С тех пор вся история России состояла в том, что она отстаивала свою
самобытность от вторжения обогнавших нас западных народов и догоняла их в деле
цивилизации и культуры. Русский народ со всех сторон был окружен беспощадными
врагами, старавшимися его стереть с лица земли.
"Надо было или присоединить все эти земли, или погибнуть, — такой вывод
делает известный исследователь древней Руси В. Сергеевич в своей работе
"Древности русского права". Не от недостатка ума русского человека и не от
недостатка у него воли, как это обычно изображается, происходят многие
неустройства русской жизни, а от недостатка времени.
II
Времени, вот больше всего всегда не хватало России отставшей от Запада за
долгие годы татарщины. Но и в те короткие сроки, которые давала суровая судьба
великороссу, он сумел добиться многого под руководством своих национальных
вождей — Царей. Пассивны ли русские? Конечно, нет.
"...Русские люди — по тайге и тундрам — прошли десять тысяч верст от
Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась
переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или — почему семьсот лет
германской колонизационной работы в Прибалтике дали в конечном счете один
сплошной нуль? Или, — как это самый пассивный народ в Европе — русские, смогли
обзавестись 21 миллионом кв. км., а динамические немцы так и остались на своих
450.000? Так что: или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион кв.
километров. Или любовь к страданию, — или народная война против Гитлера,
Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или "анархизм русской души" — или Империя
на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология абсолютно
несовместима с основными фактами русской истории.
"...Русский народ всегда проявлял исключительную политическую активность.
И в моменты серьезных угроз независимости страны подымался более или менее, как
один человек. В Польше основная масса населения — крестьянство — всегда
оставалось политически пассивной, и польские мятежи 1831 и 1863 года,
направленные против чужеземных русских завоевателей, никакого отклика и
поддержки в польском крестьянстве не нашли. К разделам Польши польское
крестьянство оставалось совершенно равнодушным и польский сейм ("немой"
гродненский сейм 1793 года) единогласно голосовал за второй раздел... при
условии сохранения его шляхетских вольностей. Мининых в Польше не нашлось — ибо
для Мининых в Польше не было никакой почвы". (36)
Являются ли русские прирожденными анархистами, как их нередко пытаются
изобразить? Тоже, конечно, нет.
"...В русской психологии никакого анархизма нет. Ни одно массовое
движение, ни один "бунт", не подымались против государственности. Самые страшные
народные восстания — Разина и Пугачева — шли под знаменем монархии — и при том
легитимной монархии. Товарищ Сталин — с пренебрежением констатировал: Разин и
Пугачев были царистами". Многочисленные партии Смутного Времени — все —
выискивали самозванцев, чтобы придать легальность своим притязаниям,-
государственную легальность. Ни одна партия этих лет не смогла обойтись без
самозванца, ибо ни одна не нашла бы в массе никакой поддержки. Даже полудикое
казачество, — филибустьеры русской истории, — и те старались обзавестись
государственной программой и ее персональным выражением — кандидатом на престол.
К большевизму можно питать ненависть и можно питать восторг. Но никак нельзя
утверждать, что большевистский строй есть анархия. Я как-то назвал его
"гипертрофией этатизма" — болезненным разращением государственной власти,
монополизировавшей все: от философии до селедки. Это каторжные работы — но это
не анархия...
"Российская Империя строилась в процессе истинно нечеловеческой борьбы за
существование. Британская строилась в условиях такой же безопасности, какою
пользовался в свое время, — до изобретения паровоза, любой средневековый барон:
Англия сидела за своими проливами, как барон за своими стенами, и при всякой
внешней неудаче или угрозе имел полную возможность "сидеть и ждать". Мы такой
возможности не имели никогда — ни при Батые, ни при Гитлере". (37)
Шестьсот лет русский народ вел упорную борьбу с ордами кочевников.
А борьба за выходы к морю?
Только в 1721 г. мы получили выход в Балтийское море, в 1774 в Черное и
только в 1861 утверждаемся на берегах Тихого Океана. 1000 лет борьбы за то, что
Европа имела в самом начале своей политической жизни! Во что это обошлось
русскому народу и не сказалось ли это на его характере? Немудрено, что в то
время, когда Данте уже написал свою Божественную комедию (1311 г.), а в Западной
Европе были университеты, мы только собирались вокруг маленького княжества
московского и Калита только начинал "промышлять" на медные деньги государство
Российское.
Тяжесть исторического задания создала две отличительные особенности
русской государственности: жертвенный характер, преобладание в ней общего над
индивидуальным. А это привело к тому, что русская государственность в правовом
отношении строилась по системе объективной законности, а не по системе
субъективных прав.
Все сословия, все чины, весь народ обречены были силою исторических
условий на крайне напряженное пожизненное, беспредельное служение государству.
Из трех самых больших империй мира — Римской, Британской и Русская,
Русская преодолела наиболее тяжелые испытания. Историческое непосильное бремя
русский народ смог преодолеть только потому, что он всегда в высшей степени
обладал не мнимой безгранностью и безмерностью, а тем драгоценным качеством,
которое Данилевский определил как "дисциплинированный энтузиазм".
Московская Русь выжила и победила потому, что ее святые, ее цари и ее
население в любых исторических условиях всегда с огромным упорством гнули веками
одну и ту же линию — защиту национальной независимости и национальной культуры.
Московскую Русь создавали не Обломовы и Чацкие, а Сергий Радонежский,
Дмитрий Донской, Иван III и Иван IV, Ермак и Иван Сусанин, миллионы безвестных
тружеников и самоотверженных стойких духом воинов.
Обломовы, Чацкие и подобные им "лишние люди появились на Руси только
после совершенной Петром революции в результате неоправданного ничем слепого
копирования европейских идей, чуждых духу самобытной русской культуры.
Русский народ, который до сих пор европейцами и русскими европейцами
изображавшийся как нация Обломовых, вся жизнь которого до сих пор прошла в
чрезвычайно тяжелых исторических условиях, создал самое огромное государство,
которое было наиболее человечным вплоть до того, как большевики начали строить в
России жизнь согласно идей европейской философии.
III
Всяко национальное искусство выпукло отражает в себе духовные качества
создавшего его народа. Очень отчетливо выражает духовные качества и идеалы
русского народа и искусство допетровской Руси.
Как отразились, например, идеалы новгородцев и псковичей в иконописи
Новгородской и Псковской школы? "Идеал новгородца сила, — пишет известный
исследователь русского искусства академик Грабарь к статье "Андрей Рублев", — и
красота его — красота силы".
"Его святые, — пишет о новгородских иконописцах В. Н. Лазарев, — волевые
подвижники с энергичными, резкими, порою пронзительными лицами, всегда готовые
активно вмешаться в круговорот жизни. Они предполагают внешний мир, они
обращаются к зрителю. Божество новгородца — это деятельное божество. В чем он
воплотил в опоэтизированной форме свой идеал, полный силы и душевной стойкости".
Один из исследователей Новгородской и Псковской иконописи дает очень
высокую оценку новгородским и псковским иконам "с их умными, мужественными
лицами". Исследователь фресок Снетогорского монастыря пишет, что иконописцы
изображают "мужественные, подчас даже несколько грубоватые типы, поражающие
необычайным реализмом и выражением какой-то неистовой силы". (38)
Древние храмы Псковской области В. Н. Лазарев характеризует так:
"Коренастые, приземистые, с мощными стенами, с многочисленными приделами
и притворами, они как бы вросли в землю. В них великолепно выражены сила и
твердость русского характера". (39)

МИФ О БЕЗМЕРНОСТИ РУССКОЙ ДУШИ
I
Среди русской интеллигенции широко был, распространен миф о бескрайности,
безгранности русского национального характера. Черты своего неуравновешенного
характера — результаты своей беспочвенности, русская интеллигенция переносила на
весь русский народ. В своей известной книге "Русская идея", получившей широкое
распространение среди иностранцев Н. Бердяев вещал, например:
"...В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность,
устремленность в бесконечность, как и в русской равнине... Русский народ не был
народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был народом
откровений, он не знал меры и легко впадал в крайности". Уродливые типы,
порожденные детищем Петра Первого — антирусской западнической интеллигенцией и
крепостническим шляхетством, скопированным Петром Первым с польского шляхетства,
все эти Онегины, Печорины, Обломовы, объявлялись характерными национальными
русскими типами.
Но это был только один из бесчисленных мифов, выдуманных интеллигенцией о
русском народе и России. В своей спорной, но весьма интересной по мыслям книге
"Ульмская ночь" М. Алданов совершенно справедливо выступает против мифа о
бескрайности русского характера. "Ничего похожего на бескрайность, —
пишет он, — нет в лучшем из ранней русской прозы, — в "Фроле Скобееве", в
"Повести временных лет", в "Горе-Злосчастии". А записки старых русских
путешественников, как подлинные, так апокрифические? Все эти умные и толковые
люди скорее удивлялись безмерности западной". (40)
Русский героический эпос дает огромный материал, показывающий всю
ложность мифа о безмерности русской души и исключительной полярности русского
национального характера.
При сопоставлении русских былин с героическим эпосом народов
средневековой Европы — в смысле безмерности характеров героев, именно герои
русского эпоса оказываются людьми, лишенными необузданных, безмерных страстей.
"О "Нибелунгах" не стоит и говорить: там все "безмерно" и свирепо.
Остановимся лишь на "Песне о Роланде", поскольку Франция "классическая страна
меры". Какие характеры, какие тяжелые страсти в этой поэме? Безупречный,
несравненный рыцарь Роланд, гнусный изменник Ганелон, святой Тюрпен, рог
Роланда, в который рыцарь дует так, что у него кровь хлынула из горла. Карл
Великий, слышащий этот рог за тридевять земель и мчащийся на помощь своему слуге
для разгрома 400-тысячной армии неверных, — все это "безмерно". А речь Роланда
перед боем, а его гибель, а его невеста — где уж до нее по безмерности скромной
и милой Ярославне! А смерть Оливье! А казнь изменника! В "Слове о полку
Игореве", напротив, все очень просто, сильных страстей неизмеримо меньше, и за
грандиозностью автор не гоняется. Ни безупречных рыцарей, ни отвратительных
злодеев. В средние века рыцари, говорят, шли в бой и умирали под звуки "Песни о
Роланде". Под звуки "Слова о Полку Игореве" воевать было бы трудно. Обе поэмы
имеют громадные достоинства, но безмерности в русской во всяком случае
неизмеримое меньше — снова скажу, слава Богу. А былины? Какая в них
бескрайность? Эти чудесные произведения, в сущности, по духу полны меры,
благоразумия, хитрецы, добродушия, беспечности. Один из новейших историков
русской литературы пишет: "В былинах истоки русского большевизма и его
прославление"! Я этого никак не вижу. По сравнению с западно-европейскими
произведениями такого же рода, былины свидетельствуют, напротив, об очень
высоком моральном уровне. В них нет ни пыток, ни истязаний, да и казней очень
мало. Нет и "ксенофобии". Об индусском богатыре Дюке Степановиче автор былины
отзывается ласково, как и об его матери "честной вдове Мамельфе Тимофеевне", а
Владимир стольно-киевский так же ласково приглашает его: "Ты торгуй-ка в нашем
граде Киеве, — Век торгуй у нас беспошлинно". (41)
Об отсутствии безмерности русской души наглядно свидетельствует "и
русское законодательство времен Владимира Святого и Ярослава Мудрого; оно было
гораздо умереннее и гуманнее многих западно-европейских. В "Русской Правде"
штраф преобладает над казнями и даже над тюрьмой. В ту пору в Германии отец имел
право собственной властью казнить сына. Не умевший читать и писать князь
Владимир, услышав, что у Соломона сказано: "Вдаяй нищему Богу взаим дает", велел
"всякому нищему и убогому приходить на княжий двор брать кушанье и деньги из
казны". (42)
И средним людям средневековой Руси и выдающимся представителям
средневековой Руси была глубоко чужда интеллигентская безмерность и
интеллигентская истеричность. Такой выдающийся представитель средневековой Руси,
как Нил Сорский не принимал безмерность как неотъемлемое свойство русского
народного характера и осуждая ее писал:
"И самая же добрая и благолепная делания с рассуждением подобает творити
и во благо время... Бо и доброе на злобу бывает ради безвременства и безмерия".
Не менее метко и другое замечание М. Алданова:
"...Отметить зло в ангеле, отметить добро в демоне, это идея чисто
русская и, кстати сказать, противоположная бескрайностям: умеряющая, не слишком
восторженная, — мир не делится на черное и белое. Это тоже ведь из Нила
Сорского".
Да, это из Нила Сорского! А разве Нил Сорский не является типичным
образованным человеком Московской Руси — характерной чертой которого была
гармоничность, та внутренняя цельность духа, которая по мнению И. В. Кириевского
(43) является полной противоположностью раздвоению сил разума у людей
европейской культуры.
Достоевский считает, что всякая односторонность и исключительность —
черта европеизированной русской интеллигенции, а не национального характера
русского народа. В книге известного философа Н. Лосского "Достоевский и его
христианское миропонимание", мы, например, читаем: "Всякую
односторонность и исключительность он осуждает, — пишет Лосский, — и считает ее
не соответствующей русскому характеру. В 1861 г., как и в дальнейшей своей
деятельности вплоть до пушкинской речи, он говорит, что "в русском характере
замечается резкое отличие от европейского, резкая особенность, что в нем по
преимуществу выступает способность высоко-синтетическая, способность
всеприимчивости, всечеловечности". (44)
А там, где есть резкая способность к всепримирению, к синтезу, там нет
места бескрайности, как типичной черте национального характера. Н. Лосский
правильно отмечают, что наличие известных крайностей в характере русского
человека не есть свойство только русского народного характера, "что каждый
народ, как целое, совмещает в себе пары противоположностей. Например, русскому
народу присущи и религиозный мистицизм и земной реализм..."
"В практической жизни для русского народа в высшей степени характерны, с
одной стороны, например, странники "взыскующие града", вроде Макара Ивановича
(один из героев романа "Подросток". Б. Б.), но с другой стороны, не менее
характерны и деловые люди, создавшие, например, русскую текстильную
промышленность или волжское пароходство. Сочетание таких противоположностей, как
религиозный мистицизм и земной реализм, имеется, конечно, не только у русских,
но и у французов, немцев, англичан... ". (45)
II
"...Под "русской безмерностью", — указывает М. Алданов, — иностранцы
теперь (это не всегда так было) разумеют крайние, прямо противоположные и
взаимно исключающие мысли, ведущие, разумеется, и к крайним делам в политике, к
подлинным потокам крови".
С такой трактовкой "русской безмерности" М. Алданов решительно не
согласен.
Парируя нелепые ссылки на Разинщину, Пугачевщину и другие восстания и
бунты, как на доказательство врожденой безмерности русского народа, — Алданов
резонно указывает, что и "...на западе были точно такие же восстания, и
подавлялись они так же жестоко. Прочтите у Жан-Клода, у Эли Бенуа, что делали во
Франции "Драгуны" в 1685 году. Людей рвали щипцами, сажали на пики, поджаривали,
обваривали, душили, вешали за нос. Это было в самой цивилизованной стране
Европы, в пору grand siecle в царствование короля, который не считался жестоким
человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11