А вы, миссис Хаскелл?
19.45. Мамуля начинала беспокоить меня не меньше, чем молчащий в Мерлин-корте телефон. Надо бы попросить Сидни присмотреть за ней, но тот беседовал с миссис Джоппинс на другом конце зала. Судя по жестам, миссис Сто Подбородков жаловалась. Недовольна последней укладкой? Громадная башня на макушке миссис Джоппинс и в самом деле как-то угрожающе кренилась вбок.
За моей спиной остановилась Рокси.
– Как делишки, миссис X.? – Она пальцами выудила с подноса какую-то финтифлюшку с сосисками и сунула мне в руку. Дабы гости не чувствовали себя обойденными, то же самое она проделала для мужчины с пышными усами, стоявшего рядом. – Наводит на кое-какие мысли, а, миссис X.?
– О чем, Рокси?
– О низменности человеческой натуры. Взять, к примеру, мисс Шип, во-о-он там, у камина. Она явно родилась на свет уже в трусах.
– Ш-ш-ш!
К счастью, возле стола с закусками никого не было. Усач куда-то исчез.
– А наш мистер Сидни? – продолжала Рокси, жеманно обмахиваясь сосиской. – Считается, что он весь как на ладони. Не верьте! – Она сунула сосиску в рот. – А вот что мне хотелось бы знать, так это с какой стати вы зазвали этого докторишку Бордо? Попомните мои слова, у него вурдалачий взгляд, наверняка он спит в гробу!
– Ш-ш-ш!
Я никак не могла заставить петрушку лежать как следует. Рокси навалилась на мое плечо.
– Поверьте мне, этот вампир – плохой клиент. Вы только гляньте: всякий раз, как он с малявкой приближается к ее светлости Теодозии Эдем, та ныряет в сторону. И я ее понимаю, миссис X. Этот прохвост Бордо превратил ее родовое поместье в дурдом!
– Чушь! – Я капитулировала и сунула в рот непокорную веточку петрушки. – Санаторий «Эдем». – частная клиника по лечению нервных болезней. А леди Теодозия – здравомыслящая женщина. С какой стати ей питать неприязнь к доктору Бордо? Он ведь не украл у нее дом а купил у брата леди Теодозии.
Гости энергично фланировали туда-сюда. Я автоматически растягивала губы в улыбке, отпускала дежурные реплики, поправляла розы в серебряных вазах. Официант вынул шампанское из чаши для пунша. Рокси перекинула поднос с сосисками в другую руку и заелозила помадой по губам.
– А что до этого милашки Чарли Делакорта, миссис Х., так я v него и пуговицы не купила бы! Хотя и у сатаны бывают достоинства. В жизни не поверю, будто он гуляет налево. Ставлю свой выигрыш в бинго, что жизненно важные органы у этого типа давным-давно заморожены для пущей сохранности.
– Рокси, как можно?
Я уставилась на Чарльза Делакорта, который осторожно обкусывал тартинку. Он был один. За весь вечер я ни разу не заметила рядом с ним Анну. Не она ли подошла к нему? Нет это Киттис Порридж в щегольской черной шляпке-«таблетке». Ее кошачий носик подергивался, она явно волновалась, вытаскивая из сумочки кипу каких-то листков.
Рокси качнулась влево – то ли потеряв бдительность то ли чтобы лучше видеть.
– Небось пристает, чтобы подписал очередную петицию, миссис X. Наверняка насчет старых маяков!
Должно быть, у Киттис есть талант убеждать. Чарльз передал ей свою тарелку и достал из кармана ручку. На лице его читалась безмерная скука. Бедная Анна. Неужто она любила этот манекен? Страшно подумать, но, наверное, любила, когда выходила замуж. Я поискала ее глазами – Анна стояла в углу совсем одна. Рокси, пошатываясь, взяла курс на кухню, якобы пополнить ассортимент на подносе.
Анна смотрела куда-то в пространство… нет, на Лайонела Шельмуса. Я вспомнила наш визит к нотариусу, тогда я уловила за ее внешним спокойствием что-то вроде неприязни к юристу. Или это было более пылкое чувство? Страх? Лайонел Шельмус – крупная рыба в прудах Читтертон-Феллс. Может, антикварная лавка Делакортов испытывала финансовые затруднения? Если бы Анна поделилась со мной своими проблемами, мы с Беном помогли бы ей. Я двинулась в ее направлении сквозь дымную завесу и толпу гостей. Ее темные глаза были безупречно невыразительны, под стать антикварной прическе и изумрудно-зеленому платью. Кто-то из гостей окликнул меня:
– Мои поздравления вашему мужу. Потрясающий банкет!
Наконец-то хоть один признал работу гения! Надо поскорее добраться до телефона!
Миссис Гуиннивер из «Темной лошадки» присоединилась к Киттис Порридж и Чарльзу Делакорту. Анна не шевельнулась. Я улыбкой наградила джентльмена, который так тепло отозвался о Бене, и увидела, как к Лайонелу крадется Наяда. Она тихонько положила ему руки на плечи и ухнула прямо в ухо. Он медленно повернулся к ней. На его мужественном лице проступила улыбка, и мысли мои понеслись вскачь. Вот оно что! Да это вовсе не двойственный, а тройственный союз… Если Анна Делакорт и боялась Лайонела Шельмуса, то только потому, что страстно любила его!
Неожиданно за спиной раздался голос, я вздрогнула всем телом и отшатнулась, наступив на ногу официанту.
– Миссис Хаскелл, простите, я не хотел напугать вас.
– Да, а что случилось? – Я взглянула на официанта, но меня тут же отвлекла какая-то суматоха в гостиной. Может, искра от сигареты кого-нибудь подожгла?
– У входа вас ожидает какой-то джентльмен, миссис Хаскелл.
Я словно оглохла. Мимо протиснулись гости – Киттис Порридж и, кажется, миссис Гуиннивер. За ними плелся человек с запрокинутой головой. Они куда-то исчезли, а я все не могла двинуться с места. Джентльмен у входа наверняка полицейский, который прибыл с сообщением, что у Бена случился рецидив. Со смертельным исходом, И я уже никогда не смогу ему сказать, что прошу прощения за дурацкую ссору из-за «Д'ЭЛЛИКАТЕСА». И как я его люблю, и что мимолетные мысли о Роуленде ничего не значат.
– Джентльмен отказался себя назвать, миссис Хаскелл, но он не похож на незваного гостя. С двумя-тремя такими мы уже расправились. Один собирался, извините за выражение, влезть со свиным рылом в такое изысканное общество.
Страшная догадка сдавила мне горло: а вдруг это Папуля? Голоса гостей проплывали сквозь меня.
– Я уверена, с ним все будет в порядке. Миссис Порридж и миссис Гуиннивер правильно сделали, что вывели его из этой толчеи на свежий воздух. Киттис ведь была медсестрой, вы знаете?
– Это радует. О, посмотрите. Амелия Джоппинс разговаривает с его женой. Ни к чему ее волновать.
В любое другое время я обязательно остановилась бы и спросила, в чем дело. Кому-то стало дурно? Выяснила бы, чем могу помочь. Но сейчас я осталась безучастна.
Выскользнув из-за гардин, я нос к носу столкнулась с Тедди Эдем. Она выглядела странно, ее извинения были столь же сбивчивы, как и мои, но я торопилась, сердце бешено колотилось о грудную клетку, и, сделав еще один шаг, я снова налетела на гостя – мистера Эдвина Дигби. – Миссис Хаскелл, – провозгласил официант, – Вот тот джентльмен, что хотел вас видеть.
Официант развернулся и исчез, а я потрясение таращилась на мистера Дигби. От облегчения я едва не упала в обморок. Мистер Дигби, разряженный в цилиндр и пальто с бархатным воротником, был величественно, по-королевски пьян.
* * *
– Как мило с вашей стороны… – выдохнула я.
Он погладил свою козлиную бородку и протестующе вскинул руку в багровых прожилках вен.
– Только не льстите себе, миссис Хаскелл, что вы хозяйка, перед приглашением которой невозможно устоять. – Каждое слово сопровождалось изрядной порцией винных паров. – Случайно проходил мимо и решил заглянуть, чтобы уведомить: я передумал и хочу получить назад свой полосатый костюм.
– Мистер Дигби, я и так собиралась его вернуть.
Безумная радость переполняла меня. Вечер почти закончился. И без катастроф! Мои страхи за Бена оказались абсурдными. А открытие «Абигайль» произвело фурор! Едкий голос мистера Дигби несколько отрезвил меня:
– Надеюсь, вам не пришло в голову услужить мне и отослать костюм в химчистку?
– Конечно, нет, – холодно ответила я.
Он стиснул руки, но не смог скрыть их дрожь.
– Избавьте меня от женского сочувствия, миссис Хаскелл. Просто костюм дорог мне… как память.
Наверняка он был крепко пьян, если так разоткровенничался. Интересно, когда он вспомнил про фотографию?
– Наверное, этот костюм вам подарила вдовствующая герцогиня? – язвительно спросила я и тут же прикусила язык.
В самую точку. Улыбка раздвинула бороду мистера Дигби.
– О-о-о, Герцогиня! Я оставил ее за дверью. Надеюсь, за в-в-вашей… Надо обяз-зательно, – он с трудом выговаривал слова, – спус-ститься и объяснить ей, что визит з-з-затянулся не по моей ви-и-не. Будьте так любезны уложить костюм в пакет, я завтра его заберу.
Мистер Дигби качнулся к лестнице, я открыла рот, чтобы пригласить его остаться хотя бы на чашку кофе, но в эту секунду мир перевернулся вверх тормашками. Сбоку раздался хриплый вздох, я оглянулась и обнаружила перед собой Теодозию Эдем – с мертвенно-бледным лицом она сползала по стенке. В следующий миг я с пугающей ясностью вспомнила человека с запрокинутой головой. Черт! Идиотка безмозглая! Надо было запихнуть тартинки в морозилку!
Я шагнула к Тедди и чуть не растянулась во весь рост – под ноги мне кинулась невесть откуда взявшаяся Пуся и проскочила в зал. Вопли. Визг. Смех. Чей-то строгий голос сказал: «Какая антисанитария!» Тедди слепо ковыляла, хватаясь за стену. На моей руке повисла Мамуля.
– Я принесла малютку в пуншевой чаше, чтобы она немножко развлеклась, – пролепетала она. – Господи помилуй, что скажет Бен!
Скоро узнаем. Парадная дверь распахнулась, мистер Дигби вывалился на улицу, а внутрь влетели Папуля и Бен.
– Стоило мне на секунду отвернуться, как твой глупый муж тут же вскочил! – простонал Папуля, бросаясь ко мне. – Он прокрался в коттедж, переоделся в тряпье твоего кузена и вызвал такси. Машина сломалась на подъеме, и мы битый час проторчали на ветру. Твой муж совершенно измотан, не говоря уж обо мне!
Мне не хватало ни рук, ни ног. Я потянулась подхватить Тедди, с ужасом глядя, как Бен с побелевшим лицом плетется вверх по лестнице. Он упал, и в тот же миг раздался пронзительный вопль Тедди:
– Чарльз Делакорт! В кабинете! Он умер!
Из протоколов Вдовьего Клуба. Понедельник, 3 мая.
Отчет Президенту Клуба.
С чувством глубокого удовлетворения сообщаю, что вечером в пятницу, 1 мая, все прошло в полном соответствии с планом. В 19 часов 36 минут я заняла разговором Субъекта, Предназначенного К Списанию, и в тот момент, когда он знакомился с петицией о сохранении старинных маяков (нет худа без добра и т. п.), осуществила запланированную подмену. При этом я испытывала некоторое беспокойство, что он не станет есть поставленную перед ним закуску. К счастью, он сьел все, что было ему предложено, и тотчас начал задыхаться. Миссис Гуиннивер помогла вытащить СПКС из гостиной, громко сообщая окружающим лицам, что ничего страшного не произошло и джентльмену надо на воздух. Мы уволокли его в кабинет владельца ресторана (через две двери от гостиной), где усадили в кресло. Заверив СПКС, что нет никакой необходимости звать его жену – чем меньше суеты, тем лучше, – я отправилась за ингалятором СПКС в гардероб. Через десять секунд миссис Гуиннивер вызвала по телефону врача, после чего сообщила жене Субъекта, что тому стало нехорошо.
Я намеренно не. спешила найти ингалятор, пока не обыскала двадцать четыре кармана. Вернувшись из гардероба с ингалятором в руке, я услышала, как распространяется слух, что СПКС умер.
Хочу похвалить миссис Гуиннивер за помощь и содействие. Огромное спасибо прочим членам Вдовьего Клуба за их моральную поддержку в течение всего вечера. Скорость и эффективность действий Основателя говорят сами за себя.
В ответ на просьбу поделиться, не испытываю ли я какой-либо депрессии после совершенной операции, хочу отметить, что депрессия – слишком сильное слово для описания слабого беспокойства, которое я чувствовала в первую ночь после События. Оно связано не со смертью Субъекта, а с принятием его вдовы в наши ряды (по моей рекомендации). Сейчас я испытываю неопределенные, но мучительные сомнения в том, что она соответствует тем возвышенным стандартам, на которых зиждутся принципы Вдовьего Клуба.
С уважением Киттис Э. Порридж.
Глава XIX
Ну вот и конец истории… Я замолчала. Поведала двум странным сестрицам о кошмаре, что произошел со мной, теперь можно отправляться домой, к мужу.
– Самое главное, что Бен выздоровел, – вторглась Гиацинта в мои мысли.
– Самое главное, – парировала я, – что Чарльз Делакорт мертв. И погиб он от моей руки. Несчастный страдал аллергией на морепродукты, на кошек и еще бог весть на что. Вот почему он вечно копался в закусках, даже обнюхивал их на всякий случай. Но я его перехитрила. Помните, оставшиеся тартинки я начинила тунцом?
– Милая, милая Элли… – Примула протянула мне нюхательные соли. – Конечно, мы все помним! А вам следует помнить, что эти дамы из клуба вовсе не глупы, хотя во всем остальном у нас с ними мало общего. Вряд ли они рассчитывали, что у вас закончится цыпленок… Скорее всего, кто-то из них протащил в ресторан рыбину, замаскированную под тартинку, – вы же сами сказали, что эта закуска пользовалась огромным успехом. И под шумок скормил отраву мистеру Делакорту. Плечи мои устало поникли.
– Допустим. Но и в этом случае Чарльз Делакорт мог сначала проглотить моего тунца, а уж потом угоститься отравой убийц. До самой смерти я буду думать, что он пал от моей руки.
Гиацинта с треском захлопнула свой гроссбух.
– Хватит причитать, Элли, и упиваться жалостью к себе! Если мы только и будем, что переживать из-за тех, кого случайно прикончили, то никогда не займемся делом, А приняться за дело мы обязаны.
Надеюсь, это «мы» относилось к сестрам. Я взглянула на часы и заерзала в кресле. Девять часов. Долго же мы просидели в розовой с зеленым кофейной комнате, опустошая одну за другой чашки с чаем. Интересно, куда подевался Страш? Наверное, мы его так загоняли, что он прикорнул прямо на плите. Я хотела домой, к Бену.
Наутро после кошмара в «Абигайль» доктор Мелроуз заглянул в Мерлин-корт и подтвердил мой диагноз: Бену стало хуже. Теперь к заражению крови прибавилась вирусная инфекция, которую он подхватил, незваным гостем заявившись на свой собственный праздник. По правде говоря, Бен с удовольствием снова завалился в кровать. Теперь ему достаточно было просто закрыть глаза, чтобы прекратить любой нежелательный разговор.
С дрожью я вспоминала ту минуту, когда призналась ему в подделке цыплячьих тартинок. Я нарушила фундаментальные принципы ордена кулинаров. Бен сожалел о Чарльзе, но, кажется, принял его смерть не слишком близко к сердцу. На миг в глазах моего ненаглядного полыхнула надежда, Если я буду помалкивать на дознании, тогда все подумают, будто Чарльз по рассеянности сжевал какую-то рыбную закуску… Но уповать на лучшее Бену не позволила совесть, а мне то обстоятельство, что я подменила цыпленка тунцом при свидетеле – на глазах у Наяды.
Мечты моего мужа рухнули в одночасье. Отныне его профессиональная порядочность была под вопросом. Никто не зайдет в «Абигайль», никто не купит поваренную книгу. Бен станет мишенью для издевательств: мол, «курица – не птица, а рыба» и так далее. Возможно, если покинуть страну под покровом ночи и начать заново под вымышленными именами, жизнь могла бы наладиться. Но пока мне оставалось лишь щадить Бена и не докучать ему жалобами и покаянными слезами.
Я настояла, чтобы он послушался доктора Мелроуза и не появлялся на дознании, Собираясь на похороны, я трещала как заведенная – мы спокойно, без обмороков и криков обсудили, в чем мне следует появиться на кладбище и что лучше – венок или крест из цветов. Нет худа без добра: я видела, что общая беда (я в качестве невестки) сблизила Магдалину и Исаака, они все чаще неодобрительно перемигивались поверх моей головы. Бен в основном предпочитал притворяться спящим. Я радовалась, что мне удалось обвести его вокруг пальца и прикинуться безмятежной идиоткой, и в то же время поминутно спрашивала себя: неужели он не видит, что все это лишь показуха?
Может, все это время мы лишь притворялись, будто любим друг друга? И всему виной наше романтическое знакомство? Или романтичные денежки, доставшиеся нам в наследство. Часа не проходило, чтобы я не вспомнила нашу свадьбу и шушуканье в церкви. «Жаль, что она не вышла за викария!» «Этот слишком смазлив».
«Она снова растолстеет. От счастливой жизни все жиреют».
– Бедная Элли! – Примула потянулась через ситцевую скатерть и погладила меня по щеке сухой пергаментной ручкой. – Представляю, каково вам сейчас. Стоит мне нечаянно раздавить жука, как я готова заплакать от горя, но наш христианский долг – трудами побеждать скорбь!
– Иначе говоря, – деловито перебила ее Гиацинта, – скорбь – превосходный двигатель. Элли, если вы искренне хотите обелить репутацию Бена и жить в мире со своей совестью, то я настоятельно прошу вас помочь «Цветам-Детективам» в их благородном намерении разоблачить Основателя Вдовьего Клуба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
19.45. Мамуля начинала беспокоить меня не меньше, чем молчащий в Мерлин-корте телефон. Надо бы попросить Сидни присмотреть за ней, но тот беседовал с миссис Джоппинс на другом конце зала. Судя по жестам, миссис Сто Подбородков жаловалась. Недовольна последней укладкой? Громадная башня на макушке миссис Джоппинс и в самом деле как-то угрожающе кренилась вбок.
За моей спиной остановилась Рокси.
– Как делишки, миссис X.? – Она пальцами выудила с подноса какую-то финтифлюшку с сосисками и сунула мне в руку. Дабы гости не чувствовали себя обойденными, то же самое она проделала для мужчины с пышными усами, стоявшего рядом. – Наводит на кое-какие мысли, а, миссис X.?
– О чем, Рокси?
– О низменности человеческой натуры. Взять, к примеру, мисс Шип, во-о-он там, у камина. Она явно родилась на свет уже в трусах.
– Ш-ш-ш!
К счастью, возле стола с закусками никого не было. Усач куда-то исчез.
– А наш мистер Сидни? – продолжала Рокси, жеманно обмахиваясь сосиской. – Считается, что он весь как на ладони. Не верьте! – Она сунула сосиску в рот. – А вот что мне хотелось бы знать, так это с какой стати вы зазвали этого докторишку Бордо? Попомните мои слова, у него вурдалачий взгляд, наверняка он спит в гробу!
– Ш-ш-ш!
Я никак не могла заставить петрушку лежать как следует. Рокси навалилась на мое плечо.
– Поверьте мне, этот вампир – плохой клиент. Вы только гляньте: всякий раз, как он с малявкой приближается к ее светлости Теодозии Эдем, та ныряет в сторону. И я ее понимаю, миссис X. Этот прохвост Бордо превратил ее родовое поместье в дурдом!
– Чушь! – Я капитулировала и сунула в рот непокорную веточку петрушки. – Санаторий «Эдем». – частная клиника по лечению нервных болезней. А леди Теодозия – здравомыслящая женщина. С какой стати ей питать неприязнь к доктору Бордо? Он ведь не украл у нее дом а купил у брата леди Теодозии.
Гости энергично фланировали туда-сюда. Я автоматически растягивала губы в улыбке, отпускала дежурные реплики, поправляла розы в серебряных вазах. Официант вынул шампанское из чаши для пунша. Рокси перекинула поднос с сосисками в другую руку и заелозила помадой по губам.
– А что до этого милашки Чарли Делакорта, миссис Х., так я v него и пуговицы не купила бы! Хотя и у сатаны бывают достоинства. В жизни не поверю, будто он гуляет налево. Ставлю свой выигрыш в бинго, что жизненно важные органы у этого типа давным-давно заморожены для пущей сохранности.
– Рокси, как можно?
Я уставилась на Чарльза Делакорта, который осторожно обкусывал тартинку. Он был один. За весь вечер я ни разу не заметила рядом с ним Анну. Не она ли подошла к нему? Нет это Киттис Порридж в щегольской черной шляпке-«таблетке». Ее кошачий носик подергивался, она явно волновалась, вытаскивая из сумочки кипу каких-то листков.
Рокси качнулась влево – то ли потеряв бдительность то ли чтобы лучше видеть.
– Небось пристает, чтобы подписал очередную петицию, миссис X. Наверняка насчет старых маяков!
Должно быть, у Киттис есть талант убеждать. Чарльз передал ей свою тарелку и достал из кармана ручку. На лице его читалась безмерная скука. Бедная Анна. Неужто она любила этот манекен? Страшно подумать, но, наверное, любила, когда выходила замуж. Я поискала ее глазами – Анна стояла в углу совсем одна. Рокси, пошатываясь, взяла курс на кухню, якобы пополнить ассортимент на подносе.
Анна смотрела куда-то в пространство… нет, на Лайонела Шельмуса. Я вспомнила наш визит к нотариусу, тогда я уловила за ее внешним спокойствием что-то вроде неприязни к юристу. Или это было более пылкое чувство? Страх? Лайонел Шельмус – крупная рыба в прудах Читтертон-Феллс. Может, антикварная лавка Делакортов испытывала финансовые затруднения? Если бы Анна поделилась со мной своими проблемами, мы с Беном помогли бы ей. Я двинулась в ее направлении сквозь дымную завесу и толпу гостей. Ее темные глаза были безупречно невыразительны, под стать антикварной прическе и изумрудно-зеленому платью. Кто-то из гостей окликнул меня:
– Мои поздравления вашему мужу. Потрясающий банкет!
Наконец-то хоть один признал работу гения! Надо поскорее добраться до телефона!
Миссис Гуиннивер из «Темной лошадки» присоединилась к Киттис Порридж и Чарльзу Делакорту. Анна не шевельнулась. Я улыбкой наградила джентльмена, который так тепло отозвался о Бене, и увидела, как к Лайонелу крадется Наяда. Она тихонько положила ему руки на плечи и ухнула прямо в ухо. Он медленно повернулся к ней. На его мужественном лице проступила улыбка, и мысли мои понеслись вскачь. Вот оно что! Да это вовсе не двойственный, а тройственный союз… Если Анна Делакорт и боялась Лайонела Шельмуса, то только потому, что страстно любила его!
Неожиданно за спиной раздался голос, я вздрогнула всем телом и отшатнулась, наступив на ногу официанту.
– Миссис Хаскелл, простите, я не хотел напугать вас.
– Да, а что случилось? – Я взглянула на официанта, но меня тут же отвлекла какая-то суматоха в гостиной. Может, искра от сигареты кого-нибудь подожгла?
– У входа вас ожидает какой-то джентльмен, миссис Хаскелл.
Я словно оглохла. Мимо протиснулись гости – Киттис Порридж и, кажется, миссис Гуиннивер. За ними плелся человек с запрокинутой головой. Они куда-то исчезли, а я все не могла двинуться с места. Джентльмен у входа наверняка полицейский, который прибыл с сообщением, что у Бена случился рецидив. Со смертельным исходом, И я уже никогда не смогу ему сказать, что прошу прощения за дурацкую ссору из-за «Д'ЭЛЛИКАТЕСА». И как я его люблю, и что мимолетные мысли о Роуленде ничего не значат.
– Джентльмен отказался себя назвать, миссис Хаскелл, но он не похож на незваного гостя. С двумя-тремя такими мы уже расправились. Один собирался, извините за выражение, влезть со свиным рылом в такое изысканное общество.
Страшная догадка сдавила мне горло: а вдруг это Папуля? Голоса гостей проплывали сквозь меня.
– Я уверена, с ним все будет в порядке. Миссис Порридж и миссис Гуиннивер правильно сделали, что вывели его из этой толчеи на свежий воздух. Киттис ведь была медсестрой, вы знаете?
– Это радует. О, посмотрите. Амелия Джоппинс разговаривает с его женой. Ни к чему ее волновать.
В любое другое время я обязательно остановилась бы и спросила, в чем дело. Кому-то стало дурно? Выяснила бы, чем могу помочь. Но сейчас я осталась безучастна.
Выскользнув из-за гардин, я нос к носу столкнулась с Тедди Эдем. Она выглядела странно, ее извинения были столь же сбивчивы, как и мои, но я торопилась, сердце бешено колотилось о грудную клетку, и, сделав еще один шаг, я снова налетела на гостя – мистера Эдвина Дигби. – Миссис Хаскелл, – провозгласил официант, – Вот тот джентльмен, что хотел вас видеть.
Официант развернулся и исчез, а я потрясение таращилась на мистера Дигби. От облегчения я едва не упала в обморок. Мистер Дигби, разряженный в цилиндр и пальто с бархатным воротником, был величественно, по-королевски пьян.
* * *
– Как мило с вашей стороны… – выдохнула я.
Он погладил свою козлиную бородку и протестующе вскинул руку в багровых прожилках вен.
– Только не льстите себе, миссис Хаскелл, что вы хозяйка, перед приглашением которой невозможно устоять. – Каждое слово сопровождалось изрядной порцией винных паров. – Случайно проходил мимо и решил заглянуть, чтобы уведомить: я передумал и хочу получить назад свой полосатый костюм.
– Мистер Дигби, я и так собиралась его вернуть.
Безумная радость переполняла меня. Вечер почти закончился. И без катастроф! Мои страхи за Бена оказались абсурдными. А открытие «Абигайль» произвело фурор! Едкий голос мистера Дигби несколько отрезвил меня:
– Надеюсь, вам не пришло в голову услужить мне и отослать костюм в химчистку?
– Конечно, нет, – холодно ответила я.
Он стиснул руки, но не смог скрыть их дрожь.
– Избавьте меня от женского сочувствия, миссис Хаскелл. Просто костюм дорог мне… как память.
Наверняка он был крепко пьян, если так разоткровенничался. Интересно, когда он вспомнил про фотографию?
– Наверное, этот костюм вам подарила вдовствующая герцогиня? – язвительно спросила я и тут же прикусила язык.
В самую точку. Улыбка раздвинула бороду мистера Дигби.
– О-о-о, Герцогиня! Я оставил ее за дверью. Надеюсь, за в-в-вашей… Надо обяз-зательно, – он с трудом выговаривал слова, – спус-ститься и объяснить ей, что визит з-з-затянулся не по моей ви-и-не. Будьте так любезны уложить костюм в пакет, я завтра его заберу.
Мистер Дигби качнулся к лестнице, я открыла рот, чтобы пригласить его остаться хотя бы на чашку кофе, но в эту секунду мир перевернулся вверх тормашками. Сбоку раздался хриплый вздох, я оглянулась и обнаружила перед собой Теодозию Эдем – с мертвенно-бледным лицом она сползала по стенке. В следующий миг я с пугающей ясностью вспомнила человека с запрокинутой головой. Черт! Идиотка безмозглая! Надо было запихнуть тартинки в морозилку!
Я шагнула к Тедди и чуть не растянулась во весь рост – под ноги мне кинулась невесть откуда взявшаяся Пуся и проскочила в зал. Вопли. Визг. Смех. Чей-то строгий голос сказал: «Какая антисанитария!» Тедди слепо ковыляла, хватаясь за стену. На моей руке повисла Мамуля.
– Я принесла малютку в пуншевой чаше, чтобы она немножко развлеклась, – пролепетала она. – Господи помилуй, что скажет Бен!
Скоро узнаем. Парадная дверь распахнулась, мистер Дигби вывалился на улицу, а внутрь влетели Папуля и Бен.
– Стоило мне на секунду отвернуться, как твой глупый муж тут же вскочил! – простонал Папуля, бросаясь ко мне. – Он прокрался в коттедж, переоделся в тряпье твоего кузена и вызвал такси. Машина сломалась на подъеме, и мы битый час проторчали на ветру. Твой муж совершенно измотан, не говоря уж обо мне!
Мне не хватало ни рук, ни ног. Я потянулась подхватить Тедди, с ужасом глядя, как Бен с побелевшим лицом плетется вверх по лестнице. Он упал, и в тот же миг раздался пронзительный вопль Тедди:
– Чарльз Делакорт! В кабинете! Он умер!
Из протоколов Вдовьего Клуба. Понедельник, 3 мая.
Отчет Президенту Клуба.
С чувством глубокого удовлетворения сообщаю, что вечером в пятницу, 1 мая, все прошло в полном соответствии с планом. В 19 часов 36 минут я заняла разговором Субъекта, Предназначенного К Списанию, и в тот момент, когда он знакомился с петицией о сохранении старинных маяков (нет худа без добра и т. п.), осуществила запланированную подмену. При этом я испытывала некоторое беспокойство, что он не станет есть поставленную перед ним закуску. К счастью, он сьел все, что было ему предложено, и тотчас начал задыхаться. Миссис Гуиннивер помогла вытащить СПКС из гостиной, громко сообщая окружающим лицам, что ничего страшного не произошло и джентльмену надо на воздух. Мы уволокли его в кабинет владельца ресторана (через две двери от гостиной), где усадили в кресло. Заверив СПКС, что нет никакой необходимости звать его жену – чем меньше суеты, тем лучше, – я отправилась за ингалятором СПКС в гардероб. Через десять секунд миссис Гуиннивер вызвала по телефону врача, после чего сообщила жене Субъекта, что тому стало нехорошо.
Я намеренно не. спешила найти ингалятор, пока не обыскала двадцать четыре кармана. Вернувшись из гардероба с ингалятором в руке, я услышала, как распространяется слух, что СПКС умер.
Хочу похвалить миссис Гуиннивер за помощь и содействие. Огромное спасибо прочим членам Вдовьего Клуба за их моральную поддержку в течение всего вечера. Скорость и эффективность действий Основателя говорят сами за себя.
В ответ на просьбу поделиться, не испытываю ли я какой-либо депрессии после совершенной операции, хочу отметить, что депрессия – слишком сильное слово для описания слабого беспокойства, которое я чувствовала в первую ночь после События. Оно связано не со смертью Субъекта, а с принятием его вдовы в наши ряды (по моей рекомендации). Сейчас я испытываю неопределенные, но мучительные сомнения в том, что она соответствует тем возвышенным стандартам, на которых зиждутся принципы Вдовьего Клуба.
С уважением Киттис Э. Порридж.
Глава XIX
Ну вот и конец истории… Я замолчала. Поведала двум странным сестрицам о кошмаре, что произошел со мной, теперь можно отправляться домой, к мужу.
– Самое главное, что Бен выздоровел, – вторглась Гиацинта в мои мысли.
– Самое главное, – парировала я, – что Чарльз Делакорт мертв. И погиб он от моей руки. Несчастный страдал аллергией на морепродукты, на кошек и еще бог весть на что. Вот почему он вечно копался в закусках, даже обнюхивал их на всякий случай. Но я его перехитрила. Помните, оставшиеся тартинки я начинила тунцом?
– Милая, милая Элли… – Примула протянула мне нюхательные соли. – Конечно, мы все помним! А вам следует помнить, что эти дамы из клуба вовсе не глупы, хотя во всем остальном у нас с ними мало общего. Вряд ли они рассчитывали, что у вас закончится цыпленок… Скорее всего, кто-то из них протащил в ресторан рыбину, замаскированную под тартинку, – вы же сами сказали, что эта закуска пользовалась огромным успехом. И под шумок скормил отраву мистеру Делакорту. Плечи мои устало поникли.
– Допустим. Но и в этом случае Чарльз Делакорт мог сначала проглотить моего тунца, а уж потом угоститься отравой убийц. До самой смерти я буду думать, что он пал от моей руки.
Гиацинта с треском захлопнула свой гроссбух.
– Хватит причитать, Элли, и упиваться жалостью к себе! Если мы только и будем, что переживать из-за тех, кого случайно прикончили, то никогда не займемся делом, А приняться за дело мы обязаны.
Надеюсь, это «мы» относилось к сестрам. Я взглянула на часы и заерзала в кресле. Девять часов. Долго же мы просидели в розовой с зеленым кофейной комнате, опустошая одну за другой чашки с чаем. Интересно, куда подевался Страш? Наверное, мы его так загоняли, что он прикорнул прямо на плите. Я хотела домой, к Бену.
Наутро после кошмара в «Абигайль» доктор Мелроуз заглянул в Мерлин-корт и подтвердил мой диагноз: Бену стало хуже. Теперь к заражению крови прибавилась вирусная инфекция, которую он подхватил, незваным гостем заявившись на свой собственный праздник. По правде говоря, Бен с удовольствием снова завалился в кровать. Теперь ему достаточно было просто закрыть глаза, чтобы прекратить любой нежелательный разговор.
С дрожью я вспоминала ту минуту, когда призналась ему в подделке цыплячьих тартинок. Я нарушила фундаментальные принципы ордена кулинаров. Бен сожалел о Чарльзе, но, кажется, принял его смерть не слишком близко к сердцу. На миг в глазах моего ненаглядного полыхнула надежда, Если я буду помалкивать на дознании, тогда все подумают, будто Чарльз по рассеянности сжевал какую-то рыбную закуску… Но уповать на лучшее Бену не позволила совесть, а мне то обстоятельство, что я подменила цыпленка тунцом при свидетеле – на глазах у Наяды.
Мечты моего мужа рухнули в одночасье. Отныне его профессиональная порядочность была под вопросом. Никто не зайдет в «Абигайль», никто не купит поваренную книгу. Бен станет мишенью для издевательств: мол, «курица – не птица, а рыба» и так далее. Возможно, если покинуть страну под покровом ночи и начать заново под вымышленными именами, жизнь могла бы наладиться. Но пока мне оставалось лишь щадить Бена и не докучать ему жалобами и покаянными слезами.
Я настояла, чтобы он послушался доктора Мелроуза и не появлялся на дознании, Собираясь на похороны, я трещала как заведенная – мы спокойно, без обмороков и криков обсудили, в чем мне следует появиться на кладбище и что лучше – венок или крест из цветов. Нет худа без добра: я видела, что общая беда (я в качестве невестки) сблизила Магдалину и Исаака, они все чаще неодобрительно перемигивались поверх моей головы. Бен в основном предпочитал притворяться спящим. Я радовалась, что мне удалось обвести его вокруг пальца и прикинуться безмятежной идиоткой, и в то же время поминутно спрашивала себя: неужели он не видит, что все это лишь показуха?
Может, все это время мы лишь притворялись, будто любим друг друга? И всему виной наше романтическое знакомство? Или романтичные денежки, доставшиеся нам в наследство. Часа не проходило, чтобы я не вспомнила нашу свадьбу и шушуканье в церкви. «Жаль, что она не вышла за викария!» «Этот слишком смазлив».
«Она снова растолстеет. От счастливой жизни все жиреют».
– Бедная Элли! – Примула потянулась через ситцевую скатерть и погладила меня по щеке сухой пергаментной ручкой. – Представляю, каково вам сейчас. Стоит мне нечаянно раздавить жука, как я готова заплакать от горя, но наш христианский долг – трудами побеждать скорбь!
– Иначе говоря, – деловито перебила ее Гиацинта, – скорбь – превосходный двигатель. Элли, если вы искренне хотите обелить репутацию Бена и жить в мире со своей совестью, то я настоятельно прошу вас помочь «Цветам-Детективам» в их благородном намерении разоблачить Основателя Вдовьего Клуба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42