Азимов обозначил на разноцветной бумаге все перемещения соединений и подразделений Вооруженных сил Ичкерии. Абсолютное большинство отрядов, руководимое его твердою рукою, понемногу передвигалось на восток — к Дагестану. Масштабная операция постепенно набирала ход и в развитии своем ни на йоту не отклонялась от придуманного им плана.
Кеда шумно вздохнула, заставив хозяина очнуться и, вновь устроила симпатичную морду меж могучих передних лап. Голоса за окном стихли — бойцы, должно быть, отправились менять дальние дозоры. В четырех соседних домах разместилось около тридцати хорошо вооруженных воинов, несших круглосуточную охрану Рустама Азимова — каких-то полтора года назад бывшего рядовым связистом в отряде Абдул-Малика, а ныне ставшего большой, недосягаемой величиной. Теперь и сам Абдул-Малик спешил первым поприветствовать молодого аджарца при встрече; выходя на связь, говорил с ним почтительно, как некогда общался в его палатке по рации с начальником Главного штаба. Одним словом, положение этого скромного, непривередливого человека переменилось стремительно. Однако условности, связанные с этим новым положением его занимали мало. Он почти не замечал многочисленной охраны, подчеркнутого уважения и отменного обеспечения — все, что требовалось великолепному аналитику, не допустившему ни одной ошибки в краткосрочных прогнозах, так это тишина и доступ к самой разнообразной оперативной информации.
Очнувшись от своих дум, Рустам медленно повернулся в кресле к висевшей на стене книжной полке. На двух узких дощечках, закрепленных в разных уровнях, обитали старые шахматы с двумя десятками сборников описаний и нотаций партий известных шахматистов. Вся чудесная прозорливость Азимова, весь его великий талант прорицателя имели вполне определенное, и даже банальное происхождение. Все начиналось в далеком детстве с беззаветной любви к древней игре, название которой в переводе с персидского означало: властитель умер.
Он ласково провел рукой по клеткам доски, по корешкам заученных наизусть книг и… внезапно сорвался с удобного кресла. Движение было настолько резким, что остатки шампанского выплеснулись из чашки на пол, а Кеда вскочила и, озираясь на дверь, заворчала…
— Абдул-хан, слушай меня внимательно, — говорил спустя полминуты Рустам в микрофон радиостанции, — срочно снаряди трех человек и пошли их с устным донесением к Абдул-Малику…
— Но позволь, уважаемый Ибрахим!.. У тебя же имеется с ним прямая связь,
— заспанным и удивленным голосом напомнил амир.
— Не перебивай меня и хорошенько запоминай, — нахмурился уроженец Аджарии. — Курьеров подбери попроще, поглупее — из сельчан и желательно родственников, чтоб каждый дорожил жизнями двух других. А текст донесения следующий…
И он продиктовал текст, крайне озадачивший и без того сбитого с толку командира партизанского соединения, определив, к тому же, не прямой, а до издевательства иррациональный маршрут для передвижения трех связных курьеров.
Глава вторая
/Горная Чечня/
Как только в Гомхой вернулся Салех, везя на лошади позади седла освобожденного русского пленника, группа, обретя былую численность, немедля покинула окрестности горного аула.
— Я ни слова не сказал им про нашу команду, — бросал короткие отрывистые фразы Артем Андреевич, повествуя о своих злоключениях майору по дороге.
— Врал, что отстал от большого отряда… Да они толком и не допрашивали — вечером собирались отправить в основную банду. А до тех пор просто колотили с небольшими перерывами…
Но майор особенно не прислушивался к сбивчивым объяснениям, а поторапливал коллег, стараясь поскорее покинуть район, где местный народец прознал о «десантной роте».
Прилично удалившись на юг, группа расположилась на отдых — трудный день кончался, небо окрасилось темною серостью наступавшего вечера. Местечко они подыскали укромное — остановились не как всегда на возвышенности, с которой хорошо просматривались ближние и дальние подходы, а выбрали низинку в густом кедровом лесу, изрядно разбавленном кустарником. Новогоднюю ночь хотелось провести у костра, а разводить огонь на обозреваемом со всех сторон бугре стало бы верхом беспечности.
Яровой с жалостью смотрел на поникшего Берга. Один глаз инженера заплыл сизой опухолью, все лицо было покрыто мелкими синяками, из разбитых губ сочилась кровь, руки пестрели свежими ссадинами, а пальцы все еще подрагивали от перенесенного стресса. Да и весь его напуганный, взъерошенный вид оставлял желать много лучшего.
«Ладно, — подумал Константин, — не стоит мучить его нотациями — данный урок он и так усвоит надолго. Слава богу, что история эта закончилась благополучно; нам же с Пашкой самим нужно быть поумнее и не оставлять в дальнейшем господ гражданских без присмотра».
Как бы там ни было, а специалиста по радиоперехватам и дешифрированию удалось вызволить из плена, следовательно и ответственное задание боле не находилось под угрозой провала. Сейчас, пожалуй, только одно обстоятельство приводило Костю в уныние — пребывание разведгруппы в предполагаемом глухом тылу противника отныне раскрыто. Поверят ли чеченцы в существование «десантной роты», якобы возвращавшейся в Моздок после скрытного рейда по горной местности? Да и что это был за странный рейд — без нападения на бандитские базы, без стычек с дозорами и патрульными отрядами сепаратистов?..
«Черт с ними!.. Не из таких передряг выпутывались, — выдохнул он, устав от гнетущих размышлений. Достав из ранца заветную фляжку с коньяком, взятого специально для встречи Нового Года, с надеждой подумал: — Надеюсь, среди малообразованных горцев не сыщется талант, способный заподозрить подвох и раскусить задумку генерала Серебрякова».
Костер разожгли скромный — на очищенной от снега земле, излучая жар и источая запах хвои, весело потрескивал всего один обломок толстого древесного сука. Рядом лежал пяток таких же обломков сухого кедра, загодя приготовленных старшиной. Сам Ниязов облюбовал местечко немного выше по склону лога и первым заступил на дежурство.
— И пистолет мой остался у чеченцев… — снова послышалось причитание Берга, — до сих пор не понимаю: как я там — под холмом, мог допустить такую непростительную беспечность, невнимательность…
— Выпейте, Артем Андреевич, — протянул инженеру кружку с колыхавшимся на дне коньяком офицер спецназа.
— Благодарю, — принял тот двумя руками емкость. — И вообще… Спасибо вам, мужики, за спасение. Вовек не забуду!..
— Будет об этом, — примирительно сказал майор, подавая на закуску кусочек шоколада. — Работать когда сможете?
— Я могу работать. Готов в любое время!
— Позже. Скоро двенадцать…
Инженер опрокинул в себя коньяк, а Костя плеснул спиртное в следующую емкость и вопросительно глянул на улема. Но старик улыбнулся и, отказываясь, отвесил благодарственный поклон.
— Ну, с наступающим вас, коллеги, — негромко поздравил подчиненных командир и проглотил свою порцию алкоголя.
Чиркейнов с осторожностью протянул руку и с благоговением погладил чехол с музыкальным инструментом…
— Костя-майор, — нерешительно прошептал он, — тут кто?.. Не дечиг ли, случайно?
— Дечиг.
— Ты долго несешь его, — задумчиво проговорил Ризван Халифович, — и относишься, как я заметил, очень бережно, точно к ребенку. Верно, любишь инструмент, и пользоваться умеешь, а?
— Музыкальные инструменты действительно люблю, — улыбнулся Яровой и не преминул воспользоваться выражением деда: — А на дечиг-пондаре играю самый мал-чуток.
Бесцветные глазки табарасана радостно вспыхнули.
— Сыграй, Костя-майор! Нас ведь здесь — в низине среди гор, никто не услышит.
Через минуту инструмент был расчехлен; офицер ласково провел ладонью по грифу и заиграл…
Сначала он исполнил кавказскую народную мелодию. На струны простенького инструмента та легла отменно — верно и создавалась под что-то похожее. Затем попробовал воспроизвести нечто другое — танго, на первый взгляд, казалось бы, совершенно к дечигу не подходящее. Однако и оно вышло завораживающе, пленяя слух хорошим ритмом и прекрасными созвучиями.
Улем с инженером, затаив дыхание, внимали мастерской игре, и даже Павел на какой-то миг забылся, отвлекся от сторожевых обязанностей, прислушиваясь к негромкой, льющейся снизу мелодии. А Константин, мутно взирая на пляшущие языки пламени, перебирал струны, и вспоминал… Вспоминал, как еще недавно в один из вечеров они сидели с Эвелиной в его служебной квартирке, и он впервые исполнил это произведение, написанное и посвященное ей. С замирающим от волнения сердцем вспоминал и первую с ней близость, произошедшую в ту же ночь…
Когда утих последний аккорд, все четверо долго сидели неподвижно, и каждый думал о чем-то своем…
* * *
Ранним утром первого января офицер встал со свернутого спального мешка, сидя на котором обозревал округу в качестве дозорного и направился будить Павла. Часа в три ночи, когда Ниязов ушел отдыхать, он разглядывал склон противоположной возвышенности в окуляр ночного прицела и вроде бы узрел малоприметное движение. Вначале майор хотел вернуть снайпера, да сходить туда — проведать обстановку, но повторное изучение склона с помощью оптики успокоило, навеяв мысль об ошибке.
И все ж утром какое-то смутное подозрение заставило действовать…
Старшина поднялся до «наблюдательного пункта», зачерпнул рукой горсть снега и растер ее по своему лицу.
— Все, Евгеньевич, я в полной форме — готов к труду и обороне, — кивнул он командиру, принимая обязанности дозорного.
Прихрамывая, тот медленно прошелся по дну овражка и стал постепенно забирать в гору, держа наготове бесшумный автомат. Вот кривая граница редколесья, шедшего узкой полосой поперек склона, осталась позади. Снег среди частокола кедровых стволов стал глубже, темнее — цвет его из ярко белого превратился в сизо-голубой. Вот и кустарник, за которым мелькали причудливые ночные тени. Яровой обогнул пучки торчащих из сугроба ветвей и вдруг замер… Снег за кустом был основательно вытоптан; множество следов оставили посреди ровной нетронутой глади несколько пар человеческих ног.
Внезапно Косте почудилось, будто в этот миг за фигурой его, одиноко стоявшей посреди кедрача, кто-то пристально наблюдает. И не просто наблюдает, а скользит по телу прорезью прицела, тщательно подбирая место, куда следует всадить пулю. Палец же стрелка неотвратимо давит на спусковой крючок…
Не меняя позы, сотрудник «Шторма» осторожно поднял взгляд и еще раз тщательно осмотрел пологий откос.
Вокруг не было ни души.
Чуткий слух также не улавливал ни единого звука в потрясающей тишине, окутавшей и гору, и ее подножие. Тогда спецназовец опустился на здоровое колено, изучив утрамбованный участок, обнаружил несколько окурков, а потом двинулся в том направлении, куда посреди ночи ушли неизвестные люди.
Прилично пропетляв между деревьев по глубоким сугробам, он утвердился во мнении: неизвестных гостей было минимум шестеро, и, по крайней мере, некоторые из них несли с собой оружие — отпечатки стоп частенько чередовались с овальными следами от ружейных прикладов. Но самое досадное открытие Константин сделал позже, когда обернулся к низине и припомнил, каким путем добиралась сюда его группа. Оказалось, что незнакомцы двигались чуть выше и параллельно. И вполне возможно — в то же самое время…
Из всего этого напрашивался скверный вывод о скрытой слежке за разведгруппой.
«Наверняка «пришельцы» видели огонь костра, слышали игру на дечиге… Но почему тогда, имея численный перевес и тактический выигрыш благодаря фактору внезапности, на нас не напали и не перестреляли ночью? — недоумевал командир отряда, возвращаясь к отдыхавшим товарищам. — Совпадение или кем-то задуманная тонкая игра?»
* * *
Позавтракав, все четверо готовились отбыть дальше на юг. Но едва Костя затушил сигарету и набрал в легкие воздуха, дабы поднять группу для следующего затяжного перехода, как с дозорной позиции раздался предупреждающий сигнал — тихий и отрывистый свист. Автомат тотчас оказался в руках майора; правая ладонь коротким движением освободила затвор от предохранителя, а взгляд уж пытал снайпера о причине внезапного беспокойства. Пашка повел «винторезом» на запад и поднял вверх три растопыренных пальца…
«Чужие. Три человека», — перевел Яровой, поворачиваясь к улему с инженером и знаком приказывая затаиться.
Всматриваясь в указанном направлении, он приник к стволу ближайшего кедра. Присев у черневшего кострища, замерли и Чиркейнов с Бергом…
Тем же логом, криво уходившим куда-то на запад и упиравшимся чуть ли не в нависший над горизонтом Казбек, к разведгруппе приближались трое мужчин. Один совсем уж в возрасте, второй лет под тридцать, и третий — плюгавый низкорослый подросток. Петляли меж деревьев неспешно, обстоятельно — видать, рассчитывая силы на долгий путь; в руках держали сучковатые палки — помогали ими передвижению по давнишнему, слежавшемуся снегу; вместо оружейных стволов с плеч свисали простенькие котомки.
Уходить и прятаться времени не оставалось, да и теплое кострище со свежими следами вокруг, непременно выдаст.
И тогда Костя шагнул им навстречу:
— Далеко ли идем, граждане?
Те, напугавшись, остановились; растерянно переглянулись… И в ту же секунду от внимательного взора спецназовца не ускользнуло мимолетное движение плюгавого парня. То было даже не движение, а, скорее намерение или непроизвольное сокращение мышц правой руки, дернувшейся за спину, где обычно висит оружие.
— Будем изображать глухонемых? — усмехнулся офицер, приподнимая «вал».
— Два быка… Два быка гнать в Видучи. Там продавать, — заспешил с ответом пожилой мужчина и махнул палкой назад.
— Откуда гнали?
— Из Шарой быка гнали… Из Шарой.
Теперь тонкий конец его палки качнулся вперед.
«Странный маршрут. Какая-то неувязочка у вас, господа колхозники, — подумал Яровой, — вы бы еще через Грузию с Арменией поперлись!..»
— Ну что ж, — отступил он на шаг в сторону, уступая тропу, — милости просим к нашему костерку. Погас, правда, огонек, да все одно погреться еще можно. Прошу…
Кажется, из троих русский язык немного понимал только один. Пожилой мужчина что-то негромко сказал двум молодым напарникам, и чеченцы поочередно прошли мимо сотрудника «Шторма». Каждого он осмотрел со спины, а позже, когда те уселись рядком и о чем-то завели мирную беседу с улемом, пытливый взгляд его заскользил по одежде, обуви, рукам и поклаже незнакомцев. Снайпер не покидал дозора и предусмотрительно не обнаруживал своего присутствия, держа, вероятно, путников на прицеле. Добряк инженер, позабыв о сизо-лиловой расцветке собственного лица, разворошил горячую золу, подогрел воду, заварил чай, подал три кружки гостям, а майор все ощупывал и ощупывал их придирчивым взором, отчего-то не произнося ни слова…
— Говорят: совсем голодно в селах; жалуются… — покачал головой богослов, обращаясь к не то к Яровому, не то к Бергу. — Осенью мал-чуток денег подкопят — до Курбан-байрама проживут. А потом идут продавать последний скот…
Артем Андреевич шмыгал носом и, опустив голову, копошился над ранцем. Потом поднялся и протянул бедным сельчанам по бутерброду с мясным паштетом. Те немного оживились, закивали, отрывисто заговорили на своем языке — должно быть благодарили. Табарасан вновь пустился в расспросы, а старейший из путников отвечал степенно, с достойною миной, поглаживая квадратную бороденку. Лишь один командир спецназовцев, вдруг потеряв всякий интерес к пришельцам, стал безразлично оглядывать округу: повел взглядом вправо, влево; ухватил незаметную фигуру Павла, застывшего с винтовкой наготове и не забывавшего так же поглядывать по дальним сторонам…
— У меня есть сушеное мясо, — спохватился Чиркейнов, оборачиваясь к ранцу, что лежал возле молчаливого офицера.
Однако, разбираясь с мешочками, улем вдруг скосил взгляд к Яровому и таинственно зашептал:
— Костя-майор, они не из Шароя! Шарой рядом с Дагестаном и я многих оттуда знаю! Я поинтересовался: как здоровье муллы Атисова. Того Атисова, что прошлой зимой отправился на Суд к Всевышнему. А старший ответил: живет и здравствует Атисов!..
— Я давно догадываюсь, кто они, Ризван Халифович. Не беспокойтесь, — так же тихо успокоил его спецназовец.
Табарасан лишь добавил еще одно звено к тем доказательствам, что с относительной легкостью и быстротою сложились в его голове в цепочку неопровержимых фактов. И, повернувшись к пожилому продавцу крупного рогатого скота, он внезапно полюбопытствовал:
— А что это у вас с рукой, уважаемый?
— Какая? — не понял тот.
— На тыльной стороне вашей правой ладони, что за пятнышки?
Чеченец недоуменно осмотрел свою ладонь со всех сторон, вероятно не очень-то соображая, которая из них тыльная и пожал плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Кеда шумно вздохнула, заставив хозяина очнуться и, вновь устроила симпатичную морду меж могучих передних лап. Голоса за окном стихли — бойцы, должно быть, отправились менять дальние дозоры. В четырех соседних домах разместилось около тридцати хорошо вооруженных воинов, несших круглосуточную охрану Рустама Азимова — каких-то полтора года назад бывшего рядовым связистом в отряде Абдул-Малика, а ныне ставшего большой, недосягаемой величиной. Теперь и сам Абдул-Малик спешил первым поприветствовать молодого аджарца при встрече; выходя на связь, говорил с ним почтительно, как некогда общался в его палатке по рации с начальником Главного штаба. Одним словом, положение этого скромного, непривередливого человека переменилось стремительно. Однако условности, связанные с этим новым положением его занимали мало. Он почти не замечал многочисленной охраны, подчеркнутого уважения и отменного обеспечения — все, что требовалось великолепному аналитику, не допустившему ни одной ошибки в краткосрочных прогнозах, так это тишина и доступ к самой разнообразной оперативной информации.
Очнувшись от своих дум, Рустам медленно повернулся в кресле к висевшей на стене книжной полке. На двух узких дощечках, закрепленных в разных уровнях, обитали старые шахматы с двумя десятками сборников описаний и нотаций партий известных шахматистов. Вся чудесная прозорливость Азимова, весь его великий талант прорицателя имели вполне определенное, и даже банальное происхождение. Все начиналось в далеком детстве с беззаветной любви к древней игре, название которой в переводе с персидского означало: властитель умер.
Он ласково провел рукой по клеткам доски, по корешкам заученных наизусть книг и… внезапно сорвался с удобного кресла. Движение было настолько резким, что остатки шампанского выплеснулись из чашки на пол, а Кеда вскочила и, озираясь на дверь, заворчала…
— Абдул-хан, слушай меня внимательно, — говорил спустя полминуты Рустам в микрофон радиостанции, — срочно снаряди трех человек и пошли их с устным донесением к Абдул-Малику…
— Но позволь, уважаемый Ибрахим!.. У тебя же имеется с ним прямая связь,
— заспанным и удивленным голосом напомнил амир.
— Не перебивай меня и хорошенько запоминай, — нахмурился уроженец Аджарии. — Курьеров подбери попроще, поглупее — из сельчан и желательно родственников, чтоб каждый дорожил жизнями двух других. А текст донесения следующий…
И он продиктовал текст, крайне озадачивший и без того сбитого с толку командира партизанского соединения, определив, к тому же, не прямой, а до издевательства иррациональный маршрут для передвижения трех связных курьеров.
Глава вторая
/Горная Чечня/
Как только в Гомхой вернулся Салех, везя на лошади позади седла освобожденного русского пленника, группа, обретя былую численность, немедля покинула окрестности горного аула.
— Я ни слова не сказал им про нашу команду, — бросал короткие отрывистые фразы Артем Андреевич, повествуя о своих злоключениях майору по дороге.
— Врал, что отстал от большого отряда… Да они толком и не допрашивали — вечером собирались отправить в основную банду. А до тех пор просто колотили с небольшими перерывами…
Но майор особенно не прислушивался к сбивчивым объяснениям, а поторапливал коллег, стараясь поскорее покинуть район, где местный народец прознал о «десантной роте».
Прилично удалившись на юг, группа расположилась на отдых — трудный день кончался, небо окрасилось темною серостью наступавшего вечера. Местечко они подыскали укромное — остановились не как всегда на возвышенности, с которой хорошо просматривались ближние и дальние подходы, а выбрали низинку в густом кедровом лесу, изрядно разбавленном кустарником. Новогоднюю ночь хотелось провести у костра, а разводить огонь на обозреваемом со всех сторон бугре стало бы верхом беспечности.
Яровой с жалостью смотрел на поникшего Берга. Один глаз инженера заплыл сизой опухолью, все лицо было покрыто мелкими синяками, из разбитых губ сочилась кровь, руки пестрели свежими ссадинами, а пальцы все еще подрагивали от перенесенного стресса. Да и весь его напуганный, взъерошенный вид оставлял желать много лучшего.
«Ладно, — подумал Константин, — не стоит мучить его нотациями — данный урок он и так усвоит надолго. Слава богу, что история эта закончилась благополучно; нам же с Пашкой самим нужно быть поумнее и не оставлять в дальнейшем господ гражданских без присмотра».
Как бы там ни было, а специалиста по радиоперехватам и дешифрированию удалось вызволить из плена, следовательно и ответственное задание боле не находилось под угрозой провала. Сейчас, пожалуй, только одно обстоятельство приводило Костю в уныние — пребывание разведгруппы в предполагаемом глухом тылу противника отныне раскрыто. Поверят ли чеченцы в существование «десантной роты», якобы возвращавшейся в Моздок после скрытного рейда по горной местности? Да и что это был за странный рейд — без нападения на бандитские базы, без стычек с дозорами и патрульными отрядами сепаратистов?..
«Черт с ними!.. Не из таких передряг выпутывались, — выдохнул он, устав от гнетущих размышлений. Достав из ранца заветную фляжку с коньяком, взятого специально для встречи Нового Года, с надеждой подумал: — Надеюсь, среди малообразованных горцев не сыщется талант, способный заподозрить подвох и раскусить задумку генерала Серебрякова».
Костер разожгли скромный — на очищенной от снега земле, излучая жар и источая запах хвои, весело потрескивал всего один обломок толстого древесного сука. Рядом лежал пяток таких же обломков сухого кедра, загодя приготовленных старшиной. Сам Ниязов облюбовал местечко немного выше по склону лога и первым заступил на дежурство.
— И пистолет мой остался у чеченцев… — снова послышалось причитание Берга, — до сих пор не понимаю: как я там — под холмом, мог допустить такую непростительную беспечность, невнимательность…
— Выпейте, Артем Андреевич, — протянул инженеру кружку с колыхавшимся на дне коньяком офицер спецназа.
— Благодарю, — принял тот двумя руками емкость. — И вообще… Спасибо вам, мужики, за спасение. Вовек не забуду!..
— Будет об этом, — примирительно сказал майор, подавая на закуску кусочек шоколада. — Работать когда сможете?
— Я могу работать. Готов в любое время!
— Позже. Скоро двенадцать…
Инженер опрокинул в себя коньяк, а Костя плеснул спиртное в следующую емкость и вопросительно глянул на улема. Но старик улыбнулся и, отказываясь, отвесил благодарственный поклон.
— Ну, с наступающим вас, коллеги, — негромко поздравил подчиненных командир и проглотил свою порцию алкоголя.
Чиркейнов с осторожностью протянул руку и с благоговением погладил чехол с музыкальным инструментом…
— Костя-майор, — нерешительно прошептал он, — тут кто?.. Не дечиг ли, случайно?
— Дечиг.
— Ты долго несешь его, — задумчиво проговорил Ризван Халифович, — и относишься, как я заметил, очень бережно, точно к ребенку. Верно, любишь инструмент, и пользоваться умеешь, а?
— Музыкальные инструменты действительно люблю, — улыбнулся Яровой и не преминул воспользоваться выражением деда: — А на дечиг-пондаре играю самый мал-чуток.
Бесцветные глазки табарасана радостно вспыхнули.
— Сыграй, Костя-майор! Нас ведь здесь — в низине среди гор, никто не услышит.
Через минуту инструмент был расчехлен; офицер ласково провел ладонью по грифу и заиграл…
Сначала он исполнил кавказскую народную мелодию. На струны простенького инструмента та легла отменно — верно и создавалась под что-то похожее. Затем попробовал воспроизвести нечто другое — танго, на первый взгляд, казалось бы, совершенно к дечигу не подходящее. Однако и оно вышло завораживающе, пленяя слух хорошим ритмом и прекрасными созвучиями.
Улем с инженером, затаив дыхание, внимали мастерской игре, и даже Павел на какой-то миг забылся, отвлекся от сторожевых обязанностей, прислушиваясь к негромкой, льющейся снизу мелодии. А Константин, мутно взирая на пляшущие языки пламени, перебирал струны, и вспоминал… Вспоминал, как еще недавно в один из вечеров они сидели с Эвелиной в его служебной квартирке, и он впервые исполнил это произведение, написанное и посвященное ей. С замирающим от волнения сердцем вспоминал и первую с ней близость, произошедшую в ту же ночь…
Когда утих последний аккорд, все четверо долго сидели неподвижно, и каждый думал о чем-то своем…
* * *
Ранним утром первого января офицер встал со свернутого спального мешка, сидя на котором обозревал округу в качестве дозорного и направился будить Павла. Часа в три ночи, когда Ниязов ушел отдыхать, он разглядывал склон противоположной возвышенности в окуляр ночного прицела и вроде бы узрел малоприметное движение. Вначале майор хотел вернуть снайпера, да сходить туда — проведать обстановку, но повторное изучение склона с помощью оптики успокоило, навеяв мысль об ошибке.
И все ж утром какое-то смутное подозрение заставило действовать…
Старшина поднялся до «наблюдательного пункта», зачерпнул рукой горсть снега и растер ее по своему лицу.
— Все, Евгеньевич, я в полной форме — готов к труду и обороне, — кивнул он командиру, принимая обязанности дозорного.
Прихрамывая, тот медленно прошелся по дну овражка и стал постепенно забирать в гору, держа наготове бесшумный автомат. Вот кривая граница редколесья, шедшего узкой полосой поперек склона, осталась позади. Снег среди частокола кедровых стволов стал глубже, темнее — цвет его из ярко белого превратился в сизо-голубой. Вот и кустарник, за которым мелькали причудливые ночные тени. Яровой обогнул пучки торчащих из сугроба ветвей и вдруг замер… Снег за кустом был основательно вытоптан; множество следов оставили посреди ровной нетронутой глади несколько пар человеческих ног.
Внезапно Косте почудилось, будто в этот миг за фигурой его, одиноко стоявшей посреди кедрача, кто-то пристально наблюдает. И не просто наблюдает, а скользит по телу прорезью прицела, тщательно подбирая место, куда следует всадить пулю. Палец же стрелка неотвратимо давит на спусковой крючок…
Не меняя позы, сотрудник «Шторма» осторожно поднял взгляд и еще раз тщательно осмотрел пологий откос.
Вокруг не было ни души.
Чуткий слух также не улавливал ни единого звука в потрясающей тишине, окутавшей и гору, и ее подножие. Тогда спецназовец опустился на здоровое колено, изучив утрамбованный участок, обнаружил несколько окурков, а потом двинулся в том направлении, куда посреди ночи ушли неизвестные люди.
Прилично пропетляв между деревьев по глубоким сугробам, он утвердился во мнении: неизвестных гостей было минимум шестеро, и, по крайней мере, некоторые из них несли с собой оружие — отпечатки стоп частенько чередовались с овальными следами от ружейных прикладов. Но самое досадное открытие Константин сделал позже, когда обернулся к низине и припомнил, каким путем добиралась сюда его группа. Оказалось, что незнакомцы двигались чуть выше и параллельно. И вполне возможно — в то же самое время…
Из всего этого напрашивался скверный вывод о скрытой слежке за разведгруппой.
«Наверняка «пришельцы» видели огонь костра, слышали игру на дечиге… Но почему тогда, имея численный перевес и тактический выигрыш благодаря фактору внезапности, на нас не напали и не перестреляли ночью? — недоумевал командир отряда, возвращаясь к отдыхавшим товарищам. — Совпадение или кем-то задуманная тонкая игра?»
* * *
Позавтракав, все четверо готовились отбыть дальше на юг. Но едва Костя затушил сигарету и набрал в легкие воздуха, дабы поднять группу для следующего затяжного перехода, как с дозорной позиции раздался предупреждающий сигнал — тихий и отрывистый свист. Автомат тотчас оказался в руках майора; правая ладонь коротким движением освободила затвор от предохранителя, а взгляд уж пытал снайпера о причине внезапного беспокойства. Пашка повел «винторезом» на запад и поднял вверх три растопыренных пальца…
«Чужие. Три человека», — перевел Яровой, поворачиваясь к улему с инженером и знаком приказывая затаиться.
Всматриваясь в указанном направлении, он приник к стволу ближайшего кедра. Присев у черневшего кострища, замерли и Чиркейнов с Бергом…
Тем же логом, криво уходившим куда-то на запад и упиравшимся чуть ли не в нависший над горизонтом Казбек, к разведгруппе приближались трое мужчин. Один совсем уж в возрасте, второй лет под тридцать, и третий — плюгавый низкорослый подросток. Петляли меж деревьев неспешно, обстоятельно — видать, рассчитывая силы на долгий путь; в руках держали сучковатые палки — помогали ими передвижению по давнишнему, слежавшемуся снегу; вместо оружейных стволов с плеч свисали простенькие котомки.
Уходить и прятаться времени не оставалось, да и теплое кострище со свежими следами вокруг, непременно выдаст.
И тогда Костя шагнул им навстречу:
— Далеко ли идем, граждане?
Те, напугавшись, остановились; растерянно переглянулись… И в ту же секунду от внимательного взора спецназовца не ускользнуло мимолетное движение плюгавого парня. То было даже не движение, а, скорее намерение или непроизвольное сокращение мышц правой руки, дернувшейся за спину, где обычно висит оружие.
— Будем изображать глухонемых? — усмехнулся офицер, приподнимая «вал».
— Два быка… Два быка гнать в Видучи. Там продавать, — заспешил с ответом пожилой мужчина и махнул палкой назад.
— Откуда гнали?
— Из Шарой быка гнали… Из Шарой.
Теперь тонкий конец его палки качнулся вперед.
«Странный маршрут. Какая-то неувязочка у вас, господа колхозники, — подумал Яровой, — вы бы еще через Грузию с Арменией поперлись!..»
— Ну что ж, — отступил он на шаг в сторону, уступая тропу, — милости просим к нашему костерку. Погас, правда, огонек, да все одно погреться еще можно. Прошу…
Кажется, из троих русский язык немного понимал только один. Пожилой мужчина что-то негромко сказал двум молодым напарникам, и чеченцы поочередно прошли мимо сотрудника «Шторма». Каждого он осмотрел со спины, а позже, когда те уселись рядком и о чем-то завели мирную беседу с улемом, пытливый взгляд его заскользил по одежде, обуви, рукам и поклаже незнакомцев. Снайпер не покидал дозора и предусмотрительно не обнаруживал своего присутствия, держа, вероятно, путников на прицеле. Добряк инженер, позабыв о сизо-лиловой расцветке собственного лица, разворошил горячую золу, подогрел воду, заварил чай, подал три кружки гостям, а майор все ощупывал и ощупывал их придирчивым взором, отчего-то не произнося ни слова…
— Говорят: совсем голодно в селах; жалуются… — покачал головой богослов, обращаясь к не то к Яровому, не то к Бергу. — Осенью мал-чуток денег подкопят — до Курбан-байрама проживут. А потом идут продавать последний скот…
Артем Андреевич шмыгал носом и, опустив голову, копошился над ранцем. Потом поднялся и протянул бедным сельчанам по бутерброду с мясным паштетом. Те немного оживились, закивали, отрывисто заговорили на своем языке — должно быть благодарили. Табарасан вновь пустился в расспросы, а старейший из путников отвечал степенно, с достойною миной, поглаживая квадратную бороденку. Лишь один командир спецназовцев, вдруг потеряв всякий интерес к пришельцам, стал безразлично оглядывать округу: повел взглядом вправо, влево; ухватил незаметную фигуру Павла, застывшего с винтовкой наготове и не забывавшего так же поглядывать по дальним сторонам…
— У меня есть сушеное мясо, — спохватился Чиркейнов, оборачиваясь к ранцу, что лежал возле молчаливого офицера.
Однако, разбираясь с мешочками, улем вдруг скосил взгляд к Яровому и таинственно зашептал:
— Костя-майор, они не из Шароя! Шарой рядом с Дагестаном и я многих оттуда знаю! Я поинтересовался: как здоровье муллы Атисова. Того Атисова, что прошлой зимой отправился на Суд к Всевышнему. А старший ответил: живет и здравствует Атисов!..
— Я давно догадываюсь, кто они, Ризван Халифович. Не беспокойтесь, — так же тихо успокоил его спецназовец.
Табарасан лишь добавил еще одно звено к тем доказательствам, что с относительной легкостью и быстротою сложились в его голове в цепочку неопровержимых фактов. И, повернувшись к пожилому продавцу крупного рогатого скота, он внезапно полюбопытствовал:
— А что это у вас с рукой, уважаемый?
— Какая? — не понял тот.
— На тыльной стороне вашей правой ладони, что за пятнышки?
Чеченец недоуменно осмотрел свою ладонь со всех сторон, вероятно не очень-то соображая, которая из них тыльная и пожал плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30