Там такие итальянки, сплошь все синьориты – отобьют, охнуть не успею. Ты ж у нас какой? Ты ж отказать никому ни в чем не можешь – потому как общественник. Так что ты уж для спокойствия моего и коллектива тут пока посиди, в нарсуде позаседай. А вернусь – сразу к тебе обратно.
Екатерина Михайловна. Слушайте, уймет ее наконец кто-нибудь или нет?
Тюнин. Так никто ее и не смог унять. Сама остановилась. Вдруг, на полуслове. Заплакала и ушла… Вот такая история получилась. Возьми я тогда домой эти анкеты…
Иванов. Та-ак…
Сидоров. Н-да…
Иванов. Значит, в письме все правильно. Вы хоть понимаете, что вы наделали?
Петров. Неумолимая закономерность. Шесть букв. Третья – «у»,
Тюнин (машинально).Случай.
Петров. Вот именно.
Тюнин. Да понимаю я, понимаю и, поверьте, переживал все это. Хотя, с другой стороны… Может, Зинаида Ивановна была права – кого обманываем?…
Зинаида Ивановна. Что вы на меня смотрите? Что я вам – что плохое сделала? Подумаешь… Если секрет – не оставляйте где ни попадя. А оставил – не такой уж секрет, значит. Все ведь прикидываются – думают одно, а говорят другое. А кого обманываем-то? Кого? Вас, что ль? Так вы вон проездом – вас чего обманывать? Начальство? Так его чего, его и обманывать-то неинтересно, оно только и ждет, чтобы его обманули. Просит даже – обманите, мол, меня, а то, не дай бог, правду еще узнаю, а что с ней делать, с правдой-то? С ней ведь что-то делать надо, а тут и без нее – забот. Вот и получается, что себя обманываем. Себя – не дядю. А это уж последнее дело, когда себя. Потому как сегодня себя сам обманул, завтра тебя другие обманут. Тебе ж, мол, дураку, лучше. Меньше знать будешь, позже состаришься. А я, может, не хочу позже стариться. На кой мне еще одна молодость, когда с этой-то не сумела путем управиться.
Сидоров (перебивая ее).Это нам неинтересно. Это к делу не относится.
Тюнин. Да нет, как раз нет. Очень даже относится. Я тоже сначала думал, как вы, – когда они вдруг заговорили. Раньше я слова из них выжать не мог – все отшучивались больше. А тут как прорвало. По делу, не по делу… Без всяких анкет, вопросов. Они сами мне вопросы стали задавать – как жить, как работать. И не ждали ответов, они понимали, что я не могу решить их проблемы. Да они и не мне это говорили – себе… Им важно было произнести вслух то, что долгие годы кипело внутри…
Зинаида Ивановна. На кой мне еще одна молодость, когда с этой-то не сумела управиться. А когда мне с ней управляться? За день так набегаешься, что уж к вечеру и женщиной перестаешь себя чувствовать. Вы вон постопте у проходной в шесть, поглядите, как женщины с работы идут. В двух руках сумки, и еще под мышкой чего – для дома, для семьи. И через весь город с полной выкладкой, как солдат на марше. А мужчины наши посмотрите как идут, сильная половина? Как легкоатлеты – ни грамма лишнего. Все равноправия добивались. Чтоб женщина с мужчиной во всем равны. Добились вот. Меня слесарь теперь – матом, как мужика. А я, может, не хочу так. Может, я и в цехе не хочу работать. А в заводоуправлении каком-нибудь или КБ. Чтоб в платье ходить, а не в спецовке и в сапогах. А то вон выстояла в субботу полдня, отоварилась, а носить когда? Вечером? Так вечером у нас на улице темно, не видно. Что ты в тапочках, что ты в сапогах. А поди сунься в заводоуправление – одни мужики сидят, рукава протирают. А скажи им что – они тебе: у нас, мол, тоже равноправие. И они, значит, завоевали. А потом он вечером полон сил и желаний, а у тебя желания, может, и есть, а сил вот – нет. Да и к тому же это вон у вас в анкетах все так красиво – кого бы вы хотели выбрать в данной ситуации? А меня кто спрашивает – кого бы я хотела? Я бы, может, вон, к примеру, Колю хотела бы выбрать. А только на самом деле – не я выбираю, а меня. И не Коля, а Петя. А на кой он мне сдался, этот Петя. Я не знаю, может, я одна дура такая, может, другие как-то устраиваются.
Николаева. Ну да, как же, устроишься тут. Когда они прямо рождаются женатыми.
Петров. Причина матриархата. Семь букв. В середине – «ф».
Тюнин (машинально).Дефицит.
Петров. Подходит.
Николаева. Вам все подходит. А нам каково?
Иванов (Тюнину).То, что вы говорите, это, конечно, очень интересно, но вы не себя там представляли, вы представляли институт. И тень не на вас одного пала – на всех нас. По вас будут судить об ученых, а вы…
Входит уборщица с пылесосом, включает его, начинает уборку. Иванов продолжает говорить, но его не слышно. Говорит он долго, энергично жестикулируя, – пока Сидоров не показывает ему на часы. Иванов говорит что-то Николаевой и уходит вместе с Сидоровым. Уборщица выключает пылесос и тоже уходит.
Николаева. Вот всегда так. Каждый раз в буфет последней и хоть бы раз кто очередь занял. Опять сосиски не достанутся. (Уходит.)
Покидают сцену и все остальные – кроме Петрова, Тюнина и Екатерины Михайловны. Она тоже пошла было, но Тюнин окликнул ее.
Тюнин. Катя!
Екатерина Михайловна. Оставь меня!
Тюнин. Я хочу объяснить, это случайно все получилось…
Екатерина Михайловна. Я думала, ты ребенок, а ты…
Тюнин. Катя…
Екатерина Михайловна. Я думала – действительно…
Тюнин. Но…
Екатерина Михайловна. Поверила, а вдруг и вправду – с первого взгляда…
Тюнин. Но ведь…
Екатерина Михайловна. А сам как Иуда – за тридцать рублей, за кандидатскую прибавку…
Тюнин. Катя!
Екатерина Михайловна махнула рукой и пошла. Тюнин рванулся было за ней.
Екатерина Михайловна. Не провожай меня. (Уходит.)
Тюнин достает бутерброд, кладет его на стул. Появляется столяр с ящиком, из которого торчит пила. Осматривает мебель, пробует потрясти стул, недовольно качает головой, берет стул и уносит его вместе с бутербродом. Тюнин смотрит ему недоуменно вслед.
Петров. Перерыв на ужин. Семь букв.
Тюнин (машинально).Антракт.
Петров (увидел, что в зале загорается свет).Судя по всему.
Оба уходят.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Та же обстановка. Входит Tюнин, смотрит на часы, садится. Появляется Петров, решая на ходу кроссворд, за ним Иванов и Сидоров.
Сидоров. Сегодня, если они выиграют, то все – серебро в кармане.
Иванов. Да я боюсь, не успеем.
Сидоров. Ну вот, опять. Что за жизнь. Работаешь, работаешь, ничего хорошего не видишь. Одни недостатки.
Иванов. А я и секретарши даже уже не вижу. Где она?
Петров. Задержка по уважительной причине. Шесть букв. Третья – «о».
Тюнин (машинально).Прогул.
Петров. Кажется.
Иванов. Каждый раз одно и то же. То сапоги дают, то за тюлем стояла, в прошлый раз гжель выбросили. Вроде бы приоделась и обставилась, пора бы и честь знать.
Сидоров (смотрит на часы).Действительно уж пора.
Входит Счастливчик Лев – скорбный, рассеянный. Молча присаживается у двери.
(Радостно.)Ба, Счастливчик Лев! Ну как – получил? Инкассатор не нужен?…
Счастливчик Лев молчит, раскачиваясь.
Чем дали – зелененькими или фиолетовыми?
Счастливчик Лев (после паузы).А главное – что я им сделал?… Уже еле здороваются. Зазнаешься, говорят, теперь, жмотом, говорят, станешь. Я ж еще не стал, а уже говорят. Ну что за люди… И жена тоже… Не разговаривает. Ты, говорит, теперь все на деньги меришь, я, говорит, уже, конечно, не по тебе, теперь тебе актрису подавай. А? А я этих актрис, я их как огня боюсь. Надо же, чтоб так не везло. Начальник отдела вызвал. Ты, говорит, извини, я, говорит, тебя на премию представлять не буду. Тебе это ничего не составит, на спички разве, а другим больше достанется. Я ему – а мой престиж как? А он говорит – я о нем и забочусь, зачем тебе, что люди про тебя говорят, что ты рвач. А? Уже говорят. Еще приказ не подписан – уже говорят. А в завершение – соседка доконала. Приходит – у вас соли, говорит, нет? А ты ж поди-ка такое совпадение – кончилась. А она разве поверила? Конечно, говорит, у вас теперь даже соли не допросишься. Ну, чтоб так не везло. Ведь что обидно? Еще копейки не потратил, в сберкассе даже еще не получил, а уж со всеми переругался. А? Ну ты скажи. Все говорят – счастливчик Лев, счастливчик. Как насмешка. Машину выиграл – разбился, еле выжил. В Лондон поехал – жена ушла, еле вернул. Сейчас вот – обратно неприятность, не знаю, как выдержу. Ну, чтоб так не везло, это же придумать надо. (Тюнину.)Ну скажи.
Тюнин. Нашел у кого спрашивать.
СчастливчикЛев. Есть же на свете счастливые люди – ничего не выигрывают. (Уходит, столкнувшись в дверях с Николаевой.)
Николаева (запыхавшись).Извините, опоздала немного.
Иванов. Опять туфли?
Николаева. Нет. К маме в деревню ездила.
Иванов. А вовремя нельзя было вернуться?
Николаева. Да билетов на поезд не достала.
Иванов. Вечно у вас какие-то причины. То самолеты не летают, то каблук сломался… Ладно, продолжим заседание. На чем мы остановились?
Входит водопроводчик, осматривает комнату, подходит к батарее центрального отопления, стучит по ней, слышит стук в ответ, достает ключ, отвинчивает ее и уносит.
Иванов. Так на чем мы остановились?
Николаева. Сейчас найду. (Листает блокнот.)Мужиков совсем в деревне не осталось… Вот, нашла – на последствиях остановились.
Тюнин. Я говорил, что собрание это имело последствия – и для меня, и для них.
Сидоров. Боюсь, что для вас оно еще только будет иметь.
Тюнин. Ну уж хуже, чем было, не будет.
Входят все участники спектакля, рассаживаются.
Зеленский. Ну что ж, наш ученый друг… Кажется, Александр Сергеевич был прав.
Тюнин. Кто это?
Зеленский. Пушкин. Кажется, действительно наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни. Боюсь, что вы несколько загостились у нас.
Тюнин. Но я же еще не кончил. Еще в других цехах…
Зеленский. Вы полагаете, одного цеха нам мало?
Тюнин. Но это ведь случайность.
Зеленский. Случайность? Это должностное преступление.
Тюнин. Ну… Это чересчур сильно сказано.
Зеленский. А вы не согласны?
Тюнин. В каком-то смысле… действительно… (Иванову.)У нас на каждой анкете написано сверху – все сообщаемые вами сведения будут использованы только в научных целях. Иначе кто бы стал с нами разговаривать. Я сам переживал все это больше, чем они. И Зеленского, кстати, не мои дела волновали. Просто все теперь узнали, что в цехе есть неофициальный лидер – Изюмов.
Зеленский. Интересное кино получается. Мы проводим кадровую политику – растим людей, выдвигаем их, поддерживаем, укрепляем их авторитет, а потом приходят какие-то гастролеры и устраивают тут спектакли, и вовсе, значит, оказывается, начальник – никакой не авторитет для подчиненных. Для них, оказывается, авторитет – совсем другой дядя. Что ж, в этом и есть наша социология – смуту сеять?
Тюнин. Но вы сами же заказывали нам это обследование? Даже деньги за него платите.
Зеленский. Н-да… Скажите, ученый друг, – вы сейчас в аспирантуре или в детском саду?… Ваше обследование – вы знаете, что бы я с ним сделал, если бы все было нормально? Положил бы вот в этот сейф, запер бы вот на этот ключ и доставал бы, когда нам надо. Нам – а не вам! Уж не обессудьте. А вы выпустили джинна из бутылки – и что мне теперь прикажете делать?
Тюнин. Я привожу там комплекс рекомендаций.
Зеленский. Насчет рекомендаций – это, конечно, спасибо. Но, во-первых, у меня этих рекомендаций – сверху, снизу, сбоку – знаете сколько? А во-вторых, там говорится, что делать медленно, а я спрашиваю, что делать быстро. Сейчас.
Тюнин. А почему так срочно?
Зеленский. Если бы вы не устроили этот спектакль, я бы не торопился. А теперь – вынужден. Не могут быть у одного туловища две головы.
Тюнин. Да они и раньше были, просто вы этого не знали.
Зеленский. Не во мне дело. Они сами этого не знали. А неосознанный факт – это еще не факт. Пока человек не понял, что хлебным ножом можно зарезать другого человека, этот нож не опасен, он – не оружие. Вы поняли? Вы выявили скрытую расстановку сил в коллективе, и это теперь уже как бы другой коллектив. Он менее управляем, чем вчера. Екатерина Михайловна для них уже не авторитет. А он не авторитет для меня. Тут мы с вами расходимся.
Тюнин. А я и не настаиваю ни на чем. Кого кем назначить – дело администрации. Мы только говорим, какой тип руководителя желателен в данном коллективе.
Зеленский. Ничего. Коллектив перебьется.
Тюнин. Но это чревато новыми конфликтами.
Зеленский. Больше конфликтов не будет. Мы извлекаем уроки из ошибок.
Тюнин. Но…
Зеленский. Из чужих – даже лучше. Мы уберем Изюмова из цеха.
Тюнин. То есть как?!
Зеленский. Согласно вашей рекомендации. Сами же говорите: хорошо, когда в цехе один лидер. Вот мы так и сделаем.
Тюнин. Но это… это же нечестно! Изюмов-то в чем виноват?
Зеленский. А я не понимаю – что вам Изюмов? Кто он вам – сват, брат?
Тюнин. Да никто, я его вообще в глаза не видел.
Зеленский. Ну так в чем же дело? Побеспокойтесь лучше о себе. После того, что вы устроили в шестом цехе, мне будет очень нелегко разрешить вам продолжить работу в других цехах. Очень нелегко. Так что вы уж скажите спасибо, если я смогу это для вас сделать, заканчивайте и идите пишите диссертацию. И не забудьте позвать на банкет, когда защитите.
Тюнин. Но…
Зеленский. Если защитите. И, кстати, прекратите принимать исповеди. Вы не священник, а у нас не божий храм.
Тюнин. Но если люди идут ко мне с тем, что у них наболело, что же мне – гнать их? И потом, это интересно – то, что они говорят. И для вас даже больше, чем для меня. Вы вот послушайте, я две тетради исписал…
Сергей Ервандович. Это… Что это я хотел? Забыл. Ведь хотел что-то сказать. А, ладно. Говори не говори – один дьявол. Даже наоборот. Меньше скажешь, больше нервов сбережешь. Я поначалу тут все высказывался, горячился. Все не по мне тут было. Я до этого цеха в седьмом работал – там порядка побольше было. Там коллектив, традиции. Там мастер – человек. Там со мной здоровались – картузы снимали. Начальник цеха сам из мастеров в прошлом, в этом-то и шутка. Начальник – он что? Он должен уметь слушать. Перво-наперво слушать. А уж потом – разговоры разговаривать. Это ведь каждый дурак умеет. А толку что от этих проработок? Как ветер налетел, так и улетел. Только пыль поднялась. И не видно в ней ничего – где по делу, а где по гонору. А рабочий – он этого не любит, когда не по делу. Этот цех вообще несчастный. До нее начальник был – все до лампочки ему, полная электрификация. Наша пришла – в каждую щель норовит. Ну, разве это дело, чтоб начальник в ерунду лез. Для этого и есть – мастер. Мне за это деньги платят. Небольшие, правда, но все же. Их же отработать надо. А для этого мастер, я то есть, престиж должен иметь. Уважение всеобщее от рабочих. А как они меня уважать будут, когда меня на их глазах ругают все кому не лень. Где это видно – мастеру при рабочих выговаривать. А у нас – запросто. Как публика есть – так сейчас спектакль. Не по-хозяйски это, себе же во вред. Они потом с меня же спрашивать сами будут. А я бы рад в рай, да грехи не пускают. Не мои грехи – ихние. Рабочий видит, как со мной сверху, и так же – снизу. Вот и получается, я меж двух огней. Почему интересы рабочих не защищаешь, почему на поводу у рабочих идешь? Вот и крутись. Извините, я тут вроде лишнего, наверное… Наболело. Кому-то надо высказать. Давление в душе понизить. А что-то я ведь вам хотел сказать – забыл. Важное что-то. А что – не помню.
Зеленский. Ну и что здесь нового? Америку открыл.
Тюнин. Но если это все известно, то почему же до сих пор…
Зеленский (берет ручку).Кстати, кто это говорил?
Тюнин. Не важно. Один из мастеров.
Зеленский. В жилетку всегда легче плакать, чем что-то делать. Особенно если жилетка пришлая. (Кладет ручку.)Я знаю, чьи это речи…
Входит курьер.
Курьер (Иванову).Вас просят зайти в дирекцию.
Иванов. Зачем, не знаешь?
Курьер. В приказе расписаться. Насчет эффективности работы.
Иванов. И для этого отрывают от нее? (Пожимает плечами, уходит вместе с курьером.)
Тюнин (после паузы).Катя…
Екатерина Михайловна. Опять ты меня караулишь?
Тюнин. Катя, это глупо. Неужели ты всерьез считаешь, что я хотел хоть как-то тебя… Ну как ты можешь даже думать так? После всего… Ведь если бы не то собрание… Ну что ты молчишь? Неужели из-за того, что кто-то что-то сказал… Ты подумай – три миллиарда, а мы – две песчинки, и какой же случай должен был свести нас… Это судьба, Катя, неужели ты не понимаешь? (Обнимает ее, она пытается освободиться, но он не пускает.)Катюша… Катенька… Свет мой… (Она затихает в его объятиях.)
Екатерина Михайловна (после паузы).У тебя нос холодный. И руки как лед. Господи, почему мне все время тебя жалко? Что я за дура такая…
Тюнин. Ничего ты не дура. Ты очень даже умная. И жалко тебе не меня – нас. Разве нет?
Екатерина Михайловна. Ну ладно, иди, поздно уже. И ты замерз, простудишься.
Тюнин. А может…
Екатерина Михайловна. Не стоит. Я устала. И какая-то сама не своя. Я не понравлюсь тебе – такая.
Тюнин. Ерунда.
Екатерина Михайловна. И потом… Я не знала, что мы встретимся, и договорилась… Ко мне должны прийти.
Тюнин. Так поздно? Кто?
Екатерина Михайловна. Не все ли равно. (Пауза.)Изюмов. Он приехал, хотел зайти. (Пауза.)Тебе это неприятно?
1 2 3 4 5