— Надеюсь, что я не дура, но выходить замуж из-за денег? Никогда не считала это разумным. Брак с неподходящим человеком может быть весьма неприятным… даже если этот человек богат.
Хейгар рассмеялась, и я поняла, что наш спор доставляет ей удовольствие. Видимо, она пришла к выводу, что я ей нравлюсь. Но при этом меня несколько смущало подозрение, что, будь я на самом деле охотницей за богатыми наследниками, она благоволила бы мне не меньше. Ей нравилось, что я обладаю, как она выразилась, твердым характером. До чего же в семье Рокуэлл ценили это качество! И Габриэля привлекла моя сила воли, эта черта его всегда влекла. А Саймон, вообразивший, что я вышла за Габриэля из-за денег? Ведь будь это на самом деле, он стал бы, пожалуй, думать обо мне еще лучше. Рокуэллы считают, что человек должен быть хитер и расчетлив. У них это называется «здравым смыслом». Не важно, если такой человек оказывается закоренелым циником — только бы не был наивен, им все равно восхищаются.
— Значит, вы вышли замуж по любви, — заключила она.
— Да, — с вызовом ответила я. — По любви.
— Тогда почему Габриэль покончил с собой?
— Это загадка, которая еще не разгадана.
— И может быть, вы ее разгадаете?
— Надеюсь, — сама удивилась я своему ответу.
— Разгадаете, если решительно возьметесь за дело.
— Вы так думаете? Но ведь остаются же неразгаданные тайны, хотя многие отдавали время и силы, чтобы докопаться до истины.
— Может, они мало старались. А вы теперь носите под сердцем наследника. Если родится мальчик, надежды Руфи на то, что Люк станет хозяином «Услад», рухнут. — В голосе Хейгар прозвучало торжество. — Люк, — добавила она, — будет вторым Мэтью. Он очень похож на своего деда.
Наступило молчание, длившееся несколько минут. Затем я поймала себя на том, что рассказываю ей, как побывала в классной комнате в «Усладах» и видела ее инициалы в шкафу и на столе и как водившая меня туда тетя Сара поведала мне кое-что об их детстве и юности. Хейгар заинтересовалась. Она тоже была не прочь поговорить о прошлом.
— Я уже много лет не бывала в детской части дома. Хотя ежегодно приезжаю в «Услады» на Рождество. Но весь дом обхожу редко. Теперь мне все дается с трудом. Знаете, я ведь старшая из нас троих. На два года старше Мэтью. А в детстве я их всех заставляла плясать под мою дудку.
— Да, тетя Сара на это намекала!
— Сара! Она всегда была без царя в голове. Могла часами, сидя за столом, накручивать на палец одну прядь за другой, пока все волосы не станут дыбом, будто ее протащили за ноги через живую изгородь… И все-то она мечтала, все мечтала! По-моему, теперь она многих вещей вовсе не понимает.
— Зато другие понимает даже слишком хорошо.
— Знаю. Всегда такой была. В первые годы замужества я наведывалась в «Услады» каждый день. Муж никогда не ладил с моей семьей. Думаю, он немного ревновал меня к ним.
Хейгар улыбалась, вспоминая, а я представляла, как она смотрит в прошлое, сквозь годы, и видит себя своенравной девочкой, всегда поступавшей по-своему.
— Мы встречались тогда с немногими, — продолжала она. — В те дни мы здесь жили очень уединенно. Еще не было железных дорог, мы виделись только с местными жителями, и в округе не было другой семьи, кроме Редверзов, с которой мы могли бы породниться. А Сара и вообще не вышла замуж… Кто знает, вышла бы она, даже если было за кого? Видно, такой уж у нее удел — прожить всю жизнь в мечтах.
— Наверное, вы очень тосковали по «Усладам», когда вышли замуж, — заметила я, наливая ей вторую чашку чая и передавая печенье.
Хейгар печально кивнула:
— Наверное, мне вообще не следовало оттуда уезжать.
— Я вижу, «Услады» очень много значат для всех, кто в них живет.
— Придет время, они и для вас будут значить не меньше. Если родится мальчик, ему предстоит расти в «Усладах», и, как все Рокуэллы, он научится любить и почитать дом. Такова традиция.
— Это я понимаю.
— А я уверена, что родится мальчик. И буду молиться об этом. — Хейгар говорила так, будто и Бог должен подчиняться ее распоряжениям, и я улыбнулась.
Заметив это, она улыбнулась тоже:
— Если же родится девочка, а Люк вдруг умрет…
Я испуганно перебила ее:
— С чего ему умирать?
— Некоторым членам пашей семьи даровано долголетие, другие умирают молодыми. Оба сына моего брата имели несчастье родиться очень слабыми. Не вздумай Габриэль покончить с собой, он все равно прожил бы недолго. Его брат умер очень рано. Мне кажется, и в Люке я вижу признаки такой же хилости.
Эти слова меня поразили. Взглянув на Хейгар, я, как мне показалось, заметила в ее глазах проблеск надежды. Впрочем, наверное, я это вообразила. Ведь она сидела спиной к свету, вот мне и почудилось.
Люк и мой еще не родившийся ребенок, если это будет мальчик, встанут между Саймоном и «Усладами». По тому, как Хейгар говорила об «Усладах» и о Саймоне, видно было, как они для нее важны. Возможно, это главное в ее жизни. Если Саймон станет хозяином «Услад», она сможет провести там остаток своих дней. И, словно боясь, что она прочтет мои мысли, я быстро спросила:
— А отец вашего внука… ваш сын… он тоже был слаб здоровьем?
— Нет, конечно. Питер — отец Саймона — погиб на Крымской войне, сражаясь за королеву и отечество. Саймон его и не видел, а потрясение убило мать Саймона, которая не оправилась после родов. Она была очень хрупким созданием. — В голосе старой леди послышалось легкое презрение. — Мне этот брак был не по душе. Но мой сын отличался своеволием. Да я и не хотела, чтобы он был другим, хоть это и привело к несчастливому браку. Зато они оставили мне внука.
— Наверное, это было для вас большим утешением.
— Да, очень большим, — подтвердила она, и ее голос прозвучал совсем иначе — гораздо мягче.
Я спросила, не хочет ли миссис Редверз еще чаю. Она отказалась и, так как мы обе допили свой чай, сказала:
— Пожалуйста, позвоните Доусон. Терпеть не могу грязные чашки и тарелки.
Когда поднос с чайными принадлежностями унесли, Хейгар заговорила о Люке. Ей хотелось узнать, какое он произвел на меня впечатление. Показался ли он мне привлекательным, забавным?
Меня смутили эти вопросы. Я и сама не знала, что о нем думать.
— Он очень молод, — ответила я. — А о молодых людях трудно составить определенное мнение. Они так быстро меняются. Со мной Люк очень мил.
— А красивая дочка доктора, наверное, часто у вас бывает?
— После моего возвращения я ее ни разу не видела. Сейчас к нам мало кто заглядывает, пока у нас траур.
— Ну конечно. Вас, скорее всего, удивляет, откуда я так хорошо знаю, что происходит в «Усладах». Но от слуг всегда можно узнать самые последние новости. У жены нашего привратника сестра служит в «Усладах».
— Да, — подтвердила я. — Она моя горничная. Очень хорошая девушка.
— Рада, что вы довольны ею. А я довольна Этти. Я часто с ней вижусь. Она ждет первенца, а меня жизнь наших слуг всегда интересует. Вот я и намереваюсь проследить, чтобы к родам Этти запаслась всем необходимым. Когда у нас в «Келли Грейндж» рождаются дети, мы всегда дарим новорожденным серебряные ложки.
— Хороший обычай.
— Наши люди преданы нам. Они знают, что могут нам доверять.
Мы обе очень удивились, когда пришел Саймон, чтобы отвезти меня в «Услады». Я и не заметила, как пролетели два с лишним часа. Наш разговор был живым и увлекательным. По-моему, он и ей доставил удовольствие, так как, прощаясь со мной, она даже позволила себе быть приветливой.
— Приходите ко мне еще, — сказала она и тут же, блеснув глазами, добавила. — Буду рада.
Эти последние слова прозвучали как признание. Она поняла, что я не дам собой помыкать, и моя твердость пришлась ей по душе. Я ответила, что приду с удовольствием и буду ждать следующего визита. По дороге домой Саймон был не слишком разговорчив, но я видела, что он доволен тем, как прошло знакомство.
В течение следующих недель я немного гуляла, а больше лежала у себя в комнате, читая романы Диккенса, миссис Генри Вуд и сестер Бронте. Я все больше погружалась в мысли о своем ребенке и находила в этом утешение. Временами я заново остро переживала смерть Габриэля, и сознание того, что он никогда не увидит свое дитя, усугубляло трагедию. И каждый день что-нибудь непременно наводило меня на грустные воспоминания о Пятнице. Мы ведь с ним много гуляли, и теперь, когда я слышала отдаленный лай, мое сердце начинало учащенно биться. Я тешила себя надеждой, что когда-нибудь пес вернется. Видимо, мысль, что Пятница потерян навсегда, была мне так же невыносима, как боль от того, что я никогда больше не увижу Габриэля.
Я старалась принимать участие в жизни нашей округи. Ходила к викарию пить чай, ходила в церковь, где сидела рядом с Руфью и Люком на скамье Рокуэллов. И чувствовала, что вживаюсь в эту жизнь, хотя не испытывала ничего подобного, когда Габриэль был со мной.
Временами Сара водила меня в детскую. Это доставляло ей большое удовольствие. Она продемонстрировала мне колыбель-качалку всех Рокуэллов — настоящее произведение искусства, ей было около двухсот лет. Сара сшила голубое стеганое одеяльце, поражающее, как все ее рукоделья, тщательностью и аккуратностью.
Я опять навестила Хейгар, и казалось, мы еще больше сблизились. Я позволила себе поверить, что нашла в ней доброго друга. Из-за траура в «Кирклендских усладах» мы не принимали, но самые близкие друзья к нам иногда заглядывали. Приходила Дамарис, и я уверилась, что Люк в нее влюблен, но испытывает ли она нежные чувства к нему, я бы затруднилась сказать. Я вообще сомневалась, способна ли Дамарис на какие-то чувства. По моим наблюдениям, она была холодна даже с собственным отцом, хотя слушалась его беспрекословно. Неужели даже его она не любит по-настоящему? — думалось мне.
Доктор заходил часто, чтобы, как он говорил, приглядывать за сэром Мэтью и Сарой, а заодно уж и за миссис Рокуэлл, добавлял он, улыбаясь мне. Он дал мне ряд рекомендаций, как себя вести. Я не должна уходить далеко от дома, должна отказаться от верховых прогулок, должна отдыхать, когда мне этого хочется, и перед сном пить горячее молоко.
Однажды, отправившись на утреннюю прогулку и отойдя от дома примерно на милю, я услышала сзади стук колес и, оглянувшись, увидела докторский экипаж. Доктор приказал кучеру остановиться.
— Вы утомились, — упрекнул он меня.
— Да нет же. И до дома рукой подать.
— Пожалуйста, садитесь, — попросил он. — Я отвезу вас обратно.
Я подчинилась, хотя и уверяла, что нисколько не устала. Надо сказать, сам доктор выглядел гораздо утомленнее, чем я, и со своей обычной прямотой я сказала ему об этом.
— Я был в Уорстуистле, — объяснил он. — Там я всегда устаю.
Уорстуистл! Упоминание об этом месте сразу настроило меня на грустный лад. Я думала о несчастных больных с помутившимся рассудком, изолированных от мира. Как благородно со стороны доктора оказывать им помощь!
— Вы так добры, что ездите даже туда, — сказала я.
— У меня вполне эгоистические мотивы, миссис Рокуэлл, — ответил он. — Эти люди меня интересуют. Кроме того, они во мне нуждаются. А знать, что ты нужен, всегда приятно.
— Все так, и тем не менее это очень благородно с вашей стороны. Я слышала, вы помогаете им не только своими знаниями, но и своей добротой.
— Ха! — вдруг расхохотался он, и на смуглом лице блеснули белоснежные зубы. — Я сам должен за многое быть благодарен. Открою вам секрет. Сорок лет назад я был сиротой… сиротой без гроша в кармане. И могу сказать вам, дорогая миссис Рокуэлл, что быть сиротой в нашем прекрасном мире весьма горько, а уж сиротой без гроша — просто трагедия.
— Могу себе представить.
— Мне грозило стать нищим и просить подаяния на улице, дрожа от холода и голода. Но судьба все же оказалась ко мне благосклонной. Когда я повзрослел, я стал мечтать о том, чтобы лечить больных. Никаких надежд осуществить эти устремления у меня не было. Но на меня обратил внимание один богатый человек и сделал мне много добра. Дал образование, помог воплотить мои мечты в жизнь. Если бы не этот богатый человек, кем бы я был? И теперь, стоит мне увидеть нищего на дороге или преступника в тюрьме, я тут же напоминаю себе: «Не будь того великодушного человека, и со мной происходило бы то же самое». Потому-то я и отдаю все силы своим больным. Вы меня понимаете?
— Не знаю… — начала я.
— Вероятно, теперь ваше мнение обо мне изменилось в худшую сторону, потому что я — не настоящий джентльмен, да?
Я гневно повернулась к нему:
— По-моему, вы — джентльмен из джентльменов!
Мы подъехали к «Усладам», и он проговорил:
— Тогда, может быть, вы сделаете мне одолжение?
— Если это в моих силах…
— Берегите себя… берегите себя, как только можете.
Я пила чай с Хейгар Редверз, и она, как всегда, с удовольствием вспоминала о своем детстве, о том, как она командовала в детской. И вдруг мне показалось, что стены этой заставленной мебелью комнаты смыкаются, что мне нечем дышать. Со мной творилось что-то странное, а что, я не могла понять. Очнулась я на диване, оттого что к моему носу поднесли нюхательную соль.
— Что… что случилось? — спросила я.
— Все в порядке, дорогая, — услышала я властный голос Хейгар. — Вы упали в обморок.
— В обморок? Я? Но…
— Не волнуйтесь. По-моему, в вашем положении это совершенно естественно. Лежите спокойно. Я послала за Джесси Данкуэйт. Я очень ей доверяю.
Я попробовала приподняться, но сильные, сверкающие гранатами и бриллиантами руки этой удивительной женщины удержали меня на месте.
— Думаю, моя милая, что ходить сюда пешком вам уже не по силам. Такое расстояние становится для вас чрезмерным. Надо, чтобы в следующий раз вас кто-нибудь привез.
Сидя в кресле возле дивана, Хейгар пустилась в воспоминания:
— Помню, как я падала в обмороки, когда ждала сына. Отвратительное ощущение, правда? Удивительно, как со временем привыкаешь к этим мелким неприятностям. Не хотите ли чего-нибудь освежающего, дорогая? Может быть, капельку бренди? Вам это пошло бы на пользу. Однако, пожалуй, лучше дождаться Джесси Данкуэйт.
Не прошло и четверти часа, как Джесси Данкуэйт появилась. Мне показалось, что ей лет сорок пять. У нее были розовые щеки, приятное выражение лица. Черная шляпка, отделанная бусинками из черного янтаря, весело подрагивавшими на ходу, была подвязана под подбородком черными лептами, на габардиновой накидке тоже поблескивал черный янтарь. Когда она сняла накидку, под ней обнаружилось черное платье и белоснежный накрахмаленный передник.
Вскоре выяснилось, что это — акушерка, живущая в «Келли Грейндж». А поскольку Хейгар правила поместьем словно королева, то и акушерка вела себя как верноподданная. Позже я узнала, что, если кто-то из рожениц не мог заплатить Джесси, за них платила Хейгар. Джесси выполняла обязанности и медицинской сестры, так как имела большой и разносторонний опыт в уходе за больными. Она осмотрела меня, расспросила и со знанием дела оценила мое состояние. По ее мнению, у меня все шло как положено и случившееся вполне естественно, учитывая сроки беременности. Джесси порекомендовала мне выпить чашку сладкого чая и заверила, что бояться нечего.
Когда она ушла, Хейгар распорядилась вскипятить чайник и, пока я пила чай, давала советы:
— Самое лучшее, что вы можете сделать, — это пригласить Джесси, когда придет срок. В округе я никого более умелого не знаю; потому и держу ее. По сравнению с другими акушерками у нее неудачи при родах случаются реже. Если бы я могла пригласить ее к моей невестке, та была бы сейчас с нами.
Я поблагодарила ее за совет и сказала, что как раз ломаю себе голову, как все устроить.
— Тогда решено, — ответила Хейгар. — Скажу Джесси, чтобы была готова. Хорошо бы поселить ее в «Усладах» за неделю до родов. Осмотрительность никогда не мешает.
Таким образом, моими делами распорядились помимо меня. Но мне было все равно. По-видимому, изменения моей фигуры изменили и мой характер. Лежа на диване и слушая, как Хейгар строит планы насчет моего будущего, я не испытывала ничего, кроме апатии. Потом позвали Джесси, которая еще не ушла. И когда я сообщила ей, что решила воспользоваться ее услугами, она явно обрадовалась.
— Джесси будет регулярно навещать вас в «Усладах», — заявила Хейгар. — И вы должны следовать ее советам. А теперь вас отвезут домой. Когда приедете, обязательно хорошенько отдохните.
Саймона не было, так что домой меня повез один из конюхов. Руфь вышла навстречу, удивившись, что я возвращаюсь в экипаже, и я быстро рассказала обо всем, что случилось.
— Лучше сразу поднимайтесь к себе, — посоветовала она. — Обед я вам пришлю.
Я поднялась в свою комнату. Тут же пришла Мэри Джейн, чтобы устроить меня поудобнее. Я покорно слушала, как она болтает про свою сестру Этти, которая точно так же упала в обморок несколько месяцев назад.
Впереди меня ждал тихий свободный вечер и возможность почитать в постели. Мэри Джейн принесла обед и, когда я с ним расправилась, пришла сказать, что меня хочет видеть доктор Смит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33