– Надеюсь, что вы готовы к этой встрече. Время не ждет.
Джон посмотрел на него сквозь полуприкрытые веки, но гнев уже сменился усталостью.
Пирд подумал, что этот человек почему-то выглядит усталым и смущенным, но Доэни предупредил, чтобы ему не давали времени на размышления. «Пусть он потеряет душевное равновесие». Неужели… ЭТО, по предположениям, и есть О'Нейл?
Воздух во внутреннем дворике был наполнен запахами влаги и плесени, с добавлением выхлопных газов от отъехавших бронированных машин. Джон был рад, что покидает это место. Пирд сопроводил его через несколько больших двойных дверей, некоторые из которых оставались открытыми. Здесь можно было увидеть людей за различными занятиями – у компьютеров, вращающихся центрифуг, стерилизаторов, откуда с шипением вырывался пар. В одной из комнат Джон увидел голубой луч лазера. Создавалось впечатление хорошо организованной, но в большей степени бесполезной индустрии. Вокруг было много суеты, внимательного исследования тарелочек с культурами и тест-пробирок. И даже электронный микроскоп. За одной из закрытых дверей был слышен грохот электродвигателя.
В дальнем конце холла была изогнутая винтовая лестница. Она привела Джона и его спутника вверх, на площадку, где Пирд распахнул тяжелую дубовую дверь и пригласил в библиотеку. Стены украшали старые портреты с одной стороны, остальное место занимали книжные шкафы, стеллажи со стопками книг и выдвижная лестница. Небольшой камин итальянской работы, с высеченными из мрамора херувимчиками, располагался в конце открытого пространства, где помещались еще несколько массивных кресел и стол. В комнате пахло старыми книгами и сигаретным дымом. Джона представили по крайней мере десяти мужчинам. После третьего он уже не считал. Перед его глазами мелькали твидовые костюмы, свитера с высоким воротом, кардиганы… Кого-то из них звали Джим, доктор Бэлфор, «о котором вы, конечно, уже слышали». Когда Джон пожал последнюю, предложенную ему руку, со стороны стеллажей вывезли стоявшую там школьную доску и поставили рядом с камином.
Пирд подал знак, призывая своих людей к более благопристойному поведению. Они в самом деле были хорошо проинструктированы, и их лица выражали только глубокую заинтересованность.
Джон смотрел мимо сидящих людей, которые теперь внимательно и изучающе вглядывались в него, на пустую поверхность доски. Она была очень тщательно вычищена, и не было даже намека на то, что ее когда-либо использовали по прямому назначению. Пустая, черно-зеленая поверхность. Интересно, что ему с ней нужно делать? Внезапно он вспомнил о каре, наложенной на него отцом Майклом. Это должно пробудить О'Нейла-Внутри?
– Доэни говорил, что у вас есть новый интересный подход к чуме, – подсказал Пирд Джону.
Джон нашел мел внизу на выступе доски. О'Нейл-Внутри не возражал. За рукой было интересно наблюдать со стороны: она как бы двигалась сама по себе. Его тело жило другой жизнью. Повернувшись к Пирду и остальным со спокойной улыбкой, Джон заговорил твердым и уверенным голосом.
– Каждый из вас, конечно, согласится с тем, что вирус должен использоваться как специализированная структура, которая вводит нуклеиновую кислоту в клетки этой новой бактерии. Я думаю, что не стоит этого разъяснять данной аудитории.
Несколько коротких смешков приветствовали это замечание.
Джон на мгновение отвернулся и посмотрел куда-то мимо доски, собираясь с мыслями. Он посмотрел на камин и портрет над ним, где был изображен щеголь эпохи королевы Елизаветы: плотно пригнанное темное пальто и кружева на шее и манжетах, жестокие глаза на лице хищной птицы.
– Синтетическая наследственная информация была заключена в привитой к вирусу ДНК, – говорил Джон, перебрасывая мел из руки в руку.
– Должна быть и другая характеристика фага, – продолжал Джон. – То, что вирус в своем паразитировании на новой бактерии должен обладать только одинарной ДНК. Это дополнительное сообщение, которое вводится в «хозяина». Я допускаю, что синтетическая ДНК должна прилипнуть к вирусной ДНК таким образом, что это приводит к образованию вирусом все больше и больше нужной ему формы.
«Все-таки какая замечательная вещь – голос», – подумал Джон. Он лился свободно, практически самостоятельно, сильный и полный информативной значимости. Головы вокруг Джона согласно кивали в такт его словам.
– Но что, если фаги создавались не с одинарной? – спросил Джон. – Некоторые клетки человека, например, имеют рецепторы для тестостерона. У женщин имеются эстрогенные рецепторы. Есть множество подобных положений. Также должен быть образец информации, определяющий пол плода в утробе. Для разных полов есть свой образец. Копия нуклеиновых кислот, управляющая созданием белков, должна обладать формирующей способностью, которая может направлять субстанции в определенные положения.
Джон повернулся к доске и стал наблюдать за удивительным движением своей руки, которая нарисовала скетч из серии трехбуквенных комбинаций:
УЦУ – УЦЦ – УЦА – УЦГ ГГУ – ГГЦ – ГГА – ГГГ ГЦУ – ГЦЦ – ГЦА – ГЦГ Он наблюдал за работой своей руки, пока она не остановилась, завершив пять рядов триплетных серий. Потом она вернулась назад и добавила опознавательные метки напротив каждой серии – Сер, Гли, Ала, Тир, Про.
Курильщик в голубом свитере ручной вязки слева от Джона указал на доску концом своей трубки.
– Он неполный, – заявил он. – Неполный ряд.
– Я сейчас представлю вам все остальное, – произнес Джон. – Я хочу, чтобы вы подумали о группе из пяти единиц. Порядок очень важен, как вы можете отметить. Но выбор пяти, я полагаю, наиболее существенный. Код передачи разбит на группы по пять, а распределение соответствует имеющимся химическим связям в местах рецепторов.
– Тех местах, определяющих пол, что вы постулируете? – опять спросил курильщик.
– Да. Я хочу, чтобы вы представили себе флагеллу, с волокнами в одной цепочке и неполную, которая достигает закрепления в живых рецепторах – пента-пробка, можно сказать, предназначенная для конкретного гнезда. Она может вставляться только на свое место, четко определенное. И если уже вставлена, то выпасть не может.
Переставляя стулья, люди Пирда придвинулись ближе, внимательно слушая Джона.
– Почему именно пять? – спросил кто-то.
– Каждая из этих квадратных групп… – Джон указал на ряды, написанные на доске, – имеет открытый конец, пятый сегмент, который можно разместить как угодно. Формировать его можно до соответствующего вида.
– Боже мой! – воскликнул курильщик. Он посмотрел на Джона с благоговением. – Процесс жизнедеятельности отключается. Как вы до этого дошли?
– Это самая простейшая из требуемых форм, – ответил Джон.
– Имея данные о симптомах чумы… – начал Пирд.
– Как вы определяете боковые группы? – перебил его кто-то.
– Между ДНК и РНК единственное химическое различие – это четвертое основание, тимин для одной и урацил для другой, – пояснил Джон. – Можно определить различные последовательности путем сравнения масс-спектров ФД, с применением стереоизомеров, конечно. Различные виды спиралей ДНК расскажут нам о субмолекулярных формах в их пределах.
– Вы утверждаете, что основная теория Крика – это не истина? – вопросительно сказал Пирд.
Джон кивнул. Как бы там ни было, а этот малый довольно сообразительный. Без сомнения, он сразу схватывает то, что еще только подразумевается.
Вопросы бомбардировали Джона со всех сторон. «…больше, чем одна аминокислотная замена?.. пептидной связи? Да! Карбоксильная группа и аминогруппа… но разве оно не должно быть высшим полимером? Не будет ли фаг дезинтегрироваться?»
Пирд встал и помахал рукой, требуя тишины.
– Должна быть обратная связь от цитоплазмы, – сказал Джон, – как предполагает доктор Пирд.
Он положил мел на место и потер переносицу, не удержавшись от желания закрыть глаза. Начиналась головная боль, и плечи Джона подрагивали от усталости.
Пирд тронул Джона за руку.
– Была тяжелая дорога, не правда ли? Я бы сказал, что то что вам сейчас нужно, – это хороший обед и спокойный сон.
Джон кивнул.
– Подходит, будь я проклят! – сказал кто-то. – Годится во всех отношениях.
– Мы завтра снова встретимся. Пусть доктор О'Доннел отдохнет, – произнес Пирд.
Джон безропотно позволил себя увести. Он все еще слышал доносящиеся из библиотеки взволнованные голоса, споры, какие-то обрывки разговоров… Значит, Доэни был прав? В самом деле необходимо только вдохновение? Но он дал им точные инструкции, как того требовала кара.
Пирд привел Джона в ярко освещенную кухню, куда пожилой человек в белом переднике принес сандвичи и молоко. Потом Джона проводили в маленькую спальню с ванной. Единственное окно выходило на залив, где купалась луна. Джон слышал, как закрылась дверь и щелкнула задвижка. Он подергал дверь и убедился, что она заперта. Тогда Джон погасил свет в комнате и вернулся к окну. Около озера находился огражденный камнями выгон для скота, а за оградой была болотистая земля с высокими камышами.
«Я пленник. Это работа Доэни?»
Джон не сопротивлялся усталости, нараставшей в нем, когда он наблюдал за лунным светом, разливающимся по заливу и трясине. Какое все это имеет значение, если ты в плену? «Луна, освещающая вечерний пейзаж, – это навязчивая идея», – подумалось Джону. Свет из прошлого влюбленных пар, льющийся прочь, туда, где уже не может быть любви. Эпизоды и мелочные подробности долгой поездки продолжали терзать сознание Джона. Они неслись бесконечной чередой в долгих сумерках, в бесконечной монотонной вечности.
Когда прекратились рыдания О'Нейла, Джон почувствовал, что ноша уже не столь тяжела. Прорезь в стали бронированной машины обрамляла вид на вершину холма, погруженную в оранжевый закат, отрезки черных теней вверху, где стоял древний форт. Джон подумал, что раньше здесь, наверное, кипела жизнь. Теперь это была лишь молчаливая реликвия, пережиток прошлого. Он чувствовал, что сидящие в бронированной машине люди могли бы тоже легко исчезнуть – превратиться в бренные останки, кости и ржавый металл. Поездка сюда очень отличалась от простого путешествия по сельским окрестностям.
Поединок с Херити велся почти инстинктивно в течение долгих месяцев их медленного пути. Стирая свои вещи в холодной воде, добывая пищу из зарытых тайников, охотясь на одичавших свиней и коров… Что это была за земля! Джон помнил небольшой ручеек у своих ног, воду бежавшую через камыши, торчавшие в вязкой жиже. Течение безразличными движениями наклоняло тростинки – вверх-вниз, вверх-вниз… Это было похоже на шагающие ноги четырех путников, и в этом была свобода. Да, свобода: все их пожитки были за плечами. Странное чувство: Джон был свободным здесь, вместе с Херити, священником и мальчиком, чувствуя отвлеченность от всех явлений окружающего мира, присущую, пожалуй, только мигрирующим толпам кочевников – тем людям, что проводили все время на ногах или на лошадях. Только дом мог уменьшить такое ощущение свободы. Это была мысль, которую Джону очень хотелось обсудить с Гэнноном.
«Мы берем только то, что пригодилось бы в жизни кочевникам…»
Когда Джон стоял в темноте своей комнаты, глядя на лунное отражение в воде, ему почудилось внизу какое-то движение. Черная фигура вышла из тени с другой стороны бывшего крепостного вала. Джон узнал отца Майкла по походке – священник бесцельно бродил по краю мощеных плит, а потом перешел на лужайку выше озера. Его появление напомнило Джону о каре: надо помочь им найти лекарство. Он отвернулся от окна, включил свет в комнате и расстелил кровать. Помочь им найти лекарство… Да, ему придется сделать это.
Священник стоял лицом к зданию, когда свет в окне Джона опять зажегся. Ему был виден профиль Джона, смутные движения. Потом свет погас.
Исповедь Джона вызвала противоречивые чувства у отца Майкла: ужасную тяжесть на сердце и вместе с тем ощущение пустоты. Священник вдруг вспомнил о другом периоде своей жизни, – о тех годах, когда он занимал угловой дом в нижней части Дублина и служил духовным советником в католической школе. Этот дом отец Майкл снова увидел этим утром, из окошка бронированной машины, когда водитель объезжал город, в ряду строений, погруженных в печаль, не примечательных ничем, кроме сорняков и пустых окон. Церковная школа превратилась в гранитные руины, а ее внутреннее убранство было опустошено огнем.
Отец Майкл решил, что больше всего он скучает по тому моменту, когда мальчики и девочки толпой выбегают из школы. Они начинают шумную возню, радуясь краткому мигу свободы между школой и домом. Стоило священнику закрыть глаза и подумать об этом, как он вновь представлял себе их радостные крики, громкие возгласы насмешек и ребячьего хвастовства, множество лиц, обмен детскими планами и секретами, жалобы на придирки домашних.
Отец Майкл снова взглянул на темные окна комнаты Джона, вспоминая, какое странное влияние оказал молчаливый мальчик на это бедное создание там, наверху. Доэни придумал этот метод воздействия с изощренной злобой. Мальчик оказался правильным выбором. Он представлял собой квинтэссенцию того, что можно было увидеть лишь у некоторых, мельком встречающихся в этом ирландском мире. От прежней энергии почти ничего не осталось. Могут ли эти мальчишки вызывать такую же суматоху во дворе в отсутствие девочек? Был особенный вид счастья во всем этом шуме и беспорядке, которого лишен теперь мир, и отец Майкл опасался, что его больше не будет никогда. Это были не просто мальчики, погруженные во что-то, напоминавшее им те дома с каменными фасадами в долине, – каждый из них в конечном итоге прикрывает лишь пустоту, стараясь не выдавать даже намека на печали, спрятанные внутри.
«Исповедь Джона ничего не изменила, – подумал отец Майкл, – разве что привела человека к пониманию того, что сделанное им ужасное зло необходимо исправить. А что, если лекарства вообще нет?»
Отец Майкл почувствовал, что его собственные мысли выдают его. Это был беспринципный вопрос, недостойный священника. Бог не может этого допустить! Вот еще один пример того, что старые принципы ушли, стерлись, из-за действий одного человека. Недавно восстановленная вера отца Майкла вновь покачнулась.
«Принципы!»
Это было одно из тех слов, которые можно сравнить со словом «ответственность». Такие слова раскрывали внутренние человеческие страсти, но оставляли некий покров тайны, подобно торчащему из сложенной пачки товара уголку материи: он ничего не мог рассказать об остальных тканях. Эти слова были синонимами для очень разных вещей. Вера часто маскируется под словом «принцип».
ВЕРА!
Как это слово измельчало! Оно похоже на красно-белый плакат, купленный в дешевом магазине, с надписью: «По газонам не ходить». Или: «Границу не пересекать». Или: «Закрыто, вход только по пропускам».
Отец Майкл закрыл лицо руками.
«Боже, что мы наделали!»
«На все времена было разрушено понятие невинности», – подумал священник. Вот что они сотворили. Он внезапно понял, что это качество было присуще Джону Рою О'Нейлу, пока на него не обрушилась трагедия. Нельзя это назвать совершенной невинностью, потому что даже тогда О'Нейл играл с огнем. Этакий ученик чародея, пытающийся колдовать в отсутствие учителя. Разве Бог не приходил к нему тогда? Разве потеря невинности произошла по желанию Бога? От такой потери некуда скрыться, ее нельзя исправить. Это самая ужасная вещь из всех. Девственность и чистота ушли без возврата.
Отец Майкл упал на колени на влажную траву под окном Джона и начал молиться:
– Боже, возроди нас… Боже, возроди нас.
Пирд, возвращаясь после разговора с Доэни, услышал голос со стороны озера и задержался в тени зданий, заинтересованный склоненной фигурой. Лунный свет был настолько ярок, что он смог рассмотреть отца Майкла. Священник еще не знал о небольшом дельце с бракосочетанием, которое его ожидало. Пирд колебался: пойти и сразу обо всем ему рассказать или дать возможность закончить свои молитвы. Воспитание дало Пирду представление о молитве как о явлении очень личном, чем не делятся с другими. Наблюдение за молящимся смущало его. Во время посещения церкви Пирд всегда молился одними губами, сознавая, что все вокруг могут услышать его слова.
«С этим делом можно повременить до утра», – подумал он.
Пирд поспешил в свои апартаменты, занятый размышлениями о том, что произошло между ним и Доэни. Разговор был довольно занятным. Доэни был уже в своем офисе, примчавшись в Киллалу по короткой дороге, сопровождаемый мотоциклистами. Он как раз говорил по телефону с Викомб-Финчем. Разговор казался странным, как будто односторонним – явно с англичанином, не привыкшим много разговаривать. Доэни что-то написал в маленьком блокноте, и Пирд прочел следующее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Джон посмотрел на него сквозь полуприкрытые веки, но гнев уже сменился усталостью.
Пирд подумал, что этот человек почему-то выглядит усталым и смущенным, но Доэни предупредил, чтобы ему не давали времени на размышления. «Пусть он потеряет душевное равновесие». Неужели… ЭТО, по предположениям, и есть О'Нейл?
Воздух во внутреннем дворике был наполнен запахами влаги и плесени, с добавлением выхлопных газов от отъехавших бронированных машин. Джон был рад, что покидает это место. Пирд сопроводил его через несколько больших двойных дверей, некоторые из которых оставались открытыми. Здесь можно было увидеть людей за различными занятиями – у компьютеров, вращающихся центрифуг, стерилизаторов, откуда с шипением вырывался пар. В одной из комнат Джон увидел голубой луч лазера. Создавалось впечатление хорошо организованной, но в большей степени бесполезной индустрии. Вокруг было много суеты, внимательного исследования тарелочек с культурами и тест-пробирок. И даже электронный микроскоп. За одной из закрытых дверей был слышен грохот электродвигателя.
В дальнем конце холла была изогнутая винтовая лестница. Она привела Джона и его спутника вверх, на площадку, где Пирд распахнул тяжелую дубовую дверь и пригласил в библиотеку. Стены украшали старые портреты с одной стороны, остальное место занимали книжные шкафы, стеллажи со стопками книг и выдвижная лестница. Небольшой камин итальянской работы, с высеченными из мрамора херувимчиками, располагался в конце открытого пространства, где помещались еще несколько массивных кресел и стол. В комнате пахло старыми книгами и сигаретным дымом. Джона представили по крайней мере десяти мужчинам. После третьего он уже не считал. Перед его глазами мелькали твидовые костюмы, свитера с высоким воротом, кардиганы… Кого-то из них звали Джим, доктор Бэлфор, «о котором вы, конечно, уже слышали». Когда Джон пожал последнюю, предложенную ему руку, со стороны стеллажей вывезли стоявшую там школьную доску и поставили рядом с камином.
Пирд подал знак, призывая своих людей к более благопристойному поведению. Они в самом деле были хорошо проинструктированы, и их лица выражали только глубокую заинтересованность.
Джон смотрел мимо сидящих людей, которые теперь внимательно и изучающе вглядывались в него, на пустую поверхность доски. Она была очень тщательно вычищена, и не было даже намека на то, что ее когда-либо использовали по прямому назначению. Пустая, черно-зеленая поверхность. Интересно, что ему с ней нужно делать? Внезапно он вспомнил о каре, наложенной на него отцом Майклом. Это должно пробудить О'Нейла-Внутри?
– Доэни говорил, что у вас есть новый интересный подход к чуме, – подсказал Пирд Джону.
Джон нашел мел внизу на выступе доски. О'Нейл-Внутри не возражал. За рукой было интересно наблюдать со стороны: она как бы двигалась сама по себе. Его тело жило другой жизнью. Повернувшись к Пирду и остальным со спокойной улыбкой, Джон заговорил твердым и уверенным голосом.
– Каждый из вас, конечно, согласится с тем, что вирус должен использоваться как специализированная структура, которая вводит нуклеиновую кислоту в клетки этой новой бактерии. Я думаю, что не стоит этого разъяснять данной аудитории.
Несколько коротких смешков приветствовали это замечание.
Джон на мгновение отвернулся и посмотрел куда-то мимо доски, собираясь с мыслями. Он посмотрел на камин и портрет над ним, где был изображен щеголь эпохи королевы Елизаветы: плотно пригнанное темное пальто и кружева на шее и манжетах, жестокие глаза на лице хищной птицы.
– Синтетическая наследственная информация была заключена в привитой к вирусу ДНК, – говорил Джон, перебрасывая мел из руки в руку.
– Должна быть и другая характеристика фага, – продолжал Джон. – То, что вирус в своем паразитировании на новой бактерии должен обладать только одинарной ДНК. Это дополнительное сообщение, которое вводится в «хозяина». Я допускаю, что синтетическая ДНК должна прилипнуть к вирусной ДНК таким образом, что это приводит к образованию вирусом все больше и больше нужной ему формы.
«Все-таки какая замечательная вещь – голос», – подумал Джон. Он лился свободно, практически самостоятельно, сильный и полный информативной значимости. Головы вокруг Джона согласно кивали в такт его словам.
– Но что, если фаги создавались не с одинарной? – спросил Джон. – Некоторые клетки человека, например, имеют рецепторы для тестостерона. У женщин имеются эстрогенные рецепторы. Есть множество подобных положений. Также должен быть образец информации, определяющий пол плода в утробе. Для разных полов есть свой образец. Копия нуклеиновых кислот, управляющая созданием белков, должна обладать формирующей способностью, которая может направлять субстанции в определенные положения.
Джон повернулся к доске и стал наблюдать за удивительным движением своей руки, которая нарисовала скетч из серии трехбуквенных комбинаций:
УЦУ – УЦЦ – УЦА – УЦГ ГГУ – ГГЦ – ГГА – ГГГ ГЦУ – ГЦЦ – ГЦА – ГЦГ Он наблюдал за работой своей руки, пока она не остановилась, завершив пять рядов триплетных серий. Потом она вернулась назад и добавила опознавательные метки напротив каждой серии – Сер, Гли, Ала, Тир, Про.
Курильщик в голубом свитере ручной вязки слева от Джона указал на доску концом своей трубки.
– Он неполный, – заявил он. – Неполный ряд.
– Я сейчас представлю вам все остальное, – произнес Джон. – Я хочу, чтобы вы подумали о группе из пяти единиц. Порядок очень важен, как вы можете отметить. Но выбор пяти, я полагаю, наиболее существенный. Код передачи разбит на группы по пять, а распределение соответствует имеющимся химическим связям в местах рецепторов.
– Тех местах, определяющих пол, что вы постулируете? – опять спросил курильщик.
– Да. Я хочу, чтобы вы представили себе флагеллу, с волокнами в одной цепочке и неполную, которая достигает закрепления в живых рецепторах – пента-пробка, можно сказать, предназначенная для конкретного гнезда. Она может вставляться только на свое место, четко определенное. И если уже вставлена, то выпасть не может.
Переставляя стулья, люди Пирда придвинулись ближе, внимательно слушая Джона.
– Почему именно пять? – спросил кто-то.
– Каждая из этих квадратных групп… – Джон указал на ряды, написанные на доске, – имеет открытый конец, пятый сегмент, который можно разместить как угодно. Формировать его можно до соответствующего вида.
– Боже мой! – воскликнул курильщик. Он посмотрел на Джона с благоговением. – Процесс жизнедеятельности отключается. Как вы до этого дошли?
– Это самая простейшая из требуемых форм, – ответил Джон.
– Имея данные о симптомах чумы… – начал Пирд.
– Как вы определяете боковые группы? – перебил его кто-то.
– Между ДНК и РНК единственное химическое различие – это четвертое основание, тимин для одной и урацил для другой, – пояснил Джон. – Можно определить различные последовательности путем сравнения масс-спектров ФД, с применением стереоизомеров, конечно. Различные виды спиралей ДНК расскажут нам о субмолекулярных формах в их пределах.
– Вы утверждаете, что основная теория Крика – это не истина? – вопросительно сказал Пирд.
Джон кивнул. Как бы там ни было, а этот малый довольно сообразительный. Без сомнения, он сразу схватывает то, что еще только подразумевается.
Вопросы бомбардировали Джона со всех сторон. «…больше, чем одна аминокислотная замена?.. пептидной связи? Да! Карбоксильная группа и аминогруппа… но разве оно не должно быть высшим полимером? Не будет ли фаг дезинтегрироваться?»
Пирд встал и помахал рукой, требуя тишины.
– Должна быть обратная связь от цитоплазмы, – сказал Джон, – как предполагает доктор Пирд.
Он положил мел на место и потер переносицу, не удержавшись от желания закрыть глаза. Начиналась головная боль, и плечи Джона подрагивали от усталости.
Пирд тронул Джона за руку.
– Была тяжелая дорога, не правда ли? Я бы сказал, что то что вам сейчас нужно, – это хороший обед и спокойный сон.
Джон кивнул.
– Подходит, будь я проклят! – сказал кто-то. – Годится во всех отношениях.
– Мы завтра снова встретимся. Пусть доктор О'Доннел отдохнет, – произнес Пирд.
Джон безропотно позволил себя увести. Он все еще слышал доносящиеся из библиотеки взволнованные голоса, споры, какие-то обрывки разговоров… Значит, Доэни был прав? В самом деле необходимо только вдохновение? Но он дал им точные инструкции, как того требовала кара.
Пирд привел Джона в ярко освещенную кухню, куда пожилой человек в белом переднике принес сандвичи и молоко. Потом Джона проводили в маленькую спальню с ванной. Единственное окно выходило на залив, где купалась луна. Джон слышал, как закрылась дверь и щелкнула задвижка. Он подергал дверь и убедился, что она заперта. Тогда Джон погасил свет в комнате и вернулся к окну. Около озера находился огражденный камнями выгон для скота, а за оградой была болотистая земля с высокими камышами.
«Я пленник. Это работа Доэни?»
Джон не сопротивлялся усталости, нараставшей в нем, когда он наблюдал за лунным светом, разливающимся по заливу и трясине. Какое все это имеет значение, если ты в плену? «Луна, освещающая вечерний пейзаж, – это навязчивая идея», – подумалось Джону. Свет из прошлого влюбленных пар, льющийся прочь, туда, где уже не может быть любви. Эпизоды и мелочные подробности долгой поездки продолжали терзать сознание Джона. Они неслись бесконечной чередой в долгих сумерках, в бесконечной монотонной вечности.
Когда прекратились рыдания О'Нейла, Джон почувствовал, что ноша уже не столь тяжела. Прорезь в стали бронированной машины обрамляла вид на вершину холма, погруженную в оранжевый закат, отрезки черных теней вверху, где стоял древний форт. Джон подумал, что раньше здесь, наверное, кипела жизнь. Теперь это была лишь молчаливая реликвия, пережиток прошлого. Он чувствовал, что сидящие в бронированной машине люди могли бы тоже легко исчезнуть – превратиться в бренные останки, кости и ржавый металл. Поездка сюда очень отличалась от простого путешествия по сельским окрестностям.
Поединок с Херити велся почти инстинктивно в течение долгих месяцев их медленного пути. Стирая свои вещи в холодной воде, добывая пищу из зарытых тайников, охотясь на одичавших свиней и коров… Что это была за земля! Джон помнил небольшой ручеек у своих ног, воду бежавшую через камыши, торчавшие в вязкой жиже. Течение безразличными движениями наклоняло тростинки – вверх-вниз, вверх-вниз… Это было похоже на шагающие ноги четырех путников, и в этом была свобода. Да, свобода: все их пожитки были за плечами. Странное чувство: Джон был свободным здесь, вместе с Херити, священником и мальчиком, чувствуя отвлеченность от всех явлений окружающего мира, присущую, пожалуй, только мигрирующим толпам кочевников – тем людям, что проводили все время на ногах или на лошадях. Только дом мог уменьшить такое ощущение свободы. Это была мысль, которую Джону очень хотелось обсудить с Гэнноном.
«Мы берем только то, что пригодилось бы в жизни кочевникам…»
Когда Джон стоял в темноте своей комнаты, глядя на лунное отражение в воде, ему почудилось внизу какое-то движение. Черная фигура вышла из тени с другой стороны бывшего крепостного вала. Джон узнал отца Майкла по походке – священник бесцельно бродил по краю мощеных плит, а потом перешел на лужайку выше озера. Его появление напомнило Джону о каре: надо помочь им найти лекарство. Он отвернулся от окна, включил свет в комнате и расстелил кровать. Помочь им найти лекарство… Да, ему придется сделать это.
Священник стоял лицом к зданию, когда свет в окне Джона опять зажегся. Ему был виден профиль Джона, смутные движения. Потом свет погас.
Исповедь Джона вызвала противоречивые чувства у отца Майкла: ужасную тяжесть на сердце и вместе с тем ощущение пустоты. Священник вдруг вспомнил о другом периоде своей жизни, – о тех годах, когда он занимал угловой дом в нижней части Дублина и служил духовным советником в католической школе. Этот дом отец Майкл снова увидел этим утром, из окошка бронированной машины, когда водитель объезжал город, в ряду строений, погруженных в печаль, не примечательных ничем, кроме сорняков и пустых окон. Церковная школа превратилась в гранитные руины, а ее внутреннее убранство было опустошено огнем.
Отец Майкл решил, что больше всего он скучает по тому моменту, когда мальчики и девочки толпой выбегают из школы. Они начинают шумную возню, радуясь краткому мигу свободы между школой и домом. Стоило священнику закрыть глаза и подумать об этом, как он вновь представлял себе их радостные крики, громкие возгласы насмешек и ребячьего хвастовства, множество лиц, обмен детскими планами и секретами, жалобы на придирки домашних.
Отец Майкл снова взглянул на темные окна комнаты Джона, вспоминая, какое странное влияние оказал молчаливый мальчик на это бедное создание там, наверху. Доэни придумал этот метод воздействия с изощренной злобой. Мальчик оказался правильным выбором. Он представлял собой квинтэссенцию того, что можно было увидеть лишь у некоторых, мельком встречающихся в этом ирландском мире. От прежней энергии почти ничего не осталось. Могут ли эти мальчишки вызывать такую же суматоху во дворе в отсутствие девочек? Был особенный вид счастья во всем этом шуме и беспорядке, которого лишен теперь мир, и отец Майкл опасался, что его больше не будет никогда. Это были не просто мальчики, погруженные во что-то, напоминавшее им те дома с каменными фасадами в долине, – каждый из них в конечном итоге прикрывает лишь пустоту, стараясь не выдавать даже намека на печали, спрятанные внутри.
«Исповедь Джона ничего не изменила, – подумал отец Майкл, – разве что привела человека к пониманию того, что сделанное им ужасное зло необходимо исправить. А что, если лекарства вообще нет?»
Отец Майкл почувствовал, что его собственные мысли выдают его. Это был беспринципный вопрос, недостойный священника. Бог не может этого допустить! Вот еще один пример того, что старые принципы ушли, стерлись, из-за действий одного человека. Недавно восстановленная вера отца Майкла вновь покачнулась.
«Принципы!»
Это было одно из тех слов, которые можно сравнить со словом «ответственность». Такие слова раскрывали внутренние человеческие страсти, но оставляли некий покров тайны, подобно торчащему из сложенной пачки товара уголку материи: он ничего не мог рассказать об остальных тканях. Эти слова были синонимами для очень разных вещей. Вера часто маскируется под словом «принцип».
ВЕРА!
Как это слово измельчало! Оно похоже на красно-белый плакат, купленный в дешевом магазине, с надписью: «По газонам не ходить». Или: «Границу не пересекать». Или: «Закрыто, вход только по пропускам».
Отец Майкл закрыл лицо руками.
«Боже, что мы наделали!»
«На все времена было разрушено понятие невинности», – подумал священник. Вот что они сотворили. Он внезапно понял, что это качество было присуще Джону Рою О'Нейлу, пока на него не обрушилась трагедия. Нельзя это назвать совершенной невинностью, потому что даже тогда О'Нейл играл с огнем. Этакий ученик чародея, пытающийся колдовать в отсутствие учителя. Разве Бог не приходил к нему тогда? Разве потеря невинности произошла по желанию Бога? От такой потери некуда скрыться, ее нельзя исправить. Это самая ужасная вещь из всех. Девственность и чистота ушли без возврата.
Отец Майкл упал на колени на влажную траву под окном Джона и начал молиться:
– Боже, возроди нас… Боже, возроди нас.
Пирд, возвращаясь после разговора с Доэни, услышал голос со стороны озера и задержался в тени зданий, заинтересованный склоненной фигурой. Лунный свет был настолько ярок, что он смог рассмотреть отца Майкла. Священник еще не знал о небольшом дельце с бракосочетанием, которое его ожидало. Пирд колебался: пойти и сразу обо всем ему рассказать или дать возможность закончить свои молитвы. Воспитание дало Пирду представление о молитве как о явлении очень личном, чем не делятся с другими. Наблюдение за молящимся смущало его. Во время посещения церкви Пирд всегда молился одними губами, сознавая, что все вокруг могут услышать его слова.
«С этим делом можно повременить до утра», – подумал он.
Пирд поспешил в свои апартаменты, занятый размышлениями о том, что произошло между ним и Доэни. Разговор был довольно занятным. Доэни был уже в своем офисе, примчавшись в Киллалу по короткой дороге, сопровождаемый мотоциклистами. Он как раз говорил по телефону с Викомб-Финчем. Разговор казался странным, как будто односторонним – явно с англичанином, не привыкшим много разговаривать. Доэни что-то написал в маленьком блокноте, и Пирд прочел следующее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62