– А психически больной похож на тонущего. Он падает вниз, барахтается, он… Джонни! Что случилось?
Рэмси слышал слова, но они теряли для него смысл. Комната превратилась во вращающуюся центрифугу, в которой он был на краю… быстрее… быстрее… быстрее… Он ухватился за аппарат искусственного кровообращения, не удержался и свалился на пол. Какая-то часть его самого чувствовала чьи-то руки на лице, пальцы, нажимающие на глазные яблоки.
Гремящий голос Спарроу, будто из трубы:
– Обморок!
Бум! Бум! Бум! Бум!
шаги хлопание двери звон стекла Он плыл в желеобразном гамаке, сковывающем все его тело. Перед глазами открылась миниатюрная сцена. Спарроу, Гарсия и Боннет стояли плечом к плечу, кукольные фигуры, освещенные миниатюрной, лилипутской рампой.
Марионетки.
Пустым, монотонным голосом миниатюрный Спарроу сказал:
– Я коммандер, подводник, портативный, модель I.
Миниатюрный Гарсия сказал:
– Я офицер-инженер, подводник, портативный, модель I.
Миниатюрный Боннет сказал:
– Я первый офицер, подводник, портативный, модель I.
Рэмси попробовал было что-то сказать, но губы его не слушались.
На кукольной сцене Спарроу сказал:
– Я ненормален, ты ненормален, он ненормален, мы ненормальны, они ненормальны.
Гарсия сказал:
– К сожалению, должен рапортовать о повреждении составных частей: самого себя.
Боннет сказал:
– Этот Рэмси – катализатор.
Спарроу сказал:
– Я не могу помочь тебе; он не может помочь тебе; мы не можем помочь тебе; они не могут помочь тебе; ты не можешь помочь себе сам.
В это время лилипутский Гарсия растворился, оставляя Боннета и Спарроу одних в пространстве. Из пустоты донесся его голос:
– Сожалею, что не могу поблагодарить тебя лично.
Боннет сказал:
– Мое поколение не верит в вампиров.
Рэмси снова попытался заговорить, но не смог издать ни звука.
Спарроу и Боннет заговорили в унисон:
– Успокойся… успокойся… успокойся… успокойся…
Все слабее слабее слабее Голос Гарсии был уже слабеньким-слабеньким эхом, едва различимым сквозь ритм ударов.
глубокая, всеокутывающая темнота темнота, окружающая плод в материнском лоне Рэмси почувствовал движение, жужжание: электромоторы. Голос Боннета: «Кажется, он приходит в себя».
Спарроу: «Ты слышишь меня, Джонни?»
Сам он не хотел отвечать. Это требовало энергии. Для этого необходимо было взять мировую субстанцию. Но годы тренинга психолога вдруг сказали ему: «Ты лежишь в позе зародыша».
Спарроу: «Давай попробуем его распрямить. Это может помочь».
Боннет: «Сообщите ему об этом как-нибудь помягче, капитан».
Руки хватают его за лодыжки, за предплечья, пихают на какие-то сдутые мячи. Он хочет сопротивляться, но мышцы будто из ваты.
«О чем сообщить помягче?»
В голосе Спарроу настойчивость: «Джонни!»
Рэмси смочил спекшиеся губы непослушным языком. «О чем сообщить помягче?» Голос его прозвучал слабо-слабо:
– Да…
– Открой глаза, Джонни.
Он послушался и глянул прямо в переплетение труб и воздухопроводов. Центральный пост. Рэмси почувствовал, что Спарроу рядом, повернулся к капитану. Тот глядел на него сверху, с беспокойным напряжением на вытянувшемся лице. Боннет на своем посту, спиной к ним.
– Как… как…
Рэмси попытался прочистить горло.
Спарроу объяснил:
– Мы принесли тебя сюда, чтобы присматривать. Мы уже почти в Чарлстоне.
Рэмси чувствовал живой ритм подводной лодки, моментально вжился в него. «О чем сообщить помягче?» Но он спросил не о том:
– Что произошло?
– На тебя что-то подействовало, – ответил Спарроу. – Может, это декальцифицирующий укол. Но может, это как-то связано с нашими сверхперегрузочными погружениями, реакцией на ангидразу. Как ты себя чувствуешь?
– Паршиво. Как там Джо?
Похоже, Спарроу было очень трудно выдержать внутреннее смятение. Он сделал глубокий вдох.
– У Джо перестали вырабатываться красные кровяные тельца. Мы ничего не смогли сделать.
«Вот и прошло твое чудо», – подумал Рэмси и сказал:
– Извините, капитан.
Спарроу прикрыл глаза рукой.
– Может, это и к лучшему. – Он вздрогнул. – Ты тоже был…
– У меня на экране что-то есть, – доложил Боннет. Он подключил цепи системы опознания «свой-чужой», проверил их. – Это монитор, один из наших. Быстро идет.
Спарроу крутнулся, подбежал к переговорному пульту, проверил релейные цепи.
– Мы уже достаточно близко для голосовой связи?
Боннет изучал показания приборов.
– Да.
Спарроу повернул регулятор, включил микрофон.
– Это Умелый Джон. Повторяю. Это Умелый Джон. У нас полный «слизняк». Один член экипажа погиб от радиации. Просим разрешения на заход в Чарлстон. Прием.
В динамике возник нечеловеческий голос, сопровождаемый искажениями и модуляциями.
– Привет, Умелый Джон. Ты слегка «горячий». Остановись для дозиметрической проверки. Прием.
Боннет отжал рычаг, и они снизили скорость.
Со своего места на раскладушке Рэмси мог видеть экранчик осциллоскопа: зеленые мигающие линии вытягивались все сильнее по мере приближения монитора.
Вновь в динамике возник прежний нечеловеческий голос:
– Монитор Умелому Джону. Можете проходить. Спускайтесь на входную глубину. Мы станем сопровождать вас с фланга. Прием.
Боннет прибавил мощности. «Рэм» устремился вперед.
– Подключи носовые камеры, – сказал Спарроу.
Большой экран над локаторным пультом ожил. Зеленая вода и пришедшая случайно помощь.
Спарроу повернулся к Рэмси.
– Скоро мы отдадим тебя в хорошие руки, Джонни.
У Рэмси было странное смешение чувств. Он попытался представить Чарлстонский входной тоннель – черную дыру в стене подводного каньона. Мысли его расползлись в разные стороны. «Почему так произошло?» – спросил он сам себя. Потом: «Что сообщить помягче?» Какая-то часть внутри него пыталась оставаться в боевой готовности, делать клинические заключения: «Тебе не хочется возвращаться. Еще недавно ты хватал пантеру за хвост, помнишь? Очень интересно!»
Но он чувствовал, что ответы имеются и спросил:
– Капитан?
– Да, Джонни.
– Я пережил кататонию, так? Кататонический шок?
Спарроу отрывисто сказал:
– Просто шок.
Его тон сообщил Рэмси обо все, что он хотел знать. Практичная часть его сознания сказала: «Кататония. Ну-ну». Внезапно раскладушка стала ему страшно неудобной, неприятно давление веса всего тела на спину. И в тот же миг части головоломки встали на место. Он глубоко вздохнул.
– Только не придавай этому особого значения, – сказал Спарроу.
Боннет взглянул на них. В глазах осторожность.
– Со мной ухе все в порядке, – сказал Рэмси. Он и сам удивился правдивости слов. Сила в нем так и била ключом. – Я потерпел полное поражение, отступление по всему фронту. Но теперь знаю почему.
Спарроу сделал шаг к его лежанке, положил руку ему на лоб.
– Тебе надо попытаться расслабиться.
Рэмси подавил нарождающийся смех.
– Капитан, Джо уже говорил мне, но я тогда не поверил.
Голос Спарроу был немногим громче шепота:
– О чем тебе говорил Джо?
– Что вы продумали все возможные ситуации и держите все под контролем.
– Он кивнул. – А этот подводный канал – и вправду родовой. Проходя через него, рождаешься как бы заново. Подлодка – это своеобразная матка, способная изрыгнуть нас во внешний мир.
Спарроу заметил:
– Было бы лучше, если бы ты еще помолчал.
– Нет, я хочу сказать. И мы рождаемся уже совершенно в другой реальности. Здесь, внизу, существуют свои виды психических расстройств, там, наверху – совсем другие. Но только поглядите на старину «Рэм». Это замкнутый мир со своей собственной экологией. Сырой воздух, вечная угроза снаружи, постоянный ритм движения…
– Это будто сердцебиение, – спокойно заметил Спарроу.
Рэмси улыбнулся.
– Мы плаваем в околоплодовых водах.
– То есть как?
– Морская вода. По химическому составу она практически идентична водам, окружающим зародыш. Это вспомнилось как-то подсознательно. И вот отсюда мы направляемся, стремимся к своему появлению на свет.
– Ты сделал даже более подробное сравнение, чем было у меня, – сказал Спарроу. – А что же есть наша пуповина?
– Наш жизненный опыт, наши переживания. То, что привязывает нас к лодке, делая составной ее частью. Вы находитесь с нею в идеальном симбиозе. Теперь и мы стали детьми одних родителей, братьями, со всеми их эмоциональными связями и даже соперничеством…
– Первый контрольный пункт, – спокойно доложил Боннет. – Теперь уже идем прямо на мол Чарлстонской базы. Капитан, хотите заняться этим?
– Нет, займись этим сам. Лес. Ты все сделаешь как следует.
Боннет подобрался. Проверил показания датчиков расстояния. Его руки сейчас как бы обрели новые способности. Внезапно Рэмси понял, что в этом походе Боннету прибавилось лет, что он уже готов тоже обрезать свою собственную связь. Эта мысль заставила его почувствовать глубокую нежность к Лесу Боннету, он с грустью подумал, что им придется расстаться.
«И вправду, будто братья», – подумал он.
Спарроу поглядел на Рэмси.
– Почему бы тебе не перевестись из ПсиБю на подводные буксировщики? – спросил он.
– Правильно, – подтвердил Боннет. – Нам нужны хорошие мужики.
Печаль стеснила грудь Рэмси.
– Это самая лучшая похвала, которой я мог ожидать, – сказал он. – Но не могу. Меня прислали сюда, чтобы решить такую проблему: почему подводники сходят с катушек? Вы дали мне ответ. Теперь следует приложить руки, чтобы применить эти знания. Доктор Оберхаузен из ПсиБю пообещал дать мне целый отдел, занимающийся проблемами подводников.
– Великолепно, Джонни. Долгая, серьезная работа, – сказал капитан.
– Было бы неприятно терять тебя, – сказал Боннет. – Станешь ты разговаривать с такими как мы, если будешь шишкой?
– Не беспокойся, – ответил ему Рэмси.
– Так каково же это решение? – спросил Спарроу.
– Нервные срывы – это результат отказа рождаться. Человек подсознательно стремится в мир, где был до своего рождения. Как ребенок воспринимал бы рождение, если бы знал, что на другой стороне его будут ждать боль, страх и постоянные угрозы?
– Все опасности и угрозы находятся здесь, внизу, – сказал Спарроу.
– Зато наш маленький мирок под водой обманывает все подсознательное.
– Это понял даже я… мне так кажется, – высказался Боннет, с легким оттенком сарказма. Положив одну руку на штурвал, он отступил, чтобы проконтролировать на пульте ход баржи.
– И нам следует сделать весь этот цикл перерождений желанным, – продолжил Рэмси. – Я буду рекомендовать совершенно неожиданные вещи: лучшие дома и квартиры для подводников, намного большую оплату за каждую операцию, за каждый рейс.
– Это по мне! – сказал Боннет.
– Все это должно привести к каким-то изменениям, – продолжал Рэмси.
– Джонни, пообещай мне кое-что, – перебил его Спарроу.
– Говорите.
Спарроу отвел взгляд, сглотнул.
– Похоже, что ты собираешься стать важной шишкой и… – Он помялся. – Ты можешь как-то устроить, чтобы затушевать всю историю, связанную с Джо? Это ради его жены.
– Все, что смогу. Обещаю. – Он тяжело вздохнул. – А кто возьмет на себя неприятную обязанность сказать ей?
– Я скажу, – ответил Спарроу. – Постараюсь сказать по возможности мягче.
Внезапная судорога сковала Рэмси. «Сообщите помягче». Он прокашлялся.
– Шкип, мне кое-что вспомнилось. Я слыхал, как Лес говорил нечто о сообщении мне неприятной новости. Какой?
Спарроу смочил губы языком, оглянулся по сторонам, посмотрел на Боннета, занятого своими рычагами управления.
– Сообщить помягче о чем? – повторил Рэмси.
– О том, что Джо умер.
– Но…
– Каждый раз, когда мы пытались вывести тебя из шока, ты…
– Каждый раз?
– Мы пробовали раз пять. И все время ты звал Джо вернуться. Нам казалось, что это бред, но…
Он замолчал.
– Подсознательно ощущается различным образом, – сказал Рэмси. Он чувствовал внутри себя пустоту, вдруг вспомнился кошмар. Голос Гарсии: «Боюсь, что не смогу поблагодарить тебя лично».
За что ?
– У нас было много общего, – сказал Рэмси. – Джо понимал меня. Он просматривал насквозь все мои действия… скажем так. Догадываюсь, что это меня обижало. Джо играл в мои игры лучше, чем я сам.
– Он восхищался тобой, – сказал Спарроу.
Глаза Рэмси блеснули и погасли.
– Уже перед самым концом он пришел в себя, – сказал капитан. – Беспокоился о тебе. Говорил, что поступил с тобой нечестно, возбудив наши подозрения против тебя. Джо считал, что в тебе есть задатки незаурядного подводника.
Рэмси отвернулся.
– Так ты сделаешь все, что будет можно, для его жены?
Тот лишь кивнул. Говорить он не мог.
– Мы подходим к молу. Приближаемся к маркеру глубины номер два. – Голос Боннета звучал неестественно небрежно. Он указал на главный экран. Два прожектора, включенные их системой распознавания «свой-чужой», пробивали толщу зеленой воды.
– Ты включил программу автоматического всплытия? – спросил Спарроу.
– Все сделано, – ответил Боннет.
– А мы-таки сделали это и добились успеха, – сказал Рэмси.
В голосе Боннета была неосознанная попытка имитировать акцент добродушного подначивания Гарсии:
– Мы-таки банда долбаных героев!

15

В кабинете чарлстонского бюро доктора Оберхаузена было спокойно. Морщинистый глава ПсиБю сидел за столом, похожим на все другие столы в ПсиБю, откинувшись назад и пощипывая свою козлиную бородку. Коробка радара, заменявшая ему глаза, отсоединенная сейчас от держателя на плече, стояла перед ним на крышке стола. Неподвижные, выпуклые глаза доктора, казалось, глядели на Рэмси, сидящего по другую сторону стола.
Рэмси почесал голову, чувствуя отрастающий ежик волос.
– Это довольно долгая история, – сказал он. – Большая ее часть в моих заметках. Они у вас, хотя врачи и не хотели, чтобы мы встретились.
Оберхаузен молча кивнул.
Рэмси откинулся на спинку своего стула. Тот заскрипел, и Рэмси внезапно понял, что доктор, возможно, отождествляет его со скрипящим стулом – для слепого это был знакомый и понятный сигнал.
– А теперь о тебе, Джонни. Лучевая болезнь – штука неприятная. – Он провел рукой по своим выжженным радиацией глазам. – По счастью, агенты ПсиБю практически неуничтожимы.
– Это видно по моим заметкам и телеметрическим лентам?
Доктор Оберхаузен кивнул.
– Да, видно. Спарроу уже буквально стал частью своей подлодки, ощущая в ней все – в том числе и команду. Его случайные замечания и размышления относительно поисков правильной линии поведения сделали из него великолепного психолога. Я подумываю о том, чтобы забрать его в нашу контору.
– А как насчет моих рекомендаций по предупреждению нервных срывов?
Доктор Оберхаузен пожевал губу, пощипал свою козлиную бородку.
– Старая как мир наполеоновская терапия пышного мундира: фанфары при каждом удобном случае. – Он кивнул. – Безопасность разорется, что это будет раскрытием тайны прибытий, но одну уступку они уже сделали.
– Какую?
– Они объявили официально, что мы воруем нефть у «восточных».
– Это вообще было бессмысленно скрывать.
– Сделали они это с большой неохотой, но их заставили.
– Нам лучше не связываться с Безопасностью, – пробормотал Рэмси. – Нам лучше бы работать над тем, чтобы от нее вообще избавиться. Безопасность подавляет связи. А это приводит к социальной шизофрении.
Доктор Оберхаузен отрицательно покачал головой.
– Нет, Джонни. Мы не станем работать над тем, чтобы избавляться от Безопасности. Это старое заблуждение. Пользуясь аналогией капитана Спарроу: в ненормальном обществе безумец нормален. В Безопасности присутствует тот род ненормальности, который является естественным для военного времени. Естественным и необходимым.
– Ну а после войны, Обе? Ты же знаешь, что они собираются править вечно.
– Они будут пытаться. Но к этому времени Безопасность будет уже под контролем ПсиБю. Мы будем способны довольно эффективно контролировать их.
Рэмси уставился на него, потом довольно хихикнул.
– Так вот почему вы вмешиваетесь в дела Белланда?
– Не только Белланда, Джонни.
– Иногда вы пугаете меня, Обе.
Козлиная бородка Оберхаузена задергалась от смеха.
– Прекрасно. Это значит, что моя поза превосходства и всемогущества более эффективна, чем знания.
Он усмехнулся.
Рэмси тоже улыбнулся и поерзал на стуле, устраиваясь поудобней.
– Если это все, Обе, то мне пора уматывать. Они не хотели пускать Дженнет с детьми ко мне, когда я был в госпитале, а теперь…
– Я тоже ждал, Джонни. Диктат МедБю даже несколько превышает возможности великого ПсиБю. Здесь бал правят радиомедики.
Он медленно покачал головой.
– Так как?
– Ах, нетерпение юности, – сказал доктор Оберхаузен. – Осталось несколько моментов, которые стоило бы выяснить. Почему ты думал, что мы никогда до сих пор не видели необходимости в этой пышномундирной терапии?
– Отчасти из-за Безопасности, – ответил Рэмси. – Но, по-правде, это и не было очевидным. Ошибочные симптомы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24