Вы спросите: "Дорогая Белинда, как это можно в такие минуты думать о другом?".
Оказывается, можно. Это приходит не сразу, постепенно, с годами. Как все, как равнодушие, как жестокость, как безразличие к чужой жизни и судьбе, как стремление жить лишь сегодняшним днем, да что там днем минутой.
От вас не буду скрывать - вы ведь не судьи, не прокуроры - на моей совести есть убийство. Вы думаете, это мешает мне спать? Убитый приходит ко мне по ночам? Я испытываю угрызения совести? Да нет, я о нем и не думаю...
Страх, да! Страх я испытываю всегда, везде - оттого и стала сама покалываться. Нажмешь шприц, и на какое-то время страх уходит.
Да, знаю, знаю! Что вы меня предостерегаете? Сама знаю, чем кончу. Достаточно посмотреть на других, на всех этих самоубийц, которые растягивают самоубийство на годы. Да, я тоже такая. Ну и что? Что прикажете делать?
Голод. Вот если вы испытываете голод, что вы делаете? Садитесь за стол, и весь сказ. Голод проходит.
Так и я - страх, как голод, он где-то внутри, он гложет меня, его надо прогнать, излечиться от него. А чем? Только вколоть дозу...
Вы можете сказать, что хороший бифштекс здоровья не нарушает, а доза... Правильно, я ведь не спорю. Но я-то испытываю не голод, а страх. Эх, да разве вы знаете, что это такое!
Вы можете сказать, что есть другой метод лечения: перестать возить контрабанду, расстаться с этим кошмарным делом, жить, как другие, честно...
Но вы же наивны, вы ничего не понимаете. Ничегошеньки! Жить честно! Как? Как может в моей стране жить честно такая женщина, как я? Иметь машину, домик, виллу у моря, кое-какие драгоценности, кое-что, чтобы надеть на себя. Такая женщина, как я, - одинокая, без наследства богатых родителей, без солидного мужа, без приличной специальности (да и она не гарантия)...
Она может жить так, как я, если у нее не будет предрассудков, угрызений совести, колебаний. Зато будет железное, ни перед чем не останавливающееся желание так вот жить. И ради этого идти на все.
Я смотрела однажды фильм. Там к старику пришел черт и предложил ему молодость, богатство, всякие радости, зато после смерти старик попадет в ад и будет гореть в вечном огне. Вот и у меня так. Только вечный огонь начался у меня еще при жизни, на земле.
А черт-соблазнитель - это Рокко.
Господи, зачем только я его встретила!..
Я расскажу вам немного о себе, и вы поймете.
Я родилась лет двадцать пять тому назад. Удивлены? Как, мол, это "лет двадцать пять", что я точно не знаю своего возраста? Не знаю, представьте себе!
Я не только этого не знаю. Я даже не знаю, у кого и от кого родилась, и где, и как меня назвали! Что, шокированы? Да? Вам, благополучным и порядочным, такое и в голову не придет? Ну, и ладно. Плевать мне на вас! Зато вы не были в Сингапуре и Рио, на Гаваях и Мадагаскаре, не жили в "Хилтонах" и "Шератонах", у вас не было стольких любовников и денег. Да, конечно, у меня не было матери, нет мужа, нет детей, нет покоя, а скоро и не будет здоровья, у меня нет надежды прожить до пятидесяти, да, наверное, и до тридцати, и нет уверенности, что я завтра еще буду на свободе.
Ну, что ж, каждому свое.
Вам нравится ваша жизнь, мне - моя.
(А если доверительно, то не потому у меня такая жизнь, что нравится, а потому что такая досталась, и изменить уже не могу, не все же сильные, как вы, не могу вот...).
Когда я стала соображать, что стол - это стол, а стул - это стул, что не надо плакать, потому что получишь шлепок, а шлепок - это больно, то приютившая меня семья и сама забыла, откуда я взялась.
Кто-то родил, где-то бросил, кто-то подобрал (и за это спасибо), кто-то назвал Белиндой (хорошо, что не Стервой).
В этой семье (наверное, добрых, в конечном счете, людей), где и своих детей было еще штук пять, я продержалась недолго. Как только я выяснила, что есть другая жизнь - с деньгами, вечерними огнями, сытостью, мужчинами, веселыми местечками и танцевальными залами (а было мне тогда неполных шестнадцать), я решила уйти в эту новую жизнь. Как? Были разные способы. Те, что рекомендуют журналы (их я читала, вынимая из корзин в дрянном отеле, где работала горничной), те, что рекомендуют священники (в церковь меня таскала приемная мать), ну, и те, что я познавала, наблюдая жизнь вокруг себя.
И вот однажды, как раз год прошел моих мытарств, подзывает меня очередной хозяин очередного бара - лицо бледное, глаза испуганные шепчет, еле язык ворочается:
- Белинда, видишь, вот там, в углу, высокий со шрамом возле уха. Немедленно к нему! Садись, угождай, подливай. Что ни прикажет, выполняй. И забудь на этот раз свои капризы. Иначе и тебе и мне несдобровать. Это сам Рокко!
И смотрит на меня, будто сказал "Гитлер". Рокко, Рокко - подумаешь, имя и то какое-то дурацкое. А хозяин чуть не плачет, весь дрожит от страха.
Передался мне его страх. Подхожу к этому Рокко тихонько, робко, подсаживаюсь, спрашиваю:
- Что-нибудь принести, господин Рокко?
- Нет, - говорит. - Тебя как зовут?
- Белинда, - отвечаю.
- Сколько лет?
- Не знаю, - пожимаю плечами, - года двадцать два - двадцать три.
- Не знаешь? - смеется. - Ну, что ж, женщины обычно не помнят своего возраста, и чем дальше, тем у них память на это становится хуже.
Молчу.
- Ну, вот что, расскажи-ка о себе, Белинда.
И смотрит на меня.
Я раньше читала про гипнотизеров. Знаете? Это такие люди, как посмотрят на тебя, так, что они хотят, то и делаешь.
Вот, по-моему, этот Рокко был гипнотизером. Смотрит на меня, а я глаз не могу отвести и все ему рассказываю. Всю свою жизнь, буквально всю, без утайки. Долго.
Хозяин раза три подходил. Рокко только брови нахмурит, и тот прямо шарахается, словно ветром его сдувает.
Кончила я свой рассказ, сижу. Молчу.
- Да, - говорит задумчиво, - немного ты веселого повидала. Значит, теперь решила жить честно?
Я киваю.
- И не получается?
Я мотаю головой.
- Всех велят ублажать, ты отказываешься, тебя выгоняют, на новое место приходишь, и все сначала?..
Я опять киваю.
- Ну, вот этот мешок с вином, - показывает глазами на хозяина, велел тебе меня ублажать, да?
- Киваю.
- Развлекать, подавать, подливать?..
Киваю.
- А если захочу, то и переспать?
Киваю.
- Но ты, пока развлекать, подливать - согласна. А как переспать, так отказ. Так?
- Нет, - говорю.
- Как нет? - удивляется. - Ты же сказала, что решила жить честно, на такие дела больше не пойдешь и, если будут заставлять, уйдешь с работы. Так?
- Так.
- А чего ж говоришь - нет?
Молчу. Опускаю голову.
Он внимательно смотрит на меня:
- Потому что это я? - шепчет.
- Да, - шепчу.
Тогда он встает, подзывает хозяина, расплачивается и говорит:
- Я пошел. Девочка пусть проводит меня.
- Конечно, господин Рокко, пожалуйста, - хозяин прямо тает весь, она до завтра не нужна. Спасибо, что пришли, господин Рокко, мы всегда рады...
Он еще что-то бормочет, я снимаю фартук, надеваю пальто и выхожу на улицу.
Теперь-то я понимаю, что именно он причинил мне самое большое зло. И потому, что приучил к легкой богатой жизни, и потому, что ввел в мир, где я приучилась колоться, и потому, что из-за него поселился в душе моей этот постоянный страх, из-за которого я не знаю минуты покоя.
И потому, что после него я уже никого не могу полюбить... Хотя теперь я знаю про него все, знаю все его преступления, все его страшные дела. Знаю, какой это ужасный человек. Все равно, если б мне сказали, что я всего один только год проживу на свете, но тот год, что мы были с ним, с радостью соглашусь...
Короче, организовал он свою фирму - он, я, Утиный Нос и эта девчонка Ру. Тоже, скажу я вам, штучка! Впрочем, это я ее приобщила.
Знаю я ее еще с тех пор, когда работала в кафе. Она как-то приходила с товарищами своими - студентами, один очкарик там был, тихий такой. Потом-то уж она только с ним и ходила.
Иногда приходит одна, делится со мной своими делами, мыслями.
Если б могла, мол, ушла от родителей, от всей этой благополучной жизни (а она не из бедных), доказала бы, что сама пробьется, что она смелая, сильная, без предрассудков, вот как то телевизору показывают...
Ох, как она начинает про телевизор, так становится непонятно, откуда у нее на что-нибудь еще берется время. Кажется, она только у телевизора время и проводит. Все фильмы, передачи, программы, особенно про преступления, убийства всякие наизусть выучила. Эх, девочка, знала бы ты эту жизнь не на экране...
И вот ее я втянула в нашу "фирму".
И подумала, какая же я подлая! Какая гнусная! Девчонку эту, которая всю грязь, всю мерзость на своем экране раньше видела. А теперь сама в нее окунется.
Значит, Рокко - меня, я - ее... А кто-то в свое время ведь - его... А кого-то когда-нибудь - Ру.
Такая вот эстафета бесконечная. Эстафета зла.
Мы что ль виноваты? Так уж мир устроен. И ничего тут изменить нельзя.
Правильно говорит Рокко: "В этой жизни на час вперед и то загадывать нельзя. Так вот, этот час надо прожить получше".
Так и живем.
И Рокко, и Утиный Нос, и я, и Ру...
Кстати, насчет Ру напрасно я так уж сильно терзаюсь. Оказалось, что телевизор подготовил ее преотлично. Она там всяким бандитским навыкам и приемам научилась лучше, чем я за всю свою горемычную жизнь. Разве что только убийство еще не совершала. Ну, это уж вряд ли. Все же девчонка.
Хотя, помню, был у нас какой-то разговор с Рокко, и я ему эту мысль высказала.
А он как-то странно посмотрел на меня.
- Думаешь, убить человека она не сможет? - спрашивает.
- Ты что, смеешься? - говорю. - Никогда! А убила бы, с ума сошла. Для нее же это на всю жизнь потрясение. Чтоб до этого дойти, сам знаешь, надо, чтобы тебя годы такой вот жизни, как у меня, готовили, а не телевизор...
- Ты так думаешь? - усмехается. - Как знать, как знать...
Дурацкий разговор какой-то.
А вот я человека убила.
Это произошло так. Мне нужно было передать большой пакет "зелья" одному клиенту. Мы договорились встретиться на каком-то пустыре поздно вечером. Я шла спокойно, не первый раз, всегда так делали.
Прихожу. Смотрю - стоит, ждет.
Обычно я передаю чемоданчик с порошками, он мне портфель с деньгами. Пока он на выбор несколько пакетиков вскрывает, проверяет, я пересчитываю деньги. Вообще-то это формальность. В нашем деле, если кто-то кого-то обманет - я имею в виду солидных "коммерсантов", - это быстро узнается, и тогда обманщику доверия нет. К тому же обманутый его из-под земли достанет, отомстит. Это вопрос престижа.
Действительно, все в порядке. Порошки, как заказали, деньги все.
Собираемся расходиться.
И тут, словно из-под земли, четверо. В руках ножи, велосипедные цепи, лет по восемнадцать им - мальчишки.
- Ты бросай чемодан, - ему говорят, - а ты - портфель, - это мне. - И шагом марш, пока целы!
Представляете картину? Ну, ладно, мне Рокко еще поверит, если я без денег вернусь, ну, а тот как будет отчитываться за пропавший товар?
Мальцы подходят все ближе. Я их знаю. Они опасны, как волки, - могут броситься в любую секунду и пощады не знают, удивительно, что они нас сразу не прикончили, а еще дают возможность уйти. Но могут передумать.
Мы смотрим на них - ножи, цепи, палки, были бы пистолеты, они их давно бы вынули. Тогда мы с моим клиентом смотрим друг на друга. Нам не надо слов, и так поняли.
Он выхватывает из подмышки пистолет, я - из сумочки. Он стреляет быстро-быстро и точно. Раз, два, три. Я тоже стреляю и тоже точно. Тоже три раза.
Только он укладывает троих, я - одного. Чувствуется, у него это не впервые. Он быстро подбегает к ним, убеждается, что со всеми четырьмя покончено, делает мне прощальный знак рукой и исчезает в ночи.
Я еще некоторое время стою неподвижно, потом подхожу к "моему" и смотрю на него.
Он, наверное, самый молодой из них - не больше семнадцати. А сейчас, когда он вот так лежит на спине, раскинув руки, словно загорает на пляже, и удивленно смотрит в звездное небо, так вообще выглядит мальчиком. Чистое лицо, ни морщин, ни царапин, ни шрамов, большие светлые глаза, длинные ресницы, удивленный взгляд.
Вот этот взгляд мне больше всего и запомнился.
Чему он удивляется: что в него стреляли, что его не испугались двое, да к тому же одна женщина, против четверых, что не выполнили их приказа?
Или что можно умереть от пули в семнадцать лет? На грязном ночном пустыре? Ничего не повидав, ничего не успев?
Я спрятала пистолет в сумочку и ушла.
Реакция пришла потом - тихая такая истерика, дрожь, судорожные рыдания, бормотала чего-то, сама не помню, чего. Это когда я уже рассказывала Рокко обо всем.
Истерику мою он быстро прекратил - надавал пощечин, принес воды. Я успокоилась.
Он снова и снова допрашивал меня, выяснял подробности. Потом озабоченно сказал:
- Выследили. Хорошо, если сами молокососы, они больше не придут. А вот если их подослали, если они только исполнители...
- Но ты понимаешь, - говорю тихо, - что мы их убили, четверых, они же мальчишки.
Он только досадливо поморщился.
- Ну, и правильно сделали. Не велика потеря. Да, жаль меня не было. Я б одного в живых оставил, уж он бы мне все выложил (посмотрели бы вы в этот момент, какие у Рокко были глаза - да ему бы любой все выложил!). Но пустырь закрываем. Вообще весь этот район... Там больше коммерцией заниматься нельзя.
"Нельзя заниматься коммерцией"! Вот так я убила человека.
Ну, а теперь об этом деле.
Это было великолепное дело! Все-таки, Рокко - голова, даже две, три. Потому что трудно, имея лишь одну голову, так все обдумывать, предусматривать, предвидеть. С такой головой ему не контрабандой заниматься, а руководить крупнейшей промышленной корпорацией или банком. Быть президентом, генеральным директором - вот кем ему быть!
Впрочем, большой разницы нет. Ну, какая разница между какой-нибудь большой компанией и преступным синдикатом? Да никакой. И там и там идет грабеж, только в первом случае с тайным нарушением закона, а во втором - с явным.
Короче говоря, его идея с "фирмой" великолепна. За это недолгое время мы заработали, я, например, - больше, чем за всю предшествующую жизнь. Конечно, риск есть - а где его нет? В общем, поработаем еще немного - и на покой (впрочем, покойницей меня сделает и гораздо скорее мое "зелье", теперь я колюсь уже два раза в день).
Так вот, эту последнюю операцию мы провели блестяще. Такую громадную партию товара доставили без сучка и задоринки. Заработали кучу денег, везем поставщику гонорар и с него получим еще, дай бог.
Решили съездить на Гаваи, немного отдохнуть. Право же, мы это заслужили.
Странная у нас команда. Вот поедем в какой-нибудь тихий гавайский городок. Остановимся в лучшем отеле. Будем валяться на пляже, купаться, по вечерам проводить время в барах и казино.
И никаких романов, романтических или хоть физических отношений. У Ру, по-моему, одно в голове - разбогатеть и доказать своим родителям и этому недоделанному жениху свою самостоятельность и везучесть. Еще она любит приключения, прямо мечтает о приключениях, отнюдь не амурных.
Утиный Нос тоже. Женщинами особенно не интересуется, ему все пари да пари. Он хочет, когда заработает как следует, открыть букмекерскую контору. Только этого никогда не произойдет, потому что все деньги он как раз в букмекерских конторах и просаживает. Неудачник...
Я. Что я? Все становится мне безразличнее и безразличнее. Вколю себе свою дозу и ладно. На какое-то время наступает покой, а потом снова этот проклятый страх. Скорее бы уж все кончалось...
Ну, а Рокко заботят деньги. Нет, у него бывают иногда какие-то романчики. И там, на Гаваях, он на пару недель подцепит местную красотку. Но деньги - главное.
Вот так мы, две красивые "супружеские пары" с большими деньгами и кучей свободного времени, крепко спаянные нашей "фирмой" и совершенно чужие во всем остальном, будем жить и скучать на фешенебельном гавайском курорте...
Итак, забрали мы наши набитые деньгами чемоданы, забрали пистолеты (теперь это стало привычкой), без всяких трудностей (молодец Рокко!) прошли контроль воздушной безопасности и сели в самолет.
Тут-то и начались всякие неполадки. Наш "Боинг" повредил шасси, и нам грозила ночевка в Москве, а это значило опоздать в Токио, где нас ждали.
Но Рокко и тут нашел выход из положения. Обменял билеты, и мы пересели на самолет "Аэрофлота", который летит прямиком из Москвы в Токио.
Пересели и через сорок минут вылетели.
Казалось бы, все в порядке. Лети и радуйся. Но тут новая неприятность. Вернее, пока еще не неприятность, но тревожный сигнал. Кажется, мы попали в ловушку. Во всяком случае с нашего "Боинга" на тот же самолет "Аэрофлота" пересели два типа, которые вызывают у Рокко большое беспокойство. По его мнению, это полицейские агенты, которые следуют за нами. А если так, мы "засвечены", и в Токио нас ждут совсем не те, на кого мы рассчитываем.
Глава VI. ПОХИЩЕНИЕ
Сидим в первом классе, пьем шампанское, смотрим в иллюминаторы. Высота чуть не десять километров, а внизу все, как на ладони, ни облачка. Ну, и страна! Как подумаешь что из конца в конец пролететь ее чуть не полсуток требуется! Полдюжины Европ, небось, обе Америки втиснуть можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12