Почти вплотную подкатили «уазики», первый
— с бело-сине-красным полотнищем, объехал транспортеры и занял место лидера. Из него вышел офицер, что-то прокричал, сидевшим на броне солдатам…
В этот миг Яровой с особенным усердием рассматривал офицера. Чисто выбритое лицо, темные очки, наглаженная форма, кобура, ремень, обувь и даже планшет в руках… Величину и количество звезд на погонах не разобрать, а ежели судить по повадкам и всему остальному — типичный старший офицер российской армии.
Отставшие машины подтянулись; УАЗ, ставший головным, включил мигалки и тронулся в путь, за ним поочередно в движение пришли два бэтээра, второй УАЗ, а потом и прочая грозная техника. Колонна снова поползла вперед — к мосту. Уже становились различимыми и звуки натужно ревущих двигателей. Скорость техники на хорошем дорожном покрытии возросла как минимум вдвое, и голова длинной вереницы вскоре оказалась на левом берегу. До тоннеля и висящей над шоссе глыбы им оставалось менее пятисот метров…
— Наши… Конечно — наши!.. — заулыбался снайпер, вставая в полный рост и порываясь выйти из укрытия. Довольно хлопнув себя ладонями по ляжкам, громко крикнул, пытаясь переорать накативший снизу рокот: — А что, командир, как говориться: последний поезд на Ташкент! Не доехать ли с ними до Грозного? Небось, туда катят…
Но Костя внезапно остановил его, жестко ухватив за рукав куртки. А, усадив на место, цыкнул:
— Закрой рот, Паша! Помолчи!..
Сам же, прикрыв глаза, опять к чему-то прислушивался…
«Громкий гул дизеля разбавляется звонкой высотой, цилиндры поют разноголосо, один из глушителей грешит пробоиной, — лихорадочно вспоминал он характеристику, данную им мнимой группе бронетранспортеров, проходившей по берегу Шароаргуна четным порядком двое суток назад. Вспоминал и сразу же сопоставлял с работой бронемашины, идущей теперь в колонне второй. — Работает тот же самый двигатель — один в один! И совпадений быть не может!»
— Слушай меня внимательно, Павел, — нащупывая фал, привстал на здоровое колено майор. — Это не наши войска! Это и есть начало той самой чеченской операции, которой так опасался Серебряков! Беги по просеке вправо…
— Но с чего ты взял, Костя?.. — растерянно хлопал глазами Ниязов.
— Некогда объяснять. Все вопросы потом! Дуй вправо и постарайся подстрелить на мосту замыкающую машину. Бей по колесам, по двигателю, по тем, кто в кабине…
— Понял, щас устроим!..
И схватив «винторез», старшина быстро помчался через кустарник. Яровой тем временем впился взглядом в головную машину, дожидаясь верного момента для подрыва заложенного над дорогой «сюрприза».
— Я м-могу чем-то помочь? — заикаясь и подсевшим от волнения голосом справился Берг.
— Можете. Срочно свяжитесь с Центром и передайте координаты вторжения. Вот возьмите карту и действуйте…
Инженер схватил обеими руками свернутые листы…
— Да и еще, — остановил его офицер. Выдернув из кобуры «Гюрзу» и присовокупив к ней пару запасных обойм, протянул Артему Андреевичу: — Возьмите на всякий случай… Оставайтесь на площадке и присмотрите за Ризваном Халифовичем. В случае опасности уходите верхом — по густому лесу, а потом довернете на север…
«Теперь понятно, почему «чехи» не сцепились с пограничниками! Обошли посты безлюдьем, бездорожьем; а отсюда хотели двигаться вглубь республики асфальтом и под русским флагом. Поднаторели в стратегии и военной хитрости, мать их! Поднаторели… — рассуждал он, понемногу натягивая фал. — Ну, давай, родимый, не подведи! Осталось пятьдесят метров… сорок… тридцать… Пора!!»
Константин с силой дернул капроновый шнур. Подчиняясь усилию, тот змейкой выскользнул из пушистого снега, однако ожидаемой слабины за рывком майор к великому разочарованию не почувствовал. Вероятно, где-то у глыбы фал попал в расщелину между камнями и накрепко зацепился за их острые края. Спецназовец все сильнее дергал шнур, а тот не поддавался…
Ругнувшись, он вскочил и побежал вниз, на ходу вынимая из автомата магазин с обычными патронами и вставляя рожок с бронебойными. Привычно передернув затвор, пропустил УАЗ с флагом, не представлявший серьезной угрозы и на ходу всадил в первый бэтээр прицельную очередь…
Глыба нависала над дорогой не так уж далеко от ее узкой крутой обочины. В летнюю пору шанс остаться незамеченным среди густой «зеленки» у сотрудника «Шторма» определенно б имелся. А сейчас… Редкие стволы деревьев, черневшие на голубоватом фоне снега, такого шанса, увы, не давали. К тому же и последний грузовой «КамАЗ», споро катящий по мосту, вдруг стал сбавлять скорость и забирать влево, покуда не ткнулся туповатым носом в металлическое ограждение. Из кузова посыпали люди в солдатской форме, что-то крича, и беспорядочно стреляя из автоматов в воздух и по ближайшим склонам.
По колонне пронесся сигнал тревоги.
Несколько человек облепивших броню бэтээра скатилось на дорогу — пули спускавшегося к не сработавшему заряду Ярового так же достигли целей. Мощный «вал» продолжал поливать свинцом серо-зеленые борта БТР, пытаясь его остановить, а тот все ехал и ехал, с каждой секундой приближаясь к спасительной исполинской норе. Автомат майора легко прошивал насквозь штатный бронежилет с дистанции в сотню метров, мог одолеть и прочный корпус легкой бронемашины, но при этом надо было еще ухитриться поразить двигатель или водителя.
А с других автомобилей уже палили по Константину — противно свистевшие пули вздымали снежные фонтанчики под ногами и за спиной, застревали в древесных стволах, брызгали каменной и ледяной крошкой… Колонна замедлила движение, но не встала. Второй бронетранспортер разворачивал башню; крупнокалиберный пулемет рыскал в поисках прихрамывающего человека, наискось и в рваном темпе сбегавшего вниз по восточному склону высокой горы. Костя упал за основанием стройного дуба, спрятался за его толстым корнем и, перезарядив автомат, всадил половину магазина в центр второго бэтээра — туда, где под маленькой круглой башней находился стрелок. Попал или нет — не знал, но пулемет, способный в щепки разнести его временное прибежище, молчал… Выиграв секунды, командир группы заковылял к следующему дереву. До спрятанной дюжины гранат оставалось шагов сорок…
Снайпер бил расчетливо и наверняка.
— Молодчик Костя! Вовремя раскусил «чертей»!.. Получи, гостинец, абрек горбоклювый! Магазинов у меня в «жилете» торчит предостаточно!.. — приговаривал он, с плавной методичностью нажимая на спусковой крючок.
— Сейчас-сейчас, голубок, я стряхну с твоей головы перхоть… Получи! О как тряхануло башку-то! Небось с перхотью и блохи послетали… А уж в ранце моем этих патронов… килограммов пять — не меньше! Специально для вас, козлов бородатых, таскаю эту тяжесть… Сейчас я тебе мозги ваххабистские прочищу… Прими пилюлю!
Цели Ниязов выбирал грамотно, обстоятельно. Сначала обезвредил гранатометчиков, завалил несколько человек с пулеметами, а уж после, постоянно меняя позицию, лупил по тем, кого прежде выхватывал взгляд. Единственный танк повернул башню в его сторону, задрал орудие вверх, но стрелять не торопился…
— Правильно мыслишь, мусульманин! — громко хохотнул Пашка. — Первый же твой выстрел вызовет обвал. А под обвалом погибнешь и сам, придурок!..
Лидирующий УАЗ юркнул в тоннель, вот-вот под темными сводами должна была исчезнуть и первая бронемашина, под каменную глыбу подъезжала следующая, а взрыв гранатной связки все еще не прозвучал. Вереница понемногу уплотнялась — головная техника слегка притормозила, а шедшая сзади, за исключением дымившего на мосту «КамАЗа», напирала…
Берг закончил срочный сеанс связи, исправно доложив и координаты, и характер вторжения, и даже примерную численность боевиков. Теперь же яростно тормошил на площадке бедного старика. Тот закопался с головой в ворох спальных мешков, пригрелся и, крепко заснув, не слышал развязавшегося боя. С минуту улем не мог взять в толк: чего от него хотят, зачем тревожат… Осознав же, округлил глаза, вскочил, засобирался…
— Куда вы, Ризван Халифович? — окликнул Артем Андреевич, — нам приказано быть здесь.
— Как же здесь?! А Костя-майор?! А Паша?! — обеспокоено взирал он по сторонам и испуганно вздрагивал от особенно громких выстрелов.
— Они где-то там ниже — на склоне.
— А сколько на дороге врагов?
— Достаточно. Больше батальона.
— Батальон — это много?
— Много, Ризван Халифович. Чрезмерно много для двоих…
Богослов задумался и сказал с вескою важностью:
— Но вы, мой друг, должны ясно понимать: погибнут наши друзья — погибнем и мы с вами. А вдруг мы сможем им хоть чем-то помочь? Вдруг сейчас им не хватает нашей поддержки? Да и плохо это, не по-человечески
— они рискую жизнью там, а мы прячемся за их спинами здесь.
— Ну, хорошо, — не устоял против логики старца инженер. Вынув из-за пояса внушительный по размерам пистолет командира, пригнулся и, выставив вперед оружие, предложил: — Давайте осторожно подберемся к краю площадки…
Танковое орудие по-прежнему молчало, молчали и короткие гладкоствольные пушки боевых машин десанта и пехоты — чеченцы и впрямь верно оценили угрожающие последствия артиллерийского обстрела крутого горного склона. Однако автоматный и пулеметный огонь со стороны колонны набрал ураганную мощь. В тоннель успели нырнуть четыре машины — и оба бэтээра, и юркие «уазики». Под глыбу медленно подползал танк…
Майор уж не понимал, как преодолел оставшиеся метры, как добрался до заветной глыбы сквозь летевший снизу нескончаемый поток свинца. Упав рядом с гранатной связкой, он ощутил ударившую в руку пулю, с трудом нащупал первое попавшееся кольцо и, рванув его, покатился в сторону и вниз…
Оглушительный взрыв сотряс величественную гору, милостиво дозволившую дорожной ленточки обвить себя с восточной стороны.
Но даже не сам по себе взрыв, а вызванные им последствия привели чеченцев в иступленную ярость. Огромная глыба, а следом за ней и еще сотни тонн горной породы с неописуемой силой обрушились на шоссе перед жерлом тоннеля. Танк в одно мгновение был сдвинут, развернут поперек проезжей части, прижат к бетонной арке и погребен под гибельной толщей. Два идущих за ним броневика и вовсе столкнуло в ущелье. Остальная техника, оказавшаяся ближе двухсот метров от эпицентра взрыва, осталась недвижной, парализованной — валуны, грунт и снег засыпали их до середины корпусов. Вероятно, худо пришлось и тем, кто успел прорваться в нутро тоннеля…
Произошедшее казалось для бандитов крахом, кошмарным сном; однако многие из выживших не теряли присутствия духа — пальба и штурм склона продолжались около получаса. И лишь когда в небе появилась российская авиация: две пары штурмовиков и два звена вертолетов, моджахеды, бросая технику, стали поспешно отступать к Грузии…
Когда все стихло, Ниязов поднялся на ноги, ощупал раненное плечо, утер с лица пот, смешанный с кровью и грязным снегом и, потерянно осмотрелся… По шоссе с северного направления, к противоположному концу тоннеля подъезжала подмога — бэтээры и легкие танки. На ходу они расстреливали резво выскочивший навстречу УАЗ с мигалками и российским флагом…
На площадке под вышкой из трех товарищей старшина нашел лишь перепуганного Артема Андреевича, вылезшего из какой-то неприметной расщелины. В одной руке тот держал «Гюрзу» Ярового, в другой — трофейный «Калашников».
— А где же командир? — удивился снайпер.
— Константин Евгеньевич приказал нам с Чиркейновым оставаться здесь, а сам спустился вниз. Насколько я понял — фал где-то запутался…
— Ясно… А куда подевался улем?
— Ризван Халифович был рядом. Только перед самым взрывом куда-то исчез. Надо бы их поискать.
Павел вышел навстречу чеченским бойцам из батальона «Запад», подчинявшегося Рамзану Кадырову и коротко обрисовал комбату картину жаркой схватки. Потом на пару с Бергом тщательно обследовал склон; долго стоял над обрывом и всматривался сквозь оптический прицел винтовки вниз, в надежде хотя бы там отыскать средь нагроможденных на берегу камней и сползшего с дороги грунта тела или следы Ярового с Чиркейновым.
— Пойдем, Павел Сергеевич, — осторожно тронул его за руку инженер. — Нам не найти их…
Но тот с нервным недовольством повел перевязанным плечом и, вытряхнув из ранца альпинистское снаряжение, твердо изрек:
— Я спущусь к берегу.
Вниз они полезли оба, и оба бродили по дну глубокого ущелья до самого захода солнца. Лишь когда совсем стемнело, старшина с инженером прекратили бесплодные поиски, обнаружив лишь у самого берега единственный и весьма печальный намек — бок плоского валуна был основательно окраплен свежей кровью…
Сняв головной убор и постояв возле камня, Ниязов негромко проронил:
— Должно быть и Костя, и Ризван Халифович покоятся под завалом.
— Земля им пухом, — горестно вторил Артем Андреевич.
Выжившие разведчики по очереди поднялись на дорогу, миновали копошившихся над чеченскими трупами российских солдат, прошли двести метров верхом над заваленным тоннелем и залезли в бэтээр, экипаж которого терпеливо дожидался их несколько часов. Машина взревела мощными дизелями и тронулась в неблизкий путь.
В тесном и полутемном чреве транспортера до самой Ханкалы повисло трагичное молчание, невидимой завесой отделявшее друг от друга двоих счастливчиков, уцелевших в страшной беспощадной мясорубке…
Глава седьмая
/Санкт-Петербург/
С годами каждый из нас все чаще задумывается об оставшемся сроке.
В безмятежном детстве наивным умом правит сказка о вечной жизни. В молодости так же недосуг размышлять о «конечной станции» — пройденный путь невелик, а предстоящий мнится непомерно длинным. И лишь к старости все кардинально меняется: смерть становится близкой и почти осязаемой. Как соседка за общей стеной — внешность ее никогда не видел, но каждый шаг, каждое действие и даже настроение угадываешь по доносящимся звукам…
Среди народов Кавказа издревле бытует такая мудрость: молодые не думают о Судном дне, потому и не боятся кончины, и чем моложе погибший, тем трагичнее об этом весть. Пожилые исподволь ждут смерти, оттого и молят Бога о здоровье; и чем старше умерший, тем естественнее воспринимается его уход…
* * *
Эвелина рыдала несколько дней. Ей звонили, к ней приезжали… Надежные подруги по учебе, по работе в клинике, как могли успокаивали, сменяя друг друга дежурили в маленькой коммуналке на Фокина: давали снотворное, антидепрессанты, делали какие-то уколы, насильно заставляли глотать наваристый бульон и даже отпаивали коньяком. Она ненадолго забывалась сном, а потом все повторялось снова: истерика, слезы, истощение…
Пожилой профессор с пшеничными усами навещал свою ученицу каждую неделю. Воздыхая часто и по-стариковски — в голос, он отдавал указания, советы и рекомендации молодым коллегам, какими методами следует вызволять Эвелину из жуткого стресса.
— Побудь дома, милая, побудь… — отвешивал он ей легкие поклоны, когда та невзначай скользила по нему потухшим, воспаленным взором. — Мы пока как-нибудь обойдемся… подменим тебя в клинике, а ты подлечись, девочка, окрепни. И ни не беспокойся о работе — я все улажу. А как образуется — вернешься…
Наведался на Фокина и генерал Серебряков, к тому времени окончательно выздоровевший и позабывший о последствиях сотрясения — кошмарных головных болях. Мучительно сознавая косвенную причастность и к смерти Константина, и к разрушенному счастью молодой девушки, он выглядел тоже неважно.
— Как она? — приглушенно и с виною в голосе справился Сергей Николаевич у Анны Павловны — пожилой чуть полноватой женщины с приятной доброй внешностью.
— Недавно уснула, — шепнула та, проводя поникшего гостя в комнату. — Всю ночь металась, а к утру немного успокоилась, затихла.
Серебряков осторожно подошел к спавшей в кресле под пледом Эвелине, с минуту рассматривал ее осунувшееся, потемневшее лицо. Тягостно вздохнув и припомнив, какой жизнерадостный задор это лицо излучало еще совсем недавно, присел рядом на стуле…
— Неужели нет никакой надежды? — заваривая чай, и сама едва сдерживая слезы, проронила Анна Павловна.
Генерал промолчал. Чем бередить душу трагичной безысходностью, лучше уж не говорить вовсе…
— Как же это случилось? — отодвинув в сторону упаковки с лекарствами, поставила она на стол перед ним чашку.
— Он сумел сделать то, чего не смогли сделать другие… — снова протяжно выдохнул он. — Скажите, могу ли я чем-нибудь помочь ей? Как можно поскорее возвратить ее к нормальной жизни?
Женщина пожала плечами:
— Ничем, Сергей Николаевич. Время… Нужно только время и чуточку заботы, внимания. Это проверено многократно и излечивает практически всех.
— Да… но раны на сердце все одно останутся…
— Верно, — согласилась она и пристально посмотрела на уставшего пожилого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— с бело-сине-красным полотнищем, объехал транспортеры и занял место лидера. Из него вышел офицер, что-то прокричал, сидевшим на броне солдатам…
В этот миг Яровой с особенным усердием рассматривал офицера. Чисто выбритое лицо, темные очки, наглаженная форма, кобура, ремень, обувь и даже планшет в руках… Величину и количество звезд на погонах не разобрать, а ежели судить по повадкам и всему остальному — типичный старший офицер российской армии.
Отставшие машины подтянулись; УАЗ, ставший головным, включил мигалки и тронулся в путь, за ним поочередно в движение пришли два бэтээра, второй УАЗ, а потом и прочая грозная техника. Колонна снова поползла вперед — к мосту. Уже становились различимыми и звуки натужно ревущих двигателей. Скорость техники на хорошем дорожном покрытии возросла как минимум вдвое, и голова длинной вереницы вскоре оказалась на левом берегу. До тоннеля и висящей над шоссе глыбы им оставалось менее пятисот метров…
— Наши… Конечно — наши!.. — заулыбался снайпер, вставая в полный рост и порываясь выйти из укрытия. Довольно хлопнув себя ладонями по ляжкам, громко крикнул, пытаясь переорать накативший снизу рокот: — А что, командир, как говориться: последний поезд на Ташкент! Не доехать ли с ними до Грозного? Небось, туда катят…
Но Костя внезапно остановил его, жестко ухватив за рукав куртки. А, усадив на место, цыкнул:
— Закрой рот, Паша! Помолчи!..
Сам же, прикрыв глаза, опять к чему-то прислушивался…
«Громкий гул дизеля разбавляется звонкой высотой, цилиндры поют разноголосо, один из глушителей грешит пробоиной, — лихорадочно вспоминал он характеристику, данную им мнимой группе бронетранспортеров, проходившей по берегу Шароаргуна четным порядком двое суток назад. Вспоминал и сразу же сопоставлял с работой бронемашины, идущей теперь в колонне второй. — Работает тот же самый двигатель — один в один! И совпадений быть не может!»
— Слушай меня внимательно, Павел, — нащупывая фал, привстал на здоровое колено майор. — Это не наши войска! Это и есть начало той самой чеченской операции, которой так опасался Серебряков! Беги по просеке вправо…
— Но с чего ты взял, Костя?.. — растерянно хлопал глазами Ниязов.
— Некогда объяснять. Все вопросы потом! Дуй вправо и постарайся подстрелить на мосту замыкающую машину. Бей по колесам, по двигателю, по тем, кто в кабине…
— Понял, щас устроим!..
И схватив «винторез», старшина быстро помчался через кустарник. Яровой тем временем впился взглядом в головную машину, дожидаясь верного момента для подрыва заложенного над дорогой «сюрприза».
— Я м-могу чем-то помочь? — заикаясь и подсевшим от волнения голосом справился Берг.
— Можете. Срочно свяжитесь с Центром и передайте координаты вторжения. Вот возьмите карту и действуйте…
Инженер схватил обеими руками свернутые листы…
— Да и еще, — остановил его офицер. Выдернув из кобуры «Гюрзу» и присовокупив к ней пару запасных обойм, протянул Артему Андреевичу: — Возьмите на всякий случай… Оставайтесь на площадке и присмотрите за Ризваном Халифовичем. В случае опасности уходите верхом — по густому лесу, а потом довернете на север…
«Теперь понятно, почему «чехи» не сцепились с пограничниками! Обошли посты безлюдьем, бездорожьем; а отсюда хотели двигаться вглубь республики асфальтом и под русским флагом. Поднаторели в стратегии и военной хитрости, мать их! Поднаторели… — рассуждал он, понемногу натягивая фал. — Ну, давай, родимый, не подведи! Осталось пятьдесят метров… сорок… тридцать… Пора!!»
Константин с силой дернул капроновый шнур. Подчиняясь усилию, тот змейкой выскользнул из пушистого снега, однако ожидаемой слабины за рывком майор к великому разочарованию не почувствовал. Вероятно, где-то у глыбы фал попал в расщелину между камнями и накрепко зацепился за их острые края. Спецназовец все сильнее дергал шнур, а тот не поддавался…
Ругнувшись, он вскочил и побежал вниз, на ходу вынимая из автомата магазин с обычными патронами и вставляя рожок с бронебойными. Привычно передернув затвор, пропустил УАЗ с флагом, не представлявший серьезной угрозы и на ходу всадил в первый бэтээр прицельную очередь…
Глыба нависала над дорогой не так уж далеко от ее узкой крутой обочины. В летнюю пору шанс остаться незамеченным среди густой «зеленки» у сотрудника «Шторма» определенно б имелся. А сейчас… Редкие стволы деревьев, черневшие на голубоватом фоне снега, такого шанса, увы, не давали. К тому же и последний грузовой «КамАЗ», споро катящий по мосту, вдруг стал сбавлять скорость и забирать влево, покуда не ткнулся туповатым носом в металлическое ограждение. Из кузова посыпали люди в солдатской форме, что-то крича, и беспорядочно стреляя из автоматов в воздух и по ближайшим склонам.
По колонне пронесся сигнал тревоги.
Несколько человек облепивших броню бэтээра скатилось на дорогу — пули спускавшегося к не сработавшему заряду Ярового так же достигли целей. Мощный «вал» продолжал поливать свинцом серо-зеленые борта БТР, пытаясь его остановить, а тот все ехал и ехал, с каждой секундой приближаясь к спасительной исполинской норе. Автомат майора легко прошивал насквозь штатный бронежилет с дистанции в сотню метров, мог одолеть и прочный корпус легкой бронемашины, но при этом надо было еще ухитриться поразить двигатель или водителя.
А с других автомобилей уже палили по Константину — противно свистевшие пули вздымали снежные фонтанчики под ногами и за спиной, застревали в древесных стволах, брызгали каменной и ледяной крошкой… Колонна замедлила движение, но не встала. Второй бронетранспортер разворачивал башню; крупнокалиберный пулемет рыскал в поисках прихрамывающего человека, наискось и в рваном темпе сбегавшего вниз по восточному склону высокой горы. Костя упал за основанием стройного дуба, спрятался за его толстым корнем и, перезарядив автомат, всадил половину магазина в центр второго бэтээра — туда, где под маленькой круглой башней находился стрелок. Попал или нет — не знал, но пулемет, способный в щепки разнести его временное прибежище, молчал… Выиграв секунды, командир группы заковылял к следующему дереву. До спрятанной дюжины гранат оставалось шагов сорок…
Снайпер бил расчетливо и наверняка.
— Молодчик Костя! Вовремя раскусил «чертей»!.. Получи, гостинец, абрек горбоклювый! Магазинов у меня в «жилете» торчит предостаточно!.. — приговаривал он, с плавной методичностью нажимая на спусковой крючок.
— Сейчас-сейчас, голубок, я стряхну с твоей головы перхоть… Получи! О как тряхануло башку-то! Небось с перхотью и блохи послетали… А уж в ранце моем этих патронов… килограммов пять — не меньше! Специально для вас, козлов бородатых, таскаю эту тяжесть… Сейчас я тебе мозги ваххабистские прочищу… Прими пилюлю!
Цели Ниязов выбирал грамотно, обстоятельно. Сначала обезвредил гранатометчиков, завалил несколько человек с пулеметами, а уж после, постоянно меняя позицию, лупил по тем, кого прежде выхватывал взгляд. Единственный танк повернул башню в его сторону, задрал орудие вверх, но стрелять не торопился…
— Правильно мыслишь, мусульманин! — громко хохотнул Пашка. — Первый же твой выстрел вызовет обвал. А под обвалом погибнешь и сам, придурок!..
Лидирующий УАЗ юркнул в тоннель, вот-вот под темными сводами должна была исчезнуть и первая бронемашина, под каменную глыбу подъезжала следующая, а взрыв гранатной связки все еще не прозвучал. Вереница понемногу уплотнялась — головная техника слегка притормозила, а шедшая сзади, за исключением дымившего на мосту «КамАЗа», напирала…
Берг закончил срочный сеанс связи, исправно доложив и координаты, и характер вторжения, и даже примерную численность боевиков. Теперь же яростно тормошил на площадке бедного старика. Тот закопался с головой в ворох спальных мешков, пригрелся и, крепко заснув, не слышал развязавшегося боя. С минуту улем не мог взять в толк: чего от него хотят, зачем тревожат… Осознав же, округлил глаза, вскочил, засобирался…
— Куда вы, Ризван Халифович? — окликнул Артем Андреевич, — нам приказано быть здесь.
— Как же здесь?! А Костя-майор?! А Паша?! — обеспокоено взирал он по сторонам и испуганно вздрагивал от особенно громких выстрелов.
— Они где-то там ниже — на склоне.
— А сколько на дороге врагов?
— Достаточно. Больше батальона.
— Батальон — это много?
— Много, Ризван Халифович. Чрезмерно много для двоих…
Богослов задумался и сказал с вескою важностью:
— Но вы, мой друг, должны ясно понимать: погибнут наши друзья — погибнем и мы с вами. А вдруг мы сможем им хоть чем-то помочь? Вдруг сейчас им не хватает нашей поддержки? Да и плохо это, не по-человечески
— они рискую жизнью там, а мы прячемся за их спинами здесь.
— Ну, хорошо, — не устоял против логики старца инженер. Вынув из-за пояса внушительный по размерам пистолет командира, пригнулся и, выставив вперед оружие, предложил: — Давайте осторожно подберемся к краю площадки…
Танковое орудие по-прежнему молчало, молчали и короткие гладкоствольные пушки боевых машин десанта и пехоты — чеченцы и впрямь верно оценили угрожающие последствия артиллерийского обстрела крутого горного склона. Однако автоматный и пулеметный огонь со стороны колонны набрал ураганную мощь. В тоннель успели нырнуть четыре машины — и оба бэтээра, и юркие «уазики». Под глыбу медленно подползал танк…
Майор уж не понимал, как преодолел оставшиеся метры, как добрался до заветной глыбы сквозь летевший снизу нескончаемый поток свинца. Упав рядом с гранатной связкой, он ощутил ударившую в руку пулю, с трудом нащупал первое попавшееся кольцо и, рванув его, покатился в сторону и вниз…
Оглушительный взрыв сотряс величественную гору, милостиво дозволившую дорожной ленточки обвить себя с восточной стороны.
Но даже не сам по себе взрыв, а вызванные им последствия привели чеченцев в иступленную ярость. Огромная глыба, а следом за ней и еще сотни тонн горной породы с неописуемой силой обрушились на шоссе перед жерлом тоннеля. Танк в одно мгновение был сдвинут, развернут поперек проезжей части, прижат к бетонной арке и погребен под гибельной толщей. Два идущих за ним броневика и вовсе столкнуло в ущелье. Остальная техника, оказавшаяся ближе двухсот метров от эпицентра взрыва, осталась недвижной, парализованной — валуны, грунт и снег засыпали их до середины корпусов. Вероятно, худо пришлось и тем, кто успел прорваться в нутро тоннеля…
Произошедшее казалось для бандитов крахом, кошмарным сном; однако многие из выживших не теряли присутствия духа — пальба и штурм склона продолжались около получаса. И лишь когда в небе появилась российская авиация: две пары штурмовиков и два звена вертолетов, моджахеды, бросая технику, стали поспешно отступать к Грузии…
Когда все стихло, Ниязов поднялся на ноги, ощупал раненное плечо, утер с лица пот, смешанный с кровью и грязным снегом и, потерянно осмотрелся… По шоссе с северного направления, к противоположному концу тоннеля подъезжала подмога — бэтээры и легкие танки. На ходу они расстреливали резво выскочивший навстречу УАЗ с мигалками и российским флагом…
На площадке под вышкой из трех товарищей старшина нашел лишь перепуганного Артема Андреевича, вылезшего из какой-то неприметной расщелины. В одной руке тот держал «Гюрзу» Ярового, в другой — трофейный «Калашников».
— А где же командир? — удивился снайпер.
— Константин Евгеньевич приказал нам с Чиркейновым оставаться здесь, а сам спустился вниз. Насколько я понял — фал где-то запутался…
— Ясно… А куда подевался улем?
— Ризван Халифович был рядом. Только перед самым взрывом куда-то исчез. Надо бы их поискать.
Павел вышел навстречу чеченским бойцам из батальона «Запад», подчинявшегося Рамзану Кадырову и коротко обрисовал комбату картину жаркой схватки. Потом на пару с Бергом тщательно обследовал склон; долго стоял над обрывом и всматривался сквозь оптический прицел винтовки вниз, в надежде хотя бы там отыскать средь нагроможденных на берегу камней и сползшего с дороги грунта тела или следы Ярового с Чиркейновым.
— Пойдем, Павел Сергеевич, — осторожно тронул его за руку инженер. — Нам не найти их…
Но тот с нервным недовольством повел перевязанным плечом и, вытряхнув из ранца альпинистское снаряжение, твердо изрек:
— Я спущусь к берегу.
Вниз они полезли оба, и оба бродили по дну глубокого ущелья до самого захода солнца. Лишь когда совсем стемнело, старшина с инженером прекратили бесплодные поиски, обнаружив лишь у самого берега единственный и весьма печальный намек — бок плоского валуна был основательно окраплен свежей кровью…
Сняв головной убор и постояв возле камня, Ниязов негромко проронил:
— Должно быть и Костя, и Ризван Халифович покоятся под завалом.
— Земля им пухом, — горестно вторил Артем Андреевич.
Выжившие разведчики по очереди поднялись на дорогу, миновали копошившихся над чеченскими трупами российских солдат, прошли двести метров верхом над заваленным тоннелем и залезли в бэтээр, экипаж которого терпеливо дожидался их несколько часов. Машина взревела мощными дизелями и тронулась в неблизкий путь.
В тесном и полутемном чреве транспортера до самой Ханкалы повисло трагичное молчание, невидимой завесой отделявшее друг от друга двоих счастливчиков, уцелевших в страшной беспощадной мясорубке…
Глава седьмая
/Санкт-Петербург/
С годами каждый из нас все чаще задумывается об оставшемся сроке.
В безмятежном детстве наивным умом правит сказка о вечной жизни. В молодости так же недосуг размышлять о «конечной станции» — пройденный путь невелик, а предстоящий мнится непомерно длинным. И лишь к старости все кардинально меняется: смерть становится близкой и почти осязаемой. Как соседка за общей стеной — внешность ее никогда не видел, но каждый шаг, каждое действие и даже настроение угадываешь по доносящимся звукам…
Среди народов Кавказа издревле бытует такая мудрость: молодые не думают о Судном дне, потому и не боятся кончины, и чем моложе погибший, тем трагичнее об этом весть. Пожилые исподволь ждут смерти, оттого и молят Бога о здоровье; и чем старше умерший, тем естественнее воспринимается его уход…
* * *
Эвелина рыдала несколько дней. Ей звонили, к ней приезжали… Надежные подруги по учебе, по работе в клинике, как могли успокаивали, сменяя друг друга дежурили в маленькой коммуналке на Фокина: давали снотворное, антидепрессанты, делали какие-то уколы, насильно заставляли глотать наваристый бульон и даже отпаивали коньяком. Она ненадолго забывалась сном, а потом все повторялось снова: истерика, слезы, истощение…
Пожилой профессор с пшеничными усами навещал свою ученицу каждую неделю. Воздыхая часто и по-стариковски — в голос, он отдавал указания, советы и рекомендации молодым коллегам, какими методами следует вызволять Эвелину из жуткого стресса.
— Побудь дома, милая, побудь… — отвешивал он ей легкие поклоны, когда та невзначай скользила по нему потухшим, воспаленным взором. — Мы пока как-нибудь обойдемся… подменим тебя в клинике, а ты подлечись, девочка, окрепни. И ни не беспокойся о работе — я все улажу. А как образуется — вернешься…
Наведался на Фокина и генерал Серебряков, к тому времени окончательно выздоровевший и позабывший о последствиях сотрясения — кошмарных головных болях. Мучительно сознавая косвенную причастность и к смерти Константина, и к разрушенному счастью молодой девушки, он выглядел тоже неважно.
— Как она? — приглушенно и с виною в голосе справился Сергей Николаевич у Анны Павловны — пожилой чуть полноватой женщины с приятной доброй внешностью.
— Недавно уснула, — шепнула та, проводя поникшего гостя в комнату. — Всю ночь металась, а к утру немного успокоилась, затихла.
Серебряков осторожно подошел к спавшей в кресле под пледом Эвелине, с минуту рассматривал ее осунувшееся, потемневшее лицо. Тягостно вздохнув и припомнив, какой жизнерадостный задор это лицо излучало еще совсем недавно, присел рядом на стуле…
— Неужели нет никакой надежды? — заваривая чай, и сама едва сдерживая слезы, проронила Анна Павловна.
Генерал промолчал. Чем бередить душу трагичной безысходностью, лучше уж не говорить вовсе…
— Как же это случилось? — отодвинув в сторону упаковки с лекарствами, поставила она на стол перед ним чашку.
— Он сумел сделать то, чего не смогли сделать другие… — снова протяжно выдохнул он. — Скажите, могу ли я чем-нибудь помочь ей? Как можно поскорее возвратить ее к нормальной жизни?
Женщина пожала плечами:
— Ничем, Сергей Николаевич. Время… Нужно только время и чуточку заботы, внимания. Это проверено многократно и излечивает практически всех.
— Да… но раны на сердце все одно останутся…
— Верно, — согласилась она и пристально посмотрела на уставшего пожилого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30