— Ну что ж, прекрасно. Ты командир. Ага, вот и Большая Центральная.
Большая Центральная представляет собой бульвар и идет вдоль парка. Хло направила могучий «паккард» в объезд, сделала длинный крюк и вывела его через развязку на магистраль, где мы влились в ночной поток машин, едущих в город.
Хло забыла затронуть один вопрос, над которым я давно ломал голову: как нам отыскать Патрика Махоуни. Он был полицейским, вот и все, что я о нем знал. Махоуни мог оказаться патрульным в мундире или сыщиком в штатском платье, мог сидеть в любом районном участке или работать как представитель главного управления на Центральной улице в Манхэттене.
Хотя, если подумать, много шансов было за то, что он вовсе не мелкая полицейская сошка. Патрульный в мундире, топающий по участку, вряд ли потянет на роль «связника», как выразился Гросс, между мафией и управлением полиции. Мне представлялось вероятным, что Махоуни — какой-нибудь начальник, и искать его следует на Центральной улице.
Трудность заключалась в том, чтобы выяснить все наверняка.
Нас обогнала патрульная машина, значительно превысившая допустимую скорость, и я задумчиво посмотрел ей вслед, жалея, что мы не можем просто догнать ее, остановить и спросить полицейского за рулем, кто такой Патрик Махоуни и как его...
Ага!
— Ага! — сказал я вслух.
Хло вздрогнула, и «паккард» вынесло на соседнюю полосу.
— Не надо так! — попросила она.
— Канарси, — проговорил я. — К черту Манхэттен, рули в Канарси.
— Канарси? Ты шутишь?
— Нет, не шучу. Езжай в Канарси.
— Да не найду я этот твой Канарси, даже если мне будет помогать отряд бойскаутов.
— Я найду. Тормози, я сяду за руль.
— Ты уверен, что сумеешь вести такую машину?
В ее устах это прозвучало как оскорбление, но я не стал обижаться, а просто сказал:
— Да. Сворачивай на обочину.
Хло свернула, и мы поменялись местами; я обежал капот машины, а Хло просто передвинулась по сиденью. Сев за руль, я тотчас почувствовал себя солдатом третьей армии Паттона. Танковой, как вы знаете.
Вести эту машину было истинным блаженством. Как будто сидишь с рулем в руках на огромном старинном диване, обтянутом мохером и напичканном маленькими, щедро смазанными подшипниками. Я впервые в жизни пожалел, что не курю сигары. Понятное дело, почему все считают, что гангстеры и маленькие старушки имеют пристрастие к таким машинам. Гангстеру они придают уверенность и ощущение силы, которое не испытаешь в «кадиллаке», почти неотличимом от какого-нибудь ничтожного «шевроле» мелкого жулика. А старушка с умеренно усохшей попой надолго сохранит румянец цветущей юности при условии, что будет проводить побольше времени за рулем такой тачки.
— Не удивительно, что мы удрали от тех парней, — сказал я, когда мы бодро покатили вперед. — Эта машина слишком исполнена чувства собственного достоинства, чтобы позволить догнать себя какой-то четырехглазой жестянке с клеенчатыми сиденьями.
— Благодарю, — отозвалась Хло.
— Ну, и водитель, конечно, не подкачал, — заверил я ее. Правда, только из вежливости.
* * *
Я заметил патрульного Циккатту, когда он шагал по Восточной 101-й улице, жонглируя своей дубинкой. Сегодня это у него не очень получалось, поэтому я сначала услышал, а уж потом увидел его.
Сперва: «тр-рах!» А после этого: «Тьфу, черт!»
Вот так.
Мы уже четверть часа колесили по округе, продвигаясь очень медленно, с опущенными стеклами. Время близилось к полуночи, и весь Канарси по обыкновению будто вымер. Мои конкуренты — два других окрестных бара — еще не закрылись, но если в них не спали, то уж, во всяком случае, позевывали. Мой собственный бар «Я НЕ...», разумеется, являл собой сонное царство. Странное чувство охватило меня, когда я проехал мимо и увидел его покинутым и запертым на замок. Как же мне хотелось вылезти из машины, открыть двери, включить яркий свет и телевизор, надеть передник и, даст бог, перемолвиться словечком с одним-двумя посетителями. Если, конечно, они заглянут ко мне.
Сегодня ночью, мигом вспомнил я, должны показывать «Смертельный поцелуй», где Виктор Мэтчер хочет жить честно, но Ричард Уиндмарк ему не дает и сталкивает с лестницы старуху в инвалидном кресле. А совсем поздно пойдет «Примите подарочек» — старая комедия с Филдзом, в которой Филдз покупает апельсиновую рощу в Калифорнии. Сколько же прекрасных передач я пропущу, а все потому, что где-то кто-то совершил дурацкую ошибку.
Ну, ладно. Короче, мы колесили по округе минут пятнадцать, прежде чем «тр-рах!» и «Тьфу, черт!» помогли мне обнаружить патрульного Циккатту. Я высунул в окно голову и как мог тихо позвал:
— Эй!
— А?
Я увидел, как Циккатта стоит на тротуаре, в темноте на полпути между двумя фонарями, и, согнувшись, поднимает свою дубинку. Оставаясь в согнутом состоянии, он принялся озираться по сторонам, будто вершил обряд какой-то неведомой веры. На самом деле Циккатта просто хотел узнать, кто его окликнул.
— Я здесь, — сказал я. — Чарли Пул.
Я уже успел остановить «паккард» у левого тротуара, рядом с Циккаттой.
Патрульный посмотрел в мою сторону, в конце концов увидел меня, узнал и воскликнул:
— О! Это ты, Чарли.
Он поднял дубинку, разогнулся и подошел к машине.
— Купил, что ли?
— Что? Ах, вы о машине. Нет, просто одолжил.
— Я заметил, твое заведение закрыто. Думал, ты захворал или еще что.
— У меня были дела, — ответил я. — Сейчас не могу об этом говорить. Не обижайтесь.
— Какие обиды! Почему я должен совать нос в твои личные дела? — С этими словами он опять наклонился и одарил улыбкой Хло, чуть приподняв форменную фуражку. — Добрый вечер.
Хло улыбнулась в ответ, кивнула и сказала:
— Добрый вечер.
— Патрульный Циккатта, — проговорил я, хотя мне было вовсе не до церемоний. — А это... Хло... Э-э-э...
— Шапиро, — сказала она.
— Шапиро, — повторил я. — Хло Шапиро. Хло, это патрульный Циккатта.
— Как поживаете? — одновременно осведомились они.
Я уже начинал терять терпение. Дело грозило дойти до чаепития с шоколадным печеньем.
— Патрульный Циккатта, я хочу вас кое о чем спросить, — сказал я.
— Разумеется, Чарли. Что такое?
— По секрету. И я не могу сказать вам, почему спрашиваю.
Он взялся левой рукой за пряжку ремня, хотя мне показалось, что на самом деле Циккатта хотел приложить ладонь к сердцу.
— Я не любопытный, Чарли, и вынюхивать не стану. С чего мне нос совать куда не надо?
— Замечательно, — сказал я — Вот что я хочу знать. Где-то в полиции служит человек по имени Патрик Махоуни, и я...
— Я бы удивился, не будь там такого человека, — ответил патрульный Циккатта и захохотал. Он снова подался вперед и подмигнул Хло. — А вы, мисс?
Удивились бы?
Рад сообщить, что на сей раз Хло удостоила его лишь мимо летной улыбки.
— Дело серьезное, патрульный Циккатта, — сказал я.
Он мигом протрезвел и выпрямился. Теперь он стоял чуть ли не как на параде.
— Извини, Чарли, мне просто стало смешно, понимаешь?
— Конечно Так вот, я хочу разыскать этого Махоуни. Кажется, он сидит на Центральной улице, но я не уверен.
— Он что, крупная шишка?
— Я так думаю. А может, и не шишка.
— Так чего ты от меня хочешь?
— Вы не могли бы как-нибудь узнать, есть ли на Центральной улице Патрик Махоуни? Или, может, в каком другом участке есть большой чин, которого так зовут? И узнать по-тихому, чтобы Махоуни ничего не пронюхал?
Циккатта нахмурился.
— Чарли, ты занялся не тем, чем надо. Я хочу говорить с тобой как друг, а не как легавый. Если ты влез куда не следует, лучше вылезай обратно, пока не поздно.
— Никуда я не влез, — ответил я, слегка уклонившись от истины, хотя если учесть, что именно подразумевал Циккатта, я говорил чистую правду. Буду очень признателен, если вы не станете меня расспрашивать.
Он развел руками, пожал плечами и сказал:
— Ладно, Чарли, я нос совать не буду, мешать тебе тоже не буду. Твои дела — это твои дела.
— Спасибо.
— Но что смогу — сделаю. Ты тут подождешь?
— Да.
— Дойду до участка, погляжу, что там есть.
— Только по-тихому, — сказал я.
— Естественно.
— Я могу подкинуть вас до участка, так оно быстрее получится.
— Мне положено ходить пешком, — напомнил Циккатта. — Но мы можем встретиться там. Участок наш на Гленвуд-роуд, ты знаешь?
— Знаю. Остановлюсь чуть дальше.
— Прекрасно.
— Большое спасибо, — сказал я.
— Я еще ничего не выяснил, — ответил он.
Мы сделали друг другу ручкой, и Циккатта зашагал своей дорогой, возобновив упражнения с дубинкой, а я включил передачу и поехал к шестьдесят девятому полицейскому участку на Гленвуд-роуд.
— А он довольно мил для полицейского, — заметила Хло.
— Славный парень, — ответил я.
— Готова спорить, что у тебя друзья классом выше, чем у Арти.
— Что ты хочешь этим сказать? Арти и сам мой друг.
— Да, но ты — один из лучших людей, с которыми он знается. А сам он едва ли не худший человек из всех, с кем ты знаком.
— Арти? А что в нем плохого?
— Ничего. — Она похлопала меня по руке. — Ты просто оставайся самим собой.
Чего я не выношу, так это покровительственного тона. Но я никак не мог придумать достойного ответа, поэтому просто вцепился в руль и запыхтел от злости.
Мы молчали, пока я не затормозил неподалеку от полицейского участка, который размещался в перестроенном особняке на одну семью, больше похожем на космический корабль, чем на пункт охраны правопорядка. Только теперь Хло сказала:
— Интересно, где сейчас Арти?
— Дома, наверное, — ответил я. — А вот что с мисс Алтеей — это и впрямь интересно.
— Без нее легче живется, — сказала Хло. — От этой девки одни мучения и никому никакого проку.
— Послушай, что ты там залепила насчет Арти?
— Чарли, ты знаешь его не хуже, чем я. Зачем об этом говорить?
— Господи, да ты же его подружка. Почему ты говоришь о нем такие веши?
Она криво улыбнулась.
— Неважно почему. Важно, что это правда, но тогда возникает другое «почему». Почему я — подружка Арти? Но я даже не подруга ему. В лучшем случае, одна из подружек. А он — в самом лучшем случае — один из моих дружков. Я — его вытрезвитель на дому, ты же слышал.
— Но почему так? — спросил я.
Она склонила голову набок и, казалось, занялась рассмотрением этого вопроса. Спустя минуту Хло сказала:
— Чарли, мне двадцать три года. Половая зрелость у меня наступила в двенадцать лет, то есть одиннадцать годков назад. В семнадцать я выскочила замуж за парня годом старше. Поверь мне, это была ошибка. Спустя два года я развелась, потому что он меня бросил. Мы тогда жили не здесь, а в Элизабет, это в Нью-Джерси. До своего бегства Маури работал на нефтеперегонном заводе «Эссо». Как, по-твоему, это начинает немного смахивать на исповедь, да?
— Если не хочешь говорить, я не... То есть я считаю, что это твое личное дело. Я не вправе...
— Нет уж, позволь мне продолжить, раз начала. Ты, Чарли, очень упрощенно меня воспринимаешь. Пора представить твоему взору более подробную картину. У меня, к примеру, есть пятилетняя дочь Линда, которая живет с моими стариками в Бронксе.
— О... — изрек я.
— О, — ответила она. — Еще какое "о". Слава богу, что я хотя бы не поддалась на уговоры Маури и не бросила школу за полгода до выпускных экзаменов. Я кончила ее и получила аттестат. Последние четыре года работаю то тут, то там и учусь на вечернем в нью-йоркском университете. Иногда Линда живет со мной, иногда — с дедом и бабкой. Так оно и идет. Ну, теперь картина ясна?
— Более-менее, — ответил я.
— Прекрасно. Идем дальше. После слишком раннего замужества я совсем не торопилась взрослеть и проникаться чувством ответственности. Ты понимаешь?
Вот почему я при каждом удобном случае сбагриваю Линду предкам, вот почему якшаюсь с парнями вроде Арти и его сброда. В их среде царит полная безответственность. Понятно, что я имею в виду?
— Я хоть и не женился в семнадцать лет, но у нас есть нечто общее. Моя работа в баре, наверное, тоже своего рода способ избежать ответственности.
— Хорошо, значит, с этим тебе все ясно. Перехожу к последнему пункту.
Надеюсь, что не вгоню тебя в краску. В двенадцать лет — половая зрелость, в семнадцать — замужество. В восемнадцать — материнство. Я уже давно не девочка, Чарли, и у меня есть свои желания и потребности, как у всякого человека. И я с ними уживаюсь, а с ответственностью уживаться не хочу. Вот и дошла до того, что превратилась в послепопоечную подружку Арти Декстера.
Каков портрет, а?
— Тебе вовсе не обязательно было... м-м-м...
— Замолчи, Чарли. Я просто хочу, чтобы ты знал, кто мне Арти и кто я ему. Я представляю себе, что он за человек, и связалась с ним только из-за его слабостей.
— Э... ну... — начал я. — А как насчет его сознания ответственности перед обществом? Тот фильм по телеку, после которого он прекратил сбывать пилюли, да и вообще...
— Знаю, — ответила Хло. — Есть и другие признаки перемен. Например, то, как он сейчас старается подражать тебе. Может, он взрослеет, и скоро я стану еще чьей-нибудь послепопоечной подружкой.
— Не могла бы ты...
— Не говори глупостей, Чарли. Гляди-ка, вон твой легавый дружок.
Я поднял глаза и действительно увидел своего легавого дружка. Он входил в участок.
— Ладно, вернемся к делу, — сказала Хло. — Могу я внести предложение?
— Конечно.
— Сейчас поговорим с ним, и на сегодня хватит. Уже поздно, и мистер Гросс, вероятно, разослал повсюду ищеек. Разумнее было бы отсидеться где-нибудь до утра, верно?
— Ну, и где мне отсидеться?
— Да там же, где и вчера. У Арти. Ключ у меня есть. Думаю, до утра мы там будем в безопасности.
— Мы?
— Не валяй дурака, Чарли. Я остаюсь с тобой. Это я была за рулем, когда мы удирали, я готова сделать все, что тебе нужно. Я уже однажды тебе пригодилась, помнишь?
— Помню, — сказал я и подумал, что спорить с ней нет смысла. Она права, мне стоило переждать до утра, и не где-нибудь, а в квартире у Арти. Если Арти уже там или придет под утро, мы сможем посовещаться и распределить роли. А если Арти не покажется, утром я смогу сказать Хло, что мне лучше действовать в одиночку.
Через несколько минут патрульный Циккатта вышел из участка и принялся вышагивать туда-сюда, разыскивая нас. Машина стояла слева от него и чуть поодаль, и ее было отлично видно, поскольку позади нас на углу торчал уличный фонарь. Я опустил стекло со своей стороны и замахал руками, но Циккатта по-прежнему расхаживал взад-вперед и не замечал нас.
Что ни говори, патрульный Циккатта не был безупречным полицейским. Он совершенно не умел вертеть свою дубинку, не любил совать нос в чужие дела и не умел отыскать «паккард» 1938 года выпуска, стоящий под уличным фонарем прямо перед ним.
В конце концов мне пришлось крикнуть:
— Эй!
Он поднял глаза, заозирался и увидел нас. Правду сказать, он указал в нашу сторону пальцем, Циккатта улыбнулся, радуясь тому, что мы обнаружены, и перешел через улицу.
— Нашли что-нибудь? — спросил я тоном заговорщика.
— Нашел ли? Еще бы! — Он облокотился о крышу «паккарда» надо мной и наклонился так, что его голова показалась в оконном проеме. Циккатта улыбнулся Хло и сказал:
— Привет, вы там.
Она улыбнулась в ответ, по-моему, несколько более приветливо, чем нужно, и произнесла:
— Здравствуйте еще раз.
— Привет, — выпалил я. — Что вы узнали?
— Может, это и не тот Патрик Махоуни. Вероятно, в полицейском управлении столько Патриков Махоуни, что замучаешься на них дубинкой показывать.
— Я не хочу ни на кого показывать дубинкой, — ответил я. — Расскажите мне о том Патрике Махоуни, про которого узнали.
— Ну что ж, это и впрямь большая шишка. Помощник старшего инспектора, а это уже почти заместитель старшего инспектора.
— Вау! — притворно удивился я. — А что делает помощник главного инспектора?
— Он в отделе организованной преступности. Второй человек после заместителя старшего инспектора Финка.
— Что такое отдел организованной преступности?
— Новое подразделение, образованное после того, как телевидение начало орать про «Коза ностру». Специальная бригада, следящая за организованной преступностью в Нью-Йорке.
— Интересно, ловят ли они хоть кого-нибудь? — сказал я.
— Не знаю, тот ли это Махоуни, который тебе нужен, — ответил патрульный Циккатта.
— Очень удивлюсь, если нет. Где он сидит, на Центральной улице?
— Нет, в районном управлении в Куинсе.
— Куинс, — повторил я.
— Вероятно, он есть в телефонном справочнике. Где-то в Куинсе.
— Отдел организованной преступности находится в Куинсе.
— Они же чиновники, Чарли, тебе ли не знать.
— Конечно. Спасибо большое. Я очень признателен.
— Всегда к твоим услугам. Если я могу чем-то помочь, буду рад. Не хочу совать нос, но ты знай, я все для тебя сделаю.
— Я знаю, — искренне ответил я. Патрульный Циккатта и впрямь был первоклассный парень. И как только его угораздило оказаться в полиции?
— Спасибо еще раз, — сказал я.
Он пригнул голову, дабы получить возможность опять улыбнуться Хло.
— Ну, до свидания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18