Как освобождать самолеты? Мы не знаем. Были у них два-три случая угона. Даже убили стюардессу. Словом, ничего не знаю об этом.
Да и черт с ним! Мне сейчас наплевать на всю мировую практику борьбы с воздушным пиратством. Меня интересует только вот этот наш конкретный случай, а в нем совершенно определенное лицо - Джон Леруа, который во что бы то ни стало должен остаться в живых.
Во что бы то ни стало!
Самолет начинает снижаться. Как же я не подумал, без дозаправки он, конечно же, никуда не долетит. Во всяком случае туда, куда, наверняка, хотят бандиты.
Сейчас сядем заправляться.
И тут у меня мелькает безумная надежда. Может, нас всех освободят, выпустят? Потребуют огромную сумму выкупа и освободят?
Я бы на их месте именно так поступил. Почему не заработать? Все равно терять нечего.
Но тут же меня окатывает волна ужаса. Всех освободят, а меня пристрелят! Я же полицейский, их злейший враг. Если уж на то пошло, то все произошло из-за меня.
Самолет приземляется тяжело, со стуком и толчками. Наверное, незнакомый летчикам аэродром или неподготовленный.
Я знаю, что сейчас происходит на земле. Аэродром оцепляют, подтягивают полицию, вокруг самолета в укромных местах расставлены бронетранспортеры с пулеметами, пожарные на своих пеноструйных машинах стоят наготове на случай взрыва самолета. В здании аэропорта готовят операционные, собирают врачей, подгоняют санитарные автомобили.
Наш лайнер рулит очень долго в какой-нибудь дальний конец аэродрома, чтобы не пострадали здание и другие самолеты при взрыве. Незаметно на него нацеливают незажженные пока прожектора.
Специальные команды уже наготове, они подбираются к самолету...
По крайней мере так происходило бы у нас. Как у русских, я не знаю. Может быть, у них ничего этого нет - они не очень-то привыкли к таким делам. Может, просто заправят, и все, летите себе, голубчики, добрый вам путь...
Самолет останавливается, двигатель замолкает и наступает жуткая тишина.
Там, возле кабины летчиков, продолжаются переговоры. Теперь в тишине, напрягая слух, я могу кое-что разобрать. Рокко требует, летчики передают это властям, те отвечают, летчики сообщают Рокко ответ. Он спорит. Что-то не получается.
Потом долго никаких разговоров.
В салоне - еле слышные перешептывания, хныканье детей, стоны тех, кому сделалось плохо, ласковые голоса стюардесс, помогающих больным, ухаживающих за детьми. Но слышен и храп, кто-то спит - ах, это те два здоровых бородача.
Периодически за нашей спиной слышно сухое покашливание Белинды. Это она дает понять, что не спит, что внимательно следит за нами. А впереди я вижу "боксера". Ну и морда! Глазки так и бегают, пистолет в опущенной вдоль тела руке. Но меня не обманешь - уж я представляю, с какой быстротой он начнет стрелять, если потребуется. И с какой точностью.
Вдруг в салон входит Рокко, он решительным шагом направляется ко мне!
Холодный пот течет у меня по спине, ноги отнимаются, если б даже я захотел сейчас встать, то не смог. Пришел мой смертный час. Он убьет меня! Прямо сейчас! Я закрываю глаза, мне трудно дышать...
Но Рокко молча делает знак моему соседу-парикмахеру следовать за ним, а мне лишь шепчет: "Следующая твоя очередь".
Они уходят в нос самолета.
Видимо, открывается дверь, потому что в салон, где царит страшная духота, проникает струя свежего воздуха.
Ясно - они выпускают несколько заложников в обмен на что-то, или одного этого парикмахера, чтобы рассказал, что происходит в салоне. (Иногда воздушные пираты так делают). Но почему его?
И вдруг кровь застывает у меня в жилах - я слышу звук выстрела!
Затем закрывается дверь - приток свежего воздуха прекращается.
Я достаточно разбираюсь в этих делах, чтобы понять - через определенные промежутки времени они будут убивать заложников, одного за другим, пока не будет выполнено какое-то их требование. Какое? Тут я вспоминаю, что не было дозаправки. Я бы услышал.
В чем дело? Русские отказались? Или какие-то другие причины?
Одно ясно - Рокко сказал мне об этом недвусмысленно - следующей жертвой стану я!
И еще одно - теперь уже ждать от бандитов, чтобы они сдались, не приходится. Они хладнокровно на глазах у всех совершили убийство. А ведь до этого был выстрел, быть может, застрелили кого-нибудь из летчиков или того ребенка?
Ну, что ж, я их понимаю - терять им нечего. И без этих убийств им была обеспечена смертная казнь или пожизненное заключение - не только за захват самолета, но и за все их прошлые дела. А уж теперь...
Одно я так никогда, наверное, не пойму - почему из десятков пассажиров в качестве своей первой жертвы они выбрали этого беднягу парикмахера? Вот тебе и "Пизанская башня" и "Буксир в порту"...
Понимаю, если бы меня, но его...
А меня может спасти только чудо!
Опять тянется невыносимое ожидание.
В салоне духота. Слышны тяжелое дыхание, надрывный кашель, детский плач. Многие пассажиры, не выдержав напряжения или наглотавшись снотворного, спят.
Стюардессы по-прежнему ходят по салону, помогая, чем могут.
Периодически слышен голос Белинды:
- Не вставать! Руку из кармана! Буду стрелять!
Это она на всякий случай - мол, не дремлет, все видит, все замечает.
А вот "боксер", тот-то уж наверняка все замечает, от его кабаньих глазок ничего не укроется.
Слышу снаружи какой-то шорох, возню, шум мотора, стук. Ага - это подошел заправщик. Слава богу! Требование бандитов выполняется - идет заправка самолета. И я уношусь в мечту - вот мы поднимаемся в воздух, летим, летим и, наконец, приземляемся на каком-нибудь индийском или иранском аэродроме. Налетчики сдаются, а нас всех выпускают и отправляют домой.
Ох, как хочется жить! Только бы жить!
На меня постепенно тоже нападает оцепенение. Невозможно, чтобы столько времени нервы были натянуты, как струны у рояля. Надежда сменяется равнодушием. Ну, убьют, ну, освободят, не все ли равно, пусть будет, что будет...
Наверное, я задремал. Очнулся, посмотрел в иллюминатор, по-моему стало светлей, бросаю взгляд на часы, видимо, скоро рассвет. Но который час? Черт его знает, я ведь не знаю, где мы.
Вот тогда-то, когда и я и, наверное, другие пассажиры, да и сами бандиты меньше всего об этом думали, все и происходит!
Да, ту ночь я не забуду никогда. Я никогда не забуду эти короткие секунды, пока все происходило.
И людей этих тоже никогда не забуду...
Как они оказались в самолете? Откуда? В какой момент? Я ведь профессионал - но не могу ответить на этот вопрос. Их было немного, но с какой фантастической быстротой, с какой невероятной точностью они действовали! Не люди, а черти!
Сейчас я вам это опишу подробно.
Но учтите, все продолжалось не больше времени, наверное, чем мне потребовалось, чтобы написать эту фразу. Так что я вам, как бы прокручу это в замедленной съемке. Ну, знаете, как по телевизору во время футбольной передачи повторяют забитый гол. Поняли?
Так вот - первый, с кем они покончили, был "боксер". Он, действительно, с поразительной быстротой поднял свой пистолет. Но, если уж говорить о поразительном, так это то, что тот, в кого он целился, оказался быстрее! Тот парень даже не поднимал руки, казалось, он стреляет, не целясь, даже не глядя на "боксера", откуда-то снизу. Я глазам бы своим не поверил, если б не дырка у "боксера" во лбу. Маленькая красная дырка!
Я вам, кажется, уже говорил, что мог бы выступать в цирке с номером стрельбы из пистолета. Но я бы такого не сумел! Этот парень явно выбрал не ту профессию - в цирке Медрано или на ярмарках он бы с такими данными давно стал миллионером.
Нет, как он его!
Поверите, у меня будто гора с плеч. Когда я увидел, как грохнулся этот подлец, я словно вновь родился! Я понял, что буду жить! Жить! Жить!
Обернувшись, я увидел Белинду. Она не успела даже руки с пистолетом поднять, как пистолет этот у нее выбил другой парень и одной рукой так скрутил ее, что она превратилась в куклу. Знаете, такую куклу - вроде человек, а в то же время неподвижный манекен, только глаза блестят. Ох, и злобы в этих глазах! На весь мир хватило бы. Но, что же это был за прием? Я такого не знаю, даже разглядеть не успел. Они невероятно, феноменально, просто, не по-людски быстры, эти ребята. Какие-то метеоры! Будто в старых кинолентах, помните, где все так быстро-быстро двигается, что и уследить не успеваешь? Это очень смешно.
В фильмах. Не здесь.
И не для всех. Для налетчиков, например, какой уж смех...
Но главное происходило в голове самолета - занавески были сорваны еще Рокко, чтобы он мог видеть все, что делается в салоне.
Значит, там дело происходило так (можете мне поверить - зрение у меня, дай бог, я все разглядел).
Диспозиция была следующая: эта маленькая змея сидела на откидном стульчике для стюардесс, на коленях у нее лежал ребенок-японец, в руке был пистолет. Теперь я понимаю, чем они держали летчиков - грозили, видимо, пристрелить ребенка, если те будут артачиться. А Рокко стоял в проеме двери, которая ведет в пилотскую кабину, и следил за летчиками.
Когда те двое парней свалились на бандитов, словно снег на голову, девчонка промедлила лишь секунду и, направив пистолет в голову ребенку, нажала спуск.
Я потом долго не мог забыть выражение ее глаз. Думаете, отчаянное? Испуганное? Злое? Не угадали. Абсолютно равнодушное! Словно делала привычное дело. Сидит такая где-нибудь на ткацкой фабрике за каким-нибудь станком или еще где, раздается звоночек, свисточек, словом, сигнал, она и нажимает кнопку, ну, такой трудовой процесс - работа такая.
И вот так же спокойно она нажимает на спуск своего пистолета, а что сейчас пуля разнесет голову ребенку, ее совершенно не интересует.
Такая у нее работа.
Только пуля в ребенка не попадает. Один из тех успевает разгадать, предусмотреть, предупредить ее жест - он все с той же поражающей меня у них быстротой успевает подставить свою руку и принять пулю на себя.
Я после, как профессионал, анализировал, почему он так поступил, пожертвовал рукой? И понял - другого выхода у него не было. Любое другое решение потребовало бы больше времени - выстрелить в нее, оттолкнуть, схватить, ничего этого при всей своей феноменальной быстроте он бы сделать не успевал. Только пожертвовать рукой...
Или ребенком.
Так вот, за пол, нет, за четверть, нет, за сотую, наверное, долю секунды он успел все рассчитать, все продумать, решиться на эту жертву и провести свое решение в жизнь!
А, может, он не рассчитывал, может, не продумывал?
Может, когда увидел, что смерть угрожает ребенку, он первым делом заслонил его?
Почему? Не знаю - может, в них это заложено, в этих ребятах, может, они просто не представляют, как можно иначе. Не знаю. Может быть, у нас все по-другому. Во всяком случае я бы так, наверное, не поступил.
Одну пулю он принимает в руку, а в пистолете-то еще восемь. Но эта стерва не успевает выпустить ни одной. Второй парень уже скрутил ее так же, как там Белинду, что все-таки это за прием? Жуткое дело!
И не потому, что женщина. Ясно, что и мужчину они могут также.
В чем я убеждаюсь очень скоро.
Пока этот парень скручивает девчонку, раненый, у которого теперь действует только одна рука, вступает в схватку с Рокко.
Еще в первое мгновенье он ногой выбил у того пистолет. Пока он отвлекся на девчонку, Рокко пистолет подобрал и теперь, направив его в грудь атакующего, хочет выстрелить. Но парень здоровой рукой снова вышибает оружие, и пуля летит в потолок.
Рокко бросается на него. У него-то обе руки целы. И тут происходит что-то непонятное, парень словно взлетает в воздух. Его ноги обвивают шею Рокко, оба падают, но Рокко не может сделать ни одного движения. Он взят на болевой прием! Поняли? Одной рукой. Ну, и ногами, конечно. Но рукой-то одной тот взял Рокко на болевой прием! А, между прочим, свои девяносто килограммов Рокко-таки весит.
Ну, тут из кабины выскакивают летчики.
Они этого Рокко быстро скручивают и, честно говоря, без особой нежности. Вот и все.
Схватка закончена. Она длилась секунд пять, может, шесть...
Бандиты взяты. Мы освобождены. А, главное, - я жив!
Выволакивают "боксера", уводят Белинду, эту маленькую змею, Рокко. Осторожно выносят тело сероглазой стюардессы. Это ее убили бандиты, когда прозвучал первый выстрел.
На борт сразу же поднимаются врачи. Они перевязывают руку того парня, качают головами - ранение, видимо, серьезное, оказывают первую помощь пассажирам (некоторые не выдержали всего этого - с ними обморок).
Всех эвакуируют из самолета. В первую очередь детей.
И, вы не поверите мне, тот маленький японец, которого держали заложником и которого ценой руки спас русский полицейский, спал! А? Что вы на это скажете? Так и проспал все это время! Нет, такое бывает только с японскими детьми!
За детьми следуют женщины, старики; мы - я и оба этих бородача выходим последними. Они протрезвели, идут тихо, оглядываются.
Я выхожу на свежий воздух.
Как это замечательно - свежий воздух!
Заря захватила небо. По нему разливается желтизна, где-то из-за горизонта скоро поднимется солнце, уже появились розовые краски.
На аэродроме большое движение. И я вижу, какие огромные силы были приведены в действие. Я много чего вижу - да, у русских на этот счет техника имеется не хуже, чем у нас! Вот уж не подумал бы. Самолеты-то у них, поди, раз в год угоняют, не то, что у меня на родине. А вот ведь все предусмотрели, есть у них и техника и люди.
Не люди, а черти!
Глава X. И СНОВА ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ АЛЕКСЕЯ ЛУНЕВА
- Ну, что товарищ Лунев, товарищ старший лейтенант Лунев, - улыбается врач и косит глаза на мои еще лейтенантские погоны, - прощайте. Знаете, госпиталь, наверное, одно из немногих мест, где лучше, чтобы тебе говорили "прощайте", чем "до свидания". Желаю успеха!
- Спасибо за пожелание, - говорю, - и за все спасибо.
Я ничего не понимаю в медицине. Когда меня тогда вывели с перевязанной рукой из самолета (сам шел), мне казалось, что это ерундовое ранение. Проваляться же пришлось в госпитале страшно долго, три операции... Из-за чего? Нерв какой-то поврежден, кость раздроблена...
А тогда на аэродроме все было так здорово! Уже потом я понял, насколько серьезные были у нас противники, когда читал протоколы их допросов. Ну, а операцию мы провели неплохо. Не обвиняйте меня в нескромности. Я ведь это только вам говорю.
А по службе - "задание выполнено" - доложили и все.
Но задание-то было (это опять-таки только вам) чертовски трудное. И вот то, что все прошло, как любят выражаться космонавты, нормально, что не было потерь, никто из пассажиров и из наших не пострадал (разве что рука моя, так это не в счет, издержки производства), то, что не зря готовились, не зря тренировались, что "все системы" себя оправдали - вот это главное.
Во всяком случае, первое, что я испытал тогда, спускаясь по трапу, это чувство удовлетворения.
Меня сразу утащили на разные операции, уколы, перевязки, рентгены и всю эту муру.
Я протестовал, отбивался, пока старший врач не прикрикнул на меня:
- Слушайте, Лунев, мы, врачи, ведь не лезем задерживать преступников, это ваша работа, так уж, будьте любезны, и вы не лезьте в нашу. Я врачом работаю дольше, чем вы на свете живете. Шагом марш в операционную!
Ну, что тут будешь делать.
На следующее утро ко мне допустили только одного посетителя женщину, японку. Вернее, двоих - еще ее сына, того малыша, которого бандиты держали заложником.
Японка говорила очень быстро и много, а переводчик переводил всего несколько фраз - он так и пояснил:
- Понимаете, она очень красиво говорит, цветисто - я суть передаю.
Она сказала, что не забудет никогда то, что я сделал для нее, для ее мужа, для ее отца (многих родственников перечислила), последним назвала Сосо - так зовут мальчугана.
Смешной, наверное, Вадиму ровесник. Аккуратненький, чистенький, кожа гладкая, глаза черные-черные. И не разглядишь в щелках. Очень воспитанный, тихий.
Мать сказала, что теперь я ее сыну вроде второго отца, потому, что благодаря мне он как бы снова родился на свет. А иначе... (тут она всякую мистику развела - переводчик объяснил). Теперь, говорит, каждый год в этот второй свой день рождения Сосо будет мне присылать открытку, рассказывать о себе. Когда научится писать, конечно.
Пригласила в гости в Японию.
Потом подтолкнула ко мне сынишку. Тот подошел, чего-то пролепетал (поблагодарил - объяснил переводчик), погладил мою перевязанную руку и поклонился. Низко, а руки по швам держал. Мать тоже так.
Ну, вот и расстались.
Через год я, действительно, получил очень красивую открытку - роща зеленого бамбука и маленький пруд. На обороте один большой неумелый иероглиф - это, видимо, Сосо изобразил. До сих пор так и не знаю, что он означает. Может быть, солнце? Потому что в углу открытки также неумело, уж наверняка тем же Сосо, нарисовано солнце и человечек - небось он сам.
Мне потом Коршунов рассказывал, как все было.
Пассажиров увезли в город, разместили в отеле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Да и черт с ним! Мне сейчас наплевать на всю мировую практику борьбы с воздушным пиратством. Меня интересует только вот этот наш конкретный случай, а в нем совершенно определенное лицо - Джон Леруа, который во что бы то ни стало должен остаться в живых.
Во что бы то ни стало!
Самолет начинает снижаться. Как же я не подумал, без дозаправки он, конечно же, никуда не долетит. Во всяком случае туда, куда, наверняка, хотят бандиты.
Сейчас сядем заправляться.
И тут у меня мелькает безумная надежда. Может, нас всех освободят, выпустят? Потребуют огромную сумму выкупа и освободят?
Я бы на их месте именно так поступил. Почему не заработать? Все равно терять нечего.
Но тут же меня окатывает волна ужаса. Всех освободят, а меня пристрелят! Я же полицейский, их злейший враг. Если уж на то пошло, то все произошло из-за меня.
Самолет приземляется тяжело, со стуком и толчками. Наверное, незнакомый летчикам аэродром или неподготовленный.
Я знаю, что сейчас происходит на земле. Аэродром оцепляют, подтягивают полицию, вокруг самолета в укромных местах расставлены бронетранспортеры с пулеметами, пожарные на своих пеноструйных машинах стоят наготове на случай взрыва самолета. В здании аэропорта готовят операционные, собирают врачей, подгоняют санитарные автомобили.
Наш лайнер рулит очень долго в какой-нибудь дальний конец аэродрома, чтобы не пострадали здание и другие самолеты при взрыве. Незаметно на него нацеливают незажженные пока прожектора.
Специальные команды уже наготове, они подбираются к самолету...
По крайней мере так происходило бы у нас. Как у русских, я не знаю. Может быть, у них ничего этого нет - они не очень-то привыкли к таким делам. Может, просто заправят, и все, летите себе, голубчики, добрый вам путь...
Самолет останавливается, двигатель замолкает и наступает жуткая тишина.
Там, возле кабины летчиков, продолжаются переговоры. Теперь в тишине, напрягая слух, я могу кое-что разобрать. Рокко требует, летчики передают это властям, те отвечают, летчики сообщают Рокко ответ. Он спорит. Что-то не получается.
Потом долго никаких разговоров.
В салоне - еле слышные перешептывания, хныканье детей, стоны тех, кому сделалось плохо, ласковые голоса стюардесс, помогающих больным, ухаживающих за детьми. Но слышен и храп, кто-то спит - ах, это те два здоровых бородача.
Периодически за нашей спиной слышно сухое покашливание Белинды. Это она дает понять, что не спит, что внимательно следит за нами. А впереди я вижу "боксера". Ну и морда! Глазки так и бегают, пистолет в опущенной вдоль тела руке. Но меня не обманешь - уж я представляю, с какой быстротой он начнет стрелять, если потребуется. И с какой точностью.
Вдруг в салон входит Рокко, он решительным шагом направляется ко мне!
Холодный пот течет у меня по спине, ноги отнимаются, если б даже я захотел сейчас встать, то не смог. Пришел мой смертный час. Он убьет меня! Прямо сейчас! Я закрываю глаза, мне трудно дышать...
Но Рокко молча делает знак моему соседу-парикмахеру следовать за ним, а мне лишь шепчет: "Следующая твоя очередь".
Они уходят в нос самолета.
Видимо, открывается дверь, потому что в салон, где царит страшная духота, проникает струя свежего воздуха.
Ясно - они выпускают несколько заложников в обмен на что-то, или одного этого парикмахера, чтобы рассказал, что происходит в салоне. (Иногда воздушные пираты так делают). Но почему его?
И вдруг кровь застывает у меня в жилах - я слышу звук выстрела!
Затем закрывается дверь - приток свежего воздуха прекращается.
Я достаточно разбираюсь в этих делах, чтобы понять - через определенные промежутки времени они будут убивать заложников, одного за другим, пока не будет выполнено какое-то их требование. Какое? Тут я вспоминаю, что не было дозаправки. Я бы услышал.
В чем дело? Русские отказались? Или какие-то другие причины?
Одно ясно - Рокко сказал мне об этом недвусмысленно - следующей жертвой стану я!
И еще одно - теперь уже ждать от бандитов, чтобы они сдались, не приходится. Они хладнокровно на глазах у всех совершили убийство. А ведь до этого был выстрел, быть может, застрелили кого-нибудь из летчиков или того ребенка?
Ну, что ж, я их понимаю - терять им нечего. И без этих убийств им была обеспечена смертная казнь или пожизненное заключение - не только за захват самолета, но и за все их прошлые дела. А уж теперь...
Одно я так никогда, наверное, не пойму - почему из десятков пассажиров в качестве своей первой жертвы они выбрали этого беднягу парикмахера? Вот тебе и "Пизанская башня" и "Буксир в порту"...
Понимаю, если бы меня, но его...
А меня может спасти только чудо!
Опять тянется невыносимое ожидание.
В салоне духота. Слышны тяжелое дыхание, надрывный кашель, детский плач. Многие пассажиры, не выдержав напряжения или наглотавшись снотворного, спят.
Стюардессы по-прежнему ходят по салону, помогая, чем могут.
Периодически слышен голос Белинды:
- Не вставать! Руку из кармана! Буду стрелять!
Это она на всякий случай - мол, не дремлет, все видит, все замечает.
А вот "боксер", тот-то уж наверняка все замечает, от его кабаньих глазок ничего не укроется.
Слышу снаружи какой-то шорох, возню, шум мотора, стук. Ага - это подошел заправщик. Слава богу! Требование бандитов выполняется - идет заправка самолета. И я уношусь в мечту - вот мы поднимаемся в воздух, летим, летим и, наконец, приземляемся на каком-нибудь индийском или иранском аэродроме. Налетчики сдаются, а нас всех выпускают и отправляют домой.
Ох, как хочется жить! Только бы жить!
На меня постепенно тоже нападает оцепенение. Невозможно, чтобы столько времени нервы были натянуты, как струны у рояля. Надежда сменяется равнодушием. Ну, убьют, ну, освободят, не все ли равно, пусть будет, что будет...
Наверное, я задремал. Очнулся, посмотрел в иллюминатор, по-моему стало светлей, бросаю взгляд на часы, видимо, скоро рассвет. Но который час? Черт его знает, я ведь не знаю, где мы.
Вот тогда-то, когда и я и, наверное, другие пассажиры, да и сами бандиты меньше всего об этом думали, все и происходит!
Да, ту ночь я не забуду никогда. Я никогда не забуду эти короткие секунды, пока все происходило.
И людей этих тоже никогда не забуду...
Как они оказались в самолете? Откуда? В какой момент? Я ведь профессионал - но не могу ответить на этот вопрос. Их было немного, но с какой фантастической быстротой, с какой невероятной точностью они действовали! Не люди, а черти!
Сейчас я вам это опишу подробно.
Но учтите, все продолжалось не больше времени, наверное, чем мне потребовалось, чтобы написать эту фразу. Так что я вам, как бы прокручу это в замедленной съемке. Ну, знаете, как по телевизору во время футбольной передачи повторяют забитый гол. Поняли?
Так вот - первый, с кем они покончили, был "боксер". Он, действительно, с поразительной быстротой поднял свой пистолет. Но, если уж говорить о поразительном, так это то, что тот, в кого он целился, оказался быстрее! Тот парень даже не поднимал руки, казалось, он стреляет, не целясь, даже не глядя на "боксера", откуда-то снизу. Я глазам бы своим не поверил, если б не дырка у "боксера" во лбу. Маленькая красная дырка!
Я вам, кажется, уже говорил, что мог бы выступать в цирке с номером стрельбы из пистолета. Но я бы такого не сумел! Этот парень явно выбрал не ту профессию - в цирке Медрано или на ярмарках он бы с такими данными давно стал миллионером.
Нет, как он его!
Поверите, у меня будто гора с плеч. Когда я увидел, как грохнулся этот подлец, я словно вновь родился! Я понял, что буду жить! Жить! Жить!
Обернувшись, я увидел Белинду. Она не успела даже руки с пистолетом поднять, как пистолет этот у нее выбил другой парень и одной рукой так скрутил ее, что она превратилась в куклу. Знаете, такую куклу - вроде человек, а в то же время неподвижный манекен, только глаза блестят. Ох, и злобы в этих глазах! На весь мир хватило бы. Но, что же это был за прием? Я такого не знаю, даже разглядеть не успел. Они невероятно, феноменально, просто, не по-людски быстры, эти ребята. Какие-то метеоры! Будто в старых кинолентах, помните, где все так быстро-быстро двигается, что и уследить не успеваешь? Это очень смешно.
В фильмах. Не здесь.
И не для всех. Для налетчиков, например, какой уж смех...
Но главное происходило в голове самолета - занавески были сорваны еще Рокко, чтобы он мог видеть все, что делается в салоне.
Значит, там дело происходило так (можете мне поверить - зрение у меня, дай бог, я все разглядел).
Диспозиция была следующая: эта маленькая змея сидела на откидном стульчике для стюардесс, на коленях у нее лежал ребенок-японец, в руке был пистолет. Теперь я понимаю, чем они держали летчиков - грозили, видимо, пристрелить ребенка, если те будут артачиться. А Рокко стоял в проеме двери, которая ведет в пилотскую кабину, и следил за летчиками.
Когда те двое парней свалились на бандитов, словно снег на голову, девчонка промедлила лишь секунду и, направив пистолет в голову ребенку, нажала спуск.
Я потом долго не мог забыть выражение ее глаз. Думаете, отчаянное? Испуганное? Злое? Не угадали. Абсолютно равнодушное! Словно делала привычное дело. Сидит такая где-нибудь на ткацкой фабрике за каким-нибудь станком или еще где, раздается звоночек, свисточек, словом, сигнал, она и нажимает кнопку, ну, такой трудовой процесс - работа такая.
И вот так же спокойно она нажимает на спуск своего пистолета, а что сейчас пуля разнесет голову ребенку, ее совершенно не интересует.
Такая у нее работа.
Только пуля в ребенка не попадает. Один из тех успевает разгадать, предусмотреть, предупредить ее жест - он все с той же поражающей меня у них быстротой успевает подставить свою руку и принять пулю на себя.
Я после, как профессионал, анализировал, почему он так поступил, пожертвовал рукой? И понял - другого выхода у него не было. Любое другое решение потребовало бы больше времени - выстрелить в нее, оттолкнуть, схватить, ничего этого при всей своей феноменальной быстроте он бы сделать не успевал. Только пожертвовать рукой...
Или ребенком.
Так вот, за пол, нет, за четверть, нет, за сотую, наверное, долю секунды он успел все рассчитать, все продумать, решиться на эту жертву и провести свое решение в жизнь!
А, может, он не рассчитывал, может, не продумывал?
Может, когда увидел, что смерть угрожает ребенку, он первым делом заслонил его?
Почему? Не знаю - может, в них это заложено, в этих ребятах, может, они просто не представляют, как можно иначе. Не знаю. Может быть, у нас все по-другому. Во всяком случае я бы так, наверное, не поступил.
Одну пулю он принимает в руку, а в пистолете-то еще восемь. Но эта стерва не успевает выпустить ни одной. Второй парень уже скрутил ее так же, как там Белинду, что все-таки это за прием? Жуткое дело!
И не потому, что женщина. Ясно, что и мужчину они могут также.
В чем я убеждаюсь очень скоро.
Пока этот парень скручивает девчонку, раненый, у которого теперь действует только одна рука, вступает в схватку с Рокко.
Еще в первое мгновенье он ногой выбил у того пистолет. Пока он отвлекся на девчонку, Рокко пистолет подобрал и теперь, направив его в грудь атакующего, хочет выстрелить. Но парень здоровой рукой снова вышибает оружие, и пуля летит в потолок.
Рокко бросается на него. У него-то обе руки целы. И тут происходит что-то непонятное, парень словно взлетает в воздух. Его ноги обвивают шею Рокко, оба падают, но Рокко не может сделать ни одного движения. Он взят на болевой прием! Поняли? Одной рукой. Ну, и ногами, конечно. Но рукой-то одной тот взял Рокко на болевой прием! А, между прочим, свои девяносто килограммов Рокко-таки весит.
Ну, тут из кабины выскакивают летчики.
Они этого Рокко быстро скручивают и, честно говоря, без особой нежности. Вот и все.
Схватка закончена. Она длилась секунд пять, может, шесть...
Бандиты взяты. Мы освобождены. А, главное, - я жив!
Выволакивают "боксера", уводят Белинду, эту маленькую змею, Рокко. Осторожно выносят тело сероглазой стюардессы. Это ее убили бандиты, когда прозвучал первый выстрел.
На борт сразу же поднимаются врачи. Они перевязывают руку того парня, качают головами - ранение, видимо, серьезное, оказывают первую помощь пассажирам (некоторые не выдержали всего этого - с ними обморок).
Всех эвакуируют из самолета. В первую очередь детей.
И, вы не поверите мне, тот маленький японец, которого держали заложником и которого ценой руки спас русский полицейский, спал! А? Что вы на это скажете? Так и проспал все это время! Нет, такое бывает только с японскими детьми!
За детьми следуют женщины, старики; мы - я и оба этих бородача выходим последними. Они протрезвели, идут тихо, оглядываются.
Я выхожу на свежий воздух.
Как это замечательно - свежий воздух!
Заря захватила небо. По нему разливается желтизна, где-то из-за горизонта скоро поднимется солнце, уже появились розовые краски.
На аэродроме большое движение. И я вижу, какие огромные силы были приведены в действие. Я много чего вижу - да, у русских на этот счет техника имеется не хуже, чем у нас! Вот уж не подумал бы. Самолеты-то у них, поди, раз в год угоняют, не то, что у меня на родине. А вот ведь все предусмотрели, есть у них и техника и люди.
Не люди, а черти!
Глава X. И СНОВА ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ АЛЕКСЕЯ ЛУНЕВА
- Ну, что товарищ Лунев, товарищ старший лейтенант Лунев, - улыбается врач и косит глаза на мои еще лейтенантские погоны, - прощайте. Знаете, госпиталь, наверное, одно из немногих мест, где лучше, чтобы тебе говорили "прощайте", чем "до свидания". Желаю успеха!
- Спасибо за пожелание, - говорю, - и за все спасибо.
Я ничего не понимаю в медицине. Когда меня тогда вывели с перевязанной рукой из самолета (сам шел), мне казалось, что это ерундовое ранение. Проваляться же пришлось в госпитале страшно долго, три операции... Из-за чего? Нерв какой-то поврежден, кость раздроблена...
А тогда на аэродроме все было так здорово! Уже потом я понял, насколько серьезные были у нас противники, когда читал протоколы их допросов. Ну, а операцию мы провели неплохо. Не обвиняйте меня в нескромности. Я ведь это только вам говорю.
А по службе - "задание выполнено" - доложили и все.
Но задание-то было (это опять-таки только вам) чертовски трудное. И вот то, что все прошло, как любят выражаться космонавты, нормально, что не было потерь, никто из пассажиров и из наших не пострадал (разве что рука моя, так это не в счет, издержки производства), то, что не зря готовились, не зря тренировались, что "все системы" себя оправдали - вот это главное.
Во всяком случае, первое, что я испытал тогда, спускаясь по трапу, это чувство удовлетворения.
Меня сразу утащили на разные операции, уколы, перевязки, рентгены и всю эту муру.
Я протестовал, отбивался, пока старший врач не прикрикнул на меня:
- Слушайте, Лунев, мы, врачи, ведь не лезем задерживать преступников, это ваша работа, так уж, будьте любезны, и вы не лезьте в нашу. Я врачом работаю дольше, чем вы на свете живете. Шагом марш в операционную!
Ну, что тут будешь делать.
На следующее утро ко мне допустили только одного посетителя женщину, японку. Вернее, двоих - еще ее сына, того малыша, которого бандиты держали заложником.
Японка говорила очень быстро и много, а переводчик переводил всего несколько фраз - он так и пояснил:
- Понимаете, она очень красиво говорит, цветисто - я суть передаю.
Она сказала, что не забудет никогда то, что я сделал для нее, для ее мужа, для ее отца (многих родственников перечислила), последним назвала Сосо - так зовут мальчугана.
Смешной, наверное, Вадиму ровесник. Аккуратненький, чистенький, кожа гладкая, глаза черные-черные. И не разглядишь в щелках. Очень воспитанный, тихий.
Мать сказала, что теперь я ее сыну вроде второго отца, потому, что благодаря мне он как бы снова родился на свет. А иначе... (тут она всякую мистику развела - переводчик объяснил). Теперь, говорит, каждый год в этот второй свой день рождения Сосо будет мне присылать открытку, рассказывать о себе. Когда научится писать, конечно.
Пригласила в гости в Японию.
Потом подтолкнула ко мне сынишку. Тот подошел, чего-то пролепетал (поблагодарил - объяснил переводчик), погладил мою перевязанную руку и поклонился. Низко, а руки по швам держал. Мать тоже так.
Ну, вот и расстались.
Через год я, действительно, получил очень красивую открытку - роща зеленого бамбука и маленький пруд. На обороте один большой неумелый иероглиф - это, видимо, Сосо изобразил. До сих пор так и не знаю, что он означает. Может быть, солнце? Потому что в углу открытки также неумело, уж наверняка тем же Сосо, нарисовано солнце и человечек - небось он сам.
Мне потом Коршунов рассказывал, как все было.
Пассажиров увезли в город, разместили в отеле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12