Невысказанные слова застыли в воздухе. Ее синие глаза потемнели, как грозовое небо, когда она смотрела на него, не желая верить, но зная, что это правда. Это Рафаэль — человек, которого она так преданно защищала всего несколько часов назад, человек, из-за которого был убит его сводный брат. Человек, ставший хуаристом и бандитом, разыскиваемым мексиканским правительством. Нет, кричал разум Аманды, не Рафаэль! Не ее друг детства, мальчишка, тративший время на то, чтобы учить ее удить рыбу и скакать на лошади, лазать по деревьям и запускать огромного воздушного змея. Нет!
И все же это тот самый Рафаэль. О Боже! Брат ее убитого мужа держит ее пленницей в горах Мексики, и ее жизнь полностью в его руках.
— Как ты мог? — судорожно прошептала она, и ее глаза наполнились слезами. — Неужели ты так сильно ненавидел Фелипе, Рафаэль?
Рафаэль Леон ничего не сказал в свою защиту. Все, что он мог сказать, прозвучало бы как простая отговорка. В любом случае он считал ниже своего достоинства объяснять свои поступки женщине — пусть даже Аманде. Как она посмела спрашивать его о мотивах, когда сама вышла замуж за Фелипе по весьма сомнительной причине?
Рафаэль подозрительно прищурился, и холодная улыбка смягчила твердые линии его рта.
— Нет, chica, я не ненавидел его так сильно.
— И… и ты все время знал, кто я такая? — Она хотела услышать ответ, который уже был ей известен, из его уст, и ее слезы сменились гневом, когда Эль Леон произнес:
— Si. Я знал это с самого твоего приезда, Аманда. Внезапно рука Аманды взметнулась и ударила по его гладкой челюсти, оставив красные следы от пальцев. На короткое мгновение она испугалась, что он ударит ее в ответ, но потом поняла, что не ударит.
Рафаэль медленно поднял глаза, пристально посмотрев на нее, и Аманда удивилась, почему не смогла узнать его. Она должна была сразу вспомнить, как часто в детстве дразнила Рафаэля за его кошачьи глаза, но так и не вспомнила. Она видела только взрослого Рафаэля, опасного хуариста Эль Леона, который сумел обратить в бегство французских солдат.
— Тебе нравится играть в игры, правда? — с горечью бросила она. — Как кошка играет с мышкой! Уверена, ты немало посмеялся надо мной, Рафаэль, но ты все равно не знаешь, что со мной делать!
Широкие плечи приподнялись, когда он беспечно пожал ими.
— Твоя проблема гораздо серьезнее, Аманда. Я знаю, что собираюсь делать: ничего. Ты просто останешься здесь, пока Хуарес не возьмет власть и мы не сможем покинуть горы.
— Как ты можешь быть таким хладнокровным? Разве наша прошлая дружба ничего не значит для тебя? — крикнула она. Потом ее губы насмешливо скривились. — О! Я забыла — твой собственный брат ничего не значил для тебя, что уж говорить обо мне!
— Перестань, Аманда. — Он сказал только эти два слова, но в его ледяном тоне звучала такая угроза, что она все поняла. Он не потерпит никаких обвинений касательно Фелипе.
В комнате стало совсем темно; единственным источником света был огонь в очаге, и Аманда молча смотрела, как Эль Леон — нет, Рафаэль — помешивал тлеющие угли, пока они не превратились в ровно горящее пламя. Оранжевые отблески заплясали в его темных волосах, высветили бронзовое лицо.
Знакомые черты, с болью подумала она, лицо, которое когда-то было столь же дорогим, как лица ее родных. Как мог он измениться столь сильно за годы, что она не видела его? Никогда бы она не подумала, что Рафаэль вырастет в мужчину, способного убить собственного брата.
Эль Леон — лев, хищный зверь. Рафаэль Леон, переименовавший себя в Эль Леона, — безжалостный убийца. Это ей труднее всего принять. В горле Аманды стояли непролитые слезы, все внутри сжалось в тугой узел.
Прекрасно понимая ее смятение и волнение, Рафаэль молчал. Черт побери, неужели она так любила Фелипе? Значит, она солгала, что ее заставили выйти за него замуж, иначе бы не переживала так. Он смотрел на сложившуюся ситуацию с холодным цинизмом, сожалея, что стал причиной смерти Фелипе, но совершенно не желая винить себя в этом всю оставшуюся жизнь.
Рафаэль чуть повернулся и задумчиво посмотрел на Аманду. Интересно, сколько еще они будут вот так сидеть? Но тут раздался робкий стук в дверь — это Хуана вернулась убрать посуду. Когда она вошла и стала собирать со стола грязные тарелки, Аманда воспользовалась ее присутствием, чтобы скрыться в своей комнате.
Пробормотав извинения, она исчезла в маленькой спальне рядом с главной комнатой, каждую секунду ожидая, что вот сейчас раздастся суровый приказ вернуться. К счастью, он не прозвучал, и всего через несколько мгновений Аманда погасила лампу у кровати, давая понять, что легла спать.
Легкая улыбка приподняла уголки губ Рафаэля. Он стоял, оперевшись рукой на каминную доску, и смотрел в темноту ее комнаты. Сейчас не время задавать вопросы и требовать ответов. Она не скоро захочет говорить откровенно, а он не выносит лжи.
Еще долго после того, как Хуана ушла домой спать, Рафаэль сидел в компании полупустой бутылки бренди с полным стаканом в руке. Ну вот теперь она знает, кто он такой. Ему это в общем-то все равно, хотя, вероятно, было бы удобнее, если бы он мог узнать о ней больше до того, как она все поняла. Очевидно, теперь она не так честна, как прежде, хотя все так же упряма.
А он? Неужели он так сильно изменился? Рафаэль, залпом осушив стакан, почувствовал, как жидкий огонь заструился в желудок. Черт побери, конечно, он изменился — Он больше не тот мальчишка, который не понимал ненависти и злобы своего старшего брата, не тот юный идеалист, который верил, что все люди в основе своей честные и добрые. Разве за последние годы он видел мало темных сторон человеческой натуры? И именно Фелипе со своей алчностью и непомерными амбициями был причиной многих его страданий.
Воспоминание об их последней ссоре все еще не оставляло его. Обширная асиенда недалеко от Сан-Луис-Потоси оказалась недостаточно большой для Фелипе, и он захотел получить соседние земли, принадлежавшие мелкому фермеру, причем утверждал, что эти земли ничего не стоят. А когда владелец стал возражать, его нашли убитым. Тогда между Рафаэлем и Фелипе произошла ужасная ссора, завершившаяся внезапным отъездом Рафаэля из имения отца.
Он так и не вернулся, а Фелипе за прошедшие годы ни разу не попытался разыскать его. Было общеизвестно, что Фелипе симпатизирует этой наполеоновской марионетке, императору, как и многие богатые землевладельцы Мексики. Бенито Хуарес стоял за народ, против богатого духовенства и жадных аристократов, и его идеалы произвели неизгладимое впечатление на юного Рафаэля.
Повзрослевший Рафаэль все еще сражался за возвращение Хуареса к власти. Они победят, в этом он не сомневался, и, возможно, в Мексику хоть на время придет мир. Мир. Внезапно это слово показалось чужим, и он устало подумал, доживет ли до дня, когда увидит этот мир.
Рафаэль посмотрел на пустой графин и решил, что выпил достаточно для одного вечера. Он усмехнулся, подумав, какой оборот приняли его мысли, встал и потянулся, как дикая кошка, потом наклонился, чтобы зажечь сигару от масляной лампы.
— Рафаэль?
Тихий, нерешительный голос заставил его замереть; он медленно повернулся и увидел Аманду, стоящую на пороге своей комнаты. Она выглядела гораздо моложе и уязвимее, чем когда-либо раньше. Ее непокорные волосы рассыпались по худеньким плечам и упорно сопротивлялись попыткам убрать их с глаз, когда она вопросительно смотрела на него.
— Рафаэль, я… Я бы хотела поговорить.
Больше никаких жестоких обвинений, только неуверенность, которая оставила в нем странную смесь скептицизма и желания верить. Это безумие, и он, должно быть, сошел с ума, если хоть на секунду усомнился в своих инстинктах.
— Si. Тебе нужно поговорить. Попробуй сказать правду, — безжалостно добавил он и удивился, увидев боль, затуманившую ее прекрасные черты.
Аманда шагнула вперед. Босые ноги неслышно ступали по твердому земляному полу, поношенный халат Хуаны раскачивался как будто отдельно от ее стройного тела. Черт! Даже в этом бесформенном балахоне она выглядела очаровательно, и Рафаэль, стиснув зубы, отвернулся.
— Только не спрашивай, что я собираюсь с тобой делать, — сказал он резче, чем собирался, и когда она ничего не ответила, повернулся к ней.
— Я не собиралась спрашивать о себе.
Его удивило, что она говорит так тихо.
— Я хотела спросить о тебе.
— Обо мне? — Он коротко рассмеялся. — И что же еще ты хочешь узнать обо мне, pequeca? На меня охотятся, я повстанец, скрывающийся в горах, и меня окружают такие же люди, как я.
— Но ты все еще мой друг Рафаэль, который учил меня плавать, удить рыбу и скакать верхом, и я не понимаю, что с тобой произошло! — В ее голосе послышались слезы, одновременно тронувшие и рассердившие Рафаэля. Он нетерпеливо покачал головой:
— Перестань, Аманда. Того человека больше нет. Теперь я Эль Леон.
— Нет. Обстоятельства могли заставить тебя измениться, но ты все тот же мальчишка, которого я когда-то знала, как и я все такая же, какой ты меня когда-то знал.
Отблески очага играли на ее вьющихся волосах. Стараясь противостоять блестящим от слез глазам, окруженным самыми длинными, какие он когда-либо видел в жизни, ресницами, Рафаэль отреагировал мгновенно: сигара полетела в огонь, и он потянулся к ней, его руки крепко, но нежно обхватили хрупкие плечи.
— Аманда, ты можешь быть той девчонкой, которую я когда-то знал, — ничего не выражающим голосом произнес он, — но я действительно изменился.
— Нет. Я не могу поверить, что ты изменился так сильно и можешь совершать все те ужасные вещи, о которых я слышала. — Она подняла глаза и взглянула ему в лицо.
Руки Рафаэля упали с ее дрожащих плеч.
— Я не знаю, что ты слышала, но уверен: большая часть этих рассказов — правда. За последние годы много чего произошло.
— Расскажи мне, — настойчиво попросила она, — и позволь самой судить. Я знаю, ты не мог желать многого из того, что произошло, не мог на самом деле стать причиной смерти невинных людей и своего собственного брата… — Голос изменил ей, когда она увидела ироничную жалость в глазах Рафаэля.
И все равно он все тот же молодой человек, которого она знала много лет назад, сказала себе Аманда, тот же беззаботный озорной мальчишка, с которым она дралась и играла в детстве. Может быть, где-то в глубине души он тоже чувствует это, но опасные времена заставляют его играть другую роль, просто чтобы выжить.
— Очень хорошо. Я понимаю, ты делаешь то, что кажется тебе правильным сейчас, Рафаэль. Но когда все изменится…
— Ты хочешь сказать, что, когда Хуарес придет к власти и мне больше не нужно будет сражаться, я снова стану твоим товарищем детских игр? — насмешливо, но уже чуть мягче поинтересовался он. — Ты живешь в нереальном мире, Аманда. Такого не случится. Мы никогда не сможем вернуться в прошлое, потому что оба выросли, pequeсa.
Вдруг воспоминание о том, как он обнимал и целовал ее, вспыхнуло в памяти Аманды, и она почувствовала, что краснеет. Целовать Эль Леона — одно, но целовать Рафаэля — это совсем другое дело! Она всегда думала о нем как о друге и товарище, но даже когда перед свадьбой ей захотелось, чтобы на месте Фелипе был Рафаэль, Аманда никогда не мечтала о близости.
Должно быть, ее мысли отразились в глазах или ее выдало учащенное дыхание, потому что Рафаэль насмешливо улыбнулся, вопросительно подняв бровь, а его янтарные глаза засветились весельем.
— Люди могут быть друзьями и любовниками, малышка, — насмешливо произнес он, и Аманда подумала, не издевается ли он над ней снова. Вся прошедшая ночь явилась тяжелым испытанием для нее, и Аманда, нахмурившись, стала тихонько отступать от него.
— Не поступайте так низко, Рафаэль Леон! И не приближайтесь ко мне!
Словно окаменев, Рафаэль окинул ее презрительным взглядом. Неужели она подумала, что он изнасилует ее? Возможно, Фелипе так и поступил? Раскаленная ярость обожгла его при мысли о Фелипе, обнимающем Аманду. Рафаэль не стал рассуждать, почему это так его разозлило, а обрушился на нее с жестокими словами:
— Так, значит, я на самом деле не изменился, Аманда?
Тогда почему ты боишься меня, chica? Рафаэль никогда бы не причинил тебе боль. Или ты боишься Эль Леона? Но это один и тот же человек… К тому же, что значит еще один мужчина для женщины, которая была замужем и стала вдовой…
Он схватил ее за запястье и рывком привлек к себе. Мгновенно его рот обрушился на ее губы, заглушая удивленный и испуганный вздох. Другая рука ласкала ее с оскорбительной фамильярностью. Ей вдруг стало необыкновенно хорошо, а комната завертелась с пугающей скоростью, превратившись в смутный вихрь черных теней и мерцающего света.
Когда он наконец отпустил ее, Аманда на дрожащих ногах отступила назад. Это произошло так быстро, что ее чувства все еще трепетали от пережитого. В какой-то безумный момент Аманда ответила, и она знала, что он тоже знает это, знает, что почувствовал эту едва различимую податливость ее рта под его губами и то, как ее тело прижалось к нему еще ближе. Это было унизительно, и за одно мимолетное мгновение она возненавидела его и тут же сказала об этом.
— Правда, chica? — с издевкой спросил он. — А разве не ты говорила, какой я замечательный?
На этот раз, когда она вновь попыталась его ударить, он поймал ее руку и сжал словно в тисках.
— Не пытайся сделать это снова, Аманда, а то я забуду, что ты молодая испуганная дурочка.
— А мне бы так хотелось забыть, что я вообще когда-то знала тебя! — задыхаясь, прошипела она, продолжая стоять неподвижно, дерзко глядя ему прямо в лицо, не желая отступать.
Когда он отпустил ее, она, не говоря ни слова, повернулась и ушла в свою, комнату, где тихо легла на кровать, не в силах даже разрыдаться из опасения, что он услышит и поймет, как сильно ее расстроил. Все-таки он не Рафаэль, а Эль Леон, терзаясь болью, размышляла она, и наивно надеяться, что после всех этих лет он может снова стать ее другом. Он прав. Она очень юная, очень испуганная и очень глупая. Теперь она чувствовала себя даже более одинокой, чем раньше. Все прошедшие дни она цеплялась за надежду, что младший брат Фелипе спасет ее от врага, а теперь знала, что он и был этим врагом.
В последующие дни Рафаэль старался проводить как можно больше времени вне дома, оставляя Аманду с Хуаной.
— Давай ей как можно больше поручений, чтобы у нее не оставалось времени на интриги, — цинично сказал он пожилой мексиканке, — и не спускай с нее глаз!
Он знал Аманду, знал, что теперь она еще сильнее будет стремиться убежать, и не винил ее за это. В ее положении он бы сделал то же самое, но в его планы не входило разыскивать беглянку снова.
В последние дни Рафаэль был по горло занят донесениями о французах, прочесывающих горы и уничтожающих целые деревни. Их небольшие отряды разыскивали хуаристов и всех, кто им помогает, а Эль Леон преследовал французов, которые жгли, грабили и насиловали; иногда им было достаточно одного только подозрения в симпатии к хуаристам.
В октябре Максимилиан подписал декрет, узаконивший убийства сторонников Хуареса. К несчастью, одним из первых результатов этого стал всплеск личной мести. Двое друзей Рафаэля, генералы республики Артеага и Салазар, попали в руки жестокого и мстительного Рауля Мендеса. Чтобы отомстить за убийство старого друга, Мендес расстрелял их, хотя они не имели отношения к бандитам. Такие действия только усилили ненависть к правительству.
Эль Леон насколько мог сосредоточил свое внимание на французах, но временами мысли об Аманде все же возникали вето голове. Жизнь движется по кругу, размышлял он как-то, возвращаясь в лагерь с небольшим отрядом. В прошедшие годы он часто думал об Аманде, и вот теперь она с ним, а он ведет себя так, будто ее вовсе не существует. Может быть, это потому, что он не может вынести осуждения в ее глазах, когда она смотрит на него; этот полный презрения взгляд, когда она смотрит как будто сквозь него.
Его жеребец оступился на камнях, рассыпанных по горной тропинке, и Рафаэль мгновенно очнулся от своих мыслей. Щурясь от солнечного света, он заметил впереди вспышку, такую быструю, что даже подумал, не почудилось ли… Однако годы партизанской войны научили его доверять своим инстинктам.
— Луис! Mira adelante! Ты это видел?
— Нет, Эль Леон, я ничего не видел, — ответил Луис и стал вглядываться в зеленые склоны впереди. Скалы покрывала густая трава, поблизости росло всего несколько деревьев, только кое-где тянулись непроходимые кустарники. — Что это было?
Качая головой, Рафаэль надвинул шляпу ниже на глаза.
— Вспышка света — как отблеск солнца на стволе ружья. Проклятие! Французы в этом районе два дня назад напали на деревню и вырезали там почти всех, а Рафаэль со своими людьми хоронил погибших. Это оставило у него горечь в душе и жгучую ненависть к французским захватчикам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
И все же это тот самый Рафаэль. О Боже! Брат ее убитого мужа держит ее пленницей в горах Мексики, и ее жизнь полностью в его руках.
— Как ты мог? — судорожно прошептала она, и ее глаза наполнились слезами. — Неужели ты так сильно ненавидел Фелипе, Рафаэль?
Рафаэль Леон ничего не сказал в свою защиту. Все, что он мог сказать, прозвучало бы как простая отговорка. В любом случае он считал ниже своего достоинства объяснять свои поступки женщине — пусть даже Аманде. Как она посмела спрашивать его о мотивах, когда сама вышла замуж за Фелипе по весьма сомнительной причине?
Рафаэль подозрительно прищурился, и холодная улыбка смягчила твердые линии его рта.
— Нет, chica, я не ненавидел его так сильно.
— И… и ты все время знал, кто я такая? — Она хотела услышать ответ, который уже был ей известен, из его уст, и ее слезы сменились гневом, когда Эль Леон произнес:
— Si. Я знал это с самого твоего приезда, Аманда. Внезапно рука Аманды взметнулась и ударила по его гладкой челюсти, оставив красные следы от пальцев. На короткое мгновение она испугалась, что он ударит ее в ответ, но потом поняла, что не ударит.
Рафаэль медленно поднял глаза, пристально посмотрев на нее, и Аманда удивилась, почему не смогла узнать его. Она должна была сразу вспомнить, как часто в детстве дразнила Рафаэля за его кошачьи глаза, но так и не вспомнила. Она видела только взрослого Рафаэля, опасного хуариста Эль Леона, который сумел обратить в бегство французских солдат.
— Тебе нравится играть в игры, правда? — с горечью бросила она. — Как кошка играет с мышкой! Уверена, ты немало посмеялся надо мной, Рафаэль, но ты все равно не знаешь, что со мной делать!
Широкие плечи приподнялись, когда он беспечно пожал ими.
— Твоя проблема гораздо серьезнее, Аманда. Я знаю, что собираюсь делать: ничего. Ты просто останешься здесь, пока Хуарес не возьмет власть и мы не сможем покинуть горы.
— Как ты можешь быть таким хладнокровным? Разве наша прошлая дружба ничего не значит для тебя? — крикнула она. Потом ее губы насмешливо скривились. — О! Я забыла — твой собственный брат ничего не значил для тебя, что уж говорить обо мне!
— Перестань, Аманда. — Он сказал только эти два слова, но в его ледяном тоне звучала такая угроза, что она все поняла. Он не потерпит никаких обвинений касательно Фелипе.
В комнате стало совсем темно; единственным источником света был огонь в очаге, и Аманда молча смотрела, как Эль Леон — нет, Рафаэль — помешивал тлеющие угли, пока они не превратились в ровно горящее пламя. Оранжевые отблески заплясали в его темных волосах, высветили бронзовое лицо.
Знакомые черты, с болью подумала она, лицо, которое когда-то было столь же дорогим, как лица ее родных. Как мог он измениться столь сильно за годы, что она не видела его? Никогда бы она не подумала, что Рафаэль вырастет в мужчину, способного убить собственного брата.
Эль Леон — лев, хищный зверь. Рафаэль Леон, переименовавший себя в Эль Леона, — безжалостный убийца. Это ей труднее всего принять. В горле Аманды стояли непролитые слезы, все внутри сжалось в тугой узел.
Прекрасно понимая ее смятение и волнение, Рафаэль молчал. Черт побери, неужели она так любила Фелипе? Значит, она солгала, что ее заставили выйти за него замуж, иначе бы не переживала так. Он смотрел на сложившуюся ситуацию с холодным цинизмом, сожалея, что стал причиной смерти Фелипе, но совершенно не желая винить себя в этом всю оставшуюся жизнь.
Рафаэль чуть повернулся и задумчиво посмотрел на Аманду. Интересно, сколько еще они будут вот так сидеть? Но тут раздался робкий стук в дверь — это Хуана вернулась убрать посуду. Когда она вошла и стала собирать со стола грязные тарелки, Аманда воспользовалась ее присутствием, чтобы скрыться в своей комнате.
Пробормотав извинения, она исчезла в маленькой спальне рядом с главной комнатой, каждую секунду ожидая, что вот сейчас раздастся суровый приказ вернуться. К счастью, он не прозвучал, и всего через несколько мгновений Аманда погасила лампу у кровати, давая понять, что легла спать.
Легкая улыбка приподняла уголки губ Рафаэля. Он стоял, оперевшись рукой на каминную доску, и смотрел в темноту ее комнаты. Сейчас не время задавать вопросы и требовать ответов. Она не скоро захочет говорить откровенно, а он не выносит лжи.
Еще долго после того, как Хуана ушла домой спать, Рафаэль сидел в компании полупустой бутылки бренди с полным стаканом в руке. Ну вот теперь она знает, кто он такой. Ему это в общем-то все равно, хотя, вероятно, было бы удобнее, если бы он мог узнать о ней больше до того, как она все поняла. Очевидно, теперь она не так честна, как прежде, хотя все так же упряма.
А он? Неужели он так сильно изменился? Рафаэль, залпом осушив стакан, почувствовал, как жидкий огонь заструился в желудок. Черт побери, конечно, он изменился — Он больше не тот мальчишка, который не понимал ненависти и злобы своего старшего брата, не тот юный идеалист, который верил, что все люди в основе своей честные и добрые. Разве за последние годы он видел мало темных сторон человеческой натуры? И именно Фелипе со своей алчностью и непомерными амбициями был причиной многих его страданий.
Воспоминание об их последней ссоре все еще не оставляло его. Обширная асиенда недалеко от Сан-Луис-Потоси оказалась недостаточно большой для Фелипе, и он захотел получить соседние земли, принадлежавшие мелкому фермеру, причем утверждал, что эти земли ничего не стоят. А когда владелец стал возражать, его нашли убитым. Тогда между Рафаэлем и Фелипе произошла ужасная ссора, завершившаяся внезапным отъездом Рафаэля из имения отца.
Он так и не вернулся, а Фелипе за прошедшие годы ни разу не попытался разыскать его. Было общеизвестно, что Фелипе симпатизирует этой наполеоновской марионетке, императору, как и многие богатые землевладельцы Мексики. Бенито Хуарес стоял за народ, против богатого духовенства и жадных аристократов, и его идеалы произвели неизгладимое впечатление на юного Рафаэля.
Повзрослевший Рафаэль все еще сражался за возвращение Хуареса к власти. Они победят, в этом он не сомневался, и, возможно, в Мексику хоть на время придет мир. Мир. Внезапно это слово показалось чужим, и он устало подумал, доживет ли до дня, когда увидит этот мир.
Рафаэль посмотрел на пустой графин и решил, что выпил достаточно для одного вечера. Он усмехнулся, подумав, какой оборот приняли его мысли, встал и потянулся, как дикая кошка, потом наклонился, чтобы зажечь сигару от масляной лампы.
— Рафаэль?
Тихий, нерешительный голос заставил его замереть; он медленно повернулся и увидел Аманду, стоящую на пороге своей комнаты. Она выглядела гораздо моложе и уязвимее, чем когда-либо раньше. Ее непокорные волосы рассыпались по худеньким плечам и упорно сопротивлялись попыткам убрать их с глаз, когда она вопросительно смотрела на него.
— Рафаэль, я… Я бы хотела поговорить.
Больше никаких жестоких обвинений, только неуверенность, которая оставила в нем странную смесь скептицизма и желания верить. Это безумие, и он, должно быть, сошел с ума, если хоть на секунду усомнился в своих инстинктах.
— Si. Тебе нужно поговорить. Попробуй сказать правду, — безжалостно добавил он и удивился, увидев боль, затуманившую ее прекрасные черты.
Аманда шагнула вперед. Босые ноги неслышно ступали по твердому земляному полу, поношенный халат Хуаны раскачивался как будто отдельно от ее стройного тела. Черт! Даже в этом бесформенном балахоне она выглядела очаровательно, и Рафаэль, стиснув зубы, отвернулся.
— Только не спрашивай, что я собираюсь с тобой делать, — сказал он резче, чем собирался, и когда она ничего не ответила, повернулся к ней.
— Я не собиралась спрашивать о себе.
Его удивило, что она говорит так тихо.
— Я хотела спросить о тебе.
— Обо мне? — Он коротко рассмеялся. — И что же еще ты хочешь узнать обо мне, pequeca? На меня охотятся, я повстанец, скрывающийся в горах, и меня окружают такие же люди, как я.
— Но ты все еще мой друг Рафаэль, который учил меня плавать, удить рыбу и скакать верхом, и я не понимаю, что с тобой произошло! — В ее голосе послышались слезы, одновременно тронувшие и рассердившие Рафаэля. Он нетерпеливо покачал головой:
— Перестань, Аманда. Того человека больше нет. Теперь я Эль Леон.
— Нет. Обстоятельства могли заставить тебя измениться, но ты все тот же мальчишка, которого я когда-то знала, как и я все такая же, какой ты меня когда-то знал.
Отблески очага играли на ее вьющихся волосах. Стараясь противостоять блестящим от слез глазам, окруженным самыми длинными, какие он когда-либо видел в жизни, ресницами, Рафаэль отреагировал мгновенно: сигара полетела в огонь, и он потянулся к ней, его руки крепко, но нежно обхватили хрупкие плечи.
— Аманда, ты можешь быть той девчонкой, которую я когда-то знал, — ничего не выражающим голосом произнес он, — но я действительно изменился.
— Нет. Я не могу поверить, что ты изменился так сильно и можешь совершать все те ужасные вещи, о которых я слышала. — Она подняла глаза и взглянула ему в лицо.
Руки Рафаэля упали с ее дрожащих плеч.
— Я не знаю, что ты слышала, но уверен: большая часть этих рассказов — правда. За последние годы много чего произошло.
— Расскажи мне, — настойчиво попросила она, — и позволь самой судить. Я знаю, ты не мог желать многого из того, что произошло, не мог на самом деле стать причиной смерти невинных людей и своего собственного брата… — Голос изменил ей, когда она увидела ироничную жалость в глазах Рафаэля.
И все равно он все тот же молодой человек, которого она знала много лет назад, сказала себе Аманда, тот же беззаботный озорной мальчишка, с которым она дралась и играла в детстве. Может быть, где-то в глубине души он тоже чувствует это, но опасные времена заставляют его играть другую роль, просто чтобы выжить.
— Очень хорошо. Я понимаю, ты делаешь то, что кажется тебе правильным сейчас, Рафаэль. Но когда все изменится…
— Ты хочешь сказать, что, когда Хуарес придет к власти и мне больше не нужно будет сражаться, я снова стану твоим товарищем детских игр? — насмешливо, но уже чуть мягче поинтересовался он. — Ты живешь в нереальном мире, Аманда. Такого не случится. Мы никогда не сможем вернуться в прошлое, потому что оба выросли, pequeсa.
Вдруг воспоминание о том, как он обнимал и целовал ее, вспыхнуло в памяти Аманды, и она почувствовала, что краснеет. Целовать Эль Леона — одно, но целовать Рафаэля — это совсем другое дело! Она всегда думала о нем как о друге и товарище, но даже когда перед свадьбой ей захотелось, чтобы на месте Фелипе был Рафаэль, Аманда никогда не мечтала о близости.
Должно быть, ее мысли отразились в глазах или ее выдало учащенное дыхание, потому что Рафаэль насмешливо улыбнулся, вопросительно подняв бровь, а его янтарные глаза засветились весельем.
— Люди могут быть друзьями и любовниками, малышка, — насмешливо произнес он, и Аманда подумала, не издевается ли он над ней снова. Вся прошедшая ночь явилась тяжелым испытанием для нее, и Аманда, нахмурившись, стала тихонько отступать от него.
— Не поступайте так низко, Рафаэль Леон! И не приближайтесь ко мне!
Словно окаменев, Рафаэль окинул ее презрительным взглядом. Неужели она подумала, что он изнасилует ее? Возможно, Фелипе так и поступил? Раскаленная ярость обожгла его при мысли о Фелипе, обнимающем Аманду. Рафаэль не стал рассуждать, почему это так его разозлило, а обрушился на нее с жестокими словами:
— Так, значит, я на самом деле не изменился, Аманда?
Тогда почему ты боишься меня, chica? Рафаэль никогда бы не причинил тебе боль. Или ты боишься Эль Леона? Но это один и тот же человек… К тому же, что значит еще один мужчина для женщины, которая была замужем и стала вдовой…
Он схватил ее за запястье и рывком привлек к себе. Мгновенно его рот обрушился на ее губы, заглушая удивленный и испуганный вздох. Другая рука ласкала ее с оскорбительной фамильярностью. Ей вдруг стало необыкновенно хорошо, а комната завертелась с пугающей скоростью, превратившись в смутный вихрь черных теней и мерцающего света.
Когда он наконец отпустил ее, Аманда на дрожащих ногах отступила назад. Это произошло так быстро, что ее чувства все еще трепетали от пережитого. В какой-то безумный момент Аманда ответила, и она знала, что он тоже знает это, знает, что почувствовал эту едва различимую податливость ее рта под его губами и то, как ее тело прижалось к нему еще ближе. Это было унизительно, и за одно мимолетное мгновение она возненавидела его и тут же сказала об этом.
— Правда, chica? — с издевкой спросил он. — А разве не ты говорила, какой я замечательный?
На этот раз, когда она вновь попыталась его ударить, он поймал ее руку и сжал словно в тисках.
— Не пытайся сделать это снова, Аманда, а то я забуду, что ты молодая испуганная дурочка.
— А мне бы так хотелось забыть, что я вообще когда-то знала тебя! — задыхаясь, прошипела она, продолжая стоять неподвижно, дерзко глядя ему прямо в лицо, не желая отступать.
Когда он отпустил ее, она, не говоря ни слова, повернулась и ушла в свою, комнату, где тихо легла на кровать, не в силах даже разрыдаться из опасения, что он услышит и поймет, как сильно ее расстроил. Все-таки он не Рафаэль, а Эль Леон, терзаясь болью, размышляла она, и наивно надеяться, что после всех этих лет он может снова стать ее другом. Он прав. Она очень юная, очень испуганная и очень глупая. Теперь она чувствовала себя даже более одинокой, чем раньше. Все прошедшие дни она цеплялась за надежду, что младший брат Фелипе спасет ее от врага, а теперь знала, что он и был этим врагом.
В последующие дни Рафаэль старался проводить как можно больше времени вне дома, оставляя Аманду с Хуаной.
— Давай ей как можно больше поручений, чтобы у нее не оставалось времени на интриги, — цинично сказал он пожилой мексиканке, — и не спускай с нее глаз!
Он знал Аманду, знал, что теперь она еще сильнее будет стремиться убежать, и не винил ее за это. В ее положении он бы сделал то же самое, но в его планы не входило разыскивать беглянку снова.
В последние дни Рафаэль был по горло занят донесениями о французах, прочесывающих горы и уничтожающих целые деревни. Их небольшие отряды разыскивали хуаристов и всех, кто им помогает, а Эль Леон преследовал французов, которые жгли, грабили и насиловали; иногда им было достаточно одного только подозрения в симпатии к хуаристам.
В октябре Максимилиан подписал декрет, узаконивший убийства сторонников Хуареса. К несчастью, одним из первых результатов этого стал всплеск личной мести. Двое друзей Рафаэля, генералы республики Артеага и Салазар, попали в руки жестокого и мстительного Рауля Мендеса. Чтобы отомстить за убийство старого друга, Мендес расстрелял их, хотя они не имели отношения к бандитам. Такие действия только усилили ненависть к правительству.
Эль Леон насколько мог сосредоточил свое внимание на французах, но временами мысли об Аманде все же возникали вето голове. Жизнь движется по кругу, размышлял он как-то, возвращаясь в лагерь с небольшим отрядом. В прошедшие годы он часто думал об Аманде, и вот теперь она с ним, а он ведет себя так, будто ее вовсе не существует. Может быть, это потому, что он не может вынести осуждения в ее глазах, когда она смотрит на него; этот полный презрения взгляд, когда она смотрит как будто сквозь него.
Его жеребец оступился на камнях, рассыпанных по горной тропинке, и Рафаэль мгновенно очнулся от своих мыслей. Щурясь от солнечного света, он заметил впереди вспышку, такую быструю, что даже подумал, не почудилось ли… Однако годы партизанской войны научили его доверять своим инстинктам.
— Луис! Mira adelante! Ты это видел?
— Нет, Эль Леон, я ничего не видел, — ответил Луис и стал вглядываться в зеленые склоны впереди. Скалы покрывала густая трава, поблизости росло всего несколько деревьев, только кое-где тянулись непроходимые кустарники. — Что это было?
Качая головой, Рафаэль надвинул шляпу ниже на глаза.
— Вспышка света — как отблеск солнца на стволе ружья. Проклятие! Французы в этом районе два дня назад напали на деревню и вырезали там почти всех, а Рафаэль со своими людьми хоронил погибших. Это оставило у него горечь в душе и жгучую ненависть к французским захватчикам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39