– Лейтенант, чертенок, голуба ты моя! Никогда не забуду! – громко кричал Лебедев, хлопая его по плечам и спине. – Ох, если бы не ты, тлели бы наши косточки на Бородинском поле!
– Почему на Бородинском? – тупо спросил Алеша.
– Потому что с «мессерами» дрался ты в аккурат над Бородином. Я тут каждую кочку знаю! Помнишь, у Лермонтова: «Ребята, не Москва ль за нами!»
– Помню, – слабым голосом ответил Стрельцов.
Взгляд его бежал с лица на лицо и наконец остановился на Варе. Девушка стояла перед ним с непокрытой головой. Золотились на солнце прядки волос, упавших на глаза и лоб. С минуту Алеша с жадным любопытством разглядывал всю ее высокую, чуть сутулящуюся фигуру, потом слабо, совсем как больной, улыбнулся.
– Ну а вас, сестренка, как… не укачало? Варя смотрела на него и ничего не говорила.
– Не укачало, а? – растерявшись от ее молчания, повторил Алеша все тем же тихим от усталости голосом. – А то вот возьмите конфетки, – и, порывшись в кармане синего комбинезона, он достал точно такую же коробочку с леденцами, какую недавно предлагал Варе второй летчик ЛИ-2.
Варя подошла и молча, продолжая смотреть на него, взяла несколько конфеток.
– Куда же мне теперь деваться? – растерянно произнес Алеша, оглядывая незнакомый аэродром, большие стеклянные ангары, стоянки с дремавшими на них новенькими «лаггами» и «мигами».
– Куда идти? – весело подхватил Лебедев, – не бойся, голуба, это же моя база. Чувствуй себя здесь как дома.
Из транспортника санитары уже выгружали носилки с ранеными и переносили их в два больших голубых автобуса. Повернувшись к Алеше спиной, Варя сердито поторапливала санитаров. Голубые автобусы были такими мирными, далекими от фронтовой жизни, что казалось, стоит в один из них сесть, и он покатит тебя на безмятежную прогулку. Но вот погрузили раненых, и автобусы сразу утратили свою мирную привлекательность: наполнились стонами и сдавленными криками людей, которым каждое лишнее движение приносило муку.
Усталость сковывала тело, и Алеше хотелось единственного – как можно скорее улететь назад, добраться до своей землянки и завалиться на нижние нары.
Торопливой походкой к ним подошел средних лег младший лейтенант в новом, плохо пригнанном обмундировании, старательно откозырял Лебедеву:
– С благополучным возвращением, товарищ капитан.
Лебедев усмехнулся, и шрам на его левом виске вместе с жиденькой светлой бровью подпрыгнул вверх.
– А где здесь летчик от истребителей лейтенант Стрельцов? – спросил подошедшей.
– Вот он, герой нашего времени, – улыбаясь, ука-. зал на Алешу Лебедев. – А что?
– Телеграмма на его имя получена.
Алеша прочел короткий текст. Демидов приказывал задержаться на сутки и ровно через день перелететь на новую точку, куда перебазируется полк. Новой точкой был аэродром, расположенный почти в самой Москве.
Алеша опустил руку с телеграфным бланком, пахнущим свежим клеем, и угрюмо уткнулся глазами в землю. Знакомая горечь подступила к нему.
– Значит, все ясно, товарищ лейтенант? – повторил подошедший. – Перелетать завтра, семнадцатого октября. Туда по прямой всего восемьдесят километров.
– А я? – услышал Стрельцов за своей спиной знакомый голос с певучими «а» и, обернувшись, встретился с большими растерянными глазами Вари.
– Действительно, как же быть нашей медсестре? – озадаченно проговорил Алеш а.
Младший лейтенант оказался всезнающим и вездесущим.
– Ваша девушка из батальона майора Меньшикова?
– Ну да.
– Тогда все решается просто. По приказанию генерала Комарова этот батальон тоже перебазируется. Он теперь закреплен за полком Демидова. Так что девушка может спокойно добираться на новую точку.
Алеша обрадованно посмотрел на Варю и сказал:
– А сумочку вашу санитарную я могу с собой прихватить в кабину.
– Ой, что вы, – вспыхнула медсестра, – она же совсем не тяжелая.
– Вот и выяснили отношения, – одобрительно заключил Лебедев. – А теперь пошли к нам в летную столовую, – потянул он Стрельцова за локоть. – Нет-нет, и не думай отказываться.
Лебедев, второй пшют и штурман потащили заупрямившегося было Алешу к розоватому четырехэтажному зданию.
– Ты, голуба моя, не волнуйся, – гудел ему в самое ухо Лебедев, – «ишачок» твой будет и бензинчиком напоен, и маслом заправлен по самое некуда, и опломбируют его мои мотористы по всем правилам. А ты от шкалика не улизнешь, голуба моя. Я тебе за воздушное братство не знаю что должен сделать!
– За что, за что? – изумился Алеша.
– За воздушное братство! – повторил Лебедев и рассмеялся. – Ну чего глаза выпучил? Воздушное братство это, как бы тебе объяснить… Вот спас меня от «мессеров» ваш Султан-хан, а в лицо до сих пор не видел да, может, и не увидит. И я бы мог его так спасти. А кого спас – не все ли равно? Лишь бы это был летчик в наших советских голубых петлицах и на пилотке у него маленькая звездочка. Да еще были бы родные звезды на крыльях его самолета… Вот эти самые звезды, за которыми ой как много стоит. Так я говорю?
Алеша с удивлением смотрел на худое преобразившееся лицо капитана.
– Воздушное братство! – повторил он. – До чего же правильно вы это сказали, словно философ какой. Воздушное братство! – И он вспомнил тех с голубыми петлицами на гимнастерке, кто встречался ему па жизненном пути: и стремительного, вспыльчивого Султан-хана, и властного генерала Комарова, и покладистого, добродушного силача Боркуна, и рыжего чуть флегматичного на земле дружка своего Воронова. При всей разности их возрастов, характеров, служебных должностей и званий в воздухе их объединяла одна большая судьба. Суровое небо, простреленное зенитными снарядами, разорванное пулеметными и пушечными трассами, рассеченное бомбами, небо, ясное или покрытое свинцовыми тучами, небо, теплое или сыпавшее на них холодной метелью, – вот где эта большая судьба совершалась. И в этом небе часто бывали равны все летчики, от лейтенанта до генерала, равны в своем стремлении побеждать врага, приходя друг другу на помощь в самые напряженные минуты боя и смертельной опасности.
Они прошли уже солидное расстояние по направлению к столовой, когда Стрельцов подумал о Варе. Он остановился как вкопанный и оглянулся. У ширококрылого ЛИ-2 – его уже зачехляли мотористы – он увидел девичью фигуру. Варя смотрела им вслед, придерживая на затылке вьющиеся по ветру волосы. Она стояла высокая, гибкая, одинокая на этом широком, незнакомом ей аэродроме.
– Товарищи, подождите, – смущенно сказал Алеша, стараясь вложить в свой голос как можно больше небрежности, – вот, шут бы его забрал. Сестренка медицинская… Ее тоже надо бы покормить.
– А продаттестат у нее с собой? – неуверенно спросил второй летчик и тотчас же понял всю неуместность своего вопроса, остановленный свирепым взглядом капитана.
– Щелоков, вы что! – рявкнул на него Лебедев. – Или первый день со мной летаете! Разве нужен кому продаттестат, если его Лебедев в столовую привел? Где ваша медсестра, лейтенант, как ее зовут?
– Варей, – с готовностью ответил Стрельцов.
Лебедев рупором сложил руки у рта и зычно, неожиданно громким голосом, столь не идущим к его усталой худощавой фигуре, крикнул:
– Варя! Где вы? Скорее! Мы вас ждем!
Стрельцов испуганно смотрел на нее: «А что, как не пойдет?» – и успокоение вздохнул, увидев, как она неуверенно сделала к ним несколько шагов, а потом смелее пошла на повторный зов капитана.
– Я вас слушаю, – козыряя, сказала она, когда поравнялась с ними. – Обедать? Спасибо, я не очень проголодалась.
– Что значит «не очень», если старшие приглашают, – с напускной суровостью обрушился на нее Лебедев, и Варя, к большому удовольствию Стрельцова, оказалась в столовой.
Все вместе они прошли в уютную, довольно вместительную комнату. Стол был уже накрыт, в тарелках дымился горячий борщ, под белоснежными салфетками высились горки нарезанного ломтями белого хлеба. В центре стояло блюдо с копченой селедкой. В углу комнаты сверкал никелированным краном умывальник, и каждый из них по очереди плескал на руки теплой водой. Потом сели за стол.
– Гостей в центр, – распорядился Лебедев, и Алеша очутился рядом с Варей.
За весь обед он ни разу не посмотрел на нее, хотя каждую секунду чувствовал ее близость: и острый локоть – к нему он несколько раз случайно прикоснулся, – и легкое теплое дыхание.
Штурман достал откуда-то из-под стола большую темную бутыль. Пили несколько тостов подряд. Алеша упорно отказывался, но хозяева были настойчивы и побеждали. Он выпил до дна первую стопку – за спасенные им тридцать жизней. Вторую – за своего всему фронту известного командира эскадрильи Султан-хана, третью – за воздушное братство. Чокаясь второй раз с Варей, он нечаянно толкнул ее коленку и покраснел до корней волос, заметив, что она отодвинулась. После третьей рюмки ему стало весело и жарко. Тяжелая голова быстро поддалась хмелю, и, глядя на своих новых знакомых, он уже фамильярно хлопал их по спинам, длинно говорил о своих однополчанах, о генерале Комарове, у которого учился в летной школе. Когда хлебосольный Лебедев наполнил граненые шкалики в четвертый раз, Варя наклонилась к Алеше, прядка ее волос коснулась разгоряченного Алешиного лица, и он услышал ее голос, упрашивающий и настойчивый:
– Товарищ лейтенант, не пейте больше.
Алеша посмотрел на нее отупевшими глазами, и вдруг пьяная улыбка сбежала с его лица, он залпом жадно осушил стакан холодного кваса, послушно кивнул головой:
– Вы правы. Не буду.
Сославшись на усталость и на то, что он хочет посмотреть Москву, в которой ни разу в жизни не был, Алеша решительно закрыл ладонью свою стопку. Варя, удержав в углах рта одобрительную улыбку, дружески кивнула ему головой. Алеша не мог знать, что в эту минуту она подумала: «Нравлюсь или нет? Если послушается – нравлюсь!»
– Подождите, – внезапно забеспокоился Лебедев, – ну, лейтенант Стрельцов – в Москву, а с вами что делать, сестренка?
– А я у Зубовской живу, – сказала Варя. – Там у меня мама.
– Так вы москвичка! – вскричал капитан. – Что же может быть лучше! Надеюсь, вы не откажетесь помочь лейтенанту сориентироваться в столице?
– Я? – дрогнувшим голосом переспросила девушка. – А что же, я могу.
– Ну вот и чудесно. Через четверть часа в Москву пойдет наша штабная «эмка». Готовьтесь. А вас, лейтенант, буду ждать на ужин. Впрочем, – Лебедев наморщил лоб и посмотрел в окно, – впрочем, вы можете в Москве и задержаться. Пожалуй, прикажу выдать вам ужин с собой.
Капитан, подозвав дежурного по столовой, что-то шепнул ему на ухо. Тот вернулся с объемистым пакетом и положил его перед Алексеем. Лебедев взглянул на часы.
– Машина уже должна подойти. До встречи, товарищ лейтенант, – сказал он приветливо, и Алеша с удивлением увидел, что жилистый, худощавый капитан совершенно трезв, несмотря на четыре добросовестно выпитые стограммовые стопки.
«Эмка» была не новая, но очень опрятная, выкрашенная в голубой цвет. По одному этому можно было безошибочно заключить, что аэродром, где базировались транспортные самолеты, еще не бомбили, здесь даже не "камуфлировали транспорт. За рулем сидел веселый краснощекий сержант, говоривший с мягким украинским акцентом. Стрельцов нерешительно потоптался около «эмки», не зная, посадить ли Варю впереди, рядом с шофером, или сесть там самому. Из затруднения вывел его сержант:
– А вы вместе сидайте назад, – посоветовал он. Это почему-то не пришло Алеше в голову. – У меня рессоры добрые, мягкие. Позади вам, товарищ лейтенант, будет не хуже, да и бал акать сподручнее со спутницей.
Варя, ссутулившись, первая пролезла в угол, прижалась к самому окну, торопливым движением оправила на коленях узкую юбку. Алеша хлопнул дверцей. «Эмка» закачалась на аэродромной дороге и вскоре выехала на шоссе.
Обогретый щедрым полуденным солнцем, осенний воздух был душен. У Алеши кружилась голова. Он еще никогда не пил так много. Пересиливая себя, он наклонился к девушке, обдав ее спиртным запахом.
– Вот еду… Москву посмотреть. Всю жизнь мечтал, а сегодня еду, – забормотал он сбивчиво. – А почему наши перебазируются? Ничего не понимаю. Позавчера только перелетели под Гжатск и опять перебазируются, а?
– Пид Гжатском уже фашисты, – не оборачиваясь, произнес шофер.
– Что? И под Гжатском уже? – Алеша не к месту закивал головой и вне всякой связи с предыдущим разговором спросил: – Сержант, постой-ка. А почему у вас тут всем распоряжается капитан Лебедев, а?
– Так кому ж не распоряжаться, як ни ему, командиру полка? – обгоняя тарахтевшую полуторку с сеном, ответил сержант.
Стрельцов раскрыл рот, и его глаза остекленели от изумления.
– Он командир полка?
– Ну а як же? Вин, капитан Лебедев, – тоном, не допускающим возражения, повторил шофер, и в зеркальце, косо висевшем над ним, Алеша и Варя увидели, как расплылось в улыбке его лицо. – Хороший вин мужик. Трошечки строг, но зато и справедлив. А про вас, товарищ лейтенант, вин знаете, что казав: уважь наикраще, он от моей головы нынче смерть отвел. Двух «мессеров» сбил.
– Положим, не двух, а одного, – поправил Алеша.
– Капитан казав – двух, – стоял на своем сержант.
– Второй сам врезался, я только посторонился, дорожку ему дал, – хмыкнул Алеша.
Прильнув к окошку, он сосредоточенно наблюдал, как нарастали признаки большого города. Движение на шоссе регулировали уже не красноармейцы в замасленных, пропыленных пилотках, а щеголеватые милиционеры. Вдоль шоссе, прерываемая иногда перелесками и лужайками, бежала лента пригородных построек. Домики различной вышины, деревянные и кирпичные, серые, красные, зеленые, оранжевые, с крышами шиферными и железными мелькали в окне. Алеша читал вывески магазинов: «Сельпо», «Промтоварный», «Овощи и фрукты», видел очереди людей, стоящих за пайком. Гуси лениво пили воду из дождевых луж, мальчишки играли в лапту, во дворах сушилось выстиранное белье. Дымили заводские трубы, проплывали большие, с высокими окнами корпуса цехов, и, честное слово, если бы не серые аэростаты воздушного заграждения, дремавшие кое-где на пригорках в это дневное время, не деревянные дощечки на столбах, показывающие путь к бомбоубежищам, не черные стволы зениток, мрачно устремленные в небо, – ничто бы не напоминало о жестокой войне, подкатывающейся к столице.
Но чем ближе подъезжали они к Москве, тем все резче и резче проступали тревожные приметы. Большой город был пронизан предчувствием надвигающейся опасности. На одном из перекрестков висел огромный плакат: женщина в черном развевающемся платке строго простирала вперед руку. «Родина-мать зовет!» – прочитал Алеша. С другого плаката боец в каске сурово смотрел на проезжающих; чернели слова: «Воин, ни шагу назад! За спиной у тебя Москва!»
Шофер, сигналя, притормозил «эмку».
– Ось, побачьте, товарищ, лейтенант. Це ополчение.
По шоссе, по его проезжей части, медленной неровной поступью шла людская масса. Шагали по четыре в ряд пожилые мужчины и юноши, подпоясанные брезентовыми ремнями, в обмотках. Серым слоем лежала на лицах пыль. Угрюмо звякали солдатские котелки. Прикрепленные к брезентовым ремням, они были пока единственным вооружением этого сформированного, видимо совсем недавно, батальона народного ополчения. Песня, взлетавшая над головами ополченцев (ее вел звонкий сильный тенор), была наполнена суровой силой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война.
То в одном, то в другом месте близ шоссе блестели железные рогатки, приготовленные для уличных боев. Тысячи спин сгибались и разгибались на откосе противотанкового рва, лопаты выбрасывали наверх коричневую суглинистую землю. «Зачем? Разве это спасает от танков? – грустно подумал Алеша. – Под Вязьмой такие рвы немцев ни на минуту не задержали».
Москва началась как-то внезапно. Линия маленьких некрасивых домишек барачного типа резко оборвалась, «эмка» выскочила на широкий железный мост, опрокинувшийся над светлой речушкой, прогрохотала по его горбатой спине, и показались большие многоэтажные дома. Широкой улицей машина въехала в столицу. Алеша увидел красивые светлые здания с лепными карнизами и барельефами. Ничем особенным они его не поразили. Москва здесь мало отличалась от любого другого города. Видел Алеша такие здания и в Новосибирске, и в Свердловске. Но его спутница с волнением приникла к окну и, встряхивая то и дело светлой головой, восклицала:
– Это Вторая Градская больница, а вот этот дом академик Щусев строил. А теперь мы по Калужской площади едем. Вон слева Институт цветных металлов.
– А где же Красная площадь?
– О! Это дальше, в самом центре, товарищ лейтенант.
Стрельцов увидел длинный забор, потом устремленные в небо тонкие столбы и высоченные фермы моста. Внизу блеснула река и маленький буксир, хлопавший плицами по мутноватой воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41