Правка: sdh, Дополнительная обработка: Hoaxer
«Над Москвою небо чистое»: Военное издательство Министерства Обороны СССР; Москва; 1962
Аннотация
«Над Москвою небо чистое» – это одно из произведений советской литературы, правдиво рисующих суровую военную осень 1941 года, драматические события первого периода Великой Отечественной войны. Герои Геннадия Семенихина – простые советские люди, красота души у которых раскрывается в дни самых тяжелых испытаний. Летчики-истребители, защищавшие московское небо в грозном сорок первом году, – настоящие патриоты, вынесшие на своих плечах всю тяжесть оборонительных боев.
Геннадий Александрович Семенихин
Над Москвою небо чистое
Глава первая
– Где здесь командный пункт девяносто пятого истребительного полка?
Пожилой ефрейтор в вылинявшей от солнца и пота гимнастерке бросил неторопливый взгляд на двух незнакомых лейтенантов. Ефрейтор стоял на самой середине укатанной автомашинами профилированной дороги, утопая по щиколотку в пыли, стоял на том месте, где полагалось быть контрольно-пропускному пункту, полосатому шлагбауму и будочке. Все это заменял небольшой столбик, врытый на левой обочине. С прибитой к нему доски расплывчато смотрели черные, крупно, но неряшливо написанные буквы: «Стой! Предъяви пропуск! Здесь хозяйство Демидова».
За столбом ширилось выгоревшее на сентябрьском ветру желтое поле аэродрома. Над чахлой, вымершей травкой бугрились капониры. Под сетками можно было разглядеть упругие тела лобастых зеленых истребителей И-16 и тонкие острые носы «Яковлевых». Над взлетной полосой клубилась пыль, оставленная только что взлетевшей шестеркой самолетов. Поблескивая на солнце остекленными пилотскими кабинами, машины е гулом пронеслись над аэродромом и, описав полукруг, улетели на запад. Часовой-ефрейтор посмотрел им вслед из-под дремуче рыжих бровей и опять перевел глаза на лейтенантов. Мимо ефрейтора то и дело сновали люди. Шли мотористы в промасленных комбинезонах, летчики в надвинутых на глаза синих пилотках, солдаты технического батальона с котелками в руках, и ни одного из них ефрейтор не остановил, ни у кого не проверил документы. А вот два молодых лейтенанта вызвали у него глухое раздражение. Слишком необычными казались они в этой обстановке. На обоих безукоризненно выглаженные темно-синие гимнастерки с нашитыми на рукавах тонкими золочеными уголками. Оба были перепоясаны такими новенькими скрипучими портупеями, что не могли не отличаться от тех мятых, пропыленных людей, которые ежеминутно проходили мимо часового. Даже легкий слой пыли не затмил блеска начищенных со старанием сапог лейтенантов. У каждого в левой руке было по аккуратному чемоданчику.
«С такими чемоданчиками им бы в дом отдыха или на футбольную тренировку», – неприязненно подумал ефрейтор и ладонью потер небритую проседь на щеке. Потом прищурился, словно желая рассмотреть лейтенантов получше.
Нет, они не были похожи друг на друга. Один из них был невысок. Обласканные теплым ветром светлые волосы выбивались из-под пилотки. Глаза смотрели доверчиво, даже оробело, и никакой холодной решительности, которая, по мнению ефрейтора, предполагалась во взгляде каждого летчика-истребителя, в них не было. Правда, лицо этого паренька, смуглое то ли от природы, то ли загорелое, придавало ему мужественность, но мягкие, нежно, совсем по-девичьи очерченные губы сразу же это впечатление рушили. Так и казалось – рассмеется этот лобастый синеглазый паренек и, несмотря на свои два кубика в петлицах, станет сразу похожим на десятиклассника.
Его напарник был высоким и угловатым. Острые лопатки выпирали под габардиновой гимнастеркой.
Длинным рукам было неспокойно, они постоянно находились в движении: то бриджи гладили, то дергали ремешок портупеи. Густые соломенные волосы небрежным чубчиком свисали на рыжую бровь, глаза смотрели на окружающее с дерзинкой. И усмешка на лице, осыпанном мелкими веснушками, была самоуверенной. Правую ногу он держал чуть согнутой в колене, острым носком буравил дорожную пыль. Эта вольная поза еще больше не понравилась часовому, и он сухо спросил:
– Так вам, стало быть, кого?
– КП девяносто пятого, – повторил рыжеватый лейтенант.
Ефрейтор, уловивший в его голосе нетерпение, нахмурился.
– А документы есть? – пробасил он с неожиданной строгостью, желая показать, что хозяин положения все-таки он. Это произвело впечатление. Лейтенанты переглянулись и торопливо извлекли из нагрудных карманов сложенные вчетверо листочки с печатями. Ефрейтор сначала взял листок у рыжеватого, растягивая слова, прочел:
– Лейтенант Во-ро-нов. Для дальнейшего прохождения службы. Так. А ваш документик?.. Лей-те-нант Стрельцов. Хорошо.
Он поправил на плече ремень автомата и рукой показал на земляной курганчик, возвышавшийся над летным полем:
– Видите, товарищи командиры? Там и есть! КП девяносто пятого.
Лейтенанты кивнули головами, и один из них, тот, что был пониже ростом, сказал «спасибо». Ефрейтор проводил взглядом их удаляющиеся фигуры. Лейтенанты шли неторопливо, с интересом осматривая аэродром.
На половине пути высокий остановился и глубоко вздохнул:
– Вот мы и прибыли, Леша.
– Даже не верится, что так быстро, – подхватил второй лейтенант, и его лобастое лицо осветилось неуверенной, удивленной улыбкой. – Только подумать: еще вчера Сибирь… курсантская казарма с белыми полотенчиками, никакого тебе затемнения.
– О белых полотенчиках придется, пожалуй, забыть, – усмешливо протянул высокий.
Над их головами в иссиня-ярком небе послышался гул моторов. На большой высоте целым косяком тянулись в сторону города бомбардировщики. Надрывно, с перебоями выли моторы, и этот вибрирующий звук, временами переходивший в вой, неприятно резал слух.
– Это не СБ, – уверенно сказал один из лейтенантов.
– И не «пешки», – прибавил другой.
– «Юнкерсы», по-моему, – произнес рыжеватый, как ему казалось, беспечным, а на самом деле дрогнувшим от напряжения голосом.
Запрокинув голову, он смотрел вверх.
– Как думаешь, Леша, на аэродром развернутся или на город?
– Кажется, на город пошли, – тихо ответил второй.
– Почему же с аэродрома истребителей не подняли?
…Девятка за девяткой наплывали бомбардировщики на город, отстоявший от летного поля всего на несколько километров. В предзакатном солнце купались колокольни древних церквей, устремлялся ввысь острый шпиль пожарной каланчи. Из речной поймы взбегали на холм ровные строчки кварталов и улиц. Преобладавший в городских постройках белый цвет радовал глаз. Именно белый цвет делал город привлекательным даже издалека.
Отсюда, с аэродрома, не было слышно ни гудков автомобилей, ни грохота повозок. Древний этот город, прославившийся своими пряниками и церквами, казался безмятежно мирным, дремлющим на закате.
И вдруг раздирающий вой сирен поплыл над ним. Нестройно и хлопотливо забухали зенитки, пятная чистое, безоблачное небо. Сначала зенитные снаряды рвались редко и в стороне от бомбардировщиков. Но с каждой секундой в обстрел включались все новые и новые батареи. Черные шапки разрывов вспухали совсем близко от самолетов. Девятка вражеских бомбардировщиков перестала кружиться и понеслась вниз. Даже здесь, на аэродроме, лейтенанты услышали нарастающий свист. Стрельцов сдавил руку своего товарища:
– Коля… Они сериями бомбят, а там, под крышами, женщины, дети…
– Тихо, тихо, – прошептал Воронов, не отрывая взгляда от городских зданий.
От сильного одновременного взрыва нескольких бомб вздрогнул воздух. Раскаленными волнами хлынул он в уши. Над белыми домиками, мирно гревшимися на солнце, вздыбились дымные столбы. Потом в небо взвилось пламя, словно вырвавшись из самой земли.
– Это он в бензосклад угодил, – услышали лейтенанты хрипловатый голос. Рядом, засунув руки в карманы поношенных бриджей, стоял загорелый узколицый летчик. Во рту, сдавленная зубами, торчала незажженная папироса. Летчик так и говорил, не вынимая ее изо рта. Воронов разглядел в петлицах три кубика.
– Товарищ старший лейтенант, – спросил Николай, – почему же с аэродрома никто не поднялся?
Незнакомый летчик выплюнул папиросу и презрительно посмотрел на носки его хромовых сапог.
– Ты бы, наверное, поднялся, желторотик! – выговорил он, молча повернулся к ним спиной и, не вынимая рук из карманов, зашагал прочь. Воронов обиженно посмотрел ему вслед, но тут же сделал вид, что не обратил внимания на грубую выходку старшего лейтенанта, и обернулся в сторону города.
Три высоких черных столба колыхались на ветру. Под одним из них бушевало оранжевое пламя. Фашистские бомбардировщики, сбросив груз, уходили от города, пересекая небо, рябое от зенитных разрывов. Ни один из них не загорелся, не упал на землю, не начал терять высоту. Плавно, с короткими перебоями, выли моторы. Когда последняя девятка стала скрываться из виду, ей вдогонку откуда-то из-за леса со звоном поднялись две тройки тупоносых истребителей. Синеву воздуха разорвали красные трассы: стреляли истребители. В ответ огрызались с немецких бомбардировщиков стрелки-радисты. Воздушный бой отдалялся и затихал. Скрылись из глаз самолеты, только эхо от выстрелов еще с минуту стояло над землей.
– Интересно, сбили хоть один? – тихо сказал Стрельцов.
Воронов пожал плечами:
– Слишком поздно их подняли, «юнкерсы» уже сделали свое дело. Видишь, как горит.
– Ладно, Коля, пошли, – мрачно предложил Стрельцов, и они зашагали по аэродрому. На летном поле было затишье. Ни один самолет не взлетал и не садился. Лишь у некоторых капониров кучками стояли летчики и техники и, показывая в сторону города, обсуждали последствия налета. Наезженная автостартерами и бензозаправщиками дорога вела мимо капониров к командному пункту истребительного полка, находившемуся на опушке перелеска. Рыжие толстостволые сосны шумели над землянкой. Чуть поодаль, в редколесье, стояла машина радиостанции. Землянка высилась над ровным полем аэродрома большим холмом. Был этот холм старательно выложен дерном и совершенно сливался с цветом пожухлой травы. Дверь из желтых неотесанных досок, ведущая на КП, открыта. В низком проходе, широко расставив ноги, стоял тот самый неприветливый старший лейтенант, который только что повстречался им на аэродроме. Воронову не хотелось снова с ним заговаривать, он с удовольствием прошел бы мимо него молча. Но старший лейтенант загораживал вход. И Воронову, как младшему в звании, полагалось попросить разрешения пройти. Он четко откозырял:
– Товарищ старший лейтенант, здесь КП девяносто пятого?
Зеленые глаза обдали его холодом.
– Ну здесь. А тебе кого надо? – спросил летчик грубо.
– Командира полка.
– Командира? Так ты его в госпитале ищи. У него вчера семнадцать осколков из ноги вытащили.
– Тогда заместителя, – после небольшой паузы сказал смутившийся Воронов.
– Ну проходи, – неохотно отодвинулся в сторону летчик.
Воронов первым переступил порог и спустился по крутым деревянным ступенькам. В самом низу лесенки он споткнулся и, удерживая равновесие, ударил о стенку чемоданом. Войдя, оба с удивлением осмотрелись.
Эта землянка была такой же тесной, сыроватой и темной, как и тысячи других землянок, разбросанных на всем протяжении огромного фронта от Белого до Черного моря. В ее подслеповатое оконце, застекленное желтоватым куском плексигласа, нехотя вползали рассветы, а в непогодь уныло стучали осенние дожди. Тонкая дощатая перегородка делила землянку на две половины: в первой размещался штаб полка, во второй на низких нарах находили себе приют летчики, коротая небольшие интервалы между боевыми вылетами. Так же, как и во многих других землянках, в штабной половине колыхался скупой свет подвешенных к потолку «летучих мышей», па стенках висели карты, и в углу, возле телефонов, подремывал оперативный дежурный. Было здесь скученно и шумно, наружная дверь непрерывно хлопала, впуская и выпуская людей.
На большом столе лейтенанты увидели пеструю карту района боевых действий, исчерченную красными и синими стрелками, скобками, кружками, заключавшими в себе мелкие цифры. Синие стрелы, обозначавшие продвижение противника, зловеще нависали справа и слева. Аэродром был на одном уровне с их остриями. Трое склонились над этой картой. Что-то показывал тонко отточенным карандашом молоденький небритый лейтенант седому худощавому капитану с косым шрамом на правой щеке и хрящеватым носом. Рядом, заложив за спину руки, в черном реглане внакидку, стоял средних лет старший политрук. У него было усталое широкое лицо и синие тени бессонницы под глазами. Густые нерасчесанные волосы падали то и дело на лоб, и, задумавшись, он машинально откидывал их. От всей его полной, даже несколько грузной фигуры веяло уравновешенностью. Острый карандаш лейтенанта обводил контуры большого селения.
– По данным оперативного отдела, Подлипки еще у нас, – докладывал лейтенант. – Бой идет на северной окраине села. А вот здесь противник вышел гораздо восточнее. До левого берега реки допер, – сказал и осекся, видимо устыдившись, что это вольное «допер» ворвалось в скупые точные фразы, которыми полагалось докладывать оперативную обстановку.
Пожилой капитан молча взъерошил жесткую седину на висках, а старший политрук без всякой интонации повторил:
– Действительно прет…
И трудно было понять, осуждает ли он немцев, настолько усталым был голос.
Длинным приглушенным звонком захлебнулся полевой телефон. Капитан с седыми висками снял трубку:
– «Ракета» слушает. Да. Петельников. Докладываю, товарищ Третий. Майор Хатнянский по вашему приказанию находится в готовности номер один. Поднимать в воздух? Есть разведать движение на участке Лазареве – Большие Развилки.
Капитан положил трубку, посмотрел на старшего политрука:
– Пойду выпускать майора.
– Один полетит? – недовольно нахмурился старший политрук. – Без прикрытия?
– Откуда же взять прикрытие? – горестно развел руками капитан. – Сами знаете, товарищ комиссар. Не от хорошей жизни одну машину в такое пекло посылаем. Все на задании, кроме капитана Боркуна. А его звено приказано держать в резерве.
– Плохо, – негромко сказал старший политрук. – Район разведки очень сложный… Пожелайте удачи Хатнянскому, начальник штаба.
Гремя сапогами, капитан Петельников пробежал мимо застывших в ожидании Стрельцова и Воронова. Он даже не взглянул на них. Он попросту их не заметил. Старший политрук молча присел на табурет и, опустив голову на широкие ладони, всматривался воспаленными от бессонницы глазами в пестрые контуры карты. Синие стрелки росли и двоились в глазах, и уже не карту, а землю, окутанную пожарами, видел перед собой старший политрук. Видел он дороги, какими совсем недавно отступал, города и села, где приходилось останавливаться, лесные массивы Белоруссии – над ними еще несколько дней назад дрался истребительный полк. Мысленно представлял он, как идут теперь по этим дорогам фашистские танки, вгрызаясь тяжелыми гусеницами в живое тело земли, как горят города и села и на некошеных пашнях в сивой осыпающейся пшенице лежат убитые. Сорок первый! А он-то мечтал в этом году поехать вместе с Софой в Гагры, загорать на Кавказском побережье. Жена, уютная комната с тюлевыми занавесками, размеренная жизнь учебного аэродрома с подъемами и отбоями – где все это?
Старший политрук поднял голову, и тяжелая дрема попятилась, отступила. Усталые глаза остановились на незнакомых лейтенантах, с минуту, если не больше, удивленно смотрели на свежие ремни, опоясывающие их гимнастерки, на новые сапоги и петлицы. Все их чистое, ладно пригнанное обмундирование так не вязалось с окружающей обстановкой, с полутемным сводом землянки – оттуда время от времени падали тугие смолистые капли, – с темным окошком, выходящим на чистое поле, и с близкими чиханиями мотора – его, очевидно, запускал на своем истребителе майор Хатнянский.
Эти два свеженьких, чистеньких лейтенанта болезненно напомнили старшему политруку ту жизнь, что кончилась двадцать второго июня, – мирную жизнь военных аэродромов и авиационных городков, жизнь, включавшую в себя и отпуска, и выходные дни, и товарищеские вечеринки, и часы, проходившие в семье.
Было в этом неожиданном появлении лейтенантов что-то теплое, внесшее на мгновение покой и порядок в суматошную фронтовую жизнь. И голос старшего политрука обрадованно дрогнул, когда он спросил у стоявшего к нему поближе Стрельцова:
– Да вы откуда такие здесь взялись, товарищи?
Стрельцов быстро взглянул на Воронова. Так уж было у друзей заведено: если одному требовалось говорить за двоих – отвечал всегда Воронов. Он и в этот раз картинно подбросил ладонь к виску и отрапортовал:
– Товарищ старший политрук, лейтенанты Воронов и Стрельцов после окончания авиационной школы направлены в девяносто пятый истребительный авиационный полк для дальнейшего прохождения службы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41