Штаты не вели больше никакой
агрессивной воины. "Но мы забываем, — пишет Тойнсби, — что немцы, которые напали
на своих соседей, включая Россию, в первой мировой войне и вторично во вторую
мировую войну, были также людьми Запада, и что русские, азиаты и африканцы не
делают никакого различия между разными ордами "франков" (по-русски:
"европейцев"), что является общим именем для всех народов Запада в их целом".
III
Только с пятнадцатого по восемнадцатое столетие, по подсчетам знаменитого
русского слависта В. И. Ламанского, татарами и турками было захвачено и обращено
в рабов около пяти миллионов русских. А спрашивается, сколько погибло за эти три
столетия, во время набегов и войн? Все домашние рабы в Константинополе, как у
турок, так и у христиан, по свидетельству венецианских дипломатов, состояли из
русских. Много русских находилось в рабстве в Египте. С начала семнадцатого
века, великой смуты, на большинстве французских и венецианских военных галер
гребцами были русские рабы, пожизненно прикованные цепями к скамьям галер. Когда
венецианцев, главных торговцев рабами русскими, упрекали в бесстыдной торговле
христианами, они улыбаясь отвечали:
- Мы прежде всего венецианцы, а потом уже христиане.
Так во времена Александра Невского и позже, вплоть до нашего времени
христианский Запад не только был безучастен к страданиям русских, но старался
даже всегда, как и в наши дни, еще извлечь материальную выгоду из страданий
русского народа.
Острая непримиримость к латинскому западу воздвигает с тех пор высокую
стену недоверия между порабощенной монголами Россией и Западом. Оскорбленная
гнусным поведением христианского Запада Россия навеки сохранила недоверие и
брезгливое презрение к Западу. Это не была ни вражда, ни ненависть. Это было
именно брезгливое недоверие к людям, которые исповедовали одну и ту же веру, от
которых ждали помощи, но которые своим предательством не оправдали возлагаемого
на них доверия. Это недоверие смягчилось только несколько в результате
реформации.
"Реформация, разбившая религиозное единство Запада, невольно смягчила в
глазах русских людей эту картину и даже как бы приблизила к нам тех, кто вместе
с русскими был против "латинян". Религиозная выдержанность и неагрессивность
протестантов уже в ХII веке устраняют крупнейшее затруднение в общении с
Западом, и то, что делалось тогда в Москве, уже имевшей у себя "Немецкую
слободу" было предвестником грядущего обращения к Западу". — указывает проф.
Зеньковский в книге "Русские мыслители и Европа"...
Александр Невский, а позже его потомки Московские князья избрали
унизительную, но единственно верную в те времена тактику. Тактику терпения и
внешней покорности монгольским ханам и собирания с помощью их "ярлыков"
разрозненной на враждующие княжества Руси в единое национально государство,
объединенное под властью Великого Князя, которому сами же татары дали ярлык на
Великое Княжение.
Это была гениальная тактика, только она могла сплотить национальные силы
и бросить их спустя несколько поколений, при Дмитрии Донском на татар.
Когда Дмитрий Донской, напрягши все силы Руси, готовился к борьбе с
татарами, в войске Мамая были целые отряды западно-европейских рыцарей. И только
благодаря искусной стратегии Дмитрия Донского полчища Мамая были разбиты прежде,
чем на Куликово поле успела прибыть польско-литовская рать католика Ягайлы.
ПО ЗАВЕТАМ АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО
Вскоре после нападения татар на Русь, объединенные войска Римского
Епископа и Ордена Меченосцев захватили северную часть принадлежавших Пскову и
Новгороду земель.
В это же время шведский король (отвечая на призыв Папы Римского о
необходимости распространять католичество силой) послал на Новгород сильное
войско, которым командовал его зять Биргер.
Плохо пришлось бы северной Руси, если бы Александр Невский не разбил
войско, которым предводительствовал Биргер.
Западный мир во все время татарского ига пытался воспользоваться
несчастным положением Руси.
В год нападения Батыя на южную Русь, Папа Григорий проклял всех
новгородцев, и призвал к Крестовому походу против Новгорода.
А незадолго до того особыми буллами Папа римский запретил католическим
купцам продавать в русские земли корабельные снасти, лошадей, разные изделия.
Не случайно советником Батыя был рыцарь святой Марии Альфред
фон-Штумпенхаузен.
* * *
Московские князья обладали ясным, холодным умом. Они следовали завету
своего предка Александра Невского, искуснейшего воина и дипломата своего
времени. Ход рассуждений Невского был примерно таков. Он считал необходимым
покориться временно татарам. Татары на церковь не посягают, — говорил он. — На
церковь душей первое время обопремся, а там силу начнем копить. Против двух
врагов — немцев и татар — Руси не устоять. Надо смириться, пока Бог орду не
переменит. Немцы хуже татар, они не только тело, а и душу хотят пленить в свою
веру.
Александр Невский очень верно расценил политическую обстановку. "Третье
большое событие в истории русской души, и по своим отдаленным последствиям
важнейшее — есть германское нашествие XIII столетия, — пишет Вальтер Шубарт. —
Тогда шведы, датчане и немцы устремились с Балтийского моря на русскую землю.
Основали Ригу и Ревель и достигли Пскова и Новгорода. Таков был ответ на
умоляющие просьбы, с которым русские обращались к христианскому Западу, дабы
сохранить свое существование против натиска язычников. Это было первое
знакомство русских с западно-европейцами. Оно было достаточно горьким. Тогда и
были посеяны первые семена отталкивания от Запада". (7)
Московские князья следовали заветам Александра Невского и не одобряли
горячих тверских князей и южных князей, которые не имея достаточных сил, мечтали
о восстании против татар.
Тверские князья пытались войти в союз с Западом, стать независимыми и
управлять Русью.
Новгородская и Псковская республики, как и современные демократии, в ту
грозную эпоху думали только об экономических выгодах.
Московские же князья не рассчитывали ни на помощь Запада, ни на помощь
других князей, они верили только в силу Церкви и для этого постарались
переманить из Владимира в Москву Митрополита и в силу своих капиталов, с помощью
которых в Орде можно купить все.
Изъявляя внешнюю покорность Орде, они упорно копили деньги и, пользуясь
даваемыми им ханами ярлыками на великое княжение год за годом собирали русские
области в единое русское государство. Было, конечно, много и других причин,
почему Москва стала центром собирания Руси, но эта тема выходит за пределы моей
работы.
Церковь в эти годы настойчиво, упорно собирала духовные силы народа,
борясь против "Эллинской премудрости", в результате которой, в западной Руси
русских князей сменили литовские князья язычники, которая в других княжествах
порождала равнодушие к православию, вслед за которым начиналось увлечение
Западом в итоге которого могло расцвести мусульманство и латинство. Это было в
момент, когда только Церковь поддерживала духовное единство народа.
Первую борьбу за национальную независимость начала Церковь, которой
татарские ханы предоставили полную свободу религиозной деятельности. Когда
Митрополит Петр избрал резиденцией митрополитов Москву, это сразу сделало ее в
глазах населения разных княжеств духовным и национальным центром. У всех стала
возникать мысль, что Москва всей Руси голова. И, как известно теперь, ни
Митрополит, ни народ не ошибся в значении, которое будет иметь Москва.
Иван III смог создать единое русское национальное государство только
благодаря тому духовному и культурному подъему, который начался вслед за
Куликовской битвой. Начался этот подъем усилением интереса у русского общества к
национальному прошлому.
Русская культура, начиная с конца XIV столетия, вся пронизана духом любви
к русскому прошлому. (8) Русским прошлым увлечены не только русские летописцы,
но и живописцы и архитекторы. Центром этого возродившегося интереса к временам
русской независимости, является Москва.
В конце XIV века работа московских летописцев приобретает государственный
характер. Нуждаясь в идеологическом фундаменте своих действий по собиранию Земли
Русской, Московские князья стремятся возродить древнюю идею о единстве Русской
Земли, которую развивают уже первые Киевские летописцы. Московские Митрополиты и
Великие Московские Князья свозят в Москву отовсюду областные летописи.
Московская летопись превращается в общерусскую.
Эта работа Московских летописцев по словам Лихачева "опережала реальный
политический рост Москвы".
Самый выдающийся же знаток русских летописей А. А. Шахматов заявляет, что
общерусский характер московского летописания "свидетельствует об общерусских
интересах, о единстве Земли Русской в такую эпоху, когда эти понятия едва только
возникали в политических мечтах Московских правителей". (9)
Из Киевской летописи "Повести временных лет" московские летописцы
заимствуют идею служения князя народу и идею обороны русской земли от врагов
соединенными усилиями русских княжеств.
Первый общерусский свод летописей был составлен в Москве еще в 1408 году.
Это свидетельствует о созревании мысли о необходимости политического единства
Руси.
Усиление интереса к истории сочетается с усилением интереса к памятникам
старины. При Дмитрии Донском восстанавливается древняя живопись, бывшая до эпохи
нашествия монголов в Успенском Соборе во Владимире. Реставрируются древние
церкви в других городах.
В эту же эпоху создаются различные повести о борьбе с татарами.
Генеалогия Московских князей доводится до Владимира Красное Солнышко. Москва
энергично восстанавливает связь с традициями Киевской Руси.
ОДНО ИЗ ВЕЛИКИХ РЕШЕНИЙ
I
Ход политических событий, приведший Москву возвышению был очень сложен.
Рост политического могущества Московской Руси есть результат весьма сложных
слагаемых.
Одним из таких слагаемых является попытка католичества насильственно
осуществить "соединение церквей", воспользовавшись бедственным положением
Византийской православной Империи. Москва всегда смотрела на Византию, как на
крепость православия среди латинского и басурманского моря. И вдруг в Москву
пришло известие, поразившее всех ее жителей, от Великого Князя до последнего
нищего, что Византийский Император, Патриарх и все Епископы отступились о
православия на состоявшемся в 1493 году во Флоренции Вселенском Соборе и
признали над собой главенство папы.
Профессор Карташев в следующих словах описывает то глубокое впечатление,
которое произвело это сообщение на всю Северную Русь:
"Мрачная тень от этого затмения солнца православия задела и Москву и
потрясла ее до глубины души. Грек-изменник, митрополит Исидор привез в 1441 г.
акт измены веры и прочитал его с амвона Успенского сбора. На епископов русских
напал трехдневный столбняк молчания. Первым опомнился Великий Князь Василий
Васильевич, объявил Исидора еретиком и — русская церковная душа как бы воскресла
от трехдневного гроба. Все поняли, что таинство мирового правопреемства на
охрану чистого православия до скорой кончины века отныне незримо перешло с
павшего Второго Рима на Москву, и ее воистину благоверный Великий Князь Василий
Васильевич получил свыше посвящение в подлинного царя всего мирового
православия, "браздодержателя святых Божиих церквей". С 1453 г. суд Божий над
Вторым Римом стал уже ясен для всех простецов". То, что Московская Русь
отказалась подчиниться Флорентийской унии, по словам историка С. М. Соловьева,
"есть одно из тех великих решений, которые на многие века вперед определяют
судьбу народов..."
"...Верность древнему благочестию, провозглашенная Великим Князем
Василием Васильевичем, поддержала самостоятельность северо-восточной Руси в 1612
г., сделала невозможным вступление на московский престол польского королевича,
повела к борьбе за веру в польских владениях, произвела соединение Малой России
с Великой, условила падение Польши, могущество России и связь последней с
единоверными народами Балканского полуострова".
Комментируя эту оценку Соловьева, проф. Карташев замечает:
"Мысль историка бежит по чисто политической линии, но параллельно и по
линии культурного интереса мы должны отметить момент отказа от унии, как момент,
ведущий за собой целую эпоху. После этого внутреннее отъединение русского мира
от Запада, под воздействием вспыхнувшей мечты о Москве — Третьем Риме, уже
твердо закрепило особый восточно-европейский характер русской культуры, которого
не стерла ни внешне, ни тем более внутренне, великая западническая реформа Петра
Великого.
Так проведена была православной церковью грань, черта, иногда
углублявшаяся как ров, иногда возвышавшаяся, как стена, вокруг русского мира, в
младенческий и отроческий период роста национальной души народа, когда успели в
ней крепко залечь и воспитаться отличительные свойства ее "коллективной
индивидуальности" и ее производного — русской культуры. Таково, так сказать,
онтологическое значение православной Церкви для русской культуры.
Так совершилась та внутренняя кристаллизация национального сознания души
русской, после которой стало невозможно быть вполне русским, не будучи
православным. Разумеется в смысле полноты русскости, полноты русского
творчества".
II
А когда Византия пала, в Москве окончательно вызрела мысль, что волею
событий ей суждено стать Центром Православия в мире, Третьим Римом. Далекая
Москва, затерявшаяся среди лесов и снегов, сама еще не сбросившая ярмо
татарского ига, твердо решает взять на себя мировую роль защитницы и
хранительницы Православия.
"Когда агарянская мерзость запустения стала на месте святе, и св. София
превратилась в мечеть, а вселенский патриарх в раба султана, тогда мистическим
центром мира стала Москва — Третий и последний Рим. Это страшная, дух
захватывающая высота историософского созерцания и еще более страшная
ответственность. Ряд московских публицистов высокого литературного достоинства,
с вдохновением, возвышающемся до пророчества, с красноречием подлинно
художественным не пишет, а поет ослепительные гимны русскому правоверию. Белому
царю Московскому и Белой пресветлой России. Пульс духовного волнения души
русской возвышается до библейских высот. Святая Русь оправдала свою претензию на
деле. Она взяла на себя героическую ответственность — защитницы православия во
всем мире, она стала в своих глазах мировой наций, ибо Московская держава стала
вдруг последней носительницей, броней и сосудом Царства Христова в истории —
Римом Третьим, а Четвертому уже не бывать. Так Давид, сразивший Голиафа, вырос в
царя Израиля. Так юная и смиренная душа народа — ученика в христианстве, в
трагическом испуге за судьбы церкви, выросла в исполина. Так родилось
великодержавное сознание русского народа и осмыслилась пред ним его последняя и
вечная миссия. Тот, кто дерзнул, еще не сбросив с себя окончательно ига Орды,
без школ и университетов, не сменив еще лаптей на сапоги, уже вместить духовное
бремя и всемирную перспективу Рима, тот показал себя по природе способным на
величие, тот внутренне стал великим. Это преданность и верность русской души
Православию — породили незабываемую, исторически необратимую русскую культурную
великодержавность и ее своеобразие".
Затерявшийся в снегах Третий Рим, осознав себя преемником погибшей
Византии, очень быстро стал набирать силы. Идея Третьего Рима, привела к очень
сильному возвышению роли и значения власти Великого Князя. Ведь если Москва
оказывалась Третьим Римом, то ведь Великий Князь Московский оказывался в роли
бывшего Византийского Императора. В это же время русская православная Церковь
фактически стала независимой от Константинопольского Патриарха.
А это привело к тому, что став независимыми от Константинопольского
Патриарха, русские первосвятители потеряли опору, которую имели раньше в
Константинопольских Патриархах, для своей церковной власти. Раньше в случаях
разногласия с Великим Князем, они всегда могли сослаться на авторитет
Константинопольского Патриарха и обратиться к нему за помощью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
агрессивной воины. "Но мы забываем, — пишет Тойнсби, — что немцы, которые напали
на своих соседей, включая Россию, в первой мировой войне и вторично во вторую
мировую войну, были также людьми Запада, и что русские, азиаты и африканцы не
делают никакого различия между разными ордами "франков" (по-русски:
"европейцев"), что является общим именем для всех народов Запада в их целом".
III
Только с пятнадцатого по восемнадцатое столетие, по подсчетам знаменитого
русского слависта В. И. Ламанского, татарами и турками было захвачено и обращено
в рабов около пяти миллионов русских. А спрашивается, сколько погибло за эти три
столетия, во время набегов и войн? Все домашние рабы в Константинополе, как у
турок, так и у христиан, по свидетельству венецианских дипломатов, состояли из
русских. Много русских находилось в рабстве в Египте. С начала семнадцатого
века, великой смуты, на большинстве французских и венецианских военных галер
гребцами были русские рабы, пожизненно прикованные цепями к скамьям галер. Когда
венецианцев, главных торговцев рабами русскими, упрекали в бесстыдной торговле
христианами, они улыбаясь отвечали:
- Мы прежде всего венецианцы, а потом уже христиане.
Так во времена Александра Невского и позже, вплоть до нашего времени
христианский Запад не только был безучастен к страданиям русских, но старался
даже всегда, как и в наши дни, еще извлечь материальную выгоду из страданий
русского народа.
Острая непримиримость к латинскому западу воздвигает с тех пор высокую
стену недоверия между порабощенной монголами Россией и Западом. Оскорбленная
гнусным поведением христианского Запада Россия навеки сохранила недоверие и
брезгливое презрение к Западу. Это не была ни вражда, ни ненависть. Это было
именно брезгливое недоверие к людям, которые исповедовали одну и ту же веру, от
которых ждали помощи, но которые своим предательством не оправдали возлагаемого
на них доверия. Это недоверие смягчилось только несколько в результате
реформации.
"Реформация, разбившая религиозное единство Запада, невольно смягчила в
глазах русских людей эту картину и даже как бы приблизила к нам тех, кто вместе
с русскими был против "латинян". Религиозная выдержанность и неагрессивность
протестантов уже в ХII веке устраняют крупнейшее затруднение в общении с
Западом, и то, что делалось тогда в Москве, уже имевшей у себя "Немецкую
слободу" было предвестником грядущего обращения к Западу". — указывает проф.
Зеньковский в книге "Русские мыслители и Европа"...
Александр Невский, а позже его потомки Московские князья избрали
унизительную, но единственно верную в те времена тактику. Тактику терпения и
внешней покорности монгольским ханам и собирания с помощью их "ярлыков"
разрозненной на враждующие княжества Руси в единое национально государство,
объединенное под властью Великого Князя, которому сами же татары дали ярлык на
Великое Княжение.
Это была гениальная тактика, только она могла сплотить национальные силы
и бросить их спустя несколько поколений, при Дмитрии Донском на татар.
Когда Дмитрий Донской, напрягши все силы Руси, готовился к борьбе с
татарами, в войске Мамая были целые отряды западно-европейских рыцарей. И только
благодаря искусной стратегии Дмитрия Донского полчища Мамая были разбиты прежде,
чем на Куликово поле успела прибыть польско-литовская рать католика Ягайлы.
ПО ЗАВЕТАМ АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО
Вскоре после нападения татар на Русь, объединенные войска Римского
Епископа и Ордена Меченосцев захватили северную часть принадлежавших Пскову и
Новгороду земель.
В это же время шведский король (отвечая на призыв Папы Римского о
необходимости распространять католичество силой) послал на Новгород сильное
войско, которым командовал его зять Биргер.
Плохо пришлось бы северной Руси, если бы Александр Невский не разбил
войско, которым предводительствовал Биргер.
Западный мир во все время татарского ига пытался воспользоваться
несчастным положением Руси.
В год нападения Батыя на южную Русь, Папа Григорий проклял всех
новгородцев, и призвал к Крестовому походу против Новгорода.
А незадолго до того особыми буллами Папа римский запретил католическим
купцам продавать в русские земли корабельные снасти, лошадей, разные изделия.
Не случайно советником Батыя был рыцарь святой Марии Альфред
фон-Штумпенхаузен.
* * *
Московские князья обладали ясным, холодным умом. Они следовали завету
своего предка Александра Невского, искуснейшего воина и дипломата своего
времени. Ход рассуждений Невского был примерно таков. Он считал необходимым
покориться временно татарам. Татары на церковь не посягают, — говорил он. — На
церковь душей первое время обопремся, а там силу начнем копить. Против двух
врагов — немцев и татар — Руси не устоять. Надо смириться, пока Бог орду не
переменит. Немцы хуже татар, они не только тело, а и душу хотят пленить в свою
веру.
Александр Невский очень верно расценил политическую обстановку. "Третье
большое событие в истории русской души, и по своим отдаленным последствиям
важнейшее — есть германское нашествие XIII столетия, — пишет Вальтер Шубарт. —
Тогда шведы, датчане и немцы устремились с Балтийского моря на русскую землю.
Основали Ригу и Ревель и достигли Пскова и Новгорода. Таков был ответ на
умоляющие просьбы, с которым русские обращались к христианскому Западу, дабы
сохранить свое существование против натиска язычников. Это было первое
знакомство русских с западно-европейцами. Оно было достаточно горьким. Тогда и
были посеяны первые семена отталкивания от Запада". (7)
Московские князья следовали заветам Александра Невского и не одобряли
горячих тверских князей и южных князей, которые не имея достаточных сил, мечтали
о восстании против татар.
Тверские князья пытались войти в союз с Западом, стать независимыми и
управлять Русью.
Новгородская и Псковская республики, как и современные демократии, в ту
грозную эпоху думали только об экономических выгодах.
Московские же князья не рассчитывали ни на помощь Запада, ни на помощь
других князей, они верили только в силу Церкви и для этого постарались
переманить из Владимира в Москву Митрополита и в силу своих капиталов, с помощью
которых в Орде можно купить все.
Изъявляя внешнюю покорность Орде, они упорно копили деньги и, пользуясь
даваемыми им ханами ярлыками на великое княжение год за годом собирали русские
области в единое русское государство. Было, конечно, много и других причин,
почему Москва стала центром собирания Руси, но эта тема выходит за пределы моей
работы.
Церковь в эти годы настойчиво, упорно собирала духовные силы народа,
борясь против "Эллинской премудрости", в результате которой, в западной Руси
русских князей сменили литовские князья язычники, которая в других княжествах
порождала равнодушие к православию, вслед за которым начиналось увлечение
Западом в итоге которого могло расцвести мусульманство и латинство. Это было в
момент, когда только Церковь поддерживала духовное единство народа.
Первую борьбу за национальную независимость начала Церковь, которой
татарские ханы предоставили полную свободу религиозной деятельности. Когда
Митрополит Петр избрал резиденцией митрополитов Москву, это сразу сделало ее в
глазах населения разных княжеств духовным и национальным центром. У всех стала
возникать мысль, что Москва всей Руси голова. И, как известно теперь, ни
Митрополит, ни народ не ошибся в значении, которое будет иметь Москва.
Иван III смог создать единое русское национальное государство только
благодаря тому духовному и культурному подъему, который начался вслед за
Куликовской битвой. Начался этот подъем усилением интереса у русского общества к
национальному прошлому.
Русская культура, начиная с конца XIV столетия, вся пронизана духом любви
к русскому прошлому. (8) Русским прошлым увлечены не только русские летописцы,
но и живописцы и архитекторы. Центром этого возродившегося интереса к временам
русской независимости, является Москва.
В конце XIV века работа московских летописцев приобретает государственный
характер. Нуждаясь в идеологическом фундаменте своих действий по собиранию Земли
Русской, Московские князья стремятся возродить древнюю идею о единстве Русской
Земли, которую развивают уже первые Киевские летописцы. Московские Митрополиты и
Великие Московские Князья свозят в Москву отовсюду областные летописи.
Московская летопись превращается в общерусскую.
Эта работа Московских летописцев по словам Лихачева "опережала реальный
политический рост Москвы".
Самый выдающийся же знаток русских летописей А. А. Шахматов заявляет, что
общерусский характер московского летописания "свидетельствует об общерусских
интересах, о единстве Земли Русской в такую эпоху, когда эти понятия едва только
возникали в политических мечтах Московских правителей". (9)
Из Киевской летописи "Повести временных лет" московские летописцы
заимствуют идею служения князя народу и идею обороны русской земли от врагов
соединенными усилиями русских княжеств.
Первый общерусский свод летописей был составлен в Москве еще в 1408 году.
Это свидетельствует о созревании мысли о необходимости политического единства
Руси.
Усиление интереса к истории сочетается с усилением интереса к памятникам
старины. При Дмитрии Донском восстанавливается древняя живопись, бывшая до эпохи
нашествия монголов в Успенском Соборе во Владимире. Реставрируются древние
церкви в других городах.
В эту же эпоху создаются различные повести о борьбе с татарами.
Генеалогия Московских князей доводится до Владимира Красное Солнышко. Москва
энергично восстанавливает связь с традициями Киевской Руси.
ОДНО ИЗ ВЕЛИКИХ РЕШЕНИЙ
I
Ход политических событий, приведший Москву возвышению был очень сложен.
Рост политического могущества Московской Руси есть результат весьма сложных
слагаемых.
Одним из таких слагаемых является попытка католичества насильственно
осуществить "соединение церквей", воспользовавшись бедственным положением
Византийской православной Империи. Москва всегда смотрела на Византию, как на
крепость православия среди латинского и басурманского моря. И вдруг в Москву
пришло известие, поразившее всех ее жителей, от Великого Князя до последнего
нищего, что Византийский Император, Патриарх и все Епископы отступились о
православия на состоявшемся в 1493 году во Флоренции Вселенском Соборе и
признали над собой главенство папы.
Профессор Карташев в следующих словах описывает то глубокое впечатление,
которое произвело это сообщение на всю Северную Русь:
"Мрачная тень от этого затмения солнца православия задела и Москву и
потрясла ее до глубины души. Грек-изменник, митрополит Исидор привез в 1441 г.
акт измены веры и прочитал его с амвона Успенского сбора. На епископов русских
напал трехдневный столбняк молчания. Первым опомнился Великий Князь Василий
Васильевич, объявил Исидора еретиком и — русская церковная душа как бы воскресла
от трехдневного гроба. Все поняли, что таинство мирового правопреемства на
охрану чистого православия до скорой кончины века отныне незримо перешло с
павшего Второго Рима на Москву, и ее воистину благоверный Великий Князь Василий
Васильевич получил свыше посвящение в подлинного царя всего мирового
православия, "браздодержателя святых Божиих церквей". С 1453 г. суд Божий над
Вторым Римом стал уже ясен для всех простецов". То, что Московская Русь
отказалась подчиниться Флорентийской унии, по словам историка С. М. Соловьева,
"есть одно из тех великих решений, которые на многие века вперед определяют
судьбу народов..."
"...Верность древнему благочестию, провозглашенная Великим Князем
Василием Васильевичем, поддержала самостоятельность северо-восточной Руси в 1612
г., сделала невозможным вступление на московский престол польского королевича,
повела к борьбе за веру в польских владениях, произвела соединение Малой России
с Великой, условила падение Польши, могущество России и связь последней с
единоверными народами Балканского полуострова".
Комментируя эту оценку Соловьева, проф. Карташев замечает:
"Мысль историка бежит по чисто политической линии, но параллельно и по
линии культурного интереса мы должны отметить момент отказа от унии, как момент,
ведущий за собой целую эпоху. После этого внутреннее отъединение русского мира
от Запада, под воздействием вспыхнувшей мечты о Москве — Третьем Риме, уже
твердо закрепило особый восточно-европейский характер русской культуры, которого
не стерла ни внешне, ни тем более внутренне, великая западническая реформа Петра
Великого.
Так проведена была православной церковью грань, черта, иногда
углублявшаяся как ров, иногда возвышавшаяся, как стена, вокруг русского мира, в
младенческий и отроческий период роста национальной души народа, когда успели в
ней крепко залечь и воспитаться отличительные свойства ее "коллективной
индивидуальности" и ее производного — русской культуры. Таково, так сказать,
онтологическое значение православной Церкви для русской культуры.
Так совершилась та внутренняя кристаллизация национального сознания души
русской, после которой стало невозможно быть вполне русским, не будучи
православным. Разумеется в смысле полноты русскости, полноты русского
творчества".
II
А когда Византия пала, в Москве окончательно вызрела мысль, что волею
событий ей суждено стать Центром Православия в мире, Третьим Римом. Далекая
Москва, затерявшаяся среди лесов и снегов, сама еще не сбросившая ярмо
татарского ига, твердо решает взять на себя мировую роль защитницы и
хранительницы Православия.
"Когда агарянская мерзость запустения стала на месте святе, и св. София
превратилась в мечеть, а вселенский патриарх в раба султана, тогда мистическим
центром мира стала Москва — Третий и последний Рим. Это страшная, дух
захватывающая высота историософского созерцания и еще более страшная
ответственность. Ряд московских публицистов высокого литературного достоинства,
с вдохновением, возвышающемся до пророчества, с красноречием подлинно
художественным не пишет, а поет ослепительные гимны русскому правоверию. Белому
царю Московскому и Белой пресветлой России. Пульс духовного волнения души
русской возвышается до библейских высот. Святая Русь оправдала свою претензию на
деле. Она взяла на себя героическую ответственность — защитницы православия во
всем мире, она стала в своих глазах мировой наций, ибо Московская держава стала
вдруг последней носительницей, броней и сосудом Царства Христова в истории —
Римом Третьим, а Четвертому уже не бывать. Так Давид, сразивший Голиафа, вырос в
царя Израиля. Так юная и смиренная душа народа — ученика в христианстве, в
трагическом испуге за судьбы церкви, выросла в исполина. Так родилось
великодержавное сознание русского народа и осмыслилась пред ним его последняя и
вечная миссия. Тот, кто дерзнул, еще не сбросив с себя окончательно ига Орды,
без школ и университетов, не сменив еще лаптей на сапоги, уже вместить духовное
бремя и всемирную перспективу Рима, тот показал себя по природе способным на
величие, тот внутренне стал великим. Это преданность и верность русской души
Православию — породили незабываемую, исторически необратимую русскую культурную
великодержавность и ее своеобразие".
Затерявшийся в снегах Третий Рим, осознав себя преемником погибшей
Византии, очень быстро стал набирать силы. Идея Третьего Рима, привела к очень
сильному возвышению роли и значения власти Великого Князя. Ведь если Москва
оказывалась Третьим Римом, то ведь Великий Князь Московский оказывался в роли
бывшего Византийского Императора. В это же время русская православная Церковь
фактически стала независимой от Константинопольского Патриарха.
А это привело к тому, что став независимыми от Константинопольского
Патриарха, русские первосвятители потеряли опору, которую имели раньше в
Константинопольских Патриархах, для своей церковной власти. Раньше в случаях
разногласия с Великим Князем, они всегда могли сослаться на авторитет
Константинопольского Патриарха и обратиться к нему за помощью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11