Тут что-то не то.
– Тебе не понять, – прошептал я.
И в самом деле, где ему, живодеру, понять, что не я уничтожил «группу», а все мы – Говинд, Джузеппе, Чхина, Духовный Палач. Важная трудная цель, непосильная для многих по разным причинам, собрала именно нас! Как когерентные волны возможны только из одного источника, так и наша команда – из одного? То, что не смог развить человек в себе, что им упущено, потеряно «по причине социума», то он доберет в когерентном коллективе. А этот чудесный источник когерентных волн – самость! В каждом из моих друзей билась личность, как заведенные некогда часы, – и это несмотря на молитвы, доминанты, образ жизни.
– Тебе не понять, – повторил я. – Ты враждебен всему этому… Злобный мозг только разрушит…
– Не отвлекайся, Пхунг. Ты должен предельно уяснить, чего я хочу. Четкие моменты какой-нибудь технологии, методы, приемы, конкретные знания. Не надо эмоций! Твой способ мышления – бестолковый разброс энергии. Архаика! Вот чего я не ожидал. Второй инъекции не выдержишь, если будешь вести себя неразумно. Пойми: умрешь!
Он крест поставил на типе мышления Небесного Учителя. Мне бы расхохотаться ему в лицо… «Жизнерадостное свободомыслие» – так называли древние греки тип мышления древних мудрецов. Озарительный тип! Когда овладение истинами – не через долгий подход, не через многоходовое осмысление логических операций, а моментально, на гребне желаний, как бы играя. Стоит подумать о проблеме, и бах! – образ истины. Но стоит начать долбежку этой проблемы, чтобы углубить, переосмыслить… ничего не получится. Ведь это метод непроизвольного, радостного, эмоционального постижения, где мысли и чувства слиты воедино. ПОСТИЖЕНИЕ ИСТИН БЕЗ НАСИЛИЯ! А в наше время вместо радостного гения – туго думающий бюрократ, захвативший монополию на мысли…
Вторая инъекция почему-то не убила меня. Съедаемый профессиональным любопытством, Ман Умпф был готов даже спуститься в мою зловонную яму, но все-таки не сделал этого. Ограничился тем, что лег на решетку.
– Ведь затронуты глубинные нейроны! – донесся до меня его голос. – Обязательно должно в тебе что-то произойти. Я имею в виду не внешние черты. В тебе должно появиться какое-то новое качество, может быть, способности. Попробуй разобраться в себе.
И он начал подумывать о третьей инъекции, которую еще не выдержал ни один человек в мире. Можно было понять из его слов, что не только он занимается подобными опытами.
Иногда ко мне подходил Билли. Не видя его, я знал, что он распухший и постаревший. С охами и стонами подключал шланг к насосу и начинал поливать меня и мое логово крепкой струей. Воронка под взрыхленной подстилкой жадно захлебывала воду вместе с грязью, кровью и всем остальным.
Обычно Билли не разговаривал, но тут вдруг присел на решетку и пожаловался на свою судьбу:
– Плохо себя чувствую, совсем заболел… А ведь хорошо питаюсь… Смотри, Пхунг. – Не видя его, я видел, как он снял клок волос со своей головы. – Совсем почти вылезли. – Что он со мной сделал? Ты знаешь?
Я пытался ответить ему, но не смог издать ни звука.
– Ты скажешь, с пищей что-то вводит… – продолжал Билли с одышкой. – Скажешь, не ешь… Легко сказать, не ешь. Одно удовольствие осталось в жизни… Вы, монстрологи, страшные люди… отнимаете самое святое… то против бога, то против еды…
Он помолчал, разглядывая меня.
– Не хочешь разговаривать со мной… Презираешь… А ты на себя посмотри… Ты давно себя видел?
Он заспешил куда-то и вернулся с большим овальным зеркалом в обнимку. Перед глазами у меня – все еще поролон, голову поднять я не мог. Но видел решетку наверху, каменный потолок, залитый искусственным светом, и непохожего на себя, раздувшегося как пузырь Билли Прайса. С кряхтением и стонами он встал на колени и просунул между прутьями решетки зеркало. Яма была неглубокая, в половину человеческого роста, так что зеркало встало к стене, не разбившись. Потом он, надсадно пыхтя, развернул меня лицом к зеркалу. Я лежал на боку, пяля глаза на чудовище в овальной простенькой рамке. Я видел его сразу со всех сторон. Оно было похоже на краба. Или паука. Огромный, по-видимому, мягкий горб, сведенные в одну точку конечности, и длинная шея, стремящаяся к той же невидимой точке… И лицо, маска монстра…
Почему я не смог избежать такого конца? Где допустил ошибку?
…Обычно после сильнейшего приступа малярии, трепавшей меня когда-то, я чувствовал себя выпотрошенным, ослабевшим, никому не нужным. Теперь было то же самое, но гораздо сильней. Между мной и человечеством выросла стена – мое уродство. Можно ли вынести это тяжкое клеймо? Еще один штамп на мой рабский лоб. На этом фоне мысль о смерти становилась привлекательной. И в то же время во мне не было страха и отчаяния. Было что-то другое, новое, более тяжкое. Нет слов… Не могу их найти…
Меня обступили кривобокие, страшноротые горбуны. Я их узнал. Вот этот рыжий, отвратительный, с острым горбом и затаенной ухмылкой – из романа Джузеппе Д'Агаты «Америка, о'кей». Он жестоко мстил людям за брезгливое и неприязненное отношение к нему. И за свой горб, хромоту, бесплодие, отсутствие друзей. И за свое нежелание иметь друзей. И мне никто не нужен! Не хочу вылезать из ямы! Никогда! Чтобы меня не видели – ни Чхина, ни доктор Йенсен, ни враги, ни друзья…
Рыжий горбун… он активен, злобен, обидчив. И еще завистлив и тщеславен. Все, чего он лишен, – извращенно сублимируется в жажде власти. И он лезет вверх по трупам, избрав оружием подлог, коварство, клевету. «Да здравствует папа Ричард!» Ничем другим он взять не может.
И у Шекспира – Ричард III, злобный, рыжий горбун, шагающий по трупам. И у Гюго – горбатый дьявол во плоти, заросший рыжей щетиной «образец великолепного уродства», ненавидящий людей… Как много в литературе знаменитых ужасных горбунов! И почему все они рыжие? Ведь неспроста? Конечно, неспроста. И я в детстве был отчаянно рыжим, скорее желтым. Отсвет каких-то всеобщих законов?
Меня насильно засунули в новую форму. Монстры – владыки формы. Уродуя форму, уродуют содержание…
Эти поржавевшие уста,
С пустотой вместо зубов,
Не поцелуют тебя.
Эти хрустящие пальцы,
Разбухшие от отложения солей,
Не приласкают…
Поэт, наверное, познал на себе, что это такое.
Но жизнь не шутит.
Зубами зашивает тебя в мешок… Стихи Янниса Кондоса
Моя интуиция выдает мне сейчас самое нужное? Один я бессилен. Коллективный мой предок тоже бессилен, он пасует перед монстрами новейшей эпохи, забившись в преисподнюю разума. Но мое индивидуальное подсознание забито книгами. Их время наступило. Не понятые наукой нити связывают особей одного типа мышления через века и расстояния. Психологическое родство. Как ведут себя дети в толпе? – обязательно смотрят на таких же детей, хотя вокруг много удивительного, непонятного, интересного. Вот почему меня долбят мысли о горбунах. Мы всегда ищем людей одной с нами беды. Она выстраивает мысли в одном направлении. То есть мы ищем свой тип по признаку беды, а уж потом – по возрасту, профессии, интересам, схожести судеб, по уровню сознания и развития. Родственные души нам нужны! И ищем, как можем. И вот я нашел – в горбунах, уродах, увечных, калеках. Мне нужны их чувства и мысли. Мне нужен их опыт. Я должен решить, что мне делать дальше…
И еще один рыжий, может быть, самый рыжий. Умирая от мучительной болезни, написал гневную книгу о своей короткой жизни. Рожден был под фамилией Ангст (с немецкого – «страх»), но взял фамилию Цорн – «гнев». Он пришел к выводу, что его болезнь – неизбежный результат человеческих отношений, когда все живое и подлинное под запретом, когда невозможно иметь свое мнение, когда процесс прозрения – только через муки. «Мне крышка, но я не пойду на сделку с теми, кто меня доконал». Традиционно-бюргерское бытие – монстроопасная ситуация, больная оболочка для рыжих братьев моих, белых ворон в человеческой стае…
Цорн, прозревший перед уходом из жизни и объявивший войну всем, – один мой путь. Маленький человечек Алейжадинью из романа Ариаса – другой мой путь. Уродливыми культями, угасая навеки, он спешит вылепить образ казненного вождя инконфиндентов Участники революционного движения в Бразилии (XVIII век)
. Он наделяет презренного страшного грешника чертами Христа. И не питает ненависти к сломленным и падшим, ибо не всем дана духовная мощь вождей революции. Он не позволил душе оглохнуть от боли. Ведь рыжие мстители – это уже монстры…
Меня готовили к третьей инъекции, не вынимая из ямы. То Билли, то вдова кормили меня витаминными кашами из кулинарных шприцев. Леди Бельтам не скрывала чувства омерзения при виде меня и старалась не прикасаться ко мне.
– Но ведь вам тоже грозит что-то плохое, – шептал я ей вместо благодарности за ее труды. – Я как будто предвижу… очень ясно… ваши муки и смерть, госпожа Чхэн…
Она принялась сплевывать от сглазу и поспешно покинула яму. Больше я ее никогда не видел.
Порадовал и монстр своим визитом. Он оперся одной ногой на решетку – зеркально начищенный сапог был великолепен.
– Я о тебе сообщил, Пхунг. Большие люди ждут твоей третьей инъекции, так что не подведи. Ты будешь первым в мире, кто выдержит третью. У тебя хорошие шансы, Пхунг, и я рад за тебя.
– Третью не выдержу, – пробормотал я, пялясь на только что вымытый поролон. – Не надо иллюзий.
– Соберись с духом, с мыслями, сделай ставку на то новое, что в тебе несомненно появилось. Я больше не буду требовать от тебя открытий. Смысл твоей судьбы в другом. В третьей инъекции. Это бесспорно.
И я изо всех сил старался собраться с духом, с мыслями, сделать ставку на новое, которое еще не обнаружил в себе. И пришел к выводу: меня изуродовало насилие над моим мозгом. Резервные нейроны так отплатили за свою побудку. Активизированный мозг своими сигналами дал мне но вый облик. Когда резервные центры мозга будут естественно активны, то человек, по-видимому, будет совершенно другим. Паукообразным? Нет, нет, это вопреки всему, что я уже знаю… Просто мой новый мозг пытался приспособить мое старое тело, архаическую плоть, к чему-то новому. К неизвестным возможностям мозга? Но получился абсурд. Уродливое абсурдно… Невозможно сейчас свести в гармонию будущее и настоящее? По-видимому, в этом суть моей беды… Тогда понятна суть «мозговыжималок». Все, что предстоит человеку пройти за годы или века – муки борьбы, поражений, экспериментов, – все это спрессовано в мгновения сверхболи. Что помогло мне выдержать? НМ? Или Небесный Учитель? Или тренировка Подвалами? Или мое прошлое? Или все-все-все вместе взятое? Так что именно изуродовало меня? Что во мне нового? Но я ничего не мог в себе обнаружить, кроме того, что я все еще очень плох, что лежу без движения, боясь шевельнуться, боясь растревожить боль, собравшуюся в мягком трясущемся даже при дыхании горбу. Я весь теперь состою из горба – и грудь, и спина. Все остальное – придатки к нему. Большинство людей не знает о всех своих способностях, потому что случай не представился проявить их, потому что окружению не понадобились они… Так и я, до гробовой доски могу гадать… Нужен метод… Нужно идти от того, что во мне что-то появилось, и требуется найти способ выявления нового качества…
– Верую в тебя, боже праведный! – послышался жалобный голос. – Все сомнения искореню! Этот дьявол Пхунг… соблазняет греховными речами… А я хочу веровать чисто и непорочно! Надо что-то сделать с Пхунгом… Он мешает!
Я мысленно представил-увидел стоящую на коленях аморфную тушу. Она в мольбе простирала к щеголю-монстру дряблые руки, сочащиеся жиром. Как его разнесло за столь короткое время! Может, то, что я вижу его, не видя глазами, – новое? Но я и раньше легко мог представить образ по каким-то вехам, а тут могучая веха – голос.
– Билли Прайс! – жестокий негнущийся голос. – Ты должен доесть, что тебе дали!
Я представил наглое красивое лицо монстра. Мне почудилась на нем какая-то униформа с витым погончиком на левом плече. Но мысль моя метнулась снова к Билли. Яподумал, что он не вынесет недовольного тона своего нового бога. И точно: послышался грохот упавшего грузного тела.
– Ничего страшного, – сказал монстр. – Снова обморок. Приведите его в чувство, Бэстис…
Может, то, что я предсказал грохот, – новое? Но такое легко предвидеть чисто логическим путем, если знаешь подробности… Или то, что я не испытываю к Билли ни ненависти, ни досады, словно не он предал, словно не он убил Анри, словно он не кичевый человек с ненавистью к НМ в крови? Но я и раньше приучал себя к разумному терпению в отношениях с такими. И до «мозговыжималок» я был уверен, что под слоями маразма прячется что-то изначально светлое, иначе не было бы эволюции и прогресса, четкого ощущения, что Природа запрограммирована на рост качества: от неживого к живому, от низших форм жизни к высшим, от конкретного мышления к философскому…
Я устал и погрузился в тяжелый сон без сновидений. Очнулся от сотрясения решетки над головой.
– Пхунг, ты Спишь, а он меня зовет… – бедственный голос Билли. – Это конец… знаю…
И я цочему-то понял: конец.
– Не ходи… Надо что-то придумать…
– Может, к лучшему… Мне трудно дышать… трудно жить… Пусть будет так, как назначено…
– Не сдавайся, Билли… Не смей…
– Мне ничего уже не хочется… но для тебя я сделаю… – И он с натужным кряхтением начал поднимать решетку. С грохотом опрокинул ее. – Вот… Ты этого хотел?
– Мне надо к пульту Билли.
Он склонился над ямой, выдыхая какой-то смрад. Одной рукой вцепился в волосы на моей голове, другой схватил за ногу и со стоном и криками вытащил меня из ямы. Потом долго отдыхал.
– Тебя надо еще и донести? Ладно…
Билли потащил меня, как корягу, по металлическому полу, покрытому бесчисленными бородавками. Любое множество теперь меня восхищало, даже такое, бородавчатое. Оно соотносилось с какими-то интуитивными радо стями. Билли был так добр и отважен, что взгромоздил меня на стерильный пульт, величиной с канцелярский стол.
– Только не уходи, – сказал я, задыхаясь от счастья. – Вместе мы что-нибудь сделаем… Не все еще потеряно…
Но он, отдохнув, поплелся к раздвижной двери.
– Билли!
Он оглянулся. Его бесформенное лицо дрожало.
– Чуть не забыл… – произнес он с трудом… – У него эмблема на руке… с номером. Это военно-охотничье общество «Инопланетянин». Я когда-то писал… Они организуют сафари по всему миру… Может, тебе пригодится…
Он ушел. А мое сердце сжималось от боли – я словно наяву увидел финал несчастного Билли. Он пройдет по ущелью, повинуясь зову богомонстра. Достигнет какой-то черты, за которой его что-то ждет. К этому его готовил Ман Умпф.
Я застонал. Я не мог понять, что задумал монстр!
Я торопливо ощупывал бесчувственными изломанными пальцами кнопки, включатели, клавиши. Меня била нервная дрожь, возвращая тело в боль. Надо было вмешаться, успеть. Но как?
Я догадывался, что это многоцелевой компьютер и что он управляет также и каналами связи. Вот в этих чистеньких кнопках, тумблерах, клавишах – выход в человеческий мир и многое другое. Я вспомнил позу монстра у этого пульта перед тем, как он запел гимн или псалом.
Мне удалось включить пульт и тот же канал – на нежно-оранжевом поле экрана возникла колонка непонятных надписей. Десятка два разноцветных строчек, каждую из которых возглавлял четкий силуэт какого-нибудь животного – слона, кита, буйвола, птицы… Первая строка была окрашена в ликующий пурпур. Они заставили монстра петь? Я поискал строку с силуэтом тигра. Она затерялась где-то в середине колонки среди желтых, коричневых и зеленых строк.
Потом я лежал на боку, ощущая горбом холод металла. Я вглядывался в строки на экране и думал об «Инопланетянах».
Знал я о них немного. Военно-охотничье общество, возглавляемое отставными генералами. Организует сафари по всему миру; главным образом, для бывших военных.
Числится в реестре «новых культов» – одно из тех парадоксальных религиозно-мистических образований, какими богат век.
Строка с птицей вдруг покраснела и переместилась вверх. Стены пещеры были обклеены плакатами, призывающими правильно разделывать тигровые туши.
И эта поза превосходства над всем и вся, выпирающая из Мана Умпфа.
Дьявольщина! Опять военная косточка! Что могут придумать генеральские мозги, если дать им волю? Какая связь между военной религией и уничтожением королевских горных тигров?
Все в мире взаимосвязано – один из первейших постулатов НМ. И если мы не усматриваем связи между отдаленными явлениями, то попросту наш мозг еще не способен осмыслить ее. Так что ищи.
Мои размышления должны были спасти Билли Прайса, и я к чему-то подходил, – было такое ощущение, но чувствовал себя прескверно, как после тяжелого ранения. И еще необходимость спешить путала мысли.
Допустим, Ман Умпф – из числа руководящих генералов «Инопланетян».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Тебе не понять, – прошептал я.
И в самом деле, где ему, живодеру, понять, что не я уничтожил «группу», а все мы – Говинд, Джузеппе, Чхина, Духовный Палач. Важная трудная цель, непосильная для многих по разным причинам, собрала именно нас! Как когерентные волны возможны только из одного источника, так и наша команда – из одного? То, что не смог развить человек в себе, что им упущено, потеряно «по причине социума», то он доберет в когерентном коллективе. А этот чудесный источник когерентных волн – самость! В каждом из моих друзей билась личность, как заведенные некогда часы, – и это несмотря на молитвы, доминанты, образ жизни.
– Тебе не понять, – повторил я. – Ты враждебен всему этому… Злобный мозг только разрушит…
– Не отвлекайся, Пхунг. Ты должен предельно уяснить, чего я хочу. Четкие моменты какой-нибудь технологии, методы, приемы, конкретные знания. Не надо эмоций! Твой способ мышления – бестолковый разброс энергии. Архаика! Вот чего я не ожидал. Второй инъекции не выдержишь, если будешь вести себя неразумно. Пойми: умрешь!
Он крест поставил на типе мышления Небесного Учителя. Мне бы расхохотаться ему в лицо… «Жизнерадостное свободомыслие» – так называли древние греки тип мышления древних мудрецов. Озарительный тип! Когда овладение истинами – не через долгий подход, не через многоходовое осмысление логических операций, а моментально, на гребне желаний, как бы играя. Стоит подумать о проблеме, и бах! – образ истины. Но стоит начать долбежку этой проблемы, чтобы углубить, переосмыслить… ничего не получится. Ведь это метод непроизвольного, радостного, эмоционального постижения, где мысли и чувства слиты воедино. ПОСТИЖЕНИЕ ИСТИН БЕЗ НАСИЛИЯ! А в наше время вместо радостного гения – туго думающий бюрократ, захвативший монополию на мысли…
Вторая инъекция почему-то не убила меня. Съедаемый профессиональным любопытством, Ман Умпф был готов даже спуститься в мою зловонную яму, но все-таки не сделал этого. Ограничился тем, что лег на решетку.
– Ведь затронуты глубинные нейроны! – донесся до меня его голос. – Обязательно должно в тебе что-то произойти. Я имею в виду не внешние черты. В тебе должно появиться какое-то новое качество, может быть, способности. Попробуй разобраться в себе.
И он начал подумывать о третьей инъекции, которую еще не выдержал ни один человек в мире. Можно было понять из его слов, что не только он занимается подобными опытами.
Иногда ко мне подходил Билли. Не видя его, я знал, что он распухший и постаревший. С охами и стонами подключал шланг к насосу и начинал поливать меня и мое логово крепкой струей. Воронка под взрыхленной подстилкой жадно захлебывала воду вместе с грязью, кровью и всем остальным.
Обычно Билли не разговаривал, но тут вдруг присел на решетку и пожаловался на свою судьбу:
– Плохо себя чувствую, совсем заболел… А ведь хорошо питаюсь… Смотри, Пхунг. – Не видя его, я видел, как он снял клок волос со своей головы. – Совсем почти вылезли. – Что он со мной сделал? Ты знаешь?
Я пытался ответить ему, но не смог издать ни звука.
– Ты скажешь, с пищей что-то вводит… – продолжал Билли с одышкой. – Скажешь, не ешь… Легко сказать, не ешь. Одно удовольствие осталось в жизни… Вы, монстрологи, страшные люди… отнимаете самое святое… то против бога, то против еды…
Он помолчал, разглядывая меня.
– Не хочешь разговаривать со мной… Презираешь… А ты на себя посмотри… Ты давно себя видел?
Он заспешил куда-то и вернулся с большим овальным зеркалом в обнимку. Перед глазами у меня – все еще поролон, голову поднять я не мог. Но видел решетку наверху, каменный потолок, залитый искусственным светом, и непохожего на себя, раздувшегося как пузырь Билли Прайса. С кряхтением и стонами он встал на колени и просунул между прутьями решетки зеркало. Яма была неглубокая, в половину человеческого роста, так что зеркало встало к стене, не разбившись. Потом он, надсадно пыхтя, развернул меня лицом к зеркалу. Я лежал на боку, пяля глаза на чудовище в овальной простенькой рамке. Я видел его сразу со всех сторон. Оно было похоже на краба. Или паука. Огромный, по-видимому, мягкий горб, сведенные в одну точку конечности, и длинная шея, стремящаяся к той же невидимой точке… И лицо, маска монстра…
Почему я не смог избежать такого конца? Где допустил ошибку?
…Обычно после сильнейшего приступа малярии, трепавшей меня когда-то, я чувствовал себя выпотрошенным, ослабевшим, никому не нужным. Теперь было то же самое, но гораздо сильней. Между мной и человечеством выросла стена – мое уродство. Можно ли вынести это тяжкое клеймо? Еще один штамп на мой рабский лоб. На этом фоне мысль о смерти становилась привлекательной. И в то же время во мне не было страха и отчаяния. Было что-то другое, новое, более тяжкое. Нет слов… Не могу их найти…
Меня обступили кривобокие, страшноротые горбуны. Я их узнал. Вот этот рыжий, отвратительный, с острым горбом и затаенной ухмылкой – из романа Джузеппе Д'Агаты «Америка, о'кей». Он жестоко мстил людям за брезгливое и неприязненное отношение к нему. И за свой горб, хромоту, бесплодие, отсутствие друзей. И за свое нежелание иметь друзей. И мне никто не нужен! Не хочу вылезать из ямы! Никогда! Чтобы меня не видели – ни Чхина, ни доктор Йенсен, ни враги, ни друзья…
Рыжий горбун… он активен, злобен, обидчив. И еще завистлив и тщеславен. Все, чего он лишен, – извращенно сублимируется в жажде власти. И он лезет вверх по трупам, избрав оружием подлог, коварство, клевету. «Да здравствует папа Ричард!» Ничем другим он взять не может.
И у Шекспира – Ричард III, злобный, рыжий горбун, шагающий по трупам. И у Гюго – горбатый дьявол во плоти, заросший рыжей щетиной «образец великолепного уродства», ненавидящий людей… Как много в литературе знаменитых ужасных горбунов! И почему все они рыжие? Ведь неспроста? Конечно, неспроста. И я в детстве был отчаянно рыжим, скорее желтым. Отсвет каких-то всеобщих законов?
Меня насильно засунули в новую форму. Монстры – владыки формы. Уродуя форму, уродуют содержание…
Эти поржавевшие уста,
С пустотой вместо зубов,
Не поцелуют тебя.
Эти хрустящие пальцы,
Разбухшие от отложения солей,
Не приласкают…
Поэт, наверное, познал на себе, что это такое.
Но жизнь не шутит.
Зубами зашивает тебя в мешок… Стихи Янниса Кондоса
Моя интуиция выдает мне сейчас самое нужное? Один я бессилен. Коллективный мой предок тоже бессилен, он пасует перед монстрами новейшей эпохи, забившись в преисподнюю разума. Но мое индивидуальное подсознание забито книгами. Их время наступило. Не понятые наукой нити связывают особей одного типа мышления через века и расстояния. Психологическое родство. Как ведут себя дети в толпе? – обязательно смотрят на таких же детей, хотя вокруг много удивительного, непонятного, интересного. Вот почему меня долбят мысли о горбунах. Мы всегда ищем людей одной с нами беды. Она выстраивает мысли в одном направлении. То есть мы ищем свой тип по признаку беды, а уж потом – по возрасту, профессии, интересам, схожести судеб, по уровню сознания и развития. Родственные души нам нужны! И ищем, как можем. И вот я нашел – в горбунах, уродах, увечных, калеках. Мне нужны их чувства и мысли. Мне нужен их опыт. Я должен решить, что мне делать дальше…
И еще один рыжий, может быть, самый рыжий. Умирая от мучительной болезни, написал гневную книгу о своей короткой жизни. Рожден был под фамилией Ангст (с немецкого – «страх»), но взял фамилию Цорн – «гнев». Он пришел к выводу, что его болезнь – неизбежный результат человеческих отношений, когда все живое и подлинное под запретом, когда невозможно иметь свое мнение, когда процесс прозрения – только через муки. «Мне крышка, но я не пойду на сделку с теми, кто меня доконал». Традиционно-бюргерское бытие – монстроопасная ситуация, больная оболочка для рыжих братьев моих, белых ворон в человеческой стае…
Цорн, прозревший перед уходом из жизни и объявивший войну всем, – один мой путь. Маленький человечек Алейжадинью из романа Ариаса – другой мой путь. Уродливыми культями, угасая навеки, он спешит вылепить образ казненного вождя инконфиндентов Участники революционного движения в Бразилии (XVIII век)
. Он наделяет презренного страшного грешника чертами Христа. И не питает ненависти к сломленным и падшим, ибо не всем дана духовная мощь вождей революции. Он не позволил душе оглохнуть от боли. Ведь рыжие мстители – это уже монстры…
Меня готовили к третьей инъекции, не вынимая из ямы. То Билли, то вдова кормили меня витаминными кашами из кулинарных шприцев. Леди Бельтам не скрывала чувства омерзения при виде меня и старалась не прикасаться ко мне.
– Но ведь вам тоже грозит что-то плохое, – шептал я ей вместо благодарности за ее труды. – Я как будто предвижу… очень ясно… ваши муки и смерть, госпожа Чхэн…
Она принялась сплевывать от сглазу и поспешно покинула яму. Больше я ее никогда не видел.
Порадовал и монстр своим визитом. Он оперся одной ногой на решетку – зеркально начищенный сапог был великолепен.
– Я о тебе сообщил, Пхунг. Большие люди ждут твоей третьей инъекции, так что не подведи. Ты будешь первым в мире, кто выдержит третью. У тебя хорошие шансы, Пхунг, и я рад за тебя.
– Третью не выдержу, – пробормотал я, пялясь на только что вымытый поролон. – Не надо иллюзий.
– Соберись с духом, с мыслями, сделай ставку на то новое, что в тебе несомненно появилось. Я больше не буду требовать от тебя открытий. Смысл твоей судьбы в другом. В третьей инъекции. Это бесспорно.
И я изо всех сил старался собраться с духом, с мыслями, сделать ставку на новое, которое еще не обнаружил в себе. И пришел к выводу: меня изуродовало насилие над моим мозгом. Резервные нейроны так отплатили за свою побудку. Активизированный мозг своими сигналами дал мне но вый облик. Когда резервные центры мозга будут естественно активны, то человек, по-видимому, будет совершенно другим. Паукообразным? Нет, нет, это вопреки всему, что я уже знаю… Просто мой новый мозг пытался приспособить мое старое тело, архаическую плоть, к чему-то новому. К неизвестным возможностям мозга? Но получился абсурд. Уродливое абсурдно… Невозможно сейчас свести в гармонию будущее и настоящее? По-видимому, в этом суть моей беды… Тогда понятна суть «мозговыжималок». Все, что предстоит человеку пройти за годы или века – муки борьбы, поражений, экспериментов, – все это спрессовано в мгновения сверхболи. Что помогло мне выдержать? НМ? Или Небесный Учитель? Или тренировка Подвалами? Или мое прошлое? Или все-все-все вместе взятое? Так что именно изуродовало меня? Что во мне нового? Но я ничего не мог в себе обнаружить, кроме того, что я все еще очень плох, что лежу без движения, боясь шевельнуться, боясь растревожить боль, собравшуюся в мягком трясущемся даже при дыхании горбу. Я весь теперь состою из горба – и грудь, и спина. Все остальное – придатки к нему. Большинство людей не знает о всех своих способностях, потому что случай не представился проявить их, потому что окружению не понадобились они… Так и я, до гробовой доски могу гадать… Нужен метод… Нужно идти от того, что во мне что-то появилось, и требуется найти способ выявления нового качества…
– Верую в тебя, боже праведный! – послышался жалобный голос. – Все сомнения искореню! Этот дьявол Пхунг… соблазняет греховными речами… А я хочу веровать чисто и непорочно! Надо что-то сделать с Пхунгом… Он мешает!
Я мысленно представил-увидел стоящую на коленях аморфную тушу. Она в мольбе простирала к щеголю-монстру дряблые руки, сочащиеся жиром. Как его разнесло за столь короткое время! Может, то, что я вижу его, не видя глазами, – новое? Но я и раньше легко мог представить образ по каким-то вехам, а тут могучая веха – голос.
– Билли Прайс! – жестокий негнущийся голос. – Ты должен доесть, что тебе дали!
Я представил наглое красивое лицо монстра. Мне почудилась на нем какая-то униформа с витым погончиком на левом плече. Но мысль моя метнулась снова к Билли. Яподумал, что он не вынесет недовольного тона своего нового бога. И точно: послышался грохот упавшего грузного тела.
– Ничего страшного, – сказал монстр. – Снова обморок. Приведите его в чувство, Бэстис…
Может, то, что я предсказал грохот, – новое? Но такое легко предвидеть чисто логическим путем, если знаешь подробности… Или то, что я не испытываю к Билли ни ненависти, ни досады, словно не он предал, словно не он убил Анри, словно он не кичевый человек с ненавистью к НМ в крови? Но я и раньше приучал себя к разумному терпению в отношениях с такими. И до «мозговыжималок» я был уверен, что под слоями маразма прячется что-то изначально светлое, иначе не было бы эволюции и прогресса, четкого ощущения, что Природа запрограммирована на рост качества: от неживого к живому, от низших форм жизни к высшим, от конкретного мышления к философскому…
Я устал и погрузился в тяжелый сон без сновидений. Очнулся от сотрясения решетки над головой.
– Пхунг, ты Спишь, а он меня зовет… – бедственный голос Билли. – Это конец… знаю…
И я цочему-то понял: конец.
– Не ходи… Надо что-то придумать…
– Может, к лучшему… Мне трудно дышать… трудно жить… Пусть будет так, как назначено…
– Не сдавайся, Билли… Не смей…
– Мне ничего уже не хочется… но для тебя я сделаю… – И он с натужным кряхтением начал поднимать решетку. С грохотом опрокинул ее. – Вот… Ты этого хотел?
– Мне надо к пульту Билли.
Он склонился над ямой, выдыхая какой-то смрад. Одной рукой вцепился в волосы на моей голове, другой схватил за ногу и со стоном и криками вытащил меня из ямы. Потом долго отдыхал.
– Тебя надо еще и донести? Ладно…
Билли потащил меня, как корягу, по металлическому полу, покрытому бесчисленными бородавками. Любое множество теперь меня восхищало, даже такое, бородавчатое. Оно соотносилось с какими-то интуитивными радо стями. Билли был так добр и отважен, что взгромоздил меня на стерильный пульт, величиной с канцелярский стол.
– Только не уходи, – сказал я, задыхаясь от счастья. – Вместе мы что-нибудь сделаем… Не все еще потеряно…
Но он, отдохнув, поплелся к раздвижной двери.
– Билли!
Он оглянулся. Его бесформенное лицо дрожало.
– Чуть не забыл… – произнес он с трудом… – У него эмблема на руке… с номером. Это военно-охотничье общество «Инопланетянин». Я когда-то писал… Они организуют сафари по всему миру… Может, тебе пригодится…
Он ушел. А мое сердце сжималось от боли – я словно наяву увидел финал несчастного Билли. Он пройдет по ущелью, повинуясь зову богомонстра. Достигнет какой-то черты, за которой его что-то ждет. К этому его готовил Ман Умпф.
Я застонал. Я не мог понять, что задумал монстр!
Я торопливо ощупывал бесчувственными изломанными пальцами кнопки, включатели, клавиши. Меня била нервная дрожь, возвращая тело в боль. Надо было вмешаться, успеть. Но как?
Я догадывался, что это многоцелевой компьютер и что он управляет также и каналами связи. Вот в этих чистеньких кнопках, тумблерах, клавишах – выход в человеческий мир и многое другое. Я вспомнил позу монстра у этого пульта перед тем, как он запел гимн или псалом.
Мне удалось включить пульт и тот же канал – на нежно-оранжевом поле экрана возникла колонка непонятных надписей. Десятка два разноцветных строчек, каждую из которых возглавлял четкий силуэт какого-нибудь животного – слона, кита, буйвола, птицы… Первая строка была окрашена в ликующий пурпур. Они заставили монстра петь? Я поискал строку с силуэтом тигра. Она затерялась где-то в середине колонки среди желтых, коричневых и зеленых строк.
Потом я лежал на боку, ощущая горбом холод металла. Я вглядывался в строки на экране и думал об «Инопланетянах».
Знал я о них немного. Военно-охотничье общество, возглавляемое отставными генералами. Организует сафари по всему миру; главным образом, для бывших военных.
Числится в реестре «новых культов» – одно из тех парадоксальных религиозно-мистических образований, какими богат век.
Строка с птицей вдруг покраснела и переместилась вверх. Стены пещеры были обклеены плакатами, призывающими правильно разделывать тигровые туши.
И эта поза превосходства над всем и вся, выпирающая из Мана Умпфа.
Дьявольщина! Опять военная косточка! Что могут придумать генеральские мозги, если дать им волю? Какая связь между военной религией и уничтожением королевских горных тигров?
Все в мире взаимосвязано – один из первейших постулатов НМ. И если мы не усматриваем связи между отдаленными явлениями, то попросту наш мозг еще не способен осмыслить ее. Так что ищи.
Мои размышления должны были спасти Билли Прайса, и я к чему-то подходил, – было такое ощущение, но чувствовал себя прескверно, как после тяжелого ранения. И еще необходимость спешить путала мысли.
Допустим, Ман Умпф – из числа руководящих генералов «Инопланетян».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30