Татары, что остались за пределами его государства, в основном в Крыму, все еще мечтали одолеть Москву и вернуть Золотой Орде давно утраченный престиж. Иван IV также победил литовских властителей Польши и приобретал новое оружие и опыт, как только находились те, кто был готов поделиться ими с русским царем. Историки позднейших времен писали, что он хотел завоевать побережье Прибалтики, чтобы открыть торговый путь на Запад. Более реалистично было бы сказать, что ему просто нравилось отнимать земли у соседей настолько же, насколько ему нравилось изобретать новые способы унижать своих внутренних врагов, прежде чем расправиться с ними.
Для того чтобы разделить ливонских правителей, Иван IV использовал как угрозы, так и предложения мира. Когда истек срок действия договора с Вальтером фон Плетенбергом, Иван согласился возобновить его только при условии, что ливонцы станут платить старые дани и подати. Никто из живущих тогда слыхом не слыхивал о них, и уж точно их никогда не платил Ливонский орден. Не все было столь просто с Дорпатом. Тамошний епископ и горожане всегда старались отделиться от Ливонского ордена и архиепископа Риги. В прошлом, как они признали, Дорпат платил Новгороду и Пскову за болотистые земли, используемые бортниками и охотниками, и они готовы платить снова, если речь пойдет о разумных суммах.
Это было все, что требовалось Ивану. Он предложил сделку. Ему достаточно будет ежегодной выплаты тысячи талеров, а также сорока тысяч талеров за прошлые годы. Так как эта огромная сумма была эквивалентна по меньшей мере стоимости десяти тысяч волов, ливонские послы попытались убедить царя уменьшить ее. В конце концов, Ивану надоела эта игра, и он устроил в посольском дворе обыск, попытавшись захватить деньги, которые, как утверждали послы, они привезли с собой. Но предвкушение удовольствия от вида ливонских сокровищ сменилось приступом ярости, когда он узнал, что ливонцы на самом деле не привезли с собой ни гроша.
Обе стороны пытались обмануть друг друга. Царь требовал выплаты дани, считая с XII века (т.е. с тех времен, когда в Ливонию еще не ступала нога крестоносцев), и к тому же с тех земель, с которых никогда не собирали дани русские князья. С другой стороны, ливонцы надеялись избежать любых платежей, ожидая, что император Священной Римской империи объявит заключенные соглашения недействительными и аннулирует их. Они также уповали на то, что король Сигизмунд Август (1548-1572) готов прийти на помощи Ливонии. Иван Грозный решил нанести превентивный удар и оккупировать Ливонию, пока польский король занят на юге.
В конце 1557 года царь приказал своим солдатам и ополчению собраться для долгого и опасного зимнего похода к побережью. Когда Ливонская конфедерация получила сообщения о том, что русские войска выступили из Москвы, двигаясь по снегам на северо-запад, началась мобилизация.
Эта кампания очень отличалась от той, что велась полвека назад. Ливонские города собрали шестьдесят тысяч талеров, чтобы оплатить короткую войну, но магистр Вильгельм фон Фюрстенберг отказался встретить противника в поле, как сделал Вальтер фон Плеттенберг. Репутация русских войск и артиллерии, вышедших победителями из многочисленных сражений с татарами, слишком сильно контрастировала с тем фактом, что его собственные силы не готовы к войне. Печальный опыт действий войск и офицеров в короткой гражданской войне и последующий финансовый кризис показали, что Ливония катастрофически не готова к серьезной войне. Нежелание магистра искать решительной битвы определило невозможность короткой войны.
Численность немецких войск была достаточной для сражения, если бы их собрали вместе и повели сражаться, но оборонительная стратегия вынудила рассеять их. В результате русские войска превосходили их везде, где русские решали атаковать. Знать, из которой состояли основные силы кавалерии, не жаждала открытого боя, в котором она потеряла бы многих своих представителей, чьи семьи и земли остались бы без защиты. Ополчение не умело сражаться в открытом поле. Наемники хотели оставаться в живых, чтобы потратить свои заработки. Никто не хотел вооружать крестьян. Короче говоря, не было воли к сражению, и Фюрстенберг не мог заставить членов Конфедерации служить против их желания. Было решено защищать укрепленные города и замки, использовать небольшие отряды, чтобы сеять панику среди врагов, и надеяться, что система снабжения русской армии даст сбой во время плохой погоды и заставит царя отступить. В начале 1558 года войска Ивана IV вступили на земли Дорпата, не встречая сопротивления и грабя все на своем пути, затем собрались перед Нарвой и начали осаду. Татарские отряды предотвратили попытку прийти на помощь городу, и 12 мая русская артиллерия начала обстрел. Укрепления были хорошо построены и продержались бы долго, если бы не случайный пожар. Вскоре весь город горел. Пока горожане сгоняли своих жен и детей в цитадель, русские начали штурмовать стены. После того как город был разграблен и страсти улеглись, военачальник Ивана IV принял капитуляцию в обмен на беспрепятственный пропуск гарнизона и жителей, укрывшихся в цитадели. Таким образом, Иван захватил ключ к Эстонии и торговле по реке Нарове с Псковом и Дорпатом. Иван мог бы удовлетвориться этим, так как ливонцы были согласны на любые условия, кроме полной капитуляции, но аппетиты русского царя лишь разгорелись.
Магистр Вильгельм собрал совещание своих кастелянов и протекторов, чтобы обсудить ситуацию. Решение, принятое в итоге встречи, вряд ли можно назвать мужественным. Царю были посланы сорок тысяч талеров требуемой им ранее дани. Иван проявил большую силу духа: он отослал их назад, а затем начал поход на Дорпат.
Теперь ливонцы стали готовиться к войне всерьез, но было слишком поздно. В июне 1558 года землевладельцы Конфедерации встретились в Дорпате, чтобы обсудить свои дальнейшие шаги. Они послали в Данию за помощью, хотя король Христиан уже заявил, что не даст войск, они приказали Ревелю блокировать суда, идущие в Нарву торговать, они просили шведов о займе в двести тысяч талеров и о наемниках. Несмотря на отчаяние, они отвергли требования польского короля отдать ему Ригу в обмен на помощь. В июле, однако, Дорпат сдался русским после непродолжительной осады. Так как надежды ливонцев на то, что этот город продержится длительное время, не оправдались, дух сопротивления повсюду стал падать. Делегаты Конфедерации писали в Польшу и приняли условия короля, в обмен на которые он обещал военную помощь. В то же время ливонские рыцари предложили Готтхарду Кеттлеру, кастеляну Феллина, «разделить» обязанности Фюрстенберга.
Кеттлер был приверженцем протестантских идей. Вначале он был убежденным католиком, как и все вступавшие в орден. Потом он несколько лет служил в Германии, где увидел возможности реформирования военного ордена, которые очень хотел использовать. По возвращении в Ливонию он примкнул к фракции, желавшей пойти по стопам Пруссии: секуляризировать орден и разделить его владения между рыцарями, сделав их землевладельцами. Его фракция находилась в меньшинстве, и Вильгельму фон Фюрстенбергу удалось временно подавить их, но теперь она возродилась, увеличив свою численность после того, как политика магистра потерпела поражение. Когда стало очевидно, что Ливонский орден не может эффективно выполнять свою военную роль, вновь поднялись голоса, требующие реформ. Реформы начал проводить Готтхард Кеттлер, единственный из кастелянов, сумевший добиться хотя бы небольших побед над русской конницей, грабившей окрестные земли. Его отвага и инициатива на поле боя были равными его самообладанию, готовности работать по старым правилам в рамках ордена, пока не удастся достичь консенсуса.
Большинство ливонцев уже и не надеялись защитить себя сами. И знатные люди, и кастеляны были парализованы жестоким насилием, совершаемым над их беззащитными подданными. Горожан напугало поведение Ганзейской Лиги, которая не только не прислала помощь, но еще и воспользовалась трудностями Ревеля: корабли Лиги прошли мимо порта для торговли с Русью вместо того, чтобы разгрузиться. Духовенство распродавало свои епископаты немецким и скандинавским династиям, надеясь с выгодой для себя выйти из трудностей страны. Тогдашняя политика ордена была не лучше. Кастелян Везенберга продемонстрировал, что ему лучше удается охотиться за женщинами, чем отгонять русские отряды. Он бросил сильнейшую и полную припасов крепость в Эстонии и бежал в Ревель. То, что замок не попал в руки русских, было полностью заслугой одного инициативного молодого воина, который занял замок с помощью нескольких своих соратников. Кастелян Ревеля призвал датского короля войти во владение провинцией. Лишь только потому, что король Христиан неожиданно скончался, Эстония не стала вновь провинцией Дании. Когда датское войско так и не прибыло, жители Ревеля решили, что им придется самим защищать себя, и принялись за работу, строя новые укрепления, способные выстоять против мощной осадной артиллерии неприятеля. Старые стены не выдержали бы серьезного обстрела, но Иван дал время горожанам подготовиться. Исчерпав припасы и людей, царь оставил гарнизоны в Нарве и Дорпате, а затем вернулся с войском на Русь, уводя с собой множество пленных и вывозя невероятное количество награбленного добра. Диоцез Дорпата уже никогда не оправился от этого нашествия. Последний его епископ умер в русском плену, и на его место так никто и не был поставлен.
Русское войско возобновило свое наступление в январе 1559 года, на этот раз нанеся удар по направлению от Дорпата через холмы центральной Ливонии к Риге, а затем мимо этого хорошо укрепленного города в Земгаллию и Курляндию. Там русские начали захватывать плохо подготовленные к обороне крепости одну за другой. Татары подтвердили свою репутацию жестоких воинов, но не меньше страха вызывали и русские войска, которые победили в свое время татар и заставили их служить русскому царю.
Когда читаешь летописи тех времен, можно засомневаться, что русские в те годы, как и позже, были столь ужасны, как их запечатлела народная память. Несомненно, жестокости войны казались тем страшнее, потому что Ливония давно уже пребывала в относительном мире. Но в тот раз Иван всерьез, хотя и не очень успешно, пытался завоевать расположение немецких землевладельцев и местных крестьян. Ситуация изменилась позднее, когда периодические приступы безумия у царя стали совпадать с тем, что он возвышал честолюбивых и перепуганных фаворитов, знавших, что Иван не простит им ни малейшего провала. «Секретная полиция» Ивана использовала террор против врагов царя как на Руси, так и за рубежом.
Впрочем, жизни и имуществу ливонцев угрожали не только русские. Страну заполонили наемники, не получавшие платы, и преступники всех мастей. Вскоре ливонцы научились защищаться от любых солдат - в лесах появились укрытия, куда при малейшей опасности уводили женщин и детей, а мужчины защищали любое укрепленное поместье или церковь до последнего. Особенно приходилось беречься от мародеров, ибо они были еще хуже, чем отряды организованных армий. В будущем, когда в любой армии, действующей в Ливонии, будут собираться подонки со всей Европы, люди научатся избегать грабежей или переживать их. А грабили и подвергали насилию местное население немцы, литовцы, поляки, шведы, датчане, англичане, шотландцы и авантюристы из еще более отдаленных стран. Но даже тогда из народной памяти не сотрутся ужасы первых лет войны. Русские имели репутацию варваров. Эта репутация прекрасно действовала на пользу обеим сторонам. Русские, благодаря этому, запугивали своих врагов, ливонцы получали помощь из-за рубежа и воодушевляли всех сражаться до последнего против московитов.
Русские не были чужды человеческих чувств, на это указывает то, как тщательно они управляли покоренными землями, а также то, что они практиковали подтверждение прав землевладельцев и купцов. Не менее примечательно то, что на самом пике своего успеха, в марте 1559 года, Иван IV внезапно и совершенно неожиданно предложил мир своими врагам. Он рассчитывал на мирную капитуляцию и договоренность об условиях, на которых будет управляться Ливония.
Причиной того, что наступление русских войск остановилось, предположительно была угроза вмешательства в Ливонскую войну датчан, шведов, поляков и литовцев, но в первую очередь - вторжение крымских татар. Очевидно, царь надеялся путем переговоров сохранить свои завоевания на севере, столкнуть друг с другом государства, готовые вмешаться, удержать их от интервенции, и отправить на юг свою армию. В своих расчетах он ошибся. Северные державы действительно завидовали друг другу, но никто из монархов не желал отступаться от добычи, лежавшей перед ним, и каждый хотел загрести свою долю прежде, чем другие дотянутся до нее. Широкий жест царя стоил ему шести месяцев, за которые он мог бы оккупировать большую часть Ливонии,- времени, за которое его противники захватили плацдармы в этой стране и собрали войска для войны.
В сентябре 1559 года Ливонский орден вынудил Вильгельма фон Фюрстенберга оставить свой пост. Кеттлер, в руках которого теперь оказалась вся власть, медлил с секуляризацией ордена лишь из-за военного кризиса. Он уже подписал договор с Сигизмундом-Августом в Вильнюсе, по которому Ливония к югу от Даугавы становилась польским протекторатом. В это же время епископ Эзеля продал свои земли Магнусу Гольштейнскому, младшему брату короля Дании. Магнус вскоре оказался в Москве, проводя собственную политику, заключавшуюся в том, чтобы породниться с царской семьей и создать бессильное фиктивное государство, практически полностью зависимое от Руси. Шведы вступили в войну в июне 1561 года, когда Ревель и знать Харриена, Вирлянда и Йервена принесли феодальную клятву королю Эрику. Эра германского правления Ливонией подходила к концу, но никто не мог предвидеть, что последует за ней. Даже иностранные державы, вмешавшиеся теперь в войну, немногое могли сделать вначале, когда русское наступление в 1560 году захлестнуло страну.
В действительности, ливонские рыцари выработали эффективную стратегию борьбы с русскими войсками. Сначала они пытались бороться с отрядами, совершавшими набеги, с помощью пехоты и артиллерии, но не могли угнаться за татарской конницей. Сталкиваясь же с превосходящими силами пехоты и кавалерии, ливонцы отступали в свои крепости. Эта тактика оставляла поселения совершенно беззащитными против мародеров. Теперь же, из насущной необходимости, Кеттлер усовершенствовал способы действия своей кавалерии, которые могли уменьшить ущерб, приносимый русскими отрядами конницы. Опираясь на лучшее знание местности и возможность отступления в замки, ливонская кавалерия терроризировала врага везде где могла. Это мешало русским рассредоточивать силы, чтобы грабить и жечь деревни, а также мешало снабжению армии фуражом и провиантом и давало некоторую защиту ливонским крестьянам. Кроме того, Кеттлер убедил литовцев помочь ему в защите южных земель Ливонии, а шведов - защищать север. Сконцентрировав оставшиеся силы, Кеттлер назначил на командные посты молодых и дерзких рыцарей, вдохнув боевой дух в свою армию. К несчастью, удача была не на его стороне, о чем говорит следующий отрывок из летописи:
«Второго августа тридцать кавалеристов отправились за фуражом в местечко за семнадцать миль от лагеря. Они обнаружили пятьсот русских на другом берегу речки. Обе стороны оказались так близко, что открыли огонь. Один русский был убит, а остальные отступили через луг к основному войску. Восемнадцать немцев повернули обратно, а двенадцать остались, чтобы преследовать врага. Как только они увидели основные силы русских, они тоже повернули обратно и поехали в лагерь, но потеряли несколько человек. Первая же группа принесла весть о том, что произошло, и ландмаршал выслал триста всадников, чтобы напасть на те пятьсот русских (они не знали, что тех было больше, целых сорок тысяч). Вначале немцы атаковали вражеские пикеты и погнали тех к основным частям. Немцы погнались за ними и были окружены противником со всех сторон. Началась рубка, и большее войско одолело меньшее, многие немцы были перебиты. Те, кто оставались в лагере и не принимали участие в сражении, пустились в бегство через болота и леса, спасаясь кто как мог. Это поражение случилось… в десяти милях от Эрмса. Русских погибло так много, что потребовалось четырнадцать телег, чтобы вывезти их к поместью, где их тела сожгли. Потери немцев, убитыми и пленными, составили двести шестьдесят один человек».
Это сражение обернулось фатальным поражением. Потери были не столь велики, но погибшие рыцари были цветом Ливонского ордена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Для того чтобы разделить ливонских правителей, Иван IV использовал как угрозы, так и предложения мира. Когда истек срок действия договора с Вальтером фон Плетенбергом, Иван согласился возобновить его только при условии, что ливонцы станут платить старые дани и подати. Никто из живущих тогда слыхом не слыхивал о них, и уж точно их никогда не платил Ливонский орден. Не все было столь просто с Дорпатом. Тамошний епископ и горожане всегда старались отделиться от Ливонского ордена и архиепископа Риги. В прошлом, как они признали, Дорпат платил Новгороду и Пскову за болотистые земли, используемые бортниками и охотниками, и они готовы платить снова, если речь пойдет о разумных суммах.
Это было все, что требовалось Ивану. Он предложил сделку. Ему достаточно будет ежегодной выплаты тысячи талеров, а также сорока тысяч талеров за прошлые годы. Так как эта огромная сумма была эквивалентна по меньшей мере стоимости десяти тысяч волов, ливонские послы попытались убедить царя уменьшить ее. В конце концов, Ивану надоела эта игра, и он устроил в посольском дворе обыск, попытавшись захватить деньги, которые, как утверждали послы, они привезли с собой. Но предвкушение удовольствия от вида ливонских сокровищ сменилось приступом ярости, когда он узнал, что ливонцы на самом деле не привезли с собой ни гроша.
Обе стороны пытались обмануть друг друга. Царь требовал выплаты дани, считая с XII века (т.е. с тех времен, когда в Ливонию еще не ступала нога крестоносцев), и к тому же с тех земель, с которых никогда не собирали дани русские князья. С другой стороны, ливонцы надеялись избежать любых платежей, ожидая, что император Священной Римской империи объявит заключенные соглашения недействительными и аннулирует их. Они также уповали на то, что король Сигизмунд Август (1548-1572) готов прийти на помощи Ливонии. Иван Грозный решил нанести превентивный удар и оккупировать Ливонию, пока польский король занят на юге.
В конце 1557 года царь приказал своим солдатам и ополчению собраться для долгого и опасного зимнего похода к побережью. Когда Ливонская конфедерация получила сообщения о том, что русские войска выступили из Москвы, двигаясь по снегам на северо-запад, началась мобилизация.
Эта кампания очень отличалась от той, что велась полвека назад. Ливонские города собрали шестьдесят тысяч талеров, чтобы оплатить короткую войну, но магистр Вильгельм фон Фюрстенберг отказался встретить противника в поле, как сделал Вальтер фон Плеттенберг. Репутация русских войск и артиллерии, вышедших победителями из многочисленных сражений с татарами, слишком сильно контрастировала с тем фактом, что его собственные силы не готовы к войне. Печальный опыт действий войск и офицеров в короткой гражданской войне и последующий финансовый кризис показали, что Ливония катастрофически не готова к серьезной войне. Нежелание магистра искать решительной битвы определило невозможность короткой войны.
Численность немецких войск была достаточной для сражения, если бы их собрали вместе и повели сражаться, но оборонительная стратегия вынудила рассеять их. В результате русские войска превосходили их везде, где русские решали атаковать. Знать, из которой состояли основные силы кавалерии, не жаждала открытого боя, в котором она потеряла бы многих своих представителей, чьи семьи и земли остались бы без защиты. Ополчение не умело сражаться в открытом поле. Наемники хотели оставаться в живых, чтобы потратить свои заработки. Никто не хотел вооружать крестьян. Короче говоря, не было воли к сражению, и Фюрстенберг не мог заставить членов Конфедерации служить против их желания. Было решено защищать укрепленные города и замки, использовать небольшие отряды, чтобы сеять панику среди врагов, и надеяться, что система снабжения русской армии даст сбой во время плохой погоды и заставит царя отступить. В начале 1558 года войска Ивана IV вступили на земли Дорпата, не встречая сопротивления и грабя все на своем пути, затем собрались перед Нарвой и начали осаду. Татарские отряды предотвратили попытку прийти на помощь городу, и 12 мая русская артиллерия начала обстрел. Укрепления были хорошо построены и продержались бы долго, если бы не случайный пожар. Вскоре весь город горел. Пока горожане сгоняли своих жен и детей в цитадель, русские начали штурмовать стены. После того как город был разграблен и страсти улеглись, военачальник Ивана IV принял капитуляцию в обмен на беспрепятственный пропуск гарнизона и жителей, укрывшихся в цитадели. Таким образом, Иван захватил ключ к Эстонии и торговле по реке Нарове с Псковом и Дорпатом. Иван мог бы удовлетвориться этим, так как ливонцы были согласны на любые условия, кроме полной капитуляции, но аппетиты русского царя лишь разгорелись.
Магистр Вильгельм собрал совещание своих кастелянов и протекторов, чтобы обсудить ситуацию. Решение, принятое в итоге встречи, вряд ли можно назвать мужественным. Царю были посланы сорок тысяч талеров требуемой им ранее дани. Иван проявил большую силу духа: он отослал их назад, а затем начал поход на Дорпат.
Теперь ливонцы стали готовиться к войне всерьез, но было слишком поздно. В июне 1558 года землевладельцы Конфедерации встретились в Дорпате, чтобы обсудить свои дальнейшие шаги. Они послали в Данию за помощью, хотя король Христиан уже заявил, что не даст войск, они приказали Ревелю блокировать суда, идущие в Нарву торговать, они просили шведов о займе в двести тысяч талеров и о наемниках. Несмотря на отчаяние, они отвергли требования польского короля отдать ему Ригу в обмен на помощь. В июле, однако, Дорпат сдался русским после непродолжительной осады. Так как надежды ливонцев на то, что этот город продержится длительное время, не оправдались, дух сопротивления повсюду стал падать. Делегаты Конфедерации писали в Польшу и приняли условия короля, в обмен на которые он обещал военную помощь. В то же время ливонские рыцари предложили Готтхарду Кеттлеру, кастеляну Феллина, «разделить» обязанности Фюрстенберга.
Кеттлер был приверженцем протестантских идей. Вначале он был убежденным католиком, как и все вступавшие в орден. Потом он несколько лет служил в Германии, где увидел возможности реформирования военного ордена, которые очень хотел использовать. По возвращении в Ливонию он примкнул к фракции, желавшей пойти по стопам Пруссии: секуляризировать орден и разделить его владения между рыцарями, сделав их землевладельцами. Его фракция находилась в меньшинстве, и Вильгельму фон Фюрстенбергу удалось временно подавить их, но теперь она возродилась, увеличив свою численность после того, как политика магистра потерпела поражение. Когда стало очевидно, что Ливонский орден не может эффективно выполнять свою военную роль, вновь поднялись голоса, требующие реформ. Реформы начал проводить Готтхард Кеттлер, единственный из кастелянов, сумевший добиться хотя бы небольших побед над русской конницей, грабившей окрестные земли. Его отвага и инициатива на поле боя были равными его самообладанию, готовности работать по старым правилам в рамках ордена, пока не удастся достичь консенсуса.
Большинство ливонцев уже и не надеялись защитить себя сами. И знатные люди, и кастеляны были парализованы жестоким насилием, совершаемым над их беззащитными подданными. Горожан напугало поведение Ганзейской Лиги, которая не только не прислала помощь, но еще и воспользовалась трудностями Ревеля: корабли Лиги прошли мимо порта для торговли с Русью вместо того, чтобы разгрузиться. Духовенство распродавало свои епископаты немецким и скандинавским династиям, надеясь с выгодой для себя выйти из трудностей страны. Тогдашняя политика ордена была не лучше. Кастелян Везенберга продемонстрировал, что ему лучше удается охотиться за женщинами, чем отгонять русские отряды. Он бросил сильнейшую и полную припасов крепость в Эстонии и бежал в Ревель. То, что замок не попал в руки русских, было полностью заслугой одного инициативного молодого воина, который занял замок с помощью нескольких своих соратников. Кастелян Ревеля призвал датского короля войти во владение провинцией. Лишь только потому, что король Христиан неожиданно скончался, Эстония не стала вновь провинцией Дании. Когда датское войско так и не прибыло, жители Ревеля решили, что им придется самим защищать себя, и принялись за работу, строя новые укрепления, способные выстоять против мощной осадной артиллерии неприятеля. Старые стены не выдержали бы серьезного обстрела, но Иван дал время горожанам подготовиться. Исчерпав припасы и людей, царь оставил гарнизоны в Нарве и Дорпате, а затем вернулся с войском на Русь, уводя с собой множество пленных и вывозя невероятное количество награбленного добра. Диоцез Дорпата уже никогда не оправился от этого нашествия. Последний его епископ умер в русском плену, и на его место так никто и не был поставлен.
Русское войско возобновило свое наступление в январе 1559 года, на этот раз нанеся удар по направлению от Дорпата через холмы центральной Ливонии к Риге, а затем мимо этого хорошо укрепленного города в Земгаллию и Курляндию. Там русские начали захватывать плохо подготовленные к обороне крепости одну за другой. Татары подтвердили свою репутацию жестоких воинов, но не меньше страха вызывали и русские войска, которые победили в свое время татар и заставили их служить русскому царю.
Когда читаешь летописи тех времен, можно засомневаться, что русские в те годы, как и позже, были столь ужасны, как их запечатлела народная память. Несомненно, жестокости войны казались тем страшнее, потому что Ливония давно уже пребывала в относительном мире. Но в тот раз Иван всерьез, хотя и не очень успешно, пытался завоевать расположение немецких землевладельцев и местных крестьян. Ситуация изменилась позднее, когда периодические приступы безумия у царя стали совпадать с тем, что он возвышал честолюбивых и перепуганных фаворитов, знавших, что Иван не простит им ни малейшего провала. «Секретная полиция» Ивана использовала террор против врагов царя как на Руси, так и за рубежом.
Впрочем, жизни и имуществу ливонцев угрожали не только русские. Страну заполонили наемники, не получавшие платы, и преступники всех мастей. Вскоре ливонцы научились защищаться от любых солдат - в лесах появились укрытия, куда при малейшей опасности уводили женщин и детей, а мужчины защищали любое укрепленное поместье или церковь до последнего. Особенно приходилось беречься от мародеров, ибо они были еще хуже, чем отряды организованных армий. В будущем, когда в любой армии, действующей в Ливонии, будут собираться подонки со всей Европы, люди научатся избегать грабежей или переживать их. А грабили и подвергали насилию местное население немцы, литовцы, поляки, шведы, датчане, англичане, шотландцы и авантюристы из еще более отдаленных стран. Но даже тогда из народной памяти не сотрутся ужасы первых лет войны. Русские имели репутацию варваров. Эта репутация прекрасно действовала на пользу обеим сторонам. Русские, благодаря этому, запугивали своих врагов, ливонцы получали помощь из-за рубежа и воодушевляли всех сражаться до последнего против московитов.
Русские не были чужды человеческих чувств, на это указывает то, как тщательно они управляли покоренными землями, а также то, что они практиковали подтверждение прав землевладельцев и купцов. Не менее примечательно то, что на самом пике своего успеха, в марте 1559 года, Иван IV внезапно и совершенно неожиданно предложил мир своими врагам. Он рассчитывал на мирную капитуляцию и договоренность об условиях, на которых будет управляться Ливония.
Причиной того, что наступление русских войск остановилось, предположительно была угроза вмешательства в Ливонскую войну датчан, шведов, поляков и литовцев, но в первую очередь - вторжение крымских татар. Очевидно, царь надеялся путем переговоров сохранить свои завоевания на севере, столкнуть друг с другом государства, готовые вмешаться, удержать их от интервенции, и отправить на юг свою армию. В своих расчетах он ошибся. Северные державы действительно завидовали друг другу, но никто из монархов не желал отступаться от добычи, лежавшей перед ним, и каждый хотел загрести свою долю прежде, чем другие дотянутся до нее. Широкий жест царя стоил ему шести месяцев, за которые он мог бы оккупировать большую часть Ливонии,- времени, за которое его противники захватили плацдармы в этой стране и собрали войска для войны.
В сентябре 1559 года Ливонский орден вынудил Вильгельма фон Фюрстенберга оставить свой пост. Кеттлер, в руках которого теперь оказалась вся власть, медлил с секуляризацией ордена лишь из-за военного кризиса. Он уже подписал договор с Сигизмундом-Августом в Вильнюсе, по которому Ливония к югу от Даугавы становилась польским протекторатом. В это же время епископ Эзеля продал свои земли Магнусу Гольштейнскому, младшему брату короля Дании. Магнус вскоре оказался в Москве, проводя собственную политику, заключавшуюся в том, чтобы породниться с царской семьей и создать бессильное фиктивное государство, практически полностью зависимое от Руси. Шведы вступили в войну в июне 1561 года, когда Ревель и знать Харриена, Вирлянда и Йервена принесли феодальную клятву королю Эрику. Эра германского правления Ливонией подходила к концу, но никто не мог предвидеть, что последует за ней. Даже иностранные державы, вмешавшиеся теперь в войну, немногое могли сделать вначале, когда русское наступление в 1560 году захлестнуло страну.
В действительности, ливонские рыцари выработали эффективную стратегию борьбы с русскими войсками. Сначала они пытались бороться с отрядами, совершавшими набеги, с помощью пехоты и артиллерии, но не могли угнаться за татарской конницей. Сталкиваясь же с превосходящими силами пехоты и кавалерии, ливонцы отступали в свои крепости. Эта тактика оставляла поселения совершенно беззащитными против мародеров. Теперь же, из насущной необходимости, Кеттлер усовершенствовал способы действия своей кавалерии, которые могли уменьшить ущерб, приносимый русскими отрядами конницы. Опираясь на лучшее знание местности и возможность отступления в замки, ливонская кавалерия терроризировала врага везде где могла. Это мешало русским рассредоточивать силы, чтобы грабить и жечь деревни, а также мешало снабжению армии фуражом и провиантом и давало некоторую защиту ливонским крестьянам. Кроме того, Кеттлер убедил литовцев помочь ему в защите южных земель Ливонии, а шведов - защищать север. Сконцентрировав оставшиеся силы, Кеттлер назначил на командные посты молодых и дерзких рыцарей, вдохнув боевой дух в свою армию. К несчастью, удача была не на его стороне, о чем говорит следующий отрывок из летописи:
«Второго августа тридцать кавалеристов отправились за фуражом в местечко за семнадцать миль от лагеря. Они обнаружили пятьсот русских на другом берегу речки. Обе стороны оказались так близко, что открыли огонь. Один русский был убит, а остальные отступили через луг к основному войску. Восемнадцать немцев повернули обратно, а двенадцать остались, чтобы преследовать врага. Как только они увидели основные силы русских, они тоже повернули обратно и поехали в лагерь, но потеряли несколько человек. Первая же группа принесла весть о том, что произошло, и ландмаршал выслал триста всадников, чтобы напасть на те пятьсот русских (они не знали, что тех было больше, целых сорок тысяч). Вначале немцы атаковали вражеские пикеты и погнали тех к основным частям. Немцы погнались за ними и были окружены противником со всех сторон. Началась рубка, и большее войско одолело меньшее, многие немцы были перебиты. Те, кто оставались в лагере и не принимали участие в сражении, пустились в бегство через болота и леса, спасаясь кто как мог. Это поражение случилось… в десяти милях от Эрмса. Русских погибло так много, что потребовалось четырнадцать телег, чтобы вывезти их к поместью, где их тела сожгли. Потери немцев, убитыми и пленными, составили двести шестьдесят один человек».
Это сражение обернулось фатальным поражением. Потери были не столь велики, но погибшие рыцари были цветом Ливонского ордена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41