Исходный пункт данного портала я проследить не в состоянии… Да, собственно, я думаю, что этого никто не сможет сделать – можно только с большой долей уверенности говорить, что начинается он где-то неподалеку от Города. Помимо этого, я идентифицировал на этом человеке запрещающий операнд класса «Барьер», подчиняющий «Верная жена» и контрольный «Дятел-ловкач». Для меня было бы большой загадкой то, что он вообще способен к каким-либо самостоятельным действиям, и я склонен был бы заподозрить в нем засланного вражеского диверсанта, если бы не одна вещь – он потенциально энигматор весьма приличного уровня… Необученный, конечно, но с очень и очень неплохими задатками! Именно наличие высокого энергетического потенциала в организме и позволяет ему на подсознательном уровне сопротивляться внешним воздействиям. Довольно стандартная ситуация в случае со вторым или третьим поколением людей, получивших дозу излучения при контакте с минералом.
Подросток замолчал, бесстрастно уставившись на Макарова. Тот помолчал немного, ожидая, по всей видимости, продолжения, но, поняв, что его не будет, спросил:
– А каков уровень портала?
Парнишка впервые с начала разговора замялся и проявил признаки нервозности.
– Я боюсь ошибиться, – неуверенно начал он, – но, скорее всего, класса «абсолют»…
Признаюсь честно – мне вся эта фигня была мало понятна – даже при наличии той информации, что «перекинул» Плужников. Однако, судя по вытянувшейся физиономии дедули и полковника, слова подростка, мягко говоря, не порадовали. Макаров быстро подошел к столу, плеснул себе в стакан грамм сто водки и залпом опрокинул их. Во гад, а еще дед! Нет, двоюродный конечно, но… мог бы и предложить!
– Простите, Петр Алексеевич, – сказал ему в спину полковник, жестом отсылая парнишку-мага, – я могу задать вам вопрос?
Дедуля хмуро зыркнул на него исподлобья и молча кивнул.
– Что вы планируете делать с этим человеком? – «Вампир» замер, напряженно отслеживая реакцию начальства.
Макаров задумчиво вытянул губы в трубочку и оценивающе уставился на меня. Он явно пытался просчитать сложившуюся ситуацию таким образом, чтобы ни один из известных ему на текущий момент фактов не остался неучтенным. Сказать по правде, меня в этот момент охватило чувство апатии – я устал все время узнавать такое, что раньше считал уделом фантастических произведений. И еще больше я устал оттого, что вся эта «фантастика» почему-то оборачивалась против меня, стремясь перемолоть меня в своих чудовищных жерновах.
– Что, дедуля, прикидываешь, каким способом меня на сковородке в печь удобнее запихнуть? – Я даже не пытался скрыть издевку в голосе. Да пошли они все, в конце-то концов! Гэбэшники, ренегаты, шизанутые детишки, продажные стукачи – все они являлись картонными персонажами чудовищной пьесы, которая разыгрывалась на подмостках Города по воле безумного режиссера. И он явно получал наслаждение от этой постановки, упиваясь своей вседозволенностью и вводя в нее то и дело все новых и новых героев, и подбрасывая им все более сложные задачки.
С глубочайшим прискорбием я вынужден был констатировать тот факт, что и сам являюсь одной из кукол. Причем отнюдь не самой главной – так, недалекий Арлекин, веселящий почтеннейшую публику своими идиотскими выходками! И то, что сейчас я по прихоти незримого демиурга на мгновение выдвинулся в первые ряды на авансцене событий, не играло ровным счетом никакого значения – в следующую секунду меня могли смахнуть с нее легко и равнодушно. Так что – смейся паяц!.. Пока можешь!..
– Дурак ты… внучок! – с удивившей меня ласковостью сказал другой Макаров. – Я ж прикидываю, как повернуть дело таким образом, чтобы тебя в Москве в клочья не разнесло. Ну и, разумеется, чтобы ты нам помог кое в чем. А что прикажешь делать – шанс вырваться из этого мира не столь часто в последнее время нам выпадает! Пойми, мы же все это время и жили-то только этой идеей – выбраться когда-нибудь в большой мир! Неужели ты думаешь, что заставить людей пахать, как каторжных на заводах, добывать этот чертов минерал, сражаться с призраками, изучать методики работы с энергетическими полями по немногим сохранившимся записям энигматоров с риском поднять на воздух пол-Города, было возможно только за счет митингов-накачек с лозунгами о грядущем торжестве коммунизма?! Как бы не так! Человеку нужна ясная, четко сформулированная цель и поставленные задачи для ее выполнения! У нас такая цель была – возврат в большой мир! Любой, ты слышишь, любой житель анклава должен был знать абсолютно точно – все, что он делает, приближает момент возврата домой… Не домой, а Домой! Чувствуешь разницу?! И вернуться мы собираемся не «жалкими родственниками», а полезными своей стране людьми… Так-то, внучок!.. – Раскрасневшийся во время пылкой речи другой Макаров достал из кармана носовой платок и аккуратно промокнул капельки пота на лице.
Я посидел еще немного молча, ожидая – не последует ли продолжения. Нет, дедуля, мрачно насупившись и, по всей видимости, жалея, что сорвался, обошел стол и плюхнулся на стул. Не поднимая на меня глаз, он взял какой-то листок и нарочито сосредоточенно начал его изучать.
– Вы всерьез так думаете? – спросил неожиданно синеликий полковник. Я, признаться по правде, как-то перестал на него обращать внимание, а он, оказывается, все это время внимательнейшим образом слушал речь своего шефа. Дед, кстати, тоже удивился, откровенно недоуменно уставившись на излишне любопытного подчиненного.
– А с чем вы не согласны, товарищ полковник? – недовольно сказал Макаров. – Или у вас вообще другое мнение по этой проблеме?
Человек-вампир криво улыбнулся. С его физиономией выглядело это, прямо скажем, не слишком приятно – так, словно вы с ожившим мертвецом общаетесь.
– Вынужден заметить, – ответил глухо полковник, – что я не согласен с вами по всем пунктам!
Вот это поворот! Мне даже интересно стало – чем закончится бунт на корабле – дедуля, тот аж рот открыл, пребывая в полном оху… удивлении! Но (ай, молодца!) быстро взял себя в руки.
– Что это значит, потрудитесь объясниться! – Голос прямо-таки ледяной. Водочку в такой температуре охлаждать здорово – и секунды не пройдет, как бутылка изморозью покроется!
Нет, ну надо же – Семен Петрович продолжает все так же кривить свои тонкие губы как ни в чем не бывало:
– А значит это, уважаемый, – улыбка превращается в саркастическую ухмылку, – Петр Алексеевич, что у нас с вами разные цели, равно как и способы их достижения! – Семен Петрович подкрепляет свои слова небрежным взмахом зажатого в руке «тэтэшника».
– Оба! Руки за голову и без резких движений! Стреляю без предупреждения! Ну?!!
Вот это я и называю – из огня да в полымя…
Дед с ненавистью смотрит на полковника.
– Ты что творишь, гнида? – негромко вопрошает он «вампира». Я сижу к нему лицом и хорошо вижу, что несмотря на показное спокойствие он держится из последних сил. – Землю будешь грызть сволочь, в ногах у меня валяться ста…
Оглушительный в замкнутом пространстве выстрел обрывает его на полуслове. Я моментально глохну и слепну. Неприятный кислый и до ужаса едкий запах сгоревшего пороха проникает в глаза, вызывая обильные слезы, лезет в нос, раздирает горло. Я захожусь в мучительном кашле, сгибаясь на стуле, и в этот момент за моей спиной скрипит дверь, слышен топот множества ног и чей-то незнакомый, испуганный голос спрашивает:
– Что здесь происходит?
– Да эта мразь Петра Алексеевича убила! – орет полковник. – Пистолет как-то тварь пронес и на тебе: сидел, сидел, а потом выстрелил!
– Насмерть?! – обмирает голос.
– Нет, только попугал! – передразнивает его синеликий. – Конечно насмерть. Еле успел у него пушку отобрать, а то бы он и меня рядом с Макаровым положил!
– Вот сука! – цедит с ненавистью голос.
Я наконец-то разгибаюсь и начинаю разворачиваться, чтобы объяснить, как все было на самом деле. Краем глаза вижу на полу возле стола тело внезапно обретенного и, похоже, столь же внезапно потерянного деда. Возле него уже разливается черная лужа крови. Против воли я замираю – увиденное вгоняет меня в ступор. В каком-то странном оцепенении я сижу и смотрю на убитого. Почему-то взгляд прикипает к его неловко подвернутой руке, на которой надеты «командирские» часы. Ремешок у них старенький, потертый, и это добивает меня окончательно – слезы и так стоят у меня в глазах, а сейчас они начинают литься уже потоком. Горло перехватывает спазм, и я лишь хриплю что-то неразборчивое.
Сильный удар в спину сбрасывает меня со стула, и я падаю на четвереньки. Теперь я вижу все тело целиком – стол больше не закрывает его. Дед полулежит на спине, привалившись к стене. На груди у него здоровенное-кровавое пятно. Лицо перекошено гримасой ненависти и боли. Глаза закрыты.
Каким-то звериным чутьем я понимаю две вещи: первое – это то, что он мертв, а второе – сейчас меня начнут бить!
И второе мое предчувствие немедленно начинает претворяться в жизнь. Сначала чьи-то грубые руки вытаскивают меня волоком по полу в коридор, а уже там гэбэшники начинают с остервенением охаживать сапогами. Я переворачиваюсь на спину, поджимаю ноги и стараюсь закрыть руками голову. Получается неважно – довольно скоро чей-то меткий удар прошибает мою хлипкую защиту и врезается мне в лицо. Перед глазами немедленно начинают плавать звезды, а рог заполняется кровью из разбитых носа и губ.
– Стойте! – слышу я в этот момент чей-то вопль, который пробивается словно из-под воды. – Да не он это – Тропинин стрелял!
Все замирают, а в следующее мгновение в коридоре воцаряется ад! С глухим чавканьем в человеческие тела начинают вонзаться энергетические разряды, поднимается дикий шум, грохочут выстрелы, откуда-то снизу слышны животные крики, в которых нет ничего человеческого, но, тем не менее, я понимаю, что кричат это все-таки люди…
На меня падает чье-то мертвое тело. Мне нечем дышать, грудь разрывает боль и от побоев, и от тяжести чужого веса, но я терплю. Терплю, потому что понимаю: стоит мне сейчас высунуться и в коридоре мгновенно станет на одного покойника больше. Никто из сражающихся даже не станет пытаться понять, на чьей я стороне – меня просто прихлопнут, как надоедливую мошку, и все. Поэтому самое главное сейчас – это минимум движений.
В голове суматошно мечутся какие-то обрывочные мысли. Я даже не могу додумать ни одну из них до конца – тут же перескакиваю на новую и также бросаю ее. Наиболее завершенной является, пожалуй, «Скорей бы все кончилось!». Мне уже все равно, кто победит, из-за чего вообще все началось и так далее и тому подобное – скорей бы все закончилось, чтобы можно было спихнуть наконец с себя покойника и перестать глотать свою (а возможно и чужую!) кровь.
Я не знаю, сколь долго шла эта нежданная схватка. Просто в один момент все затихло и стали слышны только чьи-то отрывистые команды, произносимые детским… ДЕТСКИМ?!! голоском.
«Ладно, ехать так ехать!» – сказал попугай, когда кошка потащила его из клетки. Я с трудом отталкиваю тяжелое, безвольное тело убитого в сторону. Сейчас глянем, что здесь происходит.
Твою мать!!!
– Здравствуйте… крапленый! – произносит тихо, без каких-либо эмоций мой старый знакомый – мальчик Мишенька. Он стоит возле стены неподалеку от меня. Худенький мальчишка в старомодной школьной форме. Только сейчас на нем нет фуражки, и на щеке кровоточащая ссадина. Руки расслабленно висят вдоль туловища, но вот пальцы согнуты в каком-то странном жесте. И в этот момент, так же как и в подземельях, на меня накатывает. Я вижу разноцветное облако ауры, которое окутывает мальчишку. А вот на руках его клубится Тьма! Да, да – именно Тьма! Я пытаюсь машинально прикоснуться к ней своими внезапно прорезавшимися чувствами и получаю болезненный удар, который пронзает все тело. Бог ты мой, как же больно!
– Еще раз так сделаете – я вас просто убью, – бесстрастно информирует меня Мишенька.
И я почему-то ему верю!..
Мишенька Михневский был самым младшим ребенком в школе. Впрочем, он был и самым молодым жителем Города. После него детей в анклаве не рождалось, ни одного.
Последнее третье поколение уроженцев аномалии насчитывало всего пятьдесят шесть человек. Причем все они были мальчиками в возрасте от 8 до 12 лет. Краем уха Мишенька слышал, что детей было больше, да и девочек среди них хватало. Но смертность среди новорожденных составляла восемьдесят процентов. Город вымирал…
Однако Мишенька не страдал от отсутствия общения со сверстницами. Интересных дел хватало и без них. Лет с пяти он начал ходить в городскую школу, где, едва научившись читать и писать, принялся за изучения науки, которую его учителя гордо именовали «искусством оперирования энергетическими полями». Самих себя преподаватели называли «операторами» или «энигматорами». Однако юные ученики предпочитали не забивать свою голову заумными словами, считая предмет изучения банальным волшебством.
Если бы Мишенька рос в большом мире, он бы непременно провел аналогию между собой и мальчиком с иностранным именем Гарри Поттер. Вот только нравы настоящей «советской» школы «магов» резко отличались от патриархальных нравов английского Хогвартса.
Боевые заклинания, приготовленные для классовых боев мировой революции и отточенные во время Второй мировой, вдалбливались в детские головенки с первых же дней обучения. Действие операндов сначала отрабатывались на тараканах (огромные черные насекомые были единственными живыми существами кроме людей, умевшими выживать в анклаве), а потом друг на друге, постепенно увеличивая мощность. Заодно оттачивалась защита. Когда последствия применения заклинаний стали очень болезненными, почти смертельными, детям предоставили новые мишени для тренировок – живых людей, жителей Города, приговоренных к смертной казни. И наконец настало время, когда уровень каждого из маленьких волшебников, а вернее, бойцов, стал таким, что он в одиночку мог выжечь целую страну, предварительно превратив в фарш или прах ее жителей.
Постепенно даже до самых тупых школьников, к которым Миша никогда не относился, начало доходить, что готовят их к чему-то очень серьезному. Курировал школу полковник Тропинин. Семен Петрович всегда был добр к своим подопечным, баловал их дефицитными сластями, сам вникал в мелкие личные конфликты детей. В общем, стал для школьников родным отцом.
Но как-то раз Мишенька умудрился подслушать разговор доброго полковника с одним из своих доверенных сотрудников. Из этой беседы Миша понял, что их маленький отряд должен послужить неким тараном, пробивающим полковнику путь к абсолютной власти в Городе. Тропинин готовил переворот. Несмотря на свой юный возраст, Миша смекнул, что исполнив задуманное, полковник быстро избавится от «страшного оружия» – зачем ему держать отряд убийц-магов, если для контроля вполне хватает обычных людей?
Вот именно тогда Мишенька и решил вести свою игру. До поры до времени изображать послушное орудие в руках полковника. А когда операция по замене власти войдет в финальную стадию – избавиться от милейшего Тропинина и самому стать полноправным властелином всего. Примеров хватало: в библиотеке школы было множество книг о героях революции, пробившихся наверх из грязи.
Тайком от наставников и кураторов Мишенька стал набирать команду единомышленников. Вскоре их отряд включал две трети всех школьников. Неприсоединившихся использовали втемную. Естественно, что никакой толковой программы управления у ребят не было – о том, что будет после захвата власти, просто не задумывались. Кому-то хотелось больше сластей, кому-то больше свободы для невинных игр, а небольшому числу детей, включая Мишеньку, просто хотелось ощутить вкус вседозволенности.
Однако их теневая организация заговорщиков стала набирать все больше и больше власти уже сейчас, без всяких переворотов. Этому немало способствовало то, что под еженощным воздействием призраков жители Города все больше превращались в бессловесный скот. Доходило до полного выключения сознания. Таких людей либо списывали в расход, если они были стары, либо ставили к станкам на самую простую примитивную работу. Постепенно атаки призраков становились все целенаправленней. Теперь они посещали по ночам и администрацию, квартал которой был раньше недоступен из-за установленной еще в пятидесятые годы защиты. И вот уже начальники среднего и низшего звена шли утром на службу с осоловевшими «коровьими» глазами. Несколько ночей целенаправленных визитов и все! Человек становился отличной заготовкой для применения управляющего операнда. А ведь кто заподозрит в проникновении во властные структуры детей, самому старшему из которых (и самому неискушенному в Искусстве) едва исполнилось четырнадцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Подросток замолчал, бесстрастно уставившись на Макарова. Тот помолчал немного, ожидая, по всей видимости, продолжения, но, поняв, что его не будет, спросил:
– А каков уровень портала?
Парнишка впервые с начала разговора замялся и проявил признаки нервозности.
– Я боюсь ошибиться, – неуверенно начал он, – но, скорее всего, класса «абсолют»…
Признаюсь честно – мне вся эта фигня была мало понятна – даже при наличии той информации, что «перекинул» Плужников. Однако, судя по вытянувшейся физиономии дедули и полковника, слова подростка, мягко говоря, не порадовали. Макаров быстро подошел к столу, плеснул себе в стакан грамм сто водки и залпом опрокинул их. Во гад, а еще дед! Нет, двоюродный конечно, но… мог бы и предложить!
– Простите, Петр Алексеевич, – сказал ему в спину полковник, жестом отсылая парнишку-мага, – я могу задать вам вопрос?
Дедуля хмуро зыркнул на него исподлобья и молча кивнул.
– Что вы планируете делать с этим человеком? – «Вампир» замер, напряженно отслеживая реакцию начальства.
Макаров задумчиво вытянул губы в трубочку и оценивающе уставился на меня. Он явно пытался просчитать сложившуюся ситуацию таким образом, чтобы ни один из известных ему на текущий момент фактов не остался неучтенным. Сказать по правде, меня в этот момент охватило чувство апатии – я устал все время узнавать такое, что раньше считал уделом фантастических произведений. И еще больше я устал оттого, что вся эта «фантастика» почему-то оборачивалась против меня, стремясь перемолоть меня в своих чудовищных жерновах.
– Что, дедуля, прикидываешь, каким способом меня на сковородке в печь удобнее запихнуть? – Я даже не пытался скрыть издевку в голосе. Да пошли они все, в конце-то концов! Гэбэшники, ренегаты, шизанутые детишки, продажные стукачи – все они являлись картонными персонажами чудовищной пьесы, которая разыгрывалась на подмостках Города по воле безумного режиссера. И он явно получал наслаждение от этой постановки, упиваясь своей вседозволенностью и вводя в нее то и дело все новых и новых героев, и подбрасывая им все более сложные задачки.
С глубочайшим прискорбием я вынужден был констатировать тот факт, что и сам являюсь одной из кукол. Причем отнюдь не самой главной – так, недалекий Арлекин, веселящий почтеннейшую публику своими идиотскими выходками! И то, что сейчас я по прихоти незримого демиурга на мгновение выдвинулся в первые ряды на авансцене событий, не играло ровным счетом никакого значения – в следующую секунду меня могли смахнуть с нее легко и равнодушно. Так что – смейся паяц!.. Пока можешь!..
– Дурак ты… внучок! – с удивившей меня ласковостью сказал другой Макаров. – Я ж прикидываю, как повернуть дело таким образом, чтобы тебя в Москве в клочья не разнесло. Ну и, разумеется, чтобы ты нам помог кое в чем. А что прикажешь делать – шанс вырваться из этого мира не столь часто в последнее время нам выпадает! Пойми, мы же все это время и жили-то только этой идеей – выбраться когда-нибудь в большой мир! Неужели ты думаешь, что заставить людей пахать, как каторжных на заводах, добывать этот чертов минерал, сражаться с призраками, изучать методики работы с энергетическими полями по немногим сохранившимся записям энигматоров с риском поднять на воздух пол-Города, было возможно только за счет митингов-накачек с лозунгами о грядущем торжестве коммунизма?! Как бы не так! Человеку нужна ясная, четко сформулированная цель и поставленные задачи для ее выполнения! У нас такая цель была – возврат в большой мир! Любой, ты слышишь, любой житель анклава должен был знать абсолютно точно – все, что он делает, приближает момент возврата домой… Не домой, а Домой! Чувствуешь разницу?! И вернуться мы собираемся не «жалкими родственниками», а полезными своей стране людьми… Так-то, внучок!.. – Раскрасневшийся во время пылкой речи другой Макаров достал из кармана носовой платок и аккуратно промокнул капельки пота на лице.
Я посидел еще немного молча, ожидая – не последует ли продолжения. Нет, дедуля, мрачно насупившись и, по всей видимости, жалея, что сорвался, обошел стол и плюхнулся на стул. Не поднимая на меня глаз, он взял какой-то листок и нарочито сосредоточенно начал его изучать.
– Вы всерьез так думаете? – спросил неожиданно синеликий полковник. Я, признаться по правде, как-то перестал на него обращать внимание, а он, оказывается, все это время внимательнейшим образом слушал речь своего шефа. Дед, кстати, тоже удивился, откровенно недоуменно уставившись на излишне любопытного подчиненного.
– А с чем вы не согласны, товарищ полковник? – недовольно сказал Макаров. – Или у вас вообще другое мнение по этой проблеме?
Человек-вампир криво улыбнулся. С его физиономией выглядело это, прямо скажем, не слишком приятно – так, словно вы с ожившим мертвецом общаетесь.
– Вынужден заметить, – ответил глухо полковник, – что я не согласен с вами по всем пунктам!
Вот это поворот! Мне даже интересно стало – чем закончится бунт на корабле – дедуля, тот аж рот открыл, пребывая в полном оху… удивлении! Но (ай, молодца!) быстро взял себя в руки.
– Что это значит, потрудитесь объясниться! – Голос прямо-таки ледяной. Водочку в такой температуре охлаждать здорово – и секунды не пройдет, как бутылка изморозью покроется!
Нет, ну надо же – Семен Петрович продолжает все так же кривить свои тонкие губы как ни в чем не бывало:
– А значит это, уважаемый, – улыбка превращается в саркастическую ухмылку, – Петр Алексеевич, что у нас с вами разные цели, равно как и способы их достижения! – Семен Петрович подкрепляет свои слова небрежным взмахом зажатого в руке «тэтэшника».
– Оба! Руки за голову и без резких движений! Стреляю без предупреждения! Ну?!!
Вот это я и называю – из огня да в полымя…
Дед с ненавистью смотрит на полковника.
– Ты что творишь, гнида? – негромко вопрошает он «вампира». Я сижу к нему лицом и хорошо вижу, что несмотря на показное спокойствие он держится из последних сил. – Землю будешь грызть сволочь, в ногах у меня валяться ста…
Оглушительный в замкнутом пространстве выстрел обрывает его на полуслове. Я моментально глохну и слепну. Неприятный кислый и до ужаса едкий запах сгоревшего пороха проникает в глаза, вызывая обильные слезы, лезет в нос, раздирает горло. Я захожусь в мучительном кашле, сгибаясь на стуле, и в этот момент за моей спиной скрипит дверь, слышен топот множества ног и чей-то незнакомый, испуганный голос спрашивает:
– Что здесь происходит?
– Да эта мразь Петра Алексеевича убила! – орет полковник. – Пистолет как-то тварь пронес и на тебе: сидел, сидел, а потом выстрелил!
– Насмерть?! – обмирает голос.
– Нет, только попугал! – передразнивает его синеликий. – Конечно насмерть. Еле успел у него пушку отобрать, а то бы он и меня рядом с Макаровым положил!
– Вот сука! – цедит с ненавистью голос.
Я наконец-то разгибаюсь и начинаю разворачиваться, чтобы объяснить, как все было на самом деле. Краем глаза вижу на полу возле стола тело внезапно обретенного и, похоже, столь же внезапно потерянного деда. Возле него уже разливается черная лужа крови. Против воли я замираю – увиденное вгоняет меня в ступор. В каком-то странном оцепенении я сижу и смотрю на убитого. Почему-то взгляд прикипает к его неловко подвернутой руке, на которой надеты «командирские» часы. Ремешок у них старенький, потертый, и это добивает меня окончательно – слезы и так стоят у меня в глазах, а сейчас они начинают литься уже потоком. Горло перехватывает спазм, и я лишь хриплю что-то неразборчивое.
Сильный удар в спину сбрасывает меня со стула, и я падаю на четвереньки. Теперь я вижу все тело целиком – стол больше не закрывает его. Дед полулежит на спине, привалившись к стене. На груди у него здоровенное-кровавое пятно. Лицо перекошено гримасой ненависти и боли. Глаза закрыты.
Каким-то звериным чутьем я понимаю две вещи: первое – это то, что он мертв, а второе – сейчас меня начнут бить!
И второе мое предчувствие немедленно начинает претворяться в жизнь. Сначала чьи-то грубые руки вытаскивают меня волоком по полу в коридор, а уже там гэбэшники начинают с остервенением охаживать сапогами. Я переворачиваюсь на спину, поджимаю ноги и стараюсь закрыть руками голову. Получается неважно – довольно скоро чей-то меткий удар прошибает мою хлипкую защиту и врезается мне в лицо. Перед глазами немедленно начинают плавать звезды, а рог заполняется кровью из разбитых носа и губ.
– Стойте! – слышу я в этот момент чей-то вопль, который пробивается словно из-под воды. – Да не он это – Тропинин стрелял!
Все замирают, а в следующее мгновение в коридоре воцаряется ад! С глухим чавканьем в человеческие тела начинают вонзаться энергетические разряды, поднимается дикий шум, грохочут выстрелы, откуда-то снизу слышны животные крики, в которых нет ничего человеческого, но, тем не менее, я понимаю, что кричат это все-таки люди…
На меня падает чье-то мертвое тело. Мне нечем дышать, грудь разрывает боль и от побоев, и от тяжести чужого веса, но я терплю. Терплю, потому что понимаю: стоит мне сейчас высунуться и в коридоре мгновенно станет на одного покойника больше. Никто из сражающихся даже не станет пытаться понять, на чьей я стороне – меня просто прихлопнут, как надоедливую мошку, и все. Поэтому самое главное сейчас – это минимум движений.
В голове суматошно мечутся какие-то обрывочные мысли. Я даже не могу додумать ни одну из них до конца – тут же перескакиваю на новую и также бросаю ее. Наиболее завершенной является, пожалуй, «Скорей бы все кончилось!». Мне уже все равно, кто победит, из-за чего вообще все началось и так далее и тому подобное – скорей бы все закончилось, чтобы можно было спихнуть наконец с себя покойника и перестать глотать свою (а возможно и чужую!) кровь.
Я не знаю, сколь долго шла эта нежданная схватка. Просто в один момент все затихло и стали слышны только чьи-то отрывистые команды, произносимые детским… ДЕТСКИМ?!! голоском.
«Ладно, ехать так ехать!» – сказал попугай, когда кошка потащила его из клетки. Я с трудом отталкиваю тяжелое, безвольное тело убитого в сторону. Сейчас глянем, что здесь происходит.
Твою мать!!!
– Здравствуйте… крапленый! – произносит тихо, без каких-либо эмоций мой старый знакомый – мальчик Мишенька. Он стоит возле стены неподалеку от меня. Худенький мальчишка в старомодной школьной форме. Только сейчас на нем нет фуражки, и на щеке кровоточащая ссадина. Руки расслабленно висят вдоль туловища, но вот пальцы согнуты в каком-то странном жесте. И в этот момент, так же как и в подземельях, на меня накатывает. Я вижу разноцветное облако ауры, которое окутывает мальчишку. А вот на руках его клубится Тьма! Да, да – именно Тьма! Я пытаюсь машинально прикоснуться к ней своими внезапно прорезавшимися чувствами и получаю болезненный удар, который пронзает все тело. Бог ты мой, как же больно!
– Еще раз так сделаете – я вас просто убью, – бесстрастно информирует меня Мишенька.
И я почему-то ему верю!..
Мишенька Михневский был самым младшим ребенком в школе. Впрочем, он был и самым молодым жителем Города. После него детей в анклаве не рождалось, ни одного.
Последнее третье поколение уроженцев аномалии насчитывало всего пятьдесят шесть человек. Причем все они были мальчиками в возрасте от 8 до 12 лет. Краем уха Мишенька слышал, что детей было больше, да и девочек среди них хватало. Но смертность среди новорожденных составляла восемьдесят процентов. Город вымирал…
Однако Мишенька не страдал от отсутствия общения со сверстницами. Интересных дел хватало и без них. Лет с пяти он начал ходить в городскую школу, где, едва научившись читать и писать, принялся за изучения науки, которую его учителя гордо именовали «искусством оперирования энергетическими полями». Самих себя преподаватели называли «операторами» или «энигматорами». Однако юные ученики предпочитали не забивать свою голову заумными словами, считая предмет изучения банальным волшебством.
Если бы Мишенька рос в большом мире, он бы непременно провел аналогию между собой и мальчиком с иностранным именем Гарри Поттер. Вот только нравы настоящей «советской» школы «магов» резко отличались от патриархальных нравов английского Хогвартса.
Боевые заклинания, приготовленные для классовых боев мировой революции и отточенные во время Второй мировой, вдалбливались в детские головенки с первых же дней обучения. Действие операндов сначала отрабатывались на тараканах (огромные черные насекомые были единственными живыми существами кроме людей, умевшими выживать в анклаве), а потом друг на друге, постепенно увеличивая мощность. Заодно оттачивалась защита. Когда последствия применения заклинаний стали очень болезненными, почти смертельными, детям предоставили новые мишени для тренировок – живых людей, жителей Города, приговоренных к смертной казни. И наконец настало время, когда уровень каждого из маленьких волшебников, а вернее, бойцов, стал таким, что он в одиночку мог выжечь целую страну, предварительно превратив в фарш или прах ее жителей.
Постепенно даже до самых тупых школьников, к которым Миша никогда не относился, начало доходить, что готовят их к чему-то очень серьезному. Курировал школу полковник Тропинин. Семен Петрович всегда был добр к своим подопечным, баловал их дефицитными сластями, сам вникал в мелкие личные конфликты детей. В общем, стал для школьников родным отцом.
Но как-то раз Мишенька умудрился подслушать разговор доброго полковника с одним из своих доверенных сотрудников. Из этой беседы Миша понял, что их маленький отряд должен послужить неким тараном, пробивающим полковнику путь к абсолютной власти в Городе. Тропинин готовил переворот. Несмотря на свой юный возраст, Миша смекнул, что исполнив задуманное, полковник быстро избавится от «страшного оружия» – зачем ему держать отряд убийц-магов, если для контроля вполне хватает обычных людей?
Вот именно тогда Мишенька и решил вести свою игру. До поры до времени изображать послушное орудие в руках полковника. А когда операция по замене власти войдет в финальную стадию – избавиться от милейшего Тропинина и самому стать полноправным властелином всего. Примеров хватало: в библиотеке школы было множество книг о героях революции, пробившихся наверх из грязи.
Тайком от наставников и кураторов Мишенька стал набирать команду единомышленников. Вскоре их отряд включал две трети всех школьников. Неприсоединившихся использовали втемную. Естественно, что никакой толковой программы управления у ребят не было – о том, что будет после захвата власти, просто не задумывались. Кому-то хотелось больше сластей, кому-то больше свободы для невинных игр, а небольшому числу детей, включая Мишеньку, просто хотелось ощутить вкус вседозволенности.
Однако их теневая организация заговорщиков стала набирать все больше и больше власти уже сейчас, без всяких переворотов. Этому немало способствовало то, что под еженощным воздействием призраков жители Города все больше превращались в бессловесный скот. Доходило до полного выключения сознания. Таких людей либо списывали в расход, если они были стары, либо ставили к станкам на самую простую примитивную работу. Постепенно атаки призраков становились все целенаправленней. Теперь они посещали по ночам и администрацию, квартал которой был раньше недоступен из-за установленной еще в пятидесятые годы защиты. И вот уже начальники среднего и низшего звена шли утром на службу с осоловевшими «коровьими» глазами. Несколько ночей целенаправленных визитов и все! Человек становился отличной заготовкой для применения управляющего операнда. А ведь кто заподозрит в проникновении во властные структуры детей, самому старшему из которых (и самому неискушенному в Искусстве) едва исполнилось четырнадцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33