Боннет.
В их разговор вклинился Спарроу:
– Рэмси, установите, на какой глубине проходит холодная зона. Если это не превышает нашего лимита, можно укрыться под ней и повысить скорость. Эти десять градусов поглотят часть нашего шума.
– Есть, капитан. – Пауза. – Шесть тысяч восемьсот футов, где-то так.
– Лес, спускай лодку вниз, – приказал Спарроу.
Боннет подошел к пульту и взялся за ручку управления рулями глубины. Вдруг репитер показаний статического давления дал ему понять, что собственное его чувство баланса не обмануло: они спускались слишком быстро, и подводное течение, в русле которого они шли, приподымает буксируемую баржу. Боннет снизил угол схождения до трех градусов.
На глубине в 6780 футов «Рэм» выровнялся.
В своей мастерской Рэмси поглядел на репитер давления: 2922 фунта на квадратный дюйм. Инстинктивно его взгляд направился на стенку корпуса – небольшую ее часть, видимую за лабиринтом труб и вентиляционных каналов. Он пытался не думать о том, что произойдет, если корпус не выдержит – комочки протеинового фарша среди раздавленной машинерии.
«Как там говорил Рид?» Воспоминание было очень ясным, чувствовался даже отстраненный тон инструктора: «Взрыв заряда за корпусом на предельной глубине вскроет судно как консервную банку. Естественно, не успеете вы понять, будто что-то произошло, как все будет кончено».
Рэмси передернуло.
«Как реагирует Спарроу на грозящую нам опасность? – подумал он. Потом пришла следующая мысль: – Я даже не поинтересовался этим с тех пор, как он оставил меня в покое».
Эта мысль поразила Рэмси. Он осмотрел свою мастерскую, как бы видя ее впервые, как будто он сам только что проснулся.
«Какой же я после этого психолог? Что я наделал?»
Как бы отвечая на этот вопрос, с периферии сознания пришло: «Ты прятался перед собственными страхами. Ты пытался стать винтиком, мелкой сошкой в этой команде. Именно таким образом ты хотел обеспечить личную безопасность».
И еще один ответ: «Ты опасаешься того, что угаснешь сам».
– Такое чувство, будто я умер при родах, – сказал Рэмси, обращаясь к самому себе как можно мягче. – Вообще не родился.
До него дошло, что он весь покрыт потом и дрожит. Казалось, что гнезда тестера сотней требовательных глаз уставились прямо на него. Внезапно ему захотелось завопить, но он обнаружил, что не может даже пошевелить челюстью.
«Если сейчас прозвучит сигнал тревоги, я буду совершенно беспомощным, – думал он. – Я даже пальцем не могу шевельнуть».
Он попытался было поднять указательный палец правой руки, но это ему не удалось.
«Если я сейчас пошевелюсь, то умру».
Что-то коснулось его плеча, и Рэмси окатила волна леденящего ужаса. Голос рядом с его ухом звучал мягко, но казалось, будто адский грохот разорвет сейчас его барабанные перепонки.
– Рэмси. Успокойся, парень. Ты и так держался дольше остальных.
Рэмси чувствовал, как уходит дрожь, видения расплываются.
– Я ожидал этого, Рэмси. Здесь, внизу, каждый проходит через это. И если в какой-то момент ты себя преодолеешь, все будет в порядке.
Глубокий голос с отцовскими интонациями. Нежный, успокаивающий.
Всем своим существом Рэмси хотелось повернуться, уткнуться лицом в эту грудь и излиться слезами от душащих его эмоций.
– Ну, давай, – сказал Спарроу. – Поплачь. Здесь никого, кроме меня, нет.
Сначала медленно, а потом все быстрее из глаз покатились слезы. Рэмси скрючился на своем стуле, спрятав лицо в ладонях. Все это время рука Спарроу лежала у него на плече, от нее шло тепло, чувство уверенности и силы.
– Мне было страшно, – прошептал Рэмси.
– Покажи мне человека, который ничего не боится, и я увижу либо слепца, либо болвана. Мы заболеваем от излишка мыслей. Это наша цена за разумность.
Его рука оставила плечо. Рэмси услыхал, как дверь мастерской открылась, потом захлопнулась.
Рэмси поднял голову, поглядел на панель тестера перед собой, на включенный интерком.
В динамике раздался голос Боннета:
– Рэмси, вы можете провести акустическую оценку холодного слоя?
Тот откашлялся.
– Есть.
Его руки двигались по пульту сначала медленно, а потом со все большей уверенностью.
– Этот холодный слой над нами заглушает наш шум практически полностью.
Динамик зарокотал голосом Спарроу:
– Лес, можешь добавить скорости. Рэмси, мы идем при давлении всего на девяносто фунтов меньше предельного. Оставайтесь на вахте с Лесом, пока вас не сменят.
Жужжание двигателей прибавило в силе.
– Есть, капитан, – ответил Рэмси.
Теперь в интеркоме раздался голос Гарсии:
– Что произошло? Я услыхал работу двигателей.
– Холодное течение, – ответил ему Спарроу. – Пока это возможно, прибавим несколько узлов.
– Я нужен?
– Приходи сюда на пост.
Рэмси слышал голоса в интеркоме с особенной четкостью, на панели стали видны мельчайшие детали: вмятины, легкие царапины.
Вновь пришло воспоминание о депрессии, а потом деталь, которую ранее упустил: по интеркому Спарроу просил провести акустический тест.
«И когда я не ответил, он тут же пришел мне на помощь».
Эту мысль немедленно перебила другая: «Он знал, насколько я неопытен – знал все это время».
– Рэмси.
В двери мастерской стоял Спарроу.
Рэмси уставился на него.
Капитан вошел и уселся на табурет рядом с дверью.
– Что с вами, Рэмси?
Тот прочистил горло:
– Здесь внизу каждый сражается со своими тенями. Вы продержались довольно долго.
– Я вас не понимаю.
– Жизнь здесь такая, что рано или поздно вы выпускаете свои страхи наружу.
– Откуда вам известно, что я боюсь?
– Здесь, на глубине, боится каждый. Это всего лишь вопрос времени, когда вы откроете, что боитесь. А сейчас ответьте на такой вопрос: «Кто вы такой?»
Рэмси уставился на стену за Спарроу.
– Сэр, я офицер-электронщик.
Легкая улыбка коснулась глаз и губ капитана.
– Рэмси, мир, в котором мы живем, весьма печален. Безопасность подбирает храбрых людей.
Он поднялся.
Рэмси выслушал его, не говоря ни слова.
– А теперь давай все-таки глянем на твою коробочку, – сказал Спарроу. – Мне интересно.
Он вышел из мастерской и пошел в сторону кормы. Рэмси за ним.
– Почему вы не держите ее в мастерской?
– Для работы с этим оборудованием я использую личное время.
– Можете не оправдываться.
Спарроу и Рэмси спустились на нижний уровень и вошли в каюту Рэмси. Жужжание индукционного двигателя проникало и сюда.
Рэмси уселся на койку, вынул коробку, поставил ее на стол и открыл. «Нельзя давать ему присматриваться», – думал Рэмси. Он отметил, что маскирующая система в ящике работала.
Нахмурив брови, Спарроу поглядел в коробку.
«Что он собирался там обнаружить?» – думал Рэмси.
Он положил руку на приборы.
– Это устройство прослеживает распространение первичного поискового импульса. Первые модели возбуждались при обратной связи.
Спарроу кивнул.
Рэмси указал на группу сигнальных лампочек.
– Здесь сигнал разделяется по частотам. Когда фаза сигнала превышает установленный уровень, лампочки загораются красным цветом. Отдельные лампочки указывают, какая из систем не в порядке.
Спарроу выпрямился и бросил на Рэмси испытующий взгляд.
– К тому же на внутреннюю ленту ведется постоянная запись, – продолжал объяснять тот.
– Попозже мы еще присмотримся к этой штуке, – сказал Спарроу и оглядел все вокруг.
«Он ожидал увидеть какое-то спецоборудование Безопасности», – думал Рэмси.
– Зачем Безопасность подсадила вас к нам? – спросил Спарроу.
Рэмси промолчал.
Капитан повернулся и поглядел на него оценивающе.
– Сейчас я не собираюсь форсировать этот вопрос, – сказал он. – По возвращению домой у нас будет для этого достаточно времени. – Теперь на его лице появилось горькое выражение. – Безопасность! Да добрая половина наших неприятностей связана с ней!
Рэмси продолжал молчать.
– Хорошо еще, что вы неплохой электронщик. Не сомневаюсь, что вас выбрали ради ваших квалификаций. – Внезапно в его голосе прозвучала нерешительность. – Ведь вы же из Безопасности, не так ли?
Рэмси размышлял: «Если он поверил в это, тогда это маскирует мою истинную задачу. Но я этого не желаю». – И он сказал:
– Мне были даны указания, сэр.
– Да, конечно, – согласился Спарроу. – Это был глупый вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24