– Интересно, Уолдо, для какой цели ты все это… Хотя постой! Я, кажется, понял! – Он вскочил со стула и весело засмеялся. Затем, хитро оглядевшись по сторонам, проговорил: – Клянусь, я знаю, но никому не скажу! Ни Джорджу, ни Лоуренсу!
– Можешь не говорить! – презрительно усмехнувшись, отозвался Джордж. – Не знаю, с чего это ты вдруг стал принимать меня за дурака, маленький хитрюга! Разумеется, Уолдо задумал превратить имение в новый сиротский приют!
– В сиротский приют?! – взвился Лоуренс. Он обратил на сэра Уолдо острый взгляд прищуренных глаз. – Прелестно!
Нет, вы только посмотрите на него! То, что должно было принадлежать мне, теперь будет разорено и растащено по кусочкам малолетними ворюгами! Это называется: ни себе, ни людям! Самому тебе это имение не нужно, но ты лучше отдашь его уличным попрошайкам, чем своим же собственным родственникам! Прелестно!
– Боюсь, из всех моих родственников ты печешься только об одном, Лоури. О самом себе, – спокойно ответил на этот выпад кузена сэр Уолдо. – Что же касается сиротского приюта, то… вы угадали. Я намереваюсь превратить имение именно в сиротский приют.
– Ты… Ты!.. Господи, мне сейчас станет дурно! – дрожа от ярости и задыхаясь от гнева, провозгласил Лоуренс, падая на диван.
– Так, ну хватит! А ну, убирайся отсюда! – зловеще сверкая глазами, проговорил хмурый Джулиан. Если гнев заставил Лоуренса смертельно побледнеть, то у юного лорда Линдета это же чувство вызвало обратный эффект. Он покраснел до корней волос. – Ты пришел сюда только для того, чтобы что-то дополнительно вынюхать и отлично справился с поставленной задачей! Но если ты думаешь, что имеешь право грязно оскорблять Уолдо под крышей моего дома, то должен тебя предупредить, что ты ошибся в выборе места.
– Успокойся, подхалим! – усмехнувшись, зло проговорил Лоуренс. – Я ухожу. И можешь не провожать меня. Я был бы тебе очень признателен, если бы ты не утруждал себя. – Он повернулся к леди Линдет. – Ваш покорный слуга, мэм, позвольте откланяться! Я приятно провел здесь время, нечего сказать!
– Комедиант паршивый! – заметил Джордж, когда за Лоуренсом захлопнулась дверь. – Обиженный денди! А ты молодец, парень! – прибавил он с улыбкой, оглянувшись на Джулиана. Улыбка осветила его лицо и сделала его более мягким. – Это ж надо! «Под крышей моего дома!» Только попробуй сказать мне то же самое, маленький хитрюга! Только попробуй, и я покажу тебе, где раки зимуют!
Джулиан расслабился и рассмеялся.
– Я ведь тоже пришел сюда вынюхивать.
– Да, Джордж, только это совсем другое. Ты же не упрекаешь Уолдо за то, что кузен Джозеф оставил ему свое наследство. Как и я.
– Да, я не упрекаю его за это, но, сказать честно, мне не очень-то по душе вся эта затея с уличными попрошайками. Тут я почти согласен с нашим рассерженным денди, – откровенно сказал Джордж.
Сам он считался состоятельным человеком, был главой большой семьи «с перспективой на увеличение». И хотя он с негодованием отверг бы любое предположение о том, что ему трудновато прокормить и воспитать всех своих многочисленных детей, но на протяжении многих лет, когда Джордж задумывался о своем кузене, о размерах состояния которого ходило много слухов, он полагал, что оно послужило бы полезным довеском к его собственному состоянию. Джорджа нельзя было назвать скупым человеком, который не способен на щедрость. Наоборот, он уважал идею благотворительности и вносил в нее конкретный вклад, однако это не мешало ему считать, что проекты Уолдо в этом направлении заходят слишком далеко. В связи с этим ему пришел на память его покойный отец сэр Торстен Хокридж. Вот уж был меценат так меценат! Чего только не делал! Порой благотворительность его доходила даже до абсурда, однако Джордж не мог припомнить, чтобы старик Хокридж когда-либо позволял себе даже думать о чем-либо подобном: вырастить и дать образование черт знает какой прорве беспризорников, которыми буквально кишит каждый город!
Он поднял глаза на Уолдо и увидел, что тот внимательно смотрит на него. В глазах младшего кузена он прочел вопрос. Джордж покраснел и, отмахнувшись рукой, проговорил:
– Нет, не думай, я не положил глаз на Брум Холл, как Лоуренс. И я, пожалуй, даже не стану терять время отговорить тебя от того, чтобы ты ухнул все наследство на шайку бездомных нищих, которые, будь в этом абсолютно уверен, даже не поблагодарят тебя за это и не станут добропорядочными гражданами, как бы тебе этого ни хотелось! Попомни мои слова. Но я должен признаться, что и мне до жути интересно, почему старый негодник решил оставить свое состояние именно тебе.
Сэр Уолдо, пожалуй, мог бы просветить Джорджа на сей счет, но посчитал более тактичным воздержаться от цитирования завещания эксцентричного старика, в котором он, Уолдо, характеризовался как «единственный член моей семьи, который обращал на меня столь же мало внимания, как и я на него, и не лез ко мне как прилипала».
– Со своей стороны я могу сказать только одно, – проговорила после долгого молчания леди Линдет. – Во-первых, твое намерение распорядиться наследством для организации сиротского приюта кажется мне совершенно неудовлетворительным. Во-вторых, я уверена, что бедняга Джозеф ждал от тебя совсем другого.
– Ты в самом деле решил сделать с имением то, о чем я догадался, Уолдо? – спросил все еще заинтересованный Джулиан.
– Да, в самом деле. Если место покажется мне вполне подходящим для этой затеи. Возможно, мои планы придется изменить после первого же осмотра. Во всяком случае я не хочу, чтобы об этом имении затевали пустую болтовню, так что попридержи свой язык, юноша!
– Господи, вот она несправедливость-то! Я вообще молчал все это время, а языком молол Джордж! По мне, так я со всем согласен, что ты предложишь, Уолдо. Кстати, ты возьмешь меня с собой, когда соберешься на север?
– Пожалуйста, ради бога, если ты действительно хочешь. Но я должен тебя сразу предупредить, что ты там умрешь от скуки. Мне надо будет вести долгие переговоры с душеприказчиком кузена Джозефа, из-за чего я должен буду много времени провести в Лидсе. И прежде чем начать реализацию моего предварительного плана относительно Брум Холла, мне нужно будет вникнуть во все детали, провести большую подготовительную работу. На все это уйдет масса времени. Ты пожалеешь о том, что поехал. Да еще в самом разгаре светского сезона! Так что подумай сначала.
– Плевать! Вот как раз светский сезон и представляется мне смертной скукой. Эти ужасные, тоскливые вечера и приемы!.. Как подумаю о них, дрожь пробирает. Таскаться из салона в салон, раскланиваться с людьми, которые тебе совершенно безразличны, улыбаться дамочкам, которых больше никогда не увидишь…
– Ты слишком избалован, Джулиан! – строго прервал его Джордж.
– Вовсе нет. Просто мне никогда не нравилось посещать салоны и никогда уже не понравится. Я люблю жить на природе. Кстати, Уолдо, интересно, какая там рыбалка? Я имею ввиду – в окрестностях Брум Холла? – Он увидел, что сэр Уолдо выжидающе смотрит на леди Линдет, и тоже повернулся к ней. – Только не надо возражать, мама! Хорошо?
– Хорошо, – ответила она. – Делай, как хочешь. Хотя мне, конечно, очень жаль, что ты уедешь из города в такое время. Скоро будет маскарад у Эйбери и потом… Впрочем, если ты уже решил, что поедешь вместе с Уолдо в Йоркшир, я не скажу ни слова против.
В голосе ее слышался достаточно ясный намек на недовольство, который распознал и оценил по крайней мере один из присутствующих. Она была любящей, но не забывающей о чувстве меры матерью. И хотя с одной стороны ей очень хотелось вывести единственного и любимого сына на многочисленные «модные» вечера, для которых сейчас было самое время, а если возможно, то и присмотреть ему выгодную, богатую и порядочную невесту из хорошей семьи, с другой стороны ей хватало мудрости и жизненного опыта не тащить Джулиана туда против его желания или пытаться мешать его взаимоотношениям с Уолдо. Надо отдать ей должное: едва овдовев, она твердо решила, что не станет ограничивать свободу Джулиана и не станет привязывать его к своей юбке. С той минуты она твердо придерживалась взятого курса, хотя порой и терзалась этим, полагая, что давая Джулиану неограниченную свободу, устраняется тем самым от его воспитания. Это был умный и красивый мальчик. Про таких говорят, что родился «обут, одет и сыт». Мать его очень боялась, что кто-то воспользуется его доверчивостью, добьется его расположения, и в конце концов Джулиана окружит та же сомнительная компания, которая окружила сейчас Лоуренса. Все это попахивало крупными неприятностями, если не настоящей бедой. В обществе же Уолдо Джулиан был не только в безопасности, он был счастлив. Уолдо ввел его в свой круг знакомых, где были в основном люди высокого социального статуса. А то, что эти джентльмены практиковали опасные для здоровья и жизни, – а на вид, так просто недостойные, – забавы, как-то не особенно волновало леди Линдет. Ей было непонятно, зачем мужчина добровольно подвергает себя риску сломать шею на охотничьем гоне или на гонках парных двухколесных экипажах. Ей было непонятно, какое удовольствие можно было получить, «поставив фонарь под глазом» своему знакомому во время совершенно неприличной драки, которые регулярно проходили при большом стечении публики в Джексоновском Боксерском Салоне. Но она отпускала сына на все эти забавы, успокаивая себя тем, что женщинам не дано судить хладнокровно и объективно о подобных вещах. Она не хотела, чтобы ее сын участвовал в жестоких видах спорта, но все же он находился при этом в обществе приличных людей, что отличало его от его родственника Лоуренса. Она ревновала сына к Уолдо, и на это у нее были основания. Порой все ее уговоры и попытки склонить Джулиана к какому-нибудь поступку не имели ровным счетом никакого результата. А Уолдо достаточно было только бровью шевельнуть, и Джулиан тут же бросался делать то, что хочет его кумир. И все же она понимала, что должна быть благодарна Уолдо. Его мировоззрение могло не совпадать с ее мировоззрением, она могла не одобрять слепое поклонение ему со стороны Джулиана, но при всем при этом понимала, что пока Джулиан находится в обществе Уолдо, ей как матери можно не волноваться за сына.
Она встретилась глазами с Уолдо и увидела, что он читает ее мысли. Он улыбнулся и проговорил:
– Я знаю, мэм… Можете не беспокоиться, я позабочусь о нем.
Больше всего ее раздражало в нем то, что он отлично догадывался об одной вещи, о которой она, однако, ни разу ему не говорила и не намекала. Речь шла о ее стремлении видеть Джулиана на вершине социального успеха, чего он, по ее мнению, вполне заслуживал и своим происхождением, и внешностью, и состоянием.
Подумав об этом сейчас, она ответила несколько резковато:
– Он уже взрослый, самостоятельный юноша и, я думаю, вполне сможет позаботиться о себе сам. У тебя странное представление обо мне, дорогой Уолдо, если ты полагаешь, что по каждому поводу Джулиан обязан спрашивать у меня разрешения.
Улыбка коснулась его губ, и он сказал:
– Ты ошибаешься, тетушка. У меня о тебе одно-единственное представление, которое заключается в том, что ты на редкость здравомыслящая женщина.
Внимание Джулиана во время этого коротенького диалога было отвлечено вопросом, заданным ему господином Уингхэмом. Повернувшись затем к Уолдо, он весело спросил:
– Секретничаешь с матушкой? Когда ты собираешься в Йоркшир?
– Пока я еще не определил конкретную дату, но, думаю, что где-нибудь на следующей неделе. Понятно, что я отправлюсь почтовым дилижансом.
Выражение разочарования на лице Джулиана было настолько комичным, что от улыбки не удержалась даже его мать, которая вообще-то была сейчас не в состоянии улыбаться. Он порывисто воскликнул:
– О, нет! Только не это! Неужели ты позволишь запереть себя в душном фаэтоне?! Я не верю своим ушам! Или… Ты что, разыгрываешь меня, что ли? Да? Знаешь, кто ты после этого, Уолдо?!.. Знаешь?!..
– Негодяй, – широко улыбнувшись, проговорил Уолдо. Джулиан, весело подмигнув, кивнул.
– И вдобавок еще плут-неудачник! Так что, Уолдо? Душный почтовый фаэтон или все-таки парный двухколесный экипаж?
– Не знаю, как мы доедем на спортивном экипаже… Ведь у меня не припасено лошадей вдоль всей Большой Северной дороги, – возразил Уолдо.
Но Джулиана дважды обхитрить было трудно. Он тут же сказал, что если уж его кузен такой скряга, что жалеет расходов на то, чтобы послать несколько лошадей вперед, они смогут нанять рабочих лошадок или будут ехать с остановками, чтобы на всю дорогу хватило одной упряжки.
– Мне нравится молодой Линдет, – сказал Джордж, когда они вдвоем с кузеном покинули салон леди Линдет и неспешно направились в сторону Бонд Стрит. – Неплохой парень, без гнильцы по крайней мере. Что же до Лоуренса, то тут… Клянусь честью, Уолдо, не пойму, почему ты с ним так цацкаешься? Я раньше склонен был думать о нем как несдержанном на язык, но не больше. Но после того, что он нам всем устроил сегодня… Клянусь, никогда еще не видел подобного дурака! К тому же упрямого и уверенного в своей правоте! Нет ничего хуже дурака, уверенного в своей правоте. Это ж надо! Ведь он должен, по идее, на руках тебя носить, пылинки с тебя сдувать, а он что делает? Где бы он сейчас был, если б ты бросил его на произвол судьбы? Я уверен, что он один стоил тебе целого состояния. Я не простачок и умею считать. Не могу понять, как ты не сорвался и не сказал ему, что он обязан тебе всем, что имел и имеет в жизни, что каждая монета, которая лежит у него в кармане – твоя монета?!
– Поймешь, – спокойно ответил Уолдо. – Я не сорвался хотя бы потому, что все, что я, на твой взгляд, должен был сказать ему, уже сказано.
Джорджа эта фраза так изумила, что он даже остановился.
– Сказано? Уолдо, ты что, шутишь?
– Возможно. Но, судя по той сцене, которую он перед нами сегодня разыграл, он все понимает. Так что у меня не было нужды срываться. Джордж, что с тобой? Тебя как будто мешком по голове ударили. Вернись на землю!
Господин Уингхэм сдвинулся с места, зашагал вновь рядом со своим высоким кузеном и вновь горячо заговорил:
– Если он это, наконец, понял, я рад! Я никогда еще не был так рад в своей жизни! Пусть четко уяснит себе свое место в этой жизни. Честно говоря, меня больше бы устроило, если бы тратил деньги на банду бродячих мальчишек, чем на этого… Будь я проклят, если так не думаю!
– О, Джордж, что ты! – возразил сэр Уолдо. – Нельзя же так…
– Нет, можно! Можно! – порывисто отозвался Джордж, рубанув рукой воздух. – Только подумать, что он тебе сегодня устроил! Он по гроб жизни должен был благодарить тебя.
– Он мне ничем не обязан.
– Что?! – вскричал Джордж и вновь выразил намерение застыть на месте.
Кузен схватил его за руку и не дал остановиться.
– Джордж, так мы и до ночи не уйдем отсюда! – строго проговорил сэр Уолдо. – Я плохо поступаю с Лоури. Очень плохо. И если ты этого не знаешь, то с меня хватит того, что об этом знаю я.
– Нет, я не знаю! – громогласно объявил Джордж. – Начиная с того дня, когда он появился в Хэрроугейте, ты просто осыпаешь его деньгами! Даже для Джулиана ты этого никогда не делал!
– О, что касается Джулиана, то ему я гинею если даю, то под расписку! Особенно когда он был школьником! – со смехом воскликнул Уолдо.
– Так я и знал! Ты, конечно, можешь считать, что ему и своих хватает, но…
– Нет, ни о чем подобном я и не думал. Просто мне не следует быть его опекуном ни при каких обстоятельствах. К тому времени, когда он приехал в Хэрроугейт, я уже был совсем не тот, каким был во время детства Лоури. – Он сделал паузу, чуть нахмурился, потом резко проговорил: – Знаешь, Джордж, когда у меня умер отец, я был еще слишком молод для того, чтобы становиться наследником.
– Во всяком случае, признаюсь, мы все придерживались именно такого мнения. Думали, что ты покидаешь все отцовские денежки в реку, как плоские камни, чтобы посмотреть, сколько будет отскоков. Но ты этого не сделал и…
– Да, я этого не сделал. Вместо этого я стал портить Лоури.
– Да ладно тебе, Уолдо… – запротестовал Джордж и прибавил после минутного раздумья: – Ты хочешь сказать, что внушил ему мысль о том, что он всегда может положиться на тебя? Да, если в этом смысле… я с тобой, пожалуй, соглашусь. Но вот зачем ты это сделал, не пойму? Насколько мне известно, ты всегда недолюбливал его, не так ли, а?
– Да, это верно. Но когда я… Как он назвал это? Когда я «купался в золоте», а у моего дяди едва хватало на то, чтобы быть независимым, – при том, что он был скрягой еще похлеще кузена Джозефа и держал Лоури в черном теле, – мне казалось просто недостойным не прийти парню на помощь.
– А, понимаю! – медленно проговорил Джордж. – И однажды начав, ты уже не мог остановиться.
– Я мог бы, пожалуй, остановиться, но не сделал этого, тут ты прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Можешь не говорить! – презрительно усмехнувшись, отозвался Джордж. – Не знаю, с чего это ты вдруг стал принимать меня за дурака, маленький хитрюга! Разумеется, Уолдо задумал превратить имение в новый сиротский приют!
– В сиротский приют?! – взвился Лоуренс. Он обратил на сэра Уолдо острый взгляд прищуренных глаз. – Прелестно!
Нет, вы только посмотрите на него! То, что должно было принадлежать мне, теперь будет разорено и растащено по кусочкам малолетними ворюгами! Это называется: ни себе, ни людям! Самому тебе это имение не нужно, но ты лучше отдашь его уличным попрошайкам, чем своим же собственным родственникам! Прелестно!
– Боюсь, из всех моих родственников ты печешься только об одном, Лоури. О самом себе, – спокойно ответил на этот выпад кузена сэр Уолдо. – Что же касается сиротского приюта, то… вы угадали. Я намереваюсь превратить имение именно в сиротский приют.
– Ты… Ты!.. Господи, мне сейчас станет дурно! – дрожа от ярости и задыхаясь от гнева, провозгласил Лоуренс, падая на диван.
– Так, ну хватит! А ну, убирайся отсюда! – зловеще сверкая глазами, проговорил хмурый Джулиан. Если гнев заставил Лоуренса смертельно побледнеть, то у юного лорда Линдета это же чувство вызвало обратный эффект. Он покраснел до корней волос. – Ты пришел сюда только для того, чтобы что-то дополнительно вынюхать и отлично справился с поставленной задачей! Но если ты думаешь, что имеешь право грязно оскорблять Уолдо под крышей моего дома, то должен тебя предупредить, что ты ошибся в выборе места.
– Успокойся, подхалим! – усмехнувшись, зло проговорил Лоуренс. – Я ухожу. И можешь не провожать меня. Я был бы тебе очень признателен, если бы ты не утруждал себя. – Он повернулся к леди Линдет. – Ваш покорный слуга, мэм, позвольте откланяться! Я приятно провел здесь время, нечего сказать!
– Комедиант паршивый! – заметил Джордж, когда за Лоуренсом захлопнулась дверь. – Обиженный денди! А ты молодец, парень! – прибавил он с улыбкой, оглянувшись на Джулиана. Улыбка осветила его лицо и сделала его более мягким. – Это ж надо! «Под крышей моего дома!» Только попробуй сказать мне то же самое, маленький хитрюга! Только попробуй, и я покажу тебе, где раки зимуют!
Джулиан расслабился и рассмеялся.
– Я ведь тоже пришел сюда вынюхивать.
– Да, Джордж, только это совсем другое. Ты же не упрекаешь Уолдо за то, что кузен Джозеф оставил ему свое наследство. Как и я.
– Да, я не упрекаю его за это, но, сказать честно, мне не очень-то по душе вся эта затея с уличными попрошайками. Тут я почти согласен с нашим рассерженным денди, – откровенно сказал Джордж.
Сам он считался состоятельным человеком, был главой большой семьи «с перспективой на увеличение». И хотя он с негодованием отверг бы любое предположение о том, что ему трудновато прокормить и воспитать всех своих многочисленных детей, но на протяжении многих лет, когда Джордж задумывался о своем кузене, о размерах состояния которого ходило много слухов, он полагал, что оно послужило бы полезным довеском к его собственному состоянию. Джорджа нельзя было назвать скупым человеком, который не способен на щедрость. Наоборот, он уважал идею благотворительности и вносил в нее конкретный вклад, однако это не мешало ему считать, что проекты Уолдо в этом направлении заходят слишком далеко. В связи с этим ему пришел на память его покойный отец сэр Торстен Хокридж. Вот уж был меценат так меценат! Чего только не делал! Порой благотворительность его доходила даже до абсурда, однако Джордж не мог припомнить, чтобы старик Хокридж когда-либо позволял себе даже думать о чем-либо подобном: вырастить и дать образование черт знает какой прорве беспризорников, которыми буквально кишит каждый город!
Он поднял глаза на Уолдо и увидел, что тот внимательно смотрит на него. В глазах младшего кузена он прочел вопрос. Джордж покраснел и, отмахнувшись рукой, проговорил:
– Нет, не думай, я не положил глаз на Брум Холл, как Лоуренс. И я, пожалуй, даже не стану терять время отговорить тебя от того, чтобы ты ухнул все наследство на шайку бездомных нищих, которые, будь в этом абсолютно уверен, даже не поблагодарят тебя за это и не станут добропорядочными гражданами, как бы тебе этого ни хотелось! Попомни мои слова. Но я должен признаться, что и мне до жути интересно, почему старый негодник решил оставить свое состояние именно тебе.
Сэр Уолдо, пожалуй, мог бы просветить Джорджа на сей счет, но посчитал более тактичным воздержаться от цитирования завещания эксцентричного старика, в котором он, Уолдо, характеризовался как «единственный член моей семьи, который обращал на меня столь же мало внимания, как и я на него, и не лез ко мне как прилипала».
– Со своей стороны я могу сказать только одно, – проговорила после долгого молчания леди Линдет. – Во-первых, твое намерение распорядиться наследством для организации сиротского приюта кажется мне совершенно неудовлетворительным. Во-вторых, я уверена, что бедняга Джозеф ждал от тебя совсем другого.
– Ты в самом деле решил сделать с имением то, о чем я догадался, Уолдо? – спросил все еще заинтересованный Джулиан.
– Да, в самом деле. Если место покажется мне вполне подходящим для этой затеи. Возможно, мои планы придется изменить после первого же осмотра. Во всяком случае я не хочу, чтобы об этом имении затевали пустую болтовню, так что попридержи свой язык, юноша!
– Господи, вот она несправедливость-то! Я вообще молчал все это время, а языком молол Джордж! По мне, так я со всем согласен, что ты предложишь, Уолдо. Кстати, ты возьмешь меня с собой, когда соберешься на север?
– Пожалуйста, ради бога, если ты действительно хочешь. Но я должен тебя сразу предупредить, что ты там умрешь от скуки. Мне надо будет вести долгие переговоры с душеприказчиком кузена Джозефа, из-за чего я должен буду много времени провести в Лидсе. И прежде чем начать реализацию моего предварительного плана относительно Брум Холла, мне нужно будет вникнуть во все детали, провести большую подготовительную работу. На все это уйдет масса времени. Ты пожалеешь о том, что поехал. Да еще в самом разгаре светского сезона! Так что подумай сначала.
– Плевать! Вот как раз светский сезон и представляется мне смертной скукой. Эти ужасные, тоскливые вечера и приемы!.. Как подумаю о них, дрожь пробирает. Таскаться из салона в салон, раскланиваться с людьми, которые тебе совершенно безразличны, улыбаться дамочкам, которых больше никогда не увидишь…
– Ты слишком избалован, Джулиан! – строго прервал его Джордж.
– Вовсе нет. Просто мне никогда не нравилось посещать салоны и никогда уже не понравится. Я люблю жить на природе. Кстати, Уолдо, интересно, какая там рыбалка? Я имею ввиду – в окрестностях Брум Холла? – Он увидел, что сэр Уолдо выжидающе смотрит на леди Линдет, и тоже повернулся к ней. – Только не надо возражать, мама! Хорошо?
– Хорошо, – ответила она. – Делай, как хочешь. Хотя мне, конечно, очень жаль, что ты уедешь из города в такое время. Скоро будет маскарад у Эйбери и потом… Впрочем, если ты уже решил, что поедешь вместе с Уолдо в Йоркшир, я не скажу ни слова против.
В голосе ее слышался достаточно ясный намек на недовольство, который распознал и оценил по крайней мере один из присутствующих. Она была любящей, но не забывающей о чувстве меры матерью. И хотя с одной стороны ей очень хотелось вывести единственного и любимого сына на многочисленные «модные» вечера, для которых сейчас было самое время, а если возможно, то и присмотреть ему выгодную, богатую и порядочную невесту из хорошей семьи, с другой стороны ей хватало мудрости и жизненного опыта не тащить Джулиана туда против его желания или пытаться мешать его взаимоотношениям с Уолдо. Надо отдать ей должное: едва овдовев, она твердо решила, что не станет ограничивать свободу Джулиана и не станет привязывать его к своей юбке. С той минуты она твердо придерживалась взятого курса, хотя порой и терзалась этим, полагая, что давая Джулиану неограниченную свободу, устраняется тем самым от его воспитания. Это был умный и красивый мальчик. Про таких говорят, что родился «обут, одет и сыт». Мать его очень боялась, что кто-то воспользуется его доверчивостью, добьется его расположения, и в конце концов Джулиана окружит та же сомнительная компания, которая окружила сейчас Лоуренса. Все это попахивало крупными неприятностями, если не настоящей бедой. В обществе же Уолдо Джулиан был не только в безопасности, он был счастлив. Уолдо ввел его в свой круг знакомых, где были в основном люди высокого социального статуса. А то, что эти джентльмены практиковали опасные для здоровья и жизни, – а на вид, так просто недостойные, – забавы, как-то не особенно волновало леди Линдет. Ей было непонятно, зачем мужчина добровольно подвергает себя риску сломать шею на охотничьем гоне или на гонках парных двухколесных экипажах. Ей было непонятно, какое удовольствие можно было получить, «поставив фонарь под глазом» своему знакомому во время совершенно неприличной драки, которые регулярно проходили при большом стечении публики в Джексоновском Боксерском Салоне. Но она отпускала сына на все эти забавы, успокаивая себя тем, что женщинам не дано судить хладнокровно и объективно о подобных вещах. Она не хотела, чтобы ее сын участвовал в жестоких видах спорта, но все же он находился при этом в обществе приличных людей, что отличало его от его родственника Лоуренса. Она ревновала сына к Уолдо, и на это у нее были основания. Порой все ее уговоры и попытки склонить Джулиана к какому-нибудь поступку не имели ровным счетом никакого результата. А Уолдо достаточно было только бровью шевельнуть, и Джулиан тут же бросался делать то, что хочет его кумир. И все же она понимала, что должна быть благодарна Уолдо. Его мировоззрение могло не совпадать с ее мировоззрением, она могла не одобрять слепое поклонение ему со стороны Джулиана, но при всем при этом понимала, что пока Джулиан находится в обществе Уолдо, ей как матери можно не волноваться за сына.
Она встретилась глазами с Уолдо и увидела, что он читает ее мысли. Он улыбнулся и проговорил:
– Я знаю, мэм… Можете не беспокоиться, я позабочусь о нем.
Больше всего ее раздражало в нем то, что он отлично догадывался об одной вещи, о которой она, однако, ни разу ему не говорила и не намекала. Речь шла о ее стремлении видеть Джулиана на вершине социального успеха, чего он, по ее мнению, вполне заслуживал и своим происхождением, и внешностью, и состоянием.
Подумав об этом сейчас, она ответила несколько резковато:
– Он уже взрослый, самостоятельный юноша и, я думаю, вполне сможет позаботиться о себе сам. У тебя странное представление обо мне, дорогой Уолдо, если ты полагаешь, что по каждому поводу Джулиан обязан спрашивать у меня разрешения.
Улыбка коснулась его губ, и он сказал:
– Ты ошибаешься, тетушка. У меня о тебе одно-единственное представление, которое заключается в том, что ты на редкость здравомыслящая женщина.
Внимание Джулиана во время этого коротенького диалога было отвлечено вопросом, заданным ему господином Уингхэмом. Повернувшись затем к Уолдо, он весело спросил:
– Секретничаешь с матушкой? Когда ты собираешься в Йоркшир?
– Пока я еще не определил конкретную дату, но, думаю, что где-нибудь на следующей неделе. Понятно, что я отправлюсь почтовым дилижансом.
Выражение разочарования на лице Джулиана было настолько комичным, что от улыбки не удержалась даже его мать, которая вообще-то была сейчас не в состоянии улыбаться. Он порывисто воскликнул:
– О, нет! Только не это! Неужели ты позволишь запереть себя в душном фаэтоне?! Я не верю своим ушам! Или… Ты что, разыгрываешь меня, что ли? Да? Знаешь, кто ты после этого, Уолдо?!.. Знаешь?!..
– Негодяй, – широко улыбнувшись, проговорил Уолдо. Джулиан, весело подмигнув, кивнул.
– И вдобавок еще плут-неудачник! Так что, Уолдо? Душный почтовый фаэтон или все-таки парный двухколесный экипаж?
– Не знаю, как мы доедем на спортивном экипаже… Ведь у меня не припасено лошадей вдоль всей Большой Северной дороги, – возразил Уолдо.
Но Джулиана дважды обхитрить было трудно. Он тут же сказал, что если уж его кузен такой скряга, что жалеет расходов на то, чтобы послать несколько лошадей вперед, они смогут нанять рабочих лошадок или будут ехать с остановками, чтобы на всю дорогу хватило одной упряжки.
– Мне нравится молодой Линдет, – сказал Джордж, когда они вдвоем с кузеном покинули салон леди Линдет и неспешно направились в сторону Бонд Стрит. – Неплохой парень, без гнильцы по крайней мере. Что же до Лоуренса, то тут… Клянусь честью, Уолдо, не пойму, почему ты с ним так цацкаешься? Я раньше склонен был думать о нем как несдержанном на язык, но не больше. Но после того, что он нам всем устроил сегодня… Клянусь, никогда еще не видел подобного дурака! К тому же упрямого и уверенного в своей правоте! Нет ничего хуже дурака, уверенного в своей правоте. Это ж надо! Ведь он должен, по идее, на руках тебя носить, пылинки с тебя сдувать, а он что делает? Где бы он сейчас был, если б ты бросил его на произвол судьбы? Я уверен, что он один стоил тебе целого состояния. Я не простачок и умею считать. Не могу понять, как ты не сорвался и не сказал ему, что он обязан тебе всем, что имел и имеет в жизни, что каждая монета, которая лежит у него в кармане – твоя монета?!
– Поймешь, – спокойно ответил Уолдо. – Я не сорвался хотя бы потому, что все, что я, на твой взгляд, должен был сказать ему, уже сказано.
Джорджа эта фраза так изумила, что он даже остановился.
– Сказано? Уолдо, ты что, шутишь?
– Возможно. Но, судя по той сцене, которую он перед нами сегодня разыграл, он все понимает. Так что у меня не было нужды срываться. Джордж, что с тобой? Тебя как будто мешком по голове ударили. Вернись на землю!
Господин Уингхэм сдвинулся с места, зашагал вновь рядом со своим высоким кузеном и вновь горячо заговорил:
– Если он это, наконец, понял, я рад! Я никогда еще не был так рад в своей жизни! Пусть четко уяснит себе свое место в этой жизни. Честно говоря, меня больше бы устроило, если бы тратил деньги на банду бродячих мальчишек, чем на этого… Будь я проклят, если так не думаю!
– О, Джордж, что ты! – возразил сэр Уолдо. – Нельзя же так…
– Нет, можно! Можно! – порывисто отозвался Джордж, рубанув рукой воздух. – Только подумать, что он тебе сегодня устроил! Он по гроб жизни должен был благодарить тебя.
– Он мне ничем не обязан.
– Что?! – вскричал Джордж и вновь выразил намерение застыть на месте.
Кузен схватил его за руку и не дал остановиться.
– Джордж, так мы и до ночи не уйдем отсюда! – строго проговорил сэр Уолдо. – Я плохо поступаю с Лоури. Очень плохо. И если ты этого не знаешь, то с меня хватит того, что об этом знаю я.
– Нет, я не знаю! – громогласно объявил Джордж. – Начиная с того дня, когда он появился в Хэрроугейте, ты просто осыпаешь его деньгами! Даже для Джулиана ты этого никогда не делал!
– О, что касается Джулиана, то ему я гинею если даю, то под расписку! Особенно когда он был школьником! – со смехом воскликнул Уолдо.
– Так я и знал! Ты, конечно, можешь считать, что ему и своих хватает, но…
– Нет, ни о чем подобном я и не думал. Просто мне не следует быть его опекуном ни при каких обстоятельствах. К тому времени, когда он приехал в Хэрроугейт, я уже был совсем не тот, каким был во время детства Лоури. – Он сделал паузу, чуть нахмурился, потом резко проговорил: – Знаешь, Джордж, когда у меня умер отец, я был еще слишком молод для того, чтобы становиться наследником.
– Во всяком случае, признаюсь, мы все придерживались именно такого мнения. Думали, что ты покидаешь все отцовские денежки в реку, как плоские камни, чтобы посмотреть, сколько будет отскоков. Но ты этого не сделал и…
– Да, я этого не сделал. Вместо этого я стал портить Лоури.
– Да ладно тебе, Уолдо… – запротестовал Джордж и прибавил после минутного раздумья: – Ты хочешь сказать, что внушил ему мысль о том, что он всегда может положиться на тебя? Да, если в этом смысле… я с тобой, пожалуй, соглашусь. Но вот зачем ты это сделал, не пойму? Насколько мне известно, ты всегда недолюбливал его, не так ли, а?
– Да, это верно. Но когда я… Как он назвал это? Когда я «купался в золоте», а у моего дяди едва хватало на то, чтобы быть независимым, – при том, что он был скрягой еще похлеще кузена Джозефа и держал Лоури в черном теле, – мне казалось просто недостойным не прийти парню на помощь.
– А, понимаю! – медленно проговорил Джордж. – И однажды начав, ты уже не мог остановиться.
– Я мог бы, пожалуй, остановиться, но не сделал этого, тут ты прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39