– возмущенно воскликнул он.
– Не удивляйтесь, – невозмутимо ответил Вайсман. – Мысль физически подчиняется почти тем же законам, что и электромагнитные излучения.
– Неужели вы всегда знали, о чем я думал? – продолжал Камарели, гневно глядя на собеседника.
– Когда я считал это необходимым.
Камарели вспыхнул:
– Я не знаю, кто вы и с какой целью обхаживаете меня. Но я должен вам сказать, что каждый интеллигентный и культурный человек сочтет недостойным для себя копаться в чужой душе.
Вайсман мягко ответил ему:
– Не обижайтесь. Я никогда не использовал эту свою способность в злых целях.
– Но и добра нельзя ждать от подобной бесцеремонности…
– Если бы я не узнал ваших сокровенных мыслей, – продолжал Вайсман, некому было бы вам помочь 11 сентября прошлого года, когда с вами произошел тот несчастный случай у экрана.
И доверительно добавил:
– А ваша приятельница была бы очень обеспокоена.
Камарели стало не по себе: целый год он, сам того не ведая, был пленником какого-то мага – каждая мысль его, каждое сокровенное движение сердца были известны иностранцу, как в открытой книге, читающему в его душе. Он почувствовал себя так, словно его, обнаженного, выставили перед толпой и всенародно в чем-то уличили.
Вайсман удобно расположился на диване.
– Присядьте, – так же мягко обратился он к Камарели. – Нам придется подождать, пока наша знакомая отворит свое окно.
Камарели взглянул на экран: черная доска поблескивала, как полированный гранит.
– Что ж, ничего не поделаешь! Но может быть, она и вовсе не появится?
Вайсман посмотрел на часы:
– Она появится через двадцать пять минут.
– Откуда вы это знаете?
– Я рассчитал время.
– Каким образом?
– Сейчас Марс очень отдален от Земли: он находится за Солнцем, на расстоянии 350 миллионов километров от нашей планеты. Луч света проходит это расстояние туда и обратно за тридцать девять минут. Четырнадцать минут назад я подал сигнал. Таким образом, спустя двадцать пять – распахнется окно.
Камарели задумался.
– Расчет точен, но окно все же может не распахнуться, – проговорил он тихо.
– Почему?
– Ведь не обязательно женщина должна быть сейчас у экрана?
– Непременно будет.
– Откуда вы знаете?
Вайсман чуть заметно улыбнулся.
– Мы условились заранее.
«О! Вот как!..»
– Как видно, вы часто назначаете свидания перед этим экраном! – усмехнулся Камарели.
– Два раза в неделю.
Камарели почувствовал что-то похожее на ревность, но тотчас одернул себя: неуместно и смешно. Смешно соперничество двух инженеров в любви к марсианке! Эта женщина равно недоступна и недостижима для обоих, она почти абстрактна, да, да, это чистая идея, абстракция!
– Надо думать, – почти язвительно обратился он к Вайсману, – что имелся достойный повод для ваших систематических встреч.
– Бесспорно, – подтвердил Вайсман.
– И хороший результат?
– Вы правы.
– Насколько я догадываюсь, этот же повод привел вас сюда и сейчас.
Вайсман в знак согласия кивнул головой.
– Итак, можно надеяться, что вы получили ответ на интересующий вас вопрос.
– Получил.
Камарели на миг показалось, что Вайсман издевается над ним.
– Так для чего же нужен сегодняшний сеанс? – спросил он резко.
– Чтоб вы сами услышали ответ.
– А вы не могли мне его передать?
– Я хочу, чтобы вы испили из той же чаши мудрости, что и я.
Воцарилось молчание. Вайсман, в своем неизменном сером френче, не отрывая взгляда от экрана, едва заметно покачивал головой, словно в такт музыке, и ритмично постукивал кончиками пальцев по металлической табакерке, лежащей на валике. Это только подчеркивало настороженную тишину, объявшую лабораторию.
Первым тишину ожидания нарушил Камарели.
– Вы сказали мне вчера: «Я хорошо знаю, почему вы забыли об экране». Что вы хотели этим сказать?
– Я знаю, что вы умышленно избегаете экрана.
– Видимо, вы знаете и причину этого?
– Знаю.
Камарели поспешил перевести беседу на другую тему.
– Скажите мне: действительно ли вы абсолютно уверены в том, что нам удастся избегнуть столкновения?
– А разве вам недостаточно экрана? – вопросом на вопрос ответил Вайсман.
– Экран для меня – еще непрочитанная книга, автором которой являетесь вы.
Вайсман не шевельнулся, только пальцы его перестали выбивать дробь.
– Настоящий автор экрана – вы.
– Почему? – резко повернулся к нему Камарели.
– Вы любите эту женщину.
Камарели словно обдали ледяной водой. У него перехватило дыхание. Ведь он же знал, что Вайсман читает его мысли! К чему же было задавать нелепые вопросы! Он связался с опасным человеком. Кто знает, можно ли вообще доверять его советам? Кто знает, какую цель он преследует, какой дьявольский план еще вынашивает этот злой дух!..
– Добрый дух! – неожиданно, как и всегда, ответил на его мысли Вайсман.
Камарели отер рукой вспотевший лоб. Что за дьявольщина? Куда скрыться от этого человека? И как?
– Добрый дух! – повторил Вайсман. – Какое вы имеете основание так плохо обо мне думать? Разве за время нашего знакомства вы не могли убедиться в моем бескорыстном, дружеском к вам отношении? Я пришел, исполненный добра, не отвергайте же того, что я принес к вам с открытым сердцем.
– К чему же тайна? – воскликнул Камарели. – Сорвите с нее последний покров!
– Не спешите! – сказал Вайсман. – Имейте терпение. С минуты на минуту позвонит ваша приятельница.
– Всему есть предел!..
– Нужно верить и ждать.
– Да, верить и бороться и знать, что борьба приближает победу!
– Любовь удесятерит ваши силы.
– Гм, любовь!.. Вы смеетесь надо мной. Моя любовь – мечта, призрачная греза, неосуществимая, недостижимая.
Вайсман взглянул на часы:
– Ну-ка, посмотрите на экран! Видите, как постепенно далеким сиянием освещается его мрачная поверхность? Это на крыльях Эроса летит к вам любимая. Ни один человек в мире не мчался на свидание с такой немыслимой скоростью! В девятнадцать минут она преодолела расстояние в 350 миллионов километров и вот-вот вторгнется в лазурную сферу Земли. Взгляните на края экрана! Они тонут в голубом сиянии. Это значит, что сейчас…
Звонок прервал речь Вайсмана. Экран ярко озарился голубоватым светом и в лучах его появилась женщина, далекая звезда Камарели! Вся в белом, лучезарная, с ясной улыбкой на прекрасном лице…
Камарели вскочил с места, подбежал к экрану и, оглянувшись, горящими глазами посмотрел на Вайсмана. Тот с непроницаемым лицом протягивал ему радионаушники.
Камарели почти машинально одел их и тотчас услышал знакомый голос. Но… что это? Женщина говорила по-английски!
– Гурген Камарели! Приветствую вас! Что же вы совсем забыли меня?
– Не знаю, слух или зрение обманывают меня? – только и сумел произнести изумленный Камарели.
– Чему вы удивляетесь? – донесся до него голос Вайсмана. – Я научил ее нескольким английским фразам. Ну, а грузинскому уж вы учите ее сами; прошу прощения, но грузинским я не владею.
– Но как вы ее научили? Разве вы знаете ее язык?
Вайсман, не отвечая на этот вопрос, продолжал:
– Разрешите представить вам: Геда Нуавэ, директор Центральной обсерватории Марса.
– Геда Нуавэ! – повторил Камарели.
– Она уже многое знает о вас: я рассказал ей все, что знал, остальное досказывайте сами, – заметил Вайсман.
– Геда Нуавэ! – опять повторил Камарели, словно наслаждаясь звучанием загадочного имени.
– Разрешите и мне представиться вам, – и Вайсман снял очки. – Вот и исчезла маска, так тяготившая вас, – усмехнувшись, добавил он.
Перед Камарели предстал совершенно другой человек. В нем было что-то и от прежнего Вайсмана, но что-то одновременно резко изменило его лицо. Камарели вдруг понял: глаза! Да, глаза меняли его. Они сияли, горели необыкновенным огнем, они напоминали что-то очень знакомое… Словно он когда-то, где-то видел эти глазка… Камарели взглянул на Геду Нуавэ. Неужели?.. Да, да, с экрана на него смотрели такие же необычайные, странно лучистые глаза! Камарели еще раз взглянул на Вайсмана, и потом – на марсианку. Нет никаких сомнений! Вайсман пришел оттуда, откуда глядела на него Геда Нуавэ!..
Мысли стаей вспугнутых птиц закружились в голове. Надежда, радость, восторг волной захлестнули его и умчали в неведомые дали мечты. Фантазия становилась реальностью, сновидение – явью… Лицо Камарели пылало, в ушах шумел эфир – или это кровь бушует и бьется, как морской прибой?.. И вдруг опять зазвучал голос, мелодичный, грудной голос Геды. Камарели никогда в жизни не слышал такую красивую английскую речь, никогда еще не пели так мягко, звонко и нежно тяжелые английские слова.
– Вайсман ушел вместе с черными очками, – говорила Геда. – Рядом с вами Ленгор Каро, марсианский инженер, организатор первой Обрайн-экспедиции.
– Ленгор Каро! – повторил Камарели, оборачиваясь к Вайсману.
Вайсман почтительно склонил голову, как это обычно принято при первом знакомстве.
– Теперь разрешите вас оставить, – с улыбкой сказал он. – Беседуйте без меня. – Вайсман подошел к столу, выдвинул ящик, вынул из него толстую синюю тетрадь. – Вы, безусловно, хотите получить объяснение всего происходящего. Вот мой дневник, – он указал на тетрадь. – Прочтите его – и с тайны упадет последний покров.
Когда Вайсман покинул лабораторию, Камарели снова обернулся к экрану. Оттуда ему улыбалась Геда Нуавэ.
– По-вашему было 11 сентября, – услышал он.
– Да, помню.
– Теперь вы хорошо себя чувствуете?
– Хорошо, спасибо.
– Вас спасла диванная подушка, не то вы бы сильно ушибли голову. Я тогда очень испугалась. – Она вдруг смущенно потупила взгляд.
Камарели еще ближе подошел к экрану.
– Скажите мне, хотя бы в двух словах, с какой целью Каро был послан на Землю? – голос Камарели звучал умоляюще.
– Вы узнаете это из его дневника.
– Не со злым умыслом пришел он к нам?
– Прочтите его дневник.
– Ну, хорошо, скажите хоть, вернется ли Каро на Марс?
– Вернется.
– Когда? После 25 ноября 1933 года?
– Прочтите его дневник, и вы узнаете, что думают обо всем этом санорийцы.
– А кто такие санорийцы? – вопросам Камарели, каталось, не будет конца.
– Марсиане, обитатели Марса.
– Санор – это Марс?
– Да.
– А что такое Обра?
– Ваша планета, Земля.
– А обран?
– Обран – люди Земли.
Молчание.
– Кто вам Каро? – внезапно спросил Камарели.
– Я не понимаю вашего вопроса…
– Каро ваш брат, друг, коллега, – кто он вам?
– Прочтите дневник, – снова сказала Геда и улыбнулась.
Камарели тоже улыбнулся, глядя на нее счастливыми глазами.
– А кто я вам? – спросила в свою очередь Геда.
Ему хотелось сказать ей что-то очень значительное, важное, что-то такое, что сразу бы раскрыло перед ней его чувства, Он просто не понимал, как вмешало его сердце столько счастья. Но, казалось, он вдруг забыл все слова на свете.
– Геда Нуавэ!.. – только и смог произнести он.
– Гурген Камарели! – медленно, чуть нараспев, отвечала Геда.
– Геда! – шептал Камарели.
– Камарели!.. Что такое Камарели? – вдруг спросила
– Фамилия.
– А что она значит?
– Ничего. А Нуавэ?
– По-вашему это – «девятиокая».
– Почему вас так называют?
– Прочтите дневник Каро, – последовал все тот же ответ.
Камарели хотелось сейчас же, не откладывая, прочесть этот таинственный дневник, но он никак не мог оторваться от экрана.
– Вы знаете, почему я потерял сознание тогда, 11 сентября? – спросил Камарели, и сердце его дрогнуло – столь многого ждал он от ее ответа.
– Знаю. – Геда с нежностью смотрела на него.
Казалось, их разделяет лишь это вот стекло, толщиной в десять сантиметров. Так ясно Камарели видел каждую черточку ее лица, так близко от него были эти яркие полные губы, эти полыхающие огнем глаза, тонкие брови и белый высокий лоб с пышными, темными с позолотой волосами. Трепетали ее черные ресницы, бились тонкие голубые жилки на висках… Камарели даже слышал ее дыхание.
Это было непостижимо – женщина, отдаленная от него миллионами километров, стояла сейчас так близко от него, что, казалось, протяни руку – и коснешься ее одежды, ее нежной белой кожи… Но ты ведь знаешь, хорошо знаешь, что ощутишь кончиками пальцев лишь холодную поверхность экрана.
Это было какое-то фантастическое свидание.
– Я люблю тебя, Геда! – неожиданно для самого себя произнес Камарели.
– Я люблю… тебя!.. – донеслось до него из эфира три самых великих слова, какие только создал человек. Внутренним взором увидел он бездну, разделяющую две планеты, но простор этот уже не поражал его, как обычно, – три слова вечной молодости, одинаково прекрасные на всех языках, одинаково сильные в устах юноши и в устах зрелого мужа, победили вечное безмолвие.
Глава восьмая
ГЕДА НУАВЭ
(Дневник Каро)
Дорогой Гурген! До того, как Вы начнете читать эту тетрадь, я хочу Вам кое-что объяснить. Конечно, я и не предполагал, что содержание ее станет кому-то известно, но поскольку познакомить Вас с дневником оказалось необходимым, я перевел его на английский язык.
Кое-что пришлось мне выпустить, кое-что, наоборот, описать более подробно, снабдив необходимыми объяснениями и комментариями. К сожалению, я все же не вполне достиг цели: недостаточное знание языка порой ограничивало меня, и в моем дневнике, по-видимому, осталось еще немало туманных мест. Но, думаю, сплетение событий, которые привели меня в Вашу страну, будет Вам ясно и понятно. К. R.
P. S. Дневник датирован по марсианскому летосчислению. Но с момента моего переселения, на Землю я изменил летосчисление на земное. В некоторых случаях, когда это требовалось, марсианское и земное летосчисление приведены в соответствие. К. R.
СД-17-9
Сегодня я снова встретился с ней. Потом читал очень древнюю книгу. Удивительно, как велика разница между старым и новым, и в то же время, как сохранились в нас некоторые черты старого.
Подожду еще. Где-то, пока неясно, мерцает свет…
Да, я подожду еще. Время даст мне ответ.
17–11
Встреча была как будто бы обычной, но наша беседа приобрела новый оттенок.
– Ты заметил, как прекрасна сегодня Обра? – спросила она меня, и радость звучала в ее голосе.
– Да, Обра приближается к нам.
– А я еще не совсем к этому готова.
– Чего же тебе не хватает? Ведь твой рефрактор действует отлично!
– Да, но я жду твоей помощи.
– Моей помощи? – удивился я.
– Твоей помощи. Сколько раз ты был на Эдоне?
– Трудно и сосчитать!
– А на Гуанэ? Эдон и Гуана – звезды, по-вашему – Фобос и Деймос. (Каро)
– Тоже много раз.
– И каждый раз ты убеждался, что воздуха там нет?!
– К сожалению…
– Наоборот, к счастью.
– Я не понимаю тебя.
– Воздух мешает работе рефрактора.
Да, она была права: чем ближе небесное тело к телескопу, тем больше сказывается на нем отрицательное воздействие атмосферы. Если же удастся поместить телескоп на звезду, лишенную атмосферы, то изучать приближающуюся Обру будет намного легче.
– Да, ты права, – ответил я. – Но как ты собираешься оборудовать обсерваторию на безвоздушном небесном теле? Ведь с телескопом должен быть живой человек?
– С телескопом будем мы, – решительно произнесла она. – Конечно, если ты на это согласишься.
– Неужели и мои два глаза понадобились Нуавэ? Нуавэ – девятиокая. Так назвали ее потому, что она сконструировала необыкновенно чувствительный телескоп, снабженный девятью линзами. Благодаря различным комбинациям линз, телескоп приобрел функции и рефрактора и рефлектора. (К.) Телескоп Нуавэ – прообраз телескопа системы Максутова, сочетающего в себе положительные стороны как рефлектора, так и рефрактора.
– Одиннадцать больше девяти, – улыбнулась она.
– Но как ты все-таки оборудуешь станцию на Гуане?
– Станцию мы соберем здесь, а потом уже перенесем на Гуану.
– Почему же на Гуану, а не на Эдон?
– Эдон, правда, ближе, но чрезмерно большая скорость его движения затруднит работу телескопа. Ведь Эдон в сутки совершает три оборота вокруг нашей планеты, а Гуана движется сравнительно медленно: период ее обращения равен тридцати часам.
– Так как же ты думаешь сооружать эту станцию? – повторил я свой вопрос.
– О, я уже давно обдумала один план, только вот не знаю, одобришь ли ты его.
– А ну-ка, расскажи!
– Боюсь, ты мне откажешь…
Геда смотрела на меня с мольбой, и я уже знал, что не в силах буду ей отказать, что бы она ни попросила.
– Я готов исполнить любую твою просьбу, если только это в моих силах.
– Станция должна быть сооружена на твоем рауните. Раунит – космическая ракета. (К.)
Я не стал долго раздумывать. План Нуавэ был прост и в то же время очень рационален.
– Согласен, – коротко ответил я. Она просияла. – С завтрашнего дня приступаю к необходимым приготовлениям.
Геда ушла счастливая, радостная.
И у меня было светло на душе оттого, что я смог ее порадовать.
17–25
Раунит превратился в маленькую обсерваторию. Нуавэ уверена, что первая движущаяся обсерватория откроет новый этап в изучении Вселенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
– Не удивляйтесь, – невозмутимо ответил Вайсман. – Мысль физически подчиняется почти тем же законам, что и электромагнитные излучения.
– Неужели вы всегда знали, о чем я думал? – продолжал Камарели, гневно глядя на собеседника.
– Когда я считал это необходимым.
Камарели вспыхнул:
– Я не знаю, кто вы и с какой целью обхаживаете меня. Но я должен вам сказать, что каждый интеллигентный и культурный человек сочтет недостойным для себя копаться в чужой душе.
Вайсман мягко ответил ему:
– Не обижайтесь. Я никогда не использовал эту свою способность в злых целях.
– Но и добра нельзя ждать от подобной бесцеремонности…
– Если бы я не узнал ваших сокровенных мыслей, – продолжал Вайсман, некому было бы вам помочь 11 сентября прошлого года, когда с вами произошел тот несчастный случай у экрана.
И доверительно добавил:
– А ваша приятельница была бы очень обеспокоена.
Камарели стало не по себе: целый год он, сам того не ведая, был пленником какого-то мага – каждая мысль его, каждое сокровенное движение сердца были известны иностранцу, как в открытой книге, читающему в его душе. Он почувствовал себя так, словно его, обнаженного, выставили перед толпой и всенародно в чем-то уличили.
Вайсман удобно расположился на диване.
– Присядьте, – так же мягко обратился он к Камарели. – Нам придется подождать, пока наша знакомая отворит свое окно.
Камарели взглянул на экран: черная доска поблескивала, как полированный гранит.
– Что ж, ничего не поделаешь! Но может быть, она и вовсе не появится?
Вайсман посмотрел на часы:
– Она появится через двадцать пять минут.
– Откуда вы это знаете?
– Я рассчитал время.
– Каким образом?
– Сейчас Марс очень отдален от Земли: он находится за Солнцем, на расстоянии 350 миллионов километров от нашей планеты. Луч света проходит это расстояние туда и обратно за тридцать девять минут. Четырнадцать минут назад я подал сигнал. Таким образом, спустя двадцать пять – распахнется окно.
Камарели задумался.
– Расчет точен, но окно все же может не распахнуться, – проговорил он тихо.
– Почему?
– Ведь не обязательно женщина должна быть сейчас у экрана?
– Непременно будет.
– Откуда вы знаете?
Вайсман чуть заметно улыбнулся.
– Мы условились заранее.
«О! Вот как!..»
– Как видно, вы часто назначаете свидания перед этим экраном! – усмехнулся Камарели.
– Два раза в неделю.
Камарели почувствовал что-то похожее на ревность, но тотчас одернул себя: неуместно и смешно. Смешно соперничество двух инженеров в любви к марсианке! Эта женщина равно недоступна и недостижима для обоих, она почти абстрактна, да, да, это чистая идея, абстракция!
– Надо думать, – почти язвительно обратился он к Вайсману, – что имелся достойный повод для ваших систематических встреч.
– Бесспорно, – подтвердил Вайсман.
– И хороший результат?
– Вы правы.
– Насколько я догадываюсь, этот же повод привел вас сюда и сейчас.
Вайсман в знак согласия кивнул головой.
– Итак, можно надеяться, что вы получили ответ на интересующий вас вопрос.
– Получил.
Камарели на миг показалось, что Вайсман издевается над ним.
– Так для чего же нужен сегодняшний сеанс? – спросил он резко.
– Чтоб вы сами услышали ответ.
– А вы не могли мне его передать?
– Я хочу, чтобы вы испили из той же чаши мудрости, что и я.
Воцарилось молчание. Вайсман, в своем неизменном сером френче, не отрывая взгляда от экрана, едва заметно покачивал головой, словно в такт музыке, и ритмично постукивал кончиками пальцев по металлической табакерке, лежащей на валике. Это только подчеркивало настороженную тишину, объявшую лабораторию.
Первым тишину ожидания нарушил Камарели.
– Вы сказали мне вчера: «Я хорошо знаю, почему вы забыли об экране». Что вы хотели этим сказать?
– Я знаю, что вы умышленно избегаете экрана.
– Видимо, вы знаете и причину этого?
– Знаю.
Камарели поспешил перевести беседу на другую тему.
– Скажите мне: действительно ли вы абсолютно уверены в том, что нам удастся избегнуть столкновения?
– А разве вам недостаточно экрана? – вопросом на вопрос ответил Вайсман.
– Экран для меня – еще непрочитанная книга, автором которой являетесь вы.
Вайсман не шевельнулся, только пальцы его перестали выбивать дробь.
– Настоящий автор экрана – вы.
– Почему? – резко повернулся к нему Камарели.
– Вы любите эту женщину.
Камарели словно обдали ледяной водой. У него перехватило дыхание. Ведь он же знал, что Вайсман читает его мысли! К чему же было задавать нелепые вопросы! Он связался с опасным человеком. Кто знает, можно ли вообще доверять его советам? Кто знает, какую цель он преследует, какой дьявольский план еще вынашивает этот злой дух!..
– Добрый дух! – неожиданно, как и всегда, ответил на его мысли Вайсман.
Камарели отер рукой вспотевший лоб. Что за дьявольщина? Куда скрыться от этого человека? И как?
– Добрый дух! – повторил Вайсман. – Какое вы имеете основание так плохо обо мне думать? Разве за время нашего знакомства вы не могли убедиться в моем бескорыстном, дружеском к вам отношении? Я пришел, исполненный добра, не отвергайте же того, что я принес к вам с открытым сердцем.
– К чему же тайна? – воскликнул Камарели. – Сорвите с нее последний покров!
– Не спешите! – сказал Вайсман. – Имейте терпение. С минуты на минуту позвонит ваша приятельница.
– Всему есть предел!..
– Нужно верить и ждать.
– Да, верить и бороться и знать, что борьба приближает победу!
– Любовь удесятерит ваши силы.
– Гм, любовь!.. Вы смеетесь надо мной. Моя любовь – мечта, призрачная греза, неосуществимая, недостижимая.
Вайсман взглянул на часы:
– Ну-ка, посмотрите на экран! Видите, как постепенно далеким сиянием освещается его мрачная поверхность? Это на крыльях Эроса летит к вам любимая. Ни один человек в мире не мчался на свидание с такой немыслимой скоростью! В девятнадцать минут она преодолела расстояние в 350 миллионов километров и вот-вот вторгнется в лазурную сферу Земли. Взгляните на края экрана! Они тонут в голубом сиянии. Это значит, что сейчас…
Звонок прервал речь Вайсмана. Экран ярко озарился голубоватым светом и в лучах его появилась женщина, далекая звезда Камарели! Вся в белом, лучезарная, с ясной улыбкой на прекрасном лице…
Камарели вскочил с места, подбежал к экрану и, оглянувшись, горящими глазами посмотрел на Вайсмана. Тот с непроницаемым лицом протягивал ему радионаушники.
Камарели почти машинально одел их и тотчас услышал знакомый голос. Но… что это? Женщина говорила по-английски!
– Гурген Камарели! Приветствую вас! Что же вы совсем забыли меня?
– Не знаю, слух или зрение обманывают меня? – только и сумел произнести изумленный Камарели.
– Чему вы удивляетесь? – донесся до него голос Вайсмана. – Я научил ее нескольким английским фразам. Ну, а грузинскому уж вы учите ее сами; прошу прощения, но грузинским я не владею.
– Но как вы ее научили? Разве вы знаете ее язык?
Вайсман, не отвечая на этот вопрос, продолжал:
– Разрешите представить вам: Геда Нуавэ, директор Центральной обсерватории Марса.
– Геда Нуавэ! – повторил Камарели.
– Она уже многое знает о вас: я рассказал ей все, что знал, остальное досказывайте сами, – заметил Вайсман.
– Геда Нуавэ! – опять повторил Камарели, словно наслаждаясь звучанием загадочного имени.
– Разрешите и мне представиться вам, – и Вайсман снял очки. – Вот и исчезла маска, так тяготившая вас, – усмехнувшись, добавил он.
Перед Камарели предстал совершенно другой человек. В нем было что-то и от прежнего Вайсмана, но что-то одновременно резко изменило его лицо. Камарели вдруг понял: глаза! Да, глаза меняли его. Они сияли, горели необыкновенным огнем, они напоминали что-то очень знакомое… Словно он когда-то, где-то видел эти глазка… Камарели взглянул на Геду Нуавэ. Неужели?.. Да, да, с экрана на него смотрели такие же необычайные, странно лучистые глаза! Камарели еще раз взглянул на Вайсмана, и потом – на марсианку. Нет никаких сомнений! Вайсман пришел оттуда, откуда глядела на него Геда Нуавэ!..
Мысли стаей вспугнутых птиц закружились в голове. Надежда, радость, восторг волной захлестнули его и умчали в неведомые дали мечты. Фантазия становилась реальностью, сновидение – явью… Лицо Камарели пылало, в ушах шумел эфир – или это кровь бушует и бьется, как морской прибой?.. И вдруг опять зазвучал голос, мелодичный, грудной голос Геды. Камарели никогда в жизни не слышал такую красивую английскую речь, никогда еще не пели так мягко, звонко и нежно тяжелые английские слова.
– Вайсман ушел вместе с черными очками, – говорила Геда. – Рядом с вами Ленгор Каро, марсианский инженер, организатор первой Обрайн-экспедиции.
– Ленгор Каро! – повторил Камарели, оборачиваясь к Вайсману.
Вайсман почтительно склонил голову, как это обычно принято при первом знакомстве.
– Теперь разрешите вас оставить, – с улыбкой сказал он. – Беседуйте без меня. – Вайсман подошел к столу, выдвинул ящик, вынул из него толстую синюю тетрадь. – Вы, безусловно, хотите получить объяснение всего происходящего. Вот мой дневник, – он указал на тетрадь. – Прочтите его – и с тайны упадет последний покров.
Когда Вайсман покинул лабораторию, Камарели снова обернулся к экрану. Оттуда ему улыбалась Геда Нуавэ.
– По-вашему было 11 сентября, – услышал он.
– Да, помню.
– Теперь вы хорошо себя чувствуете?
– Хорошо, спасибо.
– Вас спасла диванная подушка, не то вы бы сильно ушибли голову. Я тогда очень испугалась. – Она вдруг смущенно потупила взгляд.
Камарели еще ближе подошел к экрану.
– Скажите мне, хотя бы в двух словах, с какой целью Каро был послан на Землю? – голос Камарели звучал умоляюще.
– Вы узнаете это из его дневника.
– Не со злым умыслом пришел он к нам?
– Прочтите его дневник.
– Ну, хорошо, скажите хоть, вернется ли Каро на Марс?
– Вернется.
– Когда? После 25 ноября 1933 года?
– Прочтите его дневник, и вы узнаете, что думают обо всем этом санорийцы.
– А кто такие санорийцы? – вопросам Камарели, каталось, не будет конца.
– Марсиане, обитатели Марса.
– Санор – это Марс?
– Да.
– А что такое Обра?
– Ваша планета, Земля.
– А обран?
– Обран – люди Земли.
Молчание.
– Кто вам Каро? – внезапно спросил Камарели.
– Я не понимаю вашего вопроса…
– Каро ваш брат, друг, коллега, – кто он вам?
– Прочтите дневник, – снова сказала Геда и улыбнулась.
Камарели тоже улыбнулся, глядя на нее счастливыми глазами.
– А кто я вам? – спросила в свою очередь Геда.
Ему хотелось сказать ей что-то очень значительное, важное, что-то такое, что сразу бы раскрыло перед ней его чувства, Он просто не понимал, как вмешало его сердце столько счастья. Но, казалось, он вдруг забыл все слова на свете.
– Геда Нуавэ!.. – только и смог произнести он.
– Гурген Камарели! – медленно, чуть нараспев, отвечала Геда.
– Геда! – шептал Камарели.
– Камарели!.. Что такое Камарели? – вдруг спросила
– Фамилия.
– А что она значит?
– Ничего. А Нуавэ?
– По-вашему это – «девятиокая».
– Почему вас так называют?
– Прочтите дневник Каро, – последовал все тот же ответ.
Камарели хотелось сейчас же, не откладывая, прочесть этот таинственный дневник, но он никак не мог оторваться от экрана.
– Вы знаете, почему я потерял сознание тогда, 11 сентября? – спросил Камарели, и сердце его дрогнуло – столь многого ждал он от ее ответа.
– Знаю. – Геда с нежностью смотрела на него.
Казалось, их разделяет лишь это вот стекло, толщиной в десять сантиметров. Так ясно Камарели видел каждую черточку ее лица, так близко от него были эти яркие полные губы, эти полыхающие огнем глаза, тонкие брови и белый высокий лоб с пышными, темными с позолотой волосами. Трепетали ее черные ресницы, бились тонкие голубые жилки на висках… Камарели даже слышал ее дыхание.
Это было непостижимо – женщина, отдаленная от него миллионами километров, стояла сейчас так близко от него, что, казалось, протяни руку – и коснешься ее одежды, ее нежной белой кожи… Но ты ведь знаешь, хорошо знаешь, что ощутишь кончиками пальцев лишь холодную поверхность экрана.
Это было какое-то фантастическое свидание.
– Я люблю тебя, Геда! – неожиданно для самого себя произнес Камарели.
– Я люблю… тебя!.. – донеслось до него из эфира три самых великих слова, какие только создал человек. Внутренним взором увидел он бездну, разделяющую две планеты, но простор этот уже не поражал его, как обычно, – три слова вечной молодости, одинаково прекрасные на всех языках, одинаково сильные в устах юноши и в устах зрелого мужа, победили вечное безмолвие.
Глава восьмая
ГЕДА НУАВЭ
(Дневник Каро)
Дорогой Гурген! До того, как Вы начнете читать эту тетрадь, я хочу Вам кое-что объяснить. Конечно, я и не предполагал, что содержание ее станет кому-то известно, но поскольку познакомить Вас с дневником оказалось необходимым, я перевел его на английский язык.
Кое-что пришлось мне выпустить, кое-что, наоборот, описать более подробно, снабдив необходимыми объяснениями и комментариями. К сожалению, я все же не вполне достиг цели: недостаточное знание языка порой ограничивало меня, и в моем дневнике, по-видимому, осталось еще немало туманных мест. Но, думаю, сплетение событий, которые привели меня в Вашу страну, будет Вам ясно и понятно. К. R.
P. S. Дневник датирован по марсианскому летосчислению. Но с момента моего переселения, на Землю я изменил летосчисление на земное. В некоторых случаях, когда это требовалось, марсианское и земное летосчисление приведены в соответствие. К. R.
СД-17-9
Сегодня я снова встретился с ней. Потом читал очень древнюю книгу. Удивительно, как велика разница между старым и новым, и в то же время, как сохранились в нас некоторые черты старого.
Подожду еще. Где-то, пока неясно, мерцает свет…
Да, я подожду еще. Время даст мне ответ.
17–11
Встреча была как будто бы обычной, но наша беседа приобрела новый оттенок.
– Ты заметил, как прекрасна сегодня Обра? – спросила она меня, и радость звучала в ее голосе.
– Да, Обра приближается к нам.
– А я еще не совсем к этому готова.
– Чего же тебе не хватает? Ведь твой рефрактор действует отлично!
– Да, но я жду твоей помощи.
– Моей помощи? – удивился я.
– Твоей помощи. Сколько раз ты был на Эдоне?
– Трудно и сосчитать!
– А на Гуанэ? Эдон и Гуана – звезды, по-вашему – Фобос и Деймос. (Каро)
– Тоже много раз.
– И каждый раз ты убеждался, что воздуха там нет?!
– К сожалению…
– Наоборот, к счастью.
– Я не понимаю тебя.
– Воздух мешает работе рефрактора.
Да, она была права: чем ближе небесное тело к телескопу, тем больше сказывается на нем отрицательное воздействие атмосферы. Если же удастся поместить телескоп на звезду, лишенную атмосферы, то изучать приближающуюся Обру будет намного легче.
– Да, ты права, – ответил я. – Но как ты собираешься оборудовать обсерваторию на безвоздушном небесном теле? Ведь с телескопом должен быть живой человек?
– С телескопом будем мы, – решительно произнесла она. – Конечно, если ты на это согласишься.
– Неужели и мои два глаза понадобились Нуавэ? Нуавэ – девятиокая. Так назвали ее потому, что она сконструировала необыкновенно чувствительный телескоп, снабженный девятью линзами. Благодаря различным комбинациям линз, телескоп приобрел функции и рефрактора и рефлектора. (К.) Телескоп Нуавэ – прообраз телескопа системы Максутова, сочетающего в себе положительные стороны как рефлектора, так и рефрактора.
– Одиннадцать больше девяти, – улыбнулась она.
– Но как ты все-таки оборудуешь станцию на Гуане?
– Станцию мы соберем здесь, а потом уже перенесем на Гуану.
– Почему же на Гуану, а не на Эдон?
– Эдон, правда, ближе, но чрезмерно большая скорость его движения затруднит работу телескопа. Ведь Эдон в сутки совершает три оборота вокруг нашей планеты, а Гуана движется сравнительно медленно: период ее обращения равен тридцати часам.
– Так как же ты думаешь сооружать эту станцию? – повторил я свой вопрос.
– О, я уже давно обдумала один план, только вот не знаю, одобришь ли ты его.
– А ну-ка, расскажи!
– Боюсь, ты мне откажешь…
Геда смотрела на меня с мольбой, и я уже знал, что не в силах буду ей отказать, что бы она ни попросила.
– Я готов исполнить любую твою просьбу, если только это в моих силах.
– Станция должна быть сооружена на твоем рауните. Раунит – космическая ракета. (К.)
Я не стал долго раздумывать. План Нуавэ был прост и в то же время очень рационален.
– Согласен, – коротко ответил я. Она просияла. – С завтрашнего дня приступаю к необходимым приготовлениям.
Геда ушла счастливая, радостная.
И у меня было светло на душе оттого, что я смог ее порадовать.
17–25
Раунит превратился в маленькую обсерваторию. Нуавэ уверена, что первая движущаяся обсерватория откроет новый этап в изучении Вселенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15