Нас ведут уже долгое время! А кто же зритель, Костя? Скажи, мне?
– Да, ты прав, это клубок… – негромко сказал Поляков, – и эти нити – за них действительно кто-то дергает, и есть зритель, который смеется, азартно сопли и пускает слюни в самый острый момент.
– Да вы поглядите на это все! – крикнул Якутин, оборачиваясь к соседям, – Это же дешевый балаган! А мы тут звезды, на нас смотрят, мы увлеченно играем, да вот только гонорар все равно достанется тому, кто дергает за ниточки! Балаган! Представление!
Вот, у нас даже клоун свой есть!
– Кстати клоун, – вставил Поляков, – вот это загадка! Это нить номер шесть. Почему я выделил его в отдельную нитку? Его не было раньше. Его не было в снах. Он появился только теперь, когда мы прошли сны и пытались выжить среди рушащихся всех до единого устоев.
– Кто же он тогда? – спросил Красноцветов, – что ему нужно?
– Он не из снов, это точно, – мне кажется, он со стороны. Он один тут, из всего этого сонма, не соприкасается ни с одной нитью.
– Ты думаешь, он связан с кукловодом? – спросил Ткачев.
– Может быть, но нет сомнений, что клоун мешает нам, – кивнул Поляков, – все его действия были направлены на то, чтобы не дать нам собраться вместе. То, что у него это не удалось – слепое везение. И, внимание! Вот эта ниточка представляется мне наиболее важной. Клоун – зацепка! Он не из нашего представления – откуда-то еще! Он – извне! – Поляков сделал паузу, потом снова обвел взглядом своих слушателей, – вы понимаете?
Извне! И, поэтому, я бы настоятельно рекомендовал отыскать его, и заставить сказать нам правду.
– Ха! – сказал Валера, – ну ты сказанул, однако! Это ж, получается, наш самый упорный враг, а мы к нему на рожон полезем?
– А я бы полез! – сказал Ткачев, хмуро, – я то, что он мне в кресле устроил, никогда не забуду. Найти бы его, да поквитаться!
– Он и меня в «Долину фараонов» завлек! – выкрикнул Максим, – я тоже припомню.
– А я из-за него чуть не проиграл эстафету, – сказал Поляков, – да поймите же – он наша единственная надежная нить – за него цепляться надо, иначе все – утонем, накроет нас шиза эта! И представление дойдет до конца по сценарию… и вряд ли он будет хорошим, этот конец. Счастливым… Алексей Сергеевич, вы как?
– Если мне это позволит больше никогда не слышать собачьего лая, я, пожалуй, готов рискнуть… Вот только как вы собираетесь его ловить? И где?
– Он приходит не в каждую квартиру. Неплохо бы отыскать надежный вариант, и появиться там, не привлекая особого внимания. Знать бы, где нам не сразу дадут главную роль. Где мы сможем затеряться! – произнес Константин, – думайте! Чья из квартир подходит больше?
– А ведь я, пожалуй, знаю, – с некоторым удивлением сказал Валера и, пошарив в нагрудном кармане своего дорого пиджака, извлек огненно красный платок с монограммой и смятый лист бумаги бежевого цвета.
– Что это? – спросил Красноцветов, – неужели…
– Да, это из моего почтового ящика.
– Гадость… – сказал Ткачев, – что, опять рекламная брошюра?
Валерий покачал головой и передал лист почтальону, который подошел поближе к окну чтобы разглядеть текст. Остальные сгрудились вокруг, любопытствуя.
Это был лист дорогой веленевой бумаги с изумительной красоты золоченым тиснением – в верхней части страницы, под отпечатанными пухлыми ангелочками в викторианском стиле, каллиграфически было выведено: «господину В.В.Золотникофф`у», а ниже следовал столь же выверенный текст:
"Сударь мой милый Валерий Валерьянович! Имею честь пригласить Вас на карнавал по случаю окончания сего года, что, милостью патриция нашего, послезавтречка устраивается. Ждем вас с нетерпением в нашем скромном обществе, и поелику надеемся этим обществом скрасить ваш досуг, в десять вечера, в подъезде номер три, в квартире 77. И не забудьте маску!
Всегда ваша, баронесса Маньянна фон Бософф".
От листка слабо пахло цветочными духами, которые пробуждали у большинства присутствующих сладкие воспоминания об элитных альпийских курортах, а у Максима и Полякова о склепах и мумиях. Низ приглашения венчали две картинки: изящная шарманка конца девятнадцатого века слева и уродливое изображение криво улыбающегося клоуна справа, которое страшно диссонировало с общей стилистикой письма.
– Ну да, конечно! Где еще искать клоуна, как не карнавале! – произнес Ткачев.
– Кажется, вопрос решен, – провозгласил Валерий Золотников, с великолепной небрежностью пряча платок обратно в карман, – я надеюсь, у всех есть маски, господа?
Карнавальная ночь.
Последнюю ночь уходящего года в провинции традиционно отмечали шумным карнавалом. Вот и в этот раз, стоило теплому ночному ветру зашевелить верхушки зонтичных сосен и запахнуть далеким морем, как сиятельный патриций в своей резиденции подписал указ, о проведении очередного праздника.
Весть, как всегда распространилась быстро. Стоило только солнышку приподняться, а народ уже вовсю судачил и строил планы на сегодняшний вечер. И прилетевшая по беспроволочному телеграфу в восемь тридцать официальное сообщение о дате проведения праздника, уже никого не могла удивить. Радостное возбуждение, окатило провинцию – незаметное, не вместе с тем всеобхватывающее, и чувствовалось они в повышенном количестве улыбок на лицах, в том, как чаще стали здороваться всегдашние соседи, в цветной мишуре, что негаданно – нежданно объявилась в только, что открывшихся лавочках молочника и булочника. А последний вовсе не показывался за прилавком, поручив все подмастерьям, а сам удалился в недра лавки, откуда тут потек восхитительный аромат, заслышав который, постоянные покупатели улыбались и мечтательно прикрывали глаза.
– …вы чувствуете? Он снова готовит свой карнавальный пирог. Как считаете, превзойдет рекорд?
– В прошлый раз хватило на сорок человек… ну да нет предела совершенству… Кстати, кем вы будете сегодня?
– Секрет, как всегда. Но, обещаю, никто не разочаруется… да, спасибо, и передай хозяину, что мы надеемся на него!
Сонный и спокойный внешне, внутри город бурно жил. Множились негромкие разговоры, из конца в конец передавались сплетни, пожелания и поздравления. За закрытыми ставнями женские руки трудились над приглашениями, над снедью, украшениями и масками. Внутри дома почти не украшались – все знали, главное действо будет на улице. Скрипели перья в руках хозяев – чернильные, с платиновым пером, шариковые, из дешевой пластмассы, капиллярные, в хрустальном корпусе, а потом все эти послания – с пожеланиями счастья, здоровья, или скажем выражением надежд на скорейшую встречу, написанные на разлинованной бумаге в клетку, или пластиковом листе, или скажем на оберточной бумаге – как разноцветные бабочки слетались в почтовые ящики.
В девять тридцать, в провинции появился Кассиммо – почтальон, сумка которого уже через две улицы оттягивала плечи. Но он улыбался и не забывал здороваться с прохожими, которые иногда норовили вручить послание ему лично. В этот день, накануне карнавала он всегда чувствовал себя как никогда нужным, и подумал вдруг, что на карнавал он нарядиться почтальоном – вот смеху то будет, когда его никто не узнает!
В десять часов произошло событие давшее пищу для новой волны сплетен. Запыхавшийся курьер, примчавшийся на цветастом скутере, принес весть о том, что в соседней провинции тоже будет пирог! И на этот раз они полны желания побить все рекорды!
Провинция возмутилась! Нет, вы слышали, что собираются сделать эти выскочки! Побить рекорд! Да никогда в жизни!
Подобное соревнование происходило почти каждый год, но с каждым новым разом страсти меньше не становились. Сразу же из двух десятков семейств была отряжена оперативная команда хозяек, которые, засучив рукава, властно присоединились в булочнику в его трудах, а вокруг собралось еще два десятка зевак, которые выкриками поддерживали готовящих.
В одиннадцать, у входа в город собралась небольшая толпа, состоящая, в основном, из детей и подростков. Они всматривались в даль, смеялись и махали проходящим обывателям.
Вскоре появился объект их ожидания – под приветственные крики в город на трех выкрашенных в оранжевый цвет грузовиках въезжала команда декораторов, которым предстояло украсить провинцию к предстоящему торжеству. Приветствовали их так шумно и радостно, словно они были первыми колоннами карнавального шествия. Дети восторженно кричали, завидев яркие материи и цветы в кузовах грузовиков, а самые смелые, бежали позади машин, и норовили оторвать яркий лоскут, чтобы потом целый день хвастаться перед сверстниками, а вечером нацепить на костюм, в знак собственной доблести.
Дальнейшие события происходили стремительно – шипя и шурша щетками по улицам, сопровождаемы ребятней, проехали уборочные машины, отдраивая брусчатку до зеркального блеска так, что в ней стало отражаться яркое синее небо. Жаворонки уже давно жили полной социальной жизнь, а совы просыпались от шума машин, провожали их взглядами и на их сонных физиономия появлялись слабые улыбки. Ну да, как же я мог забыть – ведь сегодня же карнавал!
Грузовики разъехались в разные стороны, и вот уже через улицы тянутся цветастые растяжки, трепещут яркие разноцветные флаги, а бумажные гирлянды повисли между столбами как радужные лианы. В двух или трех местах оглушительно грохнули фейерверки, перепугав случайных прохожих и вознеся в голубые небеса блеклые пока огненные цветы.
Остро пахнущий белесый дым поплыл над городом, как крошечные облачка цеплялся за гирлянды и туманом оседал в фруктовых садах.
Провинция менялась на глазах. Раз – и в каждом внутреннем дворике появилось по баллону с гелием, где продавались все желающим причудливых форм шарики – всех размеров и видов. Желающих нашлось так много, что за баллонами выстроились целые очереди, состоящие в основном из нетерпеливых детей, и их снисходительно улыбающихся родителей.
И вот уже первые шарики вырвались из неумелой ручонки маленького владельца и понеслись все выше и выше, под обиженный рев растеряш. Прохожие задирали головы и смотрели, как шары яркими точками летят сквозь синее жаркое небо, стремясь форсировать облака и долететь до набирающего жар солнца.
Два – и в теньке появились лотки со сладостями – пока в основном расписанные рекламой крошечные рефрижераторы с мороженным, но ближе к вечеру, когда поутихнет жара, подтянулся сласти и кремовые пирожные на тонкой папиросной бумаге в форме солнышка, которыми так удобно швыряться в соседа во время праздничного разгула!
Три – и вот на каждом углу, под черепичными козырьками возникают красиво украшенные резьбой шарманки, которые наигрывают «Ламбаду», «Ла Луну» и фламенковый отрывок из «Иннуэндо», создавая праздничную атмосферу. Вокруг них мигом собираются слушатели, в основном молодые парочки. Некоторые начинают танцевать, пока полуденная жара не загоняет их в тень.
В два часа пополудни провинция немного затихает. Жара набирает силу, термометр ползет вверх, и горожане стремятся укрыться в прохладе собственных домов. С щелчками включаются кондиционеры, схлопываются зеленые ставни. Улицы пустеют и лишь у городского фонтана и двух старинных бронзовых водоколонок наблюдается оживление. Вода в фонтане ледяная – питается с ледника, она прозрачна как слеза, но лишь самые отчаянные головы рискуют искупаться в ней. Обычно это запрещено, но сегодня полиция смотрит на шалости сквозь пальцы – они ведь тоже любят карнавал, и этим вечером, одетые в костюмы героев и сказочных существ стражи порядка вольются в гуляющую толпу.
Час спустя на улицах еще никого нет, а вот в домах наблюдается оживление. Костюмы впервые достаются из коробок для генеральной примерки. Кто-то спешит поставить последний штрих, подогнать по фигуре – иголки так и мелькают в ловких руках – работают. А кто-то уже вовсю празднует: из-под неплотно сомкнутых ставень доносится бодрая танцевальная музыка из мощной аудиосистемы и мелькают дискотечные вспышки – народ вовсю разогревается, и из дома выйдет уже к самому карнавалу. В двух же кварталах ниже, в тени крытого оранжевой черепицей навеса негромко наигрывает гитара – слышится прихотливый, чувственный перебор струн, и хотя слушателей не видно – в доме напротив открыты все ставни, и отворены окна, впуская музыку в полутемные прохлады комнат, да замер над навесом одинокий женский силуэт.
В пять, когда жара спадает, местные профсоюзы устраивают свое собственное шествие. На улицы выходят лавочники, лоточники, мелкие мастеровые, работники бытовых служб, представители десятка социальной организаций. Люди несут плакаты и транспаранты, все они одеты в свою форменную одежду. Им машут из окон и даже кидают цветы, но особого интереса нет – кому сейчас интересна политика? К идущим присоединяются только всегдашние зеваки да кучка анархистки настроенной неформальной молодежи, которые выкрикивают противоречащие сами себе лозунги и довольно смеются над произведенным эффектом.
Пройдя через весь город и дойдя до площади у фонтана, колонна разбредается по домам – все формальности выполнены, а мастеровые тоже хотят участвовать в карнавале.
Вечереет, налетает слабый ветерок, пахнущий хвоей и очень слабо – солью. Воздух свежеет – окна и двери открываются, и на порогах появляются почтенные отцы семейств с молотками и коробкой гвоздей в руках. С помощью (в основном моральной) многочисленного семейства они украшают крыльцо гирляндами из цветных лампочек. Гирлянд много – ночью, все должно блестеть, сиять и звучать! Домов много, и эффект от множества ламп будет чудесным! Старожилы смотрят на небо и довольно вздыхают – ночь будет что надо – теплая, но не душная, небо чистое, звездное. Самое то!
Около половины седьмого в город на всех парах влетают два роскошных белоснежных «Бентли» и сразу за ними огненно-красная «Феррари ф-360». Шурша шинами, лимузины следуют по главной улице, а затем сворачивают на дорожку к стоящей чуть в стороне шикарной вилле из розового ракушечника. Видно, как машины притормаживают у увитого цветущим вьюнком крыльца. Аристократическое сословие пожаловало на праздник.
Весточки все еще рассылались. К семи часам пирог начал поспевать, и наработавшиеся хозяйки по одной выходили на свежий воздух, вытирая пот с раскрасневшихся лиц.
Прохожие подбадривали их, спрашивали – готов ли пирог, на что они лишь устало отмахивались – мол, сами увидите, да только этим, из соседней, ни в жисть нас не обогнать.
Народу становилось все больше. Кое-где раздавались песни и выкрики, но основная часть горожан сосредоточилась по домам. Оранжевые грузовики уехали, и, напоследок, рабочие подключили гигантскую гирлянду пересекающую центральную улицу, чем вызвали восторженные рукоплескания свидетелей экспериментов.
Часы на низкой городской ратуше пробили восемь и растратившее задор солнце скрылось за сглаженными вершинами невысоких лесистых гор и на долину, в которой лежала провинция, пал фиолетовый сумрак, в котором по одному стали зажигаться огоньки – синие, зеленые, желтые, красные и оранжевые – словно целые семейства светлячков облюбовывали сады, стайками рассаживаясь на невысоких южных кустарниках. Это одна за другой включались гирлянды, бросая разноцветные, праздничные блики на сгущающиеся сумерки пастельных тонов. В садах пахло апельсиновым и персиковым цветом – резкий и терпкий аромат, мешающийся с запахами дыма от готовящейся снеди.
Время было садиться за стол – и столешницы уже накрыты прямо в саду, под светящимися ночной радугой гирляндами. Праздновали умеренно – основное веселье начнется позже, когда в город войдут первые ряды карнавального шествия. То тут то там, вспыхивали яркими цветными искрами блестки на ждущих своего часа костюмах, массивных браслетах, брильянтах и стеклянной бижутерии, черном жемчуге и его подделке с номером на боку, на кольцах, серьгах, поясах, застежках, запонках, брошках и шпильках для волос.
Где-то в садах играла музыка – маленькие островки мелодии. В сгущающемся сумраке.
Улицы вымерли, теперь уже до самого начала карнавала, пустые, но вместе с тем странно напряженные, ждущие.
В десятом часу взошла луна – обычная для провинции – круглая, крупная, желтая как сыр, и ее призрачный свет, павший на расцвеченные огнями окрестности, подал сигнал для начала карнавала. Оглушительно взвыли пропущенные через многоваттные динамики медные трубы – и этот ликующий, победный звук проник в самые отдаленные уголки города.
– …трубы, вы слышите? Карнавал… карнавал начинается!
– …Быстрее, одевайте маски и бежим!
– …главное занять места у дороги, оттуда лучше видно…
– …Папа, ты посадишь меня на плечи, а то мне не видно?
– …Да поторопитесь вы! Соседи вон уже пошли…
– …черт, каблук!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Да, ты прав, это клубок… – негромко сказал Поляков, – и эти нити – за них действительно кто-то дергает, и есть зритель, который смеется, азартно сопли и пускает слюни в самый острый момент.
– Да вы поглядите на это все! – крикнул Якутин, оборачиваясь к соседям, – Это же дешевый балаган! А мы тут звезды, на нас смотрят, мы увлеченно играем, да вот только гонорар все равно достанется тому, кто дергает за ниточки! Балаган! Представление!
Вот, у нас даже клоун свой есть!
– Кстати клоун, – вставил Поляков, – вот это загадка! Это нить номер шесть. Почему я выделил его в отдельную нитку? Его не было раньше. Его не было в снах. Он появился только теперь, когда мы прошли сны и пытались выжить среди рушащихся всех до единого устоев.
– Кто же он тогда? – спросил Красноцветов, – что ему нужно?
– Он не из снов, это точно, – мне кажется, он со стороны. Он один тут, из всего этого сонма, не соприкасается ни с одной нитью.
– Ты думаешь, он связан с кукловодом? – спросил Ткачев.
– Может быть, но нет сомнений, что клоун мешает нам, – кивнул Поляков, – все его действия были направлены на то, чтобы не дать нам собраться вместе. То, что у него это не удалось – слепое везение. И, внимание! Вот эта ниточка представляется мне наиболее важной. Клоун – зацепка! Он не из нашего представления – откуда-то еще! Он – извне! – Поляков сделал паузу, потом снова обвел взглядом своих слушателей, – вы понимаете?
Извне! И, поэтому, я бы настоятельно рекомендовал отыскать его, и заставить сказать нам правду.
– Ха! – сказал Валера, – ну ты сказанул, однако! Это ж, получается, наш самый упорный враг, а мы к нему на рожон полезем?
– А я бы полез! – сказал Ткачев, хмуро, – я то, что он мне в кресле устроил, никогда не забуду. Найти бы его, да поквитаться!
– Он и меня в «Долину фараонов» завлек! – выкрикнул Максим, – я тоже припомню.
– А я из-за него чуть не проиграл эстафету, – сказал Поляков, – да поймите же – он наша единственная надежная нить – за него цепляться надо, иначе все – утонем, накроет нас шиза эта! И представление дойдет до конца по сценарию… и вряд ли он будет хорошим, этот конец. Счастливым… Алексей Сергеевич, вы как?
– Если мне это позволит больше никогда не слышать собачьего лая, я, пожалуй, готов рискнуть… Вот только как вы собираетесь его ловить? И где?
– Он приходит не в каждую квартиру. Неплохо бы отыскать надежный вариант, и появиться там, не привлекая особого внимания. Знать бы, где нам не сразу дадут главную роль. Где мы сможем затеряться! – произнес Константин, – думайте! Чья из квартир подходит больше?
– А ведь я, пожалуй, знаю, – с некоторым удивлением сказал Валера и, пошарив в нагрудном кармане своего дорого пиджака, извлек огненно красный платок с монограммой и смятый лист бумаги бежевого цвета.
– Что это? – спросил Красноцветов, – неужели…
– Да, это из моего почтового ящика.
– Гадость… – сказал Ткачев, – что, опять рекламная брошюра?
Валерий покачал головой и передал лист почтальону, который подошел поближе к окну чтобы разглядеть текст. Остальные сгрудились вокруг, любопытствуя.
Это был лист дорогой веленевой бумаги с изумительной красоты золоченым тиснением – в верхней части страницы, под отпечатанными пухлыми ангелочками в викторианском стиле, каллиграфически было выведено: «господину В.В.Золотникофф`у», а ниже следовал столь же выверенный текст:
"Сударь мой милый Валерий Валерьянович! Имею честь пригласить Вас на карнавал по случаю окончания сего года, что, милостью патриция нашего, послезавтречка устраивается. Ждем вас с нетерпением в нашем скромном обществе, и поелику надеемся этим обществом скрасить ваш досуг, в десять вечера, в подъезде номер три, в квартире 77. И не забудьте маску!
Всегда ваша, баронесса Маньянна фон Бософф".
От листка слабо пахло цветочными духами, которые пробуждали у большинства присутствующих сладкие воспоминания об элитных альпийских курортах, а у Максима и Полякова о склепах и мумиях. Низ приглашения венчали две картинки: изящная шарманка конца девятнадцатого века слева и уродливое изображение криво улыбающегося клоуна справа, которое страшно диссонировало с общей стилистикой письма.
– Ну да, конечно! Где еще искать клоуна, как не карнавале! – произнес Ткачев.
– Кажется, вопрос решен, – провозгласил Валерий Золотников, с великолепной небрежностью пряча платок обратно в карман, – я надеюсь, у всех есть маски, господа?
Карнавальная ночь.
Последнюю ночь уходящего года в провинции традиционно отмечали шумным карнавалом. Вот и в этот раз, стоило теплому ночному ветру зашевелить верхушки зонтичных сосен и запахнуть далеким морем, как сиятельный патриций в своей резиденции подписал указ, о проведении очередного праздника.
Весть, как всегда распространилась быстро. Стоило только солнышку приподняться, а народ уже вовсю судачил и строил планы на сегодняшний вечер. И прилетевшая по беспроволочному телеграфу в восемь тридцать официальное сообщение о дате проведения праздника, уже никого не могла удивить. Радостное возбуждение, окатило провинцию – незаметное, не вместе с тем всеобхватывающее, и чувствовалось они в повышенном количестве улыбок на лицах, в том, как чаще стали здороваться всегдашние соседи, в цветной мишуре, что негаданно – нежданно объявилась в только, что открывшихся лавочках молочника и булочника. А последний вовсе не показывался за прилавком, поручив все подмастерьям, а сам удалился в недра лавки, откуда тут потек восхитительный аромат, заслышав который, постоянные покупатели улыбались и мечтательно прикрывали глаза.
– …вы чувствуете? Он снова готовит свой карнавальный пирог. Как считаете, превзойдет рекорд?
– В прошлый раз хватило на сорок человек… ну да нет предела совершенству… Кстати, кем вы будете сегодня?
– Секрет, как всегда. Но, обещаю, никто не разочаруется… да, спасибо, и передай хозяину, что мы надеемся на него!
Сонный и спокойный внешне, внутри город бурно жил. Множились негромкие разговоры, из конца в конец передавались сплетни, пожелания и поздравления. За закрытыми ставнями женские руки трудились над приглашениями, над снедью, украшениями и масками. Внутри дома почти не украшались – все знали, главное действо будет на улице. Скрипели перья в руках хозяев – чернильные, с платиновым пером, шариковые, из дешевой пластмассы, капиллярные, в хрустальном корпусе, а потом все эти послания – с пожеланиями счастья, здоровья, или скажем выражением надежд на скорейшую встречу, написанные на разлинованной бумаге в клетку, или пластиковом листе, или скажем на оберточной бумаге – как разноцветные бабочки слетались в почтовые ящики.
В девять тридцать, в провинции появился Кассиммо – почтальон, сумка которого уже через две улицы оттягивала плечи. Но он улыбался и не забывал здороваться с прохожими, которые иногда норовили вручить послание ему лично. В этот день, накануне карнавала он всегда чувствовал себя как никогда нужным, и подумал вдруг, что на карнавал он нарядиться почтальоном – вот смеху то будет, когда его никто не узнает!
В десять часов произошло событие давшее пищу для новой волны сплетен. Запыхавшийся курьер, примчавшийся на цветастом скутере, принес весть о том, что в соседней провинции тоже будет пирог! И на этот раз они полны желания побить все рекорды!
Провинция возмутилась! Нет, вы слышали, что собираются сделать эти выскочки! Побить рекорд! Да никогда в жизни!
Подобное соревнование происходило почти каждый год, но с каждым новым разом страсти меньше не становились. Сразу же из двух десятков семейств была отряжена оперативная команда хозяек, которые, засучив рукава, властно присоединились в булочнику в его трудах, а вокруг собралось еще два десятка зевак, которые выкриками поддерживали готовящих.
В одиннадцать, у входа в город собралась небольшая толпа, состоящая, в основном, из детей и подростков. Они всматривались в даль, смеялись и махали проходящим обывателям.
Вскоре появился объект их ожидания – под приветственные крики в город на трех выкрашенных в оранжевый цвет грузовиках въезжала команда декораторов, которым предстояло украсить провинцию к предстоящему торжеству. Приветствовали их так шумно и радостно, словно они были первыми колоннами карнавального шествия. Дети восторженно кричали, завидев яркие материи и цветы в кузовах грузовиков, а самые смелые, бежали позади машин, и норовили оторвать яркий лоскут, чтобы потом целый день хвастаться перед сверстниками, а вечером нацепить на костюм, в знак собственной доблести.
Дальнейшие события происходили стремительно – шипя и шурша щетками по улицам, сопровождаемы ребятней, проехали уборочные машины, отдраивая брусчатку до зеркального блеска так, что в ней стало отражаться яркое синее небо. Жаворонки уже давно жили полной социальной жизнь, а совы просыпались от шума машин, провожали их взглядами и на их сонных физиономия появлялись слабые улыбки. Ну да, как же я мог забыть – ведь сегодня же карнавал!
Грузовики разъехались в разные стороны, и вот уже через улицы тянутся цветастые растяжки, трепещут яркие разноцветные флаги, а бумажные гирлянды повисли между столбами как радужные лианы. В двух или трех местах оглушительно грохнули фейерверки, перепугав случайных прохожих и вознеся в голубые небеса блеклые пока огненные цветы.
Остро пахнущий белесый дым поплыл над городом, как крошечные облачка цеплялся за гирлянды и туманом оседал в фруктовых садах.
Провинция менялась на глазах. Раз – и в каждом внутреннем дворике появилось по баллону с гелием, где продавались все желающим причудливых форм шарики – всех размеров и видов. Желающих нашлось так много, что за баллонами выстроились целые очереди, состоящие в основном из нетерпеливых детей, и их снисходительно улыбающихся родителей.
И вот уже первые шарики вырвались из неумелой ручонки маленького владельца и понеслись все выше и выше, под обиженный рев растеряш. Прохожие задирали головы и смотрели, как шары яркими точками летят сквозь синее жаркое небо, стремясь форсировать облака и долететь до набирающего жар солнца.
Два – и в теньке появились лотки со сладостями – пока в основном расписанные рекламой крошечные рефрижераторы с мороженным, но ближе к вечеру, когда поутихнет жара, подтянулся сласти и кремовые пирожные на тонкой папиросной бумаге в форме солнышка, которыми так удобно швыряться в соседа во время праздничного разгула!
Три – и вот на каждом углу, под черепичными козырьками возникают красиво украшенные резьбой шарманки, которые наигрывают «Ламбаду», «Ла Луну» и фламенковый отрывок из «Иннуэндо», создавая праздничную атмосферу. Вокруг них мигом собираются слушатели, в основном молодые парочки. Некоторые начинают танцевать, пока полуденная жара не загоняет их в тень.
В два часа пополудни провинция немного затихает. Жара набирает силу, термометр ползет вверх, и горожане стремятся укрыться в прохладе собственных домов. С щелчками включаются кондиционеры, схлопываются зеленые ставни. Улицы пустеют и лишь у городского фонтана и двух старинных бронзовых водоколонок наблюдается оживление. Вода в фонтане ледяная – питается с ледника, она прозрачна как слеза, но лишь самые отчаянные головы рискуют искупаться в ней. Обычно это запрещено, но сегодня полиция смотрит на шалости сквозь пальцы – они ведь тоже любят карнавал, и этим вечером, одетые в костюмы героев и сказочных существ стражи порядка вольются в гуляющую толпу.
Час спустя на улицах еще никого нет, а вот в домах наблюдается оживление. Костюмы впервые достаются из коробок для генеральной примерки. Кто-то спешит поставить последний штрих, подогнать по фигуре – иголки так и мелькают в ловких руках – работают. А кто-то уже вовсю празднует: из-под неплотно сомкнутых ставень доносится бодрая танцевальная музыка из мощной аудиосистемы и мелькают дискотечные вспышки – народ вовсю разогревается, и из дома выйдет уже к самому карнавалу. В двух же кварталах ниже, в тени крытого оранжевой черепицей навеса негромко наигрывает гитара – слышится прихотливый, чувственный перебор струн, и хотя слушателей не видно – в доме напротив открыты все ставни, и отворены окна, впуская музыку в полутемные прохлады комнат, да замер над навесом одинокий женский силуэт.
В пять, когда жара спадает, местные профсоюзы устраивают свое собственное шествие. На улицы выходят лавочники, лоточники, мелкие мастеровые, работники бытовых служб, представители десятка социальной организаций. Люди несут плакаты и транспаранты, все они одеты в свою форменную одежду. Им машут из окон и даже кидают цветы, но особого интереса нет – кому сейчас интересна политика? К идущим присоединяются только всегдашние зеваки да кучка анархистки настроенной неформальной молодежи, которые выкрикивают противоречащие сами себе лозунги и довольно смеются над произведенным эффектом.
Пройдя через весь город и дойдя до площади у фонтана, колонна разбредается по домам – все формальности выполнены, а мастеровые тоже хотят участвовать в карнавале.
Вечереет, налетает слабый ветерок, пахнущий хвоей и очень слабо – солью. Воздух свежеет – окна и двери открываются, и на порогах появляются почтенные отцы семейств с молотками и коробкой гвоздей в руках. С помощью (в основном моральной) многочисленного семейства они украшают крыльцо гирляндами из цветных лампочек. Гирлянд много – ночью, все должно блестеть, сиять и звучать! Домов много, и эффект от множества ламп будет чудесным! Старожилы смотрят на небо и довольно вздыхают – ночь будет что надо – теплая, но не душная, небо чистое, звездное. Самое то!
Около половины седьмого в город на всех парах влетают два роскошных белоснежных «Бентли» и сразу за ними огненно-красная «Феррари ф-360». Шурша шинами, лимузины следуют по главной улице, а затем сворачивают на дорожку к стоящей чуть в стороне шикарной вилле из розового ракушечника. Видно, как машины притормаживают у увитого цветущим вьюнком крыльца. Аристократическое сословие пожаловало на праздник.
Весточки все еще рассылались. К семи часам пирог начал поспевать, и наработавшиеся хозяйки по одной выходили на свежий воздух, вытирая пот с раскрасневшихся лиц.
Прохожие подбадривали их, спрашивали – готов ли пирог, на что они лишь устало отмахивались – мол, сами увидите, да только этим, из соседней, ни в жисть нас не обогнать.
Народу становилось все больше. Кое-где раздавались песни и выкрики, но основная часть горожан сосредоточилась по домам. Оранжевые грузовики уехали, и, напоследок, рабочие подключили гигантскую гирлянду пересекающую центральную улицу, чем вызвали восторженные рукоплескания свидетелей экспериментов.
Часы на низкой городской ратуше пробили восемь и растратившее задор солнце скрылось за сглаженными вершинами невысоких лесистых гор и на долину, в которой лежала провинция, пал фиолетовый сумрак, в котором по одному стали зажигаться огоньки – синие, зеленые, желтые, красные и оранжевые – словно целые семейства светлячков облюбовывали сады, стайками рассаживаясь на невысоких южных кустарниках. Это одна за другой включались гирлянды, бросая разноцветные, праздничные блики на сгущающиеся сумерки пастельных тонов. В садах пахло апельсиновым и персиковым цветом – резкий и терпкий аромат, мешающийся с запахами дыма от готовящейся снеди.
Время было садиться за стол – и столешницы уже накрыты прямо в саду, под светящимися ночной радугой гирляндами. Праздновали умеренно – основное веселье начнется позже, когда в город войдут первые ряды карнавального шествия. То тут то там, вспыхивали яркими цветными искрами блестки на ждущих своего часа костюмах, массивных браслетах, брильянтах и стеклянной бижутерии, черном жемчуге и его подделке с номером на боку, на кольцах, серьгах, поясах, застежках, запонках, брошках и шпильках для волос.
Где-то в садах играла музыка – маленькие островки мелодии. В сгущающемся сумраке.
Улицы вымерли, теперь уже до самого начала карнавала, пустые, но вместе с тем странно напряженные, ждущие.
В десятом часу взошла луна – обычная для провинции – круглая, крупная, желтая как сыр, и ее призрачный свет, павший на расцвеченные огнями окрестности, подал сигнал для начала карнавала. Оглушительно взвыли пропущенные через многоваттные динамики медные трубы – и этот ликующий, победный звук проник в самые отдаленные уголки города.
– …трубы, вы слышите? Карнавал… карнавал начинается!
– …Быстрее, одевайте маски и бежим!
– …главное занять места у дороги, оттуда лучше видно…
– …Папа, ты посадишь меня на плечи, а то мне не видно?
– …Да поторопитесь вы! Соседи вон уже пошли…
– …черт, каблук!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66