Так почему же с тупым упорством продолжает цепляться за него, лишая себя возможность наладить другие, более реальные отношения с мужчиной? Почему даже теперь ей не дано видеть Джорджа таким, каков он есть на самом деле?
Если она не смогла возненавидеть его ради своей пользы, то должна сделать это хотя бы из-за Оливии, из-за того «наследства», которое он оставил обожаемой ею дочери… Но он также дал этому ребенку жизнь. Как часто все эти годы, глядя на дочь, Маргарет мысленно видела перед собой ее отца.
Она попыталась собраться с мыслями и рассуждать здраво, но оказалась слишком взволнована и растеряна для этого. Сердце билось быстро, голова кружилась, нервы были натянуты до предела.
А что было бы, если бы Джордж не заметил их или не догадался, что Оливия — его дочь? Что произошло бы, если бы они так и не узнали о грозящей опасности?
Маргарет содрогнулась. Ей следует быть благодарной судьбе за вмешательство случая, а не жалеть малодушно о былом неведении.
Нужно позвонить Генри и попросить еще несколько дней отпуска. У нее накопилось много неиспользованных выходных, к тому же сейчас каникулы и почти нет работы… А потом следует позаботиться о жилье в Рединге и заказать номер в знакомой маленькой гостинице… Не стоит звонить и предупреждать Оливию о своем приезде. Это только зря растревожит ее.
В то время как разум расправлялся с мелкими житейскими заботами, сердце билось по-прежнему слишком быстро, и пульс продолжал угрожающе учащаться.
Интересно, уехал ли Джордж из города? Она надеялась, что да. Вряд ли она способна вынести дальнейшее общение с бывшим мужем. И не только из-за его откровений.
Маргарет ненавидела себя за слабость, обнаружившуюся в ней, когда он уходил, когда ей показалось, что она заметила в глазах Джорджа странный блеск — и непоследовательно обвинила в этом его. Обвинила в том, что он по-прежнему имеет власть над ней, по-прежнему способен вызывать в ней сострадание, стремление защитить, облегчить его боль.
Какая нелепая мысль — облегчить его боль! Маргарет зажмурилась в немом отчаянии и затрясла головой. Что с ней происходит? Почему она не испытывает того, что испытывала бы любая нормальная женщина на ее месте? Почему не чувствует к нему ненависти, отвращения? Если не за то, что он сделал с ней, так, по крайней мере, за то, что сделал Оливии.
* * *
Когда все приготовления были закончены и уже не оставалось причин откладывать отъезд в Рединг, Маргарет вдруг поняла, что намеренно пытается оттянуть момент, когда придется сесть рядом с Оливией и выложить ей то, что она узнала.
И, что было еще хуже, в глубине души она чувствовала, что отдала бы все на свете, лишь бы во время этого разговора рядом был кто-то, на кого можно положиться, кто поддержал бы не только ее, но и Оливию. И не просто кто-то, с тоской призналась себе Маргарет, а только один человек, единственный, кто способен облегчить боль и ей, и Оливии, — Джордж. Ее возлюбленный. Отец ее дочери…
Он предложил вместе поговорить с Оливией. Однако Маргарет отвергла предложение, слишком гордая, чтобы признать, что нуждается в его поддержке.
Но в гордости ли дело? Или в боязни быть чем-то обязанной ему, в боязни повторить ошибки прошлого, в котором… Что? В котором она любила его?
Маргарет печально усмехнулась. А переставала ли она когда-либо любить его?
Все с той же печальной усмешкой Маргарет наконец забралась в машину, завела мотор и выехала на шоссе.
5
Она приехала в университетский городок после ланча и сразу же направилась в гостиницу. Как ни странно, дежурный администратор узнал Маргарет по прежним коротким наездам к Рединг и с теплой улыбкой приветствовал ее.
Это была семейная гостиница за пределами города, перестроенная из большого, когда-то частного дома. Тяжеловесность и уродливость викторианского строения скрашивал дикий виноград, увивающий все стены.
Окна комнаты Маргарет выходили в сад, где уже во всю расцветали пионы и ирисы. Она чувствовала себя опустошенной и слегка растерянной. В ванной Маргарет подставила руки под струю холодной воды, надеясь с помощью нехитрой процедуры успокоить нервы. Но это не помогло — она только замерзла.
Маргарет понятия не имела, где сейчас может быть Оливия — то ли на лекциях, то ли в доме, который делила еще с одной девушкой и двумя юношами. Она прикусила верхнюю губу и тут же нахмурилась, осознав, что часто, должно быть, намеренно причиняет себе физическую боль, когда испытывает душевное смятение.
Наверное, лучше сразу поехать к Оливии домой…
* * *
Коттедж с крытым крыльцом, в котором жили четверо студентов, был слишком мал. Но, как призналась Оливия матери, они решили его купить, а не снимать. Это выгодное вложение, объяснила дочь, которое окупится по окончании университета — домик можно будет продать или сдать другим студентам.
Маргарет поразила практичность дочери. Новое поколение очень отличалось от ее собственного и было так искушено в финансовых делах, как и не снилось ровесникам Маргарет. Деньги на выплату ссуды Оливия зарабатывала во время каникул. Матери оставалось лишь удивленно хлопать глазами и испытывать уважение к дочери за подобную предприимчивость, хотя ее и беспокоило, что дополнительная нагрузка может помешать занятиям.
Один из юношей, живущих в доме, открыл Маргарет дверь и сказал, что у Оливии, насколько ему известно, лекций сегодня нет.
— Но она, кажется, собиралась немного поработать в университетской библиотеке. Обещала вернуться к чаю. — Он скорчил потешную гримасу и добавил: — Сегодня моя очередь готовить. Может быть, хотите подождать ее здесь?
— Нет. Я зайду позже, — сказала Маргарет.
Юноша нахмурившись смотрел, как она возвращается к машине, и явно гадая, что же могло случиться. Он видел ее лишь однажды, и тогда его поразила молодость Маргарет. А потом, когда Оливия, ничего не утаивая, рассказала о своей жизни, его преисполнило восхищение этой женщиной.
Может быть, думал он, стоило настоять на том, чтобы Маргарет осталась, предложить ей чаю. Она показалась ему очень бледной…
У Маргарет была уйма времени, и она не знала, чем его занять. Повинуясь импульсу, она выехала за город, свернула на едва приметную боковую дорогу, остановила машину и, выбрав одну из многочисленных тропинок, пошла по ней.
Тропинка привела Маргарет на уединенную, тихую, залитую солнцем поляну, и природа со всех сторон обступила ее, лишний раз напоминая, что именно она — та истинная сила, которая управляет людьми. Человек не в состоянии по-настоящему подчинить ее своим нуждам, он может лишь на время приручить ее, воспользоваться ее мощью, но никогда не будет полностью контролировать ее. Именно природа привела Маргарет сюда, именно природа ответственна за те известия, которые ей предстоит обрушить на Оливию.
Что почувствовал Джордж, когда впервые узнал о страшном диагнозе?
Что почувствовала мать, когда услышала об этом? Его мать. Джордж как-то упоминал, что его отношения с матерью были далеко не безоблачными; она никогда не допускала большой близости между ними, в чем сын порой нуждался. Она была очень замкнутой особой. И, немного повзрослев, Джордж часто спрашивал себя, не обусловлена ли такая отчужденность тем, что его мать развелась с отцом.
Она больше не вышла замуж. То ли потому, что не переставала любить бывшего мужа, как некогда хотелось верить Маргарет; то ли, как она подозревала теперь, из боязни родить еще одного ребенка… сына.
А отец Джорджа? Он оставил жену и ребенка, когда тот был еще очень мал. По словам Джорджа, отец эмигрировал в Штаты, где следы его затерялись.
С проницательностью любящей женщины Маргарет догадывалась, какую боль причинил его уход Джорджу. И как-то раз, в пору их короткого брака, она осторожно предположила, что теперь, когда Джордж уже взрослый, может быть, настало время рассеять тени прошлого и попытаться разыскать отца.
У самой Маргарет тогда в голове не укладывалось, что родители могут отвернуться от своего чада. И в глубине души она была уверена, что отец Джорджа будет рад инициативе взрослого сына. Она наивно полагала, что именно сложности в отношениях с женой послужили причиной его отказа от ребенка.
Маргарет так и не узнала, прислушался ли Джордж к ее мягким уговорам и попытался ли разыскать отца. Несколько недель спустя после этого разговора он заявил, что между ними все кончено, что он хочет подать на развод…
Птица в отдалении поднялась с ветки дерева и принялась кружить у нее над головой, тонко и пронзительно крича. Это окончательно лишило Маргарет самообладания, перед глазами все расплылось от слез, к горлу подступил комок. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой — даже когда узнала, что больше не нужна Джорджу, даже когда поняла, что беременна.
Увы, не существует легкого способа выполнить стоящую перед ней задачу!
Маргарет взглянула на часы. Пора возвращаться.
Она приехала как раз вовремя. Оливия была уже дома и открыла дверь прежде, чем Маргарет успела выйти из машины. С нахмуренным лицом подбежав к ней, дочь спросила:
— В чем дело, ма? Что случилось? — И попыталась пошутить: — Ограбили кассу организационного комитета?
Заметив, как напряжено лицо матери, Оливия резко остановилась. И сердце Маргарет перевернулось в груди, когда, схватив ее за руку, дочь тихо спросила:
— Ты получила какие-то известия о нем, да? О моем отце? Что-нибудь произошло? Он…
Маргарет гадала: заметно ли по ней, насколько она потрясена внезапной прозорливостью дочери?
— Нет… Нет, у Джорджа все в порядке, — поспешила заверить она Оливию. — Я… я считаю, нам лучше поехать ко мне в гостиницу, Олли. Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Тогда поехали, — спокойно сказала девушка. — И думаю, ма, за руль лучше сесть мне.
В полном молчании они добрались до гостиницы и с мрачно-серьезными лицами поднялись наверх.
В комнате Маргарет Оливия подошла к ней и хрипловато спросила:
— Наверное, случилось что-то серьезное, ма? Я никогда не видела тебя в таком состоянии. Ты похожа на… — Она замолчала и перевела дыхание, прежде чем продолжить: — Если это не касается его… моего отца, то что же тогда?.. — Снова сделав паузу, Оливия попыталась объяснить: — Вряд ли ты приехала бы, чтобы сообщить мне, что беременна или что-нибудь в этом роде…
Маргарет только покачала головой, слишком подавленная, чтобы отреагировать на шутку.
— Давай сядем, Олли, — для начала предложила она.
Настолько быстро и настолько подробно, насколько смогла, она пересказала дочери то, что услышала от Джорджа, опустив лишь его предположение о целесообразности стерилизации. Вместо этого Маргарет заметила:
— Я понимаю, насколько тяжело тебе это услышать, но ты должна помнить, каких успехов достигла современная медицина, и понимать: только то, что у тебя поврежден один из генов, не означает, что ты не можешь иметь детей.
— Да, я всего лишь не смогу иметь мальчиков, — бесцветным голосом проговорила Оливия.
В течение нескольких мгновений обе хранили молчание, а затем Оливия сдавленно произнесла:
— Чего я не могу понять, так это почему он не рассказал тебе все раньше. Почему…
Маргарет покачала головой.
— Он уверяет, что тогда еще не знал, что болен.
— А откуда ему стало известно обо мне? Как он оказался в Эверсли?..
Казалось, Оливию больше интересует отец, чем возможные последствия его признания. Сбитая этим с толку и боясь, что подобная реакция вызвана нежеланием дочери посмотреть правде в лицо, Маргарет быстро объяснила, как все произошло.
— Хочешь сказать, что это был он в ресторане тем вечером?.. Ну, тот человек, на которого я обратила твое внимание?
— Да, тот «настоящий мужчина», — мрачно подтвердила Маргарет. — Но я решила, что он не заметил нас или не узнал меня.
— И ты бы ничего не сказала мне! И словом бы не обмолвилась, не узнай о его болезни!
Уловив осуждение в голосе дочери, Маргарет почувствовала, как ее сердце сжалось от боли.
— Прости меня, милая. Я была очень потрясена и растеряна. Я…
— Ты не хотела, чтобы он отверг меня так же, как когда-то отверг тебя, — сказала Оливия уже мягче. — Я понимаю, это не со зла, ма. Ты ведь у меня очень добрая… честная и деликатная…
— Олли, тебе придется сделать кое-какие анализы… Мы должны все это обсудить, — тихо, но настойчиво произнесла Маргарет, желая напомнить дочери, зачем она приехала сюда.
— Все в порядке, ма. Я не собираюсь избегать обследования и делать вид, что ничего не случилось. Да, конечно, я потрясена, но знать правду намного, намного лучше. Мне просто нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к этому, вот и все. Не беспокойся, я не собираюсь притворяться, что все по-прежнему… хоронить это в глубине души. Просто… просто…
— Просто ты в шоке, — хрипло закончила за нее Маргарет. — Я тебя понимаю, дорогая…
— А он… мой отец… он просто сообщил тебе это, и все? Он не сказал, что…
— Джордж хотел сам поговорить с тобой, — призналась Маргарет. — Он… Думаю, он был страшно подавлен, выяснив, что у него есть дочь. Он сказал мне, что позаботился о том, чтобы не иметь больше детей…
— Он заявил, что ничего не знал о своем заболевании, когда вы поженились. Ты ему веришь?
Маргарет пожала плечами.
— Наверное, я была слишком потрясена, чтобы раздумывать об этом… Когда он потребовал ответить, его ли ты ребенок, первой моей мыслью было…
— Что он собирается украсть меня? — поддразнила ее Оливия, наконец обнаруживая свою прирожденную жизнерадостность. — Думаю, я великовата для того, чтобы вырывать меня друг у друга из рук, ма! Он женат?
Маргарет нахмурилась. Интерес Оливии к отцу, хотя и естественный, вызывал у нее все большую тревогу.
— Нет, не женат. Я взяла еще несколько дней отпуска, чтобы побыть с тобой. Может быть, ты захочешь сделать где-нибудь анонимное обследование. Джим, конечно, мог бы провести его, но…
— Я не собираюсь ничего скрывать — ни от себя, ни от кого-либо другого. К тому же мой случай имеет прямое отношение к исследованиям доктора Перкинса. Надо быть полной дурой, чтобы отказаться от услуг признанного специалиста в этой области. Договорись, пожалуйста, чтобы он приурочил анализы к следующему моему приезду домой на каникулы… А отец… Он все еще в городе?
— Понятия не имею. — И Маргарет поежилась как от внезапного озноба.
Оливия нахмурилась и пристально посмотрела на мать.
— Прости, ма! Я понимаю, для тебя это не меньший удар, чем для меня.
Если бы ты только знала! — вздохнула Маргарет. Если бы только могла представить, каково это — взваливать неподъемную ношу на плечи обожаемого ребенка! Она чувствовала себя такой виноватой, такой беспомощной и в то же время такой до смешного обиженной тем, что Оливия вновь и вновь переводит разговор на отца! Раньше всегда казалось, что дочь вполне устраивает их своеобразный заговор молчания по отношению к Джорджу. Она даже уверяла Маргарет, что не испытывает к нему ни любопытства, ни интереса, что отец никогда не был и не мог стать частью ее жизни.
— Тебе правда нет никакой необходимости оставаться здесь, — сказала Оливия, и Маргарет вздрогнула, словно ее ударили. — Я знаю, что ты чувствуешь, ма, — более мягко добавила она. — Ты хочешь защитить меня, оградить от боли, от неприятностей, но не стоит этого делать. Я должна сама во всем разобраться, сама принять решение. Не могу же я всю жизнь использовать тебя как эмоциональный костыль. Это моя проблема, а не твоя.
Маргарет снова вздрогнула и возразила:
— Олли, но ведь я твоя мать…
— Да, я знаю. Но, пожалуйста, позволь мне самостоятельно справиться со случившимся, ма. Обещаю не делать никаких глупостей. Я даже не напьюсь по такому случаю. Да, конечно, это потрясение, но пока у меня и в мыслях нет выходить замуж, рожать детей. Ну а когда придет время… что ж, я уже успею свыкнуться с этим. Я хочу детей, но не сейчас. Однако не думай, что я спрячу голову в песок. Я обязательно пройду необходимое обследование.
Она порывисто обняла Маргарет и дрожащим голосом добавила:
— Прости меня, ма. Знаю, я тебя обидела. Я этого не хотела, но твоя Олли уже не ребенок. Я понимаю, ты боишься за меня, хочешь смягчить удар. Но постарайся чуть больше верить в меня… в те ценности, которые сама мне внушала. Позволь мне самой справиться с бедой.
— Мне уехать прямо сейчас или можно остаться до утра? — спросила Маргарет, стараясь говорить шутливо, но догадываясь, что голос выдает, насколько она несчастна.
Теперь пришел черед поморщиться Оливии.
— Пожалуйста, ма! — взмолилась она, и Маргарет устыдилась своей слабости.
— Прости, милая, — сказала она, обнимая дочь. — Ты совершенно права: я слишком тебя опекаю. Ладно, я уеду, но обещай немедленно позвонить мне, если что-то потребуется.
— Я позвоню в субботу утром — только ради того, чтобы ты знала: я не совершила никакой глупости, — пообещала ей дочь и добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Если она не смогла возненавидеть его ради своей пользы, то должна сделать это хотя бы из-за Оливии, из-за того «наследства», которое он оставил обожаемой ею дочери… Но он также дал этому ребенку жизнь. Как часто все эти годы, глядя на дочь, Маргарет мысленно видела перед собой ее отца.
Она попыталась собраться с мыслями и рассуждать здраво, но оказалась слишком взволнована и растеряна для этого. Сердце билось быстро, голова кружилась, нервы были натянуты до предела.
А что было бы, если бы Джордж не заметил их или не догадался, что Оливия — его дочь? Что произошло бы, если бы они так и не узнали о грозящей опасности?
Маргарет содрогнулась. Ей следует быть благодарной судьбе за вмешательство случая, а не жалеть малодушно о былом неведении.
Нужно позвонить Генри и попросить еще несколько дней отпуска. У нее накопилось много неиспользованных выходных, к тому же сейчас каникулы и почти нет работы… А потом следует позаботиться о жилье в Рединге и заказать номер в знакомой маленькой гостинице… Не стоит звонить и предупреждать Оливию о своем приезде. Это только зря растревожит ее.
В то время как разум расправлялся с мелкими житейскими заботами, сердце билось по-прежнему слишком быстро, и пульс продолжал угрожающе учащаться.
Интересно, уехал ли Джордж из города? Она надеялась, что да. Вряд ли она способна вынести дальнейшее общение с бывшим мужем. И не только из-за его откровений.
Маргарет ненавидела себя за слабость, обнаружившуюся в ней, когда он уходил, когда ей показалось, что она заметила в глазах Джорджа странный блеск — и непоследовательно обвинила в этом его. Обвинила в том, что он по-прежнему имеет власть над ней, по-прежнему способен вызывать в ней сострадание, стремление защитить, облегчить его боль.
Какая нелепая мысль — облегчить его боль! Маргарет зажмурилась в немом отчаянии и затрясла головой. Что с ней происходит? Почему она не испытывает того, что испытывала бы любая нормальная женщина на ее месте? Почему не чувствует к нему ненависти, отвращения? Если не за то, что он сделал с ней, так, по крайней мере, за то, что сделал Оливии.
* * *
Когда все приготовления были закончены и уже не оставалось причин откладывать отъезд в Рединг, Маргарет вдруг поняла, что намеренно пытается оттянуть момент, когда придется сесть рядом с Оливией и выложить ей то, что она узнала.
И, что было еще хуже, в глубине души она чувствовала, что отдала бы все на свете, лишь бы во время этого разговора рядом был кто-то, на кого можно положиться, кто поддержал бы не только ее, но и Оливию. И не просто кто-то, с тоской призналась себе Маргарет, а только один человек, единственный, кто способен облегчить боль и ей, и Оливии, — Джордж. Ее возлюбленный. Отец ее дочери…
Он предложил вместе поговорить с Оливией. Однако Маргарет отвергла предложение, слишком гордая, чтобы признать, что нуждается в его поддержке.
Но в гордости ли дело? Или в боязни быть чем-то обязанной ему, в боязни повторить ошибки прошлого, в котором… Что? В котором она любила его?
Маргарет печально усмехнулась. А переставала ли она когда-либо любить его?
Все с той же печальной усмешкой Маргарет наконец забралась в машину, завела мотор и выехала на шоссе.
5
Она приехала в университетский городок после ланча и сразу же направилась в гостиницу. Как ни странно, дежурный администратор узнал Маргарет по прежним коротким наездам к Рединг и с теплой улыбкой приветствовал ее.
Это была семейная гостиница за пределами города, перестроенная из большого, когда-то частного дома. Тяжеловесность и уродливость викторианского строения скрашивал дикий виноград, увивающий все стены.
Окна комнаты Маргарет выходили в сад, где уже во всю расцветали пионы и ирисы. Она чувствовала себя опустошенной и слегка растерянной. В ванной Маргарет подставила руки под струю холодной воды, надеясь с помощью нехитрой процедуры успокоить нервы. Но это не помогло — она только замерзла.
Маргарет понятия не имела, где сейчас может быть Оливия — то ли на лекциях, то ли в доме, который делила еще с одной девушкой и двумя юношами. Она прикусила верхнюю губу и тут же нахмурилась, осознав, что часто, должно быть, намеренно причиняет себе физическую боль, когда испытывает душевное смятение.
Наверное, лучше сразу поехать к Оливии домой…
* * *
Коттедж с крытым крыльцом, в котором жили четверо студентов, был слишком мал. Но, как призналась Оливия матери, они решили его купить, а не снимать. Это выгодное вложение, объяснила дочь, которое окупится по окончании университета — домик можно будет продать или сдать другим студентам.
Маргарет поразила практичность дочери. Новое поколение очень отличалось от ее собственного и было так искушено в финансовых делах, как и не снилось ровесникам Маргарет. Деньги на выплату ссуды Оливия зарабатывала во время каникул. Матери оставалось лишь удивленно хлопать глазами и испытывать уважение к дочери за подобную предприимчивость, хотя ее и беспокоило, что дополнительная нагрузка может помешать занятиям.
Один из юношей, живущих в доме, открыл Маргарет дверь и сказал, что у Оливии, насколько ему известно, лекций сегодня нет.
— Но она, кажется, собиралась немного поработать в университетской библиотеке. Обещала вернуться к чаю. — Он скорчил потешную гримасу и добавил: — Сегодня моя очередь готовить. Может быть, хотите подождать ее здесь?
— Нет. Я зайду позже, — сказала Маргарет.
Юноша нахмурившись смотрел, как она возвращается к машине, и явно гадая, что же могло случиться. Он видел ее лишь однажды, и тогда его поразила молодость Маргарет. А потом, когда Оливия, ничего не утаивая, рассказала о своей жизни, его преисполнило восхищение этой женщиной.
Может быть, думал он, стоило настоять на том, чтобы Маргарет осталась, предложить ей чаю. Она показалась ему очень бледной…
У Маргарет была уйма времени, и она не знала, чем его занять. Повинуясь импульсу, она выехала за город, свернула на едва приметную боковую дорогу, остановила машину и, выбрав одну из многочисленных тропинок, пошла по ней.
Тропинка привела Маргарет на уединенную, тихую, залитую солнцем поляну, и природа со всех сторон обступила ее, лишний раз напоминая, что именно она — та истинная сила, которая управляет людьми. Человек не в состоянии по-настоящему подчинить ее своим нуждам, он может лишь на время приручить ее, воспользоваться ее мощью, но никогда не будет полностью контролировать ее. Именно природа привела Маргарет сюда, именно природа ответственна за те известия, которые ей предстоит обрушить на Оливию.
Что почувствовал Джордж, когда впервые узнал о страшном диагнозе?
Что почувствовала мать, когда услышала об этом? Его мать. Джордж как-то упоминал, что его отношения с матерью были далеко не безоблачными; она никогда не допускала большой близости между ними, в чем сын порой нуждался. Она была очень замкнутой особой. И, немного повзрослев, Джордж часто спрашивал себя, не обусловлена ли такая отчужденность тем, что его мать развелась с отцом.
Она больше не вышла замуж. То ли потому, что не переставала любить бывшего мужа, как некогда хотелось верить Маргарет; то ли, как она подозревала теперь, из боязни родить еще одного ребенка… сына.
А отец Джорджа? Он оставил жену и ребенка, когда тот был еще очень мал. По словам Джорджа, отец эмигрировал в Штаты, где следы его затерялись.
С проницательностью любящей женщины Маргарет догадывалась, какую боль причинил его уход Джорджу. И как-то раз, в пору их короткого брака, она осторожно предположила, что теперь, когда Джордж уже взрослый, может быть, настало время рассеять тени прошлого и попытаться разыскать отца.
У самой Маргарет тогда в голове не укладывалось, что родители могут отвернуться от своего чада. И в глубине души она была уверена, что отец Джорджа будет рад инициативе взрослого сына. Она наивно полагала, что именно сложности в отношениях с женой послужили причиной его отказа от ребенка.
Маргарет так и не узнала, прислушался ли Джордж к ее мягким уговорам и попытался ли разыскать отца. Несколько недель спустя после этого разговора он заявил, что между ними все кончено, что он хочет подать на развод…
Птица в отдалении поднялась с ветки дерева и принялась кружить у нее над головой, тонко и пронзительно крича. Это окончательно лишило Маргарет самообладания, перед глазами все расплылось от слез, к горлу подступил комок. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой — даже когда узнала, что больше не нужна Джорджу, даже когда поняла, что беременна.
Увы, не существует легкого способа выполнить стоящую перед ней задачу!
Маргарет взглянула на часы. Пора возвращаться.
Она приехала как раз вовремя. Оливия была уже дома и открыла дверь прежде, чем Маргарет успела выйти из машины. С нахмуренным лицом подбежав к ней, дочь спросила:
— В чем дело, ма? Что случилось? — И попыталась пошутить: — Ограбили кассу организационного комитета?
Заметив, как напряжено лицо матери, Оливия резко остановилась. И сердце Маргарет перевернулось в груди, когда, схватив ее за руку, дочь тихо спросила:
— Ты получила какие-то известия о нем, да? О моем отце? Что-нибудь произошло? Он…
Маргарет гадала: заметно ли по ней, насколько она потрясена внезапной прозорливостью дочери?
— Нет… Нет, у Джорджа все в порядке, — поспешила заверить она Оливию. — Я… я считаю, нам лучше поехать ко мне в гостиницу, Олли. Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Тогда поехали, — спокойно сказала девушка. — И думаю, ма, за руль лучше сесть мне.
В полном молчании они добрались до гостиницы и с мрачно-серьезными лицами поднялись наверх.
В комнате Маргарет Оливия подошла к ней и хрипловато спросила:
— Наверное, случилось что-то серьезное, ма? Я никогда не видела тебя в таком состоянии. Ты похожа на… — Она замолчала и перевела дыхание, прежде чем продолжить: — Если это не касается его… моего отца, то что же тогда?.. — Снова сделав паузу, Оливия попыталась объяснить: — Вряд ли ты приехала бы, чтобы сообщить мне, что беременна или что-нибудь в этом роде…
Маргарет только покачала головой, слишком подавленная, чтобы отреагировать на шутку.
— Давай сядем, Олли, — для начала предложила она.
Настолько быстро и настолько подробно, насколько смогла, она пересказала дочери то, что услышала от Джорджа, опустив лишь его предположение о целесообразности стерилизации. Вместо этого Маргарет заметила:
— Я понимаю, насколько тяжело тебе это услышать, но ты должна помнить, каких успехов достигла современная медицина, и понимать: только то, что у тебя поврежден один из генов, не означает, что ты не можешь иметь детей.
— Да, я всего лишь не смогу иметь мальчиков, — бесцветным голосом проговорила Оливия.
В течение нескольких мгновений обе хранили молчание, а затем Оливия сдавленно произнесла:
— Чего я не могу понять, так это почему он не рассказал тебе все раньше. Почему…
Маргарет покачала головой.
— Он уверяет, что тогда еще не знал, что болен.
— А откуда ему стало известно обо мне? Как он оказался в Эверсли?..
Казалось, Оливию больше интересует отец, чем возможные последствия его признания. Сбитая этим с толку и боясь, что подобная реакция вызвана нежеланием дочери посмотреть правде в лицо, Маргарет быстро объяснила, как все произошло.
— Хочешь сказать, что это был он в ресторане тем вечером?.. Ну, тот человек, на которого я обратила твое внимание?
— Да, тот «настоящий мужчина», — мрачно подтвердила Маргарет. — Но я решила, что он не заметил нас или не узнал меня.
— И ты бы ничего не сказала мне! И словом бы не обмолвилась, не узнай о его болезни!
Уловив осуждение в голосе дочери, Маргарет почувствовала, как ее сердце сжалось от боли.
— Прости меня, милая. Я была очень потрясена и растеряна. Я…
— Ты не хотела, чтобы он отверг меня так же, как когда-то отверг тебя, — сказала Оливия уже мягче. — Я понимаю, это не со зла, ма. Ты ведь у меня очень добрая… честная и деликатная…
— Олли, тебе придется сделать кое-какие анализы… Мы должны все это обсудить, — тихо, но настойчиво произнесла Маргарет, желая напомнить дочери, зачем она приехала сюда.
— Все в порядке, ма. Я не собираюсь избегать обследования и делать вид, что ничего не случилось. Да, конечно, я потрясена, но знать правду намного, намного лучше. Мне просто нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к этому, вот и все. Не беспокойся, я не собираюсь притворяться, что все по-прежнему… хоронить это в глубине души. Просто… просто…
— Просто ты в шоке, — хрипло закончила за нее Маргарет. — Я тебя понимаю, дорогая…
— А он… мой отец… он просто сообщил тебе это, и все? Он не сказал, что…
— Джордж хотел сам поговорить с тобой, — призналась Маргарет. — Он… Думаю, он был страшно подавлен, выяснив, что у него есть дочь. Он сказал мне, что позаботился о том, чтобы не иметь больше детей…
— Он заявил, что ничего не знал о своем заболевании, когда вы поженились. Ты ему веришь?
Маргарет пожала плечами.
— Наверное, я была слишком потрясена, чтобы раздумывать об этом… Когда он потребовал ответить, его ли ты ребенок, первой моей мыслью было…
— Что он собирается украсть меня? — поддразнила ее Оливия, наконец обнаруживая свою прирожденную жизнерадостность. — Думаю, я великовата для того, чтобы вырывать меня друг у друга из рук, ма! Он женат?
Маргарет нахмурилась. Интерес Оливии к отцу, хотя и естественный, вызывал у нее все большую тревогу.
— Нет, не женат. Я взяла еще несколько дней отпуска, чтобы побыть с тобой. Может быть, ты захочешь сделать где-нибудь анонимное обследование. Джим, конечно, мог бы провести его, но…
— Я не собираюсь ничего скрывать — ни от себя, ни от кого-либо другого. К тому же мой случай имеет прямое отношение к исследованиям доктора Перкинса. Надо быть полной дурой, чтобы отказаться от услуг признанного специалиста в этой области. Договорись, пожалуйста, чтобы он приурочил анализы к следующему моему приезду домой на каникулы… А отец… Он все еще в городе?
— Понятия не имею. — И Маргарет поежилась как от внезапного озноба.
Оливия нахмурилась и пристально посмотрела на мать.
— Прости, ма! Я понимаю, для тебя это не меньший удар, чем для меня.
Если бы ты только знала! — вздохнула Маргарет. Если бы только могла представить, каково это — взваливать неподъемную ношу на плечи обожаемого ребенка! Она чувствовала себя такой виноватой, такой беспомощной и в то же время такой до смешного обиженной тем, что Оливия вновь и вновь переводит разговор на отца! Раньше всегда казалось, что дочь вполне устраивает их своеобразный заговор молчания по отношению к Джорджу. Она даже уверяла Маргарет, что не испытывает к нему ни любопытства, ни интереса, что отец никогда не был и не мог стать частью ее жизни.
— Тебе правда нет никакой необходимости оставаться здесь, — сказала Оливия, и Маргарет вздрогнула, словно ее ударили. — Я знаю, что ты чувствуешь, ма, — более мягко добавила она. — Ты хочешь защитить меня, оградить от боли, от неприятностей, но не стоит этого делать. Я должна сама во всем разобраться, сама принять решение. Не могу же я всю жизнь использовать тебя как эмоциональный костыль. Это моя проблема, а не твоя.
Маргарет снова вздрогнула и возразила:
— Олли, но ведь я твоя мать…
— Да, я знаю. Но, пожалуйста, позволь мне самостоятельно справиться со случившимся, ма. Обещаю не делать никаких глупостей. Я даже не напьюсь по такому случаю. Да, конечно, это потрясение, но пока у меня и в мыслях нет выходить замуж, рожать детей. Ну а когда придет время… что ж, я уже успею свыкнуться с этим. Я хочу детей, но не сейчас. Однако не думай, что я спрячу голову в песок. Я обязательно пройду необходимое обследование.
Она порывисто обняла Маргарет и дрожащим голосом добавила:
— Прости меня, ма. Знаю, я тебя обидела. Я этого не хотела, но твоя Олли уже не ребенок. Я понимаю, ты боишься за меня, хочешь смягчить удар. Но постарайся чуть больше верить в меня… в те ценности, которые сама мне внушала. Позволь мне самой справиться с бедой.
— Мне уехать прямо сейчас или можно остаться до утра? — спросила Маргарет, стараясь говорить шутливо, но догадываясь, что голос выдает, насколько она несчастна.
Теперь пришел черед поморщиться Оливии.
— Пожалуйста, ма! — взмолилась она, и Маргарет устыдилась своей слабости.
— Прости, милая, — сказала она, обнимая дочь. — Ты совершенно права: я слишком тебя опекаю. Ладно, я уеду, но обещай немедленно позвонить мне, если что-то потребуется.
— Я позвоню в субботу утром — только ради того, чтобы ты знала: я не совершила никакой глупости, — пообещала ей дочь и добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15