Вчера вечером он кишмя кишел Женщинами. Идемте немедленно,
я должен вас спасти. У меня есть автомобиль, корзинка земляники и бутылка
«Шато-Перигей», которого вы никогда не пробовали, потому не притворяйте
сь. С земляникой оно восхитительно.
Ц Куда мы едем?
Ц Навестить одного человека.
Ц По имени?
Ц Хокинс. Захватите денег, на случай если нам вздумается что-нибудь купи
ть. Автомобиль принадлежит некоему лицу по фамилии Хардкасл. Вернете ему
обломки, если я разобьюсь и погибну Ц я не очень-то умею водить машины:
За оранжереей, в которую обращена была наша привратницкая, по выходе из в
орот нас ждал открытый двухместный «моррис-каули». За рулем сидел Себас
тьянов плюшевый медведь. Мы посадили его посередине: «Позаботьтесь, чтоб
ы его не укачало», Ц и тронулись в путь. Колокола Святой Марии вызванивал
и девять; мы удачно избегли столкновения со священником при черной шляпе
и белой бороде, задумчиво катившим на велосипеде прямо нам навстречу по
правой стороне улицы, пересекли Карфакс, миновали вокзал и вскоре уже ех
али по дороге на Ботли среди полей и лугов; в те дни поля и луга начинались
совсем близко.
Ц Не правда ли, как еще рано! Ц сказал Себастьян. Ц Женщины еще заняты т
ем, что там они с собой делают, прежде чем спуститься к завтраку. Лень их сг
убила. Мы успели удрать. Да здравствует Хардкасл!
Ц Кто бы он ни был.
Ц Он думал, что едет с нами. Лень и его сгубила. Я ему яснс сказал: в десять. Э
то один очень мрачный человек из нашего колледжа. Он живет двойной жизнь
ю. По крайней мере так я предполагаю. Нельзя же всегда, днем и ночью, остава
ться Хардкаслом, верно? Он бы давно умер. Он говорит, что знает моего отца, а
этого не может быть.
Ц Почему?
Ц Папу никто не знает. Он отверженный. Разве вы не слышали?
Ц Как жаль, что ни вы, ни я не умеем петь, Ц сказал я. В Суиндоне мы свернули
с шоссе и некоторое время ехали между коттеджами из тесаного камня, стоя
вшими за низкими оградами из светлого песчаника. Солнце поднималось все
выше. Часов в одиннадцать Себастьян неожиданно съехал с дороги на какую-
то тропу и затормозил. Уже припекало настолько, что самое время было укры
ться в тени. На ощипанном овцами пригорке под сенью раскидистых вязов мы
съели землянику и выпили вино Ц которое, как и сулил Себастьян, с земляни
кой оказалось восхитительным, Ц раскурили толстые турецкие сигареты и
лежали навзничь Ц Себастьян глядя вверх в густую листву, а я вбок, на его
профиль, между тем как голубовато-серый дым подымался над нами, не колебл
емый ни единым дуновением, и терялся в голубовато-зеленой тени древесно
й кроны и сладкий аромат табака смешивался ароматами лета, а пары душист
ого золотого вина словно приподнимали нас на палец над землей, и мы парил
и в воздухе, не касаясь травы.
Ц Самое подходящее место, чтобы зарыть горшок золотых монет, Ц сказал С
ебастьян. Ц Хорошо бы всюду, где был счастлив, зарывать в землю что-нибуд
ь ценное, а потом в старости, когда станешь безобразным и жалким, возвраща
ться, откапывать и вспоминать.
Я был студентом уже третий семестр, но свою жизнь в Оксфорде я датирую со в
ремени моего знакомства с Себастьяном, происшедшего случайно в середин
е предыдущего семестра. Мы числились в разных колледжах и были выпускник
ами разных школ. Я вполне мог провести в университете все три или четыре г
ода и никогда с ним не встретиться, если бы не случайное стечение обстоят
ельств: однажды вечером он сильно напился в моем колледже, а я жил на перво
м этаже, и мои окна выходили на внутренний дворик.
Об опасностях этого жилища меня специально предупреждал мой кузен Джас
пер; когда я обосновался в Оксфорде, он один Ц из всех наших родственнико
в счел меня достойным объектом для своего руководства. Отец никаких сове
тов мне не давал. Он, как всегда, уклонился от серьезного разговора. Единст
венный раз он завел речь на эту тему, когда до моего отъезда в университет
оставалось каких-нибудь две недели, заметив как бы вскользь и не без ехид
ства;
Ц Я говорил о тебе. Встретил в «Атенеуме» твоего будущего ректора. Мне хо
телось говорить об идее бессмертия у этрусков, а ему Ц о популярных лекц
иях для рабочих, вот мы и пошли на компромисс и разговаривали о тебе. Я спр
осил его, какое содержание тебе назначить. Он ответил: «Три сотни в год, и н
и в коем случае не давайте ему ничего сверх этого. Столько получает больш
инство». Но я подумал, что его совет едва ли хорош. Я в свое время получал бо
льше, чем многие, и, насколько помню, нигде и никогда эта разница в несколь
ко сотен фунтов не имела такого значения для популярности и веса в общес
тве. У меня была сначала мысль определить тебе шестьсот фунтов, Ц сказал
мой отец, слегка посапывая, как он делал всегда, когда что-то казалось ему
забавным, Ц но я подумал, что, если ректор случайно об этом узнает, он може
т усмотреть здесь нарочитую невежливость. Поэтому даю тебе пятьсот пять
десят.
Я поблагодарил его.
Ц Да-да, конечно, я тебя слишком балую, но это все деньги из капитала, так ч
то… А теперь я, видимо, должен дать тебе наставления. Мне самому никто наст
авлений не давал, не считая твоего дяди Элфрида. Вообрази себе, летом пере
д моим поступлением в университет твой дядя Элфрид специально приехал в
Боутон, чтобы дать мне совет. И знаешь, что это был за совет? «Нед, Ц сказал
он мне, Ц об одном я тебя настоятельно прошу. Всегда носи по воскресеньям
цилиндр. Именно по цилиндру судят о человеке». И ты знаешь, Ц продолжал м
ой отец, все явственнее сопя носом, Ц я так и делал. Одни носили цилиндры, д
ругие нет. И я никогда не замечал, чтобы между теми и этими существовала ра
зница. Но сам я всегда носил по воскресеньям цилиндр. Это показывает, каку
ю пользу может принести разумный совет, умело и вовремя преподанный. Хот
елось бы и мне дать тебе столь же полезный совет, но мне тебе нечего посове
товать.
Зато кузен Джаспер восполнил этот пробел с лихвой; он был сыном старшего
брата моего отца, которого отец нередко называл Ц наполовину в шутку, на
половину всерьез Ц «главой рода»; Джаспер учился в Оксфорде четвертый г
од и в прошлом семестре едва не сподобился быть включенным в университет
скую восьмерку. Он был секретарем клуба «Кеннинг» и председателем орато
рского кружка Ц фигура в колледже довольно значительная. В первую же не
делю моего пребывания в Оксфорде он нанес мне официальный визит и осталс
я к чаю. Воздав должное медовым плюшкам, гренкам с анчоусами и щедро отвед
ав орехового торта от Фуллера, он закурил трубку и, откинувшись в соломен
ном кресле, стал излагать правила поведения, кажется, на все случаи жизни;
я и сегодня могу повторить слово в слово едва ли не все его наставления.
Ц …Ты на историческом? Вполне солидный факультет. Самый трудный экзаме
н Ц английская литература, за ней идет современная филология. Сдавать н
адо на высший балл или на низший. Все, что в промежутке, не стоит труда. Врем
я, потраченное на получение заслуженной двойки, потрачено впустую. Ходит
ь надо на самые лучшие лекции, например на аркрайтовский курс по Демосфе
ну, независимо от того, на каком факультете они читаются… Теперь платье. О
девайся, как в загородном доме. Никогда не носи твидовый пиджак с фланеле
выми брюками, а только костюмы. И шей у лондонского портного Ц там и крой
лучше, и кредит долгосрочнее… Клубы. Поступить теперь в «Карлтон», а в нач
але второго курса Ц в «Грид». Если захочешь выдвинуть свою кандидатуру
в Союз Ц затея вовсе не бессмысленная, Ц составь себе сначала репутаци
ю в «Чэтеме» или, скажем, в «Кеннинге» и начни с выступлений по поводу газе
ты… Кабаний холм
Район Оксфорда, где группировались женские колледжи.
обходи стороной… Ц Небо над крутоверхими крышами напротив моих о
кон зарделось, потом погасло; я подсыпал угля в камин, зажег лампу, осветив
во всей красе его безупречные брюки гольф от лондонского портного и леа
ндровский галстук… Ц Не обращайся с ассистентами, как с учителями, держ
ись с ними, как дома с приходским священником… На втором курсе тебе приде
тся употребить львиную долю своего времени на то, чтобы избавиться от не
желательных знакомств, которые приобрел на первом… Остерегайся англок
атоликов, они все содомиты и говорят с неприятным акцентом. Вообще держи
сь в стороне от всяких религиозных групп: от них один вред.
В заключение, уже прощаясь, он сказал:
Ц И последнее. Смени комнаты. Ц Это были просторные комнаты с глубокими
нишами окон и крашеными деревянными панелями XVIII века; редко кому из перво
курсников доставались такие. Ц Мне известно немало случаев, когда чело
век погибал оттого, что занимал комнаты в нижнем этаже окнами на внутрен
ний дворик, Ц продолжал мой кузен в тоне сурового предостережения. Ц Сю
да станут заходить люди. Оставлять свои мантии, потом брать их по дороге в
столовую; ты начнешь угощать их хересом. И так, не успеешь оглянуться, а у т
ебя уже не квартира, а бесплатный бар для всех нежелательных лиц из твоег
о колледжа.
Ни одному из этих советов я, по-моему, не последовал. Комнаты я, во всяком сл
учае, не сменил; там под окнами цвели белые левкои, даря мне летними ночами
свой восхитительный аромат.
Задним числом несложно приписать себе в юности разум не по годам и неисп
орченность вкусов, которой не было; несложно подтасовать даты, прослежив
ая свой рост по отметкам на дверном косяке. Мне приятно думать Ц и я иногд
а в самом деле думаю, Ц будто я украсил тогда свои комнаты гравюрами Морр
иса и слепками из Арунделевской коллекции и будто книжные полки у меня б
ыли уставлены фолиантами XVII века и французскими романами времен Второй и
мперии, в переплетах из сафьяна и муарового шелка. Но это было не так. В пер
вый же день я гордо повесил над камином репродукцию ван-гоговских «Подс
олнечников» и поставил экран с провансальским пейзажем Роджера Фрая, ко
торый я купил по дешевке на распродаже в мастерских «Омеги». Еще у меня ви
села афиша работы Мак-Найта Кауффера и гравированные листы со стихами и
з книжного магазина «Поэзия», но хуже всего была фарфоровая статуэтка По
лли Пичем, стоявшая на камине между двумя черными подсвечниками. Книги м
ои были немногочисленны и неоригинальны: «Вид и план» Роджера Фрая, иллю
стрированное издание «Шропширского парня», «Выдающиеся викторианцы»,
несколько томиков «Поэзии георгианской эпохи», «Унылая улица» и «Южный
ветер»; и мои первые знакомые вполне соответствовали такой обстановке. Э
то были: Коллинз, выпускник Винчестера и будущий университетский препод
аватель, обладавший изрядной начитанностью и младенческим чувством юм
ора; и небольшой кружок факультетских интеллектуалов, державшихся сред
него курса между ослепительными «эстетами» и усердными «пролетариями»
, которые самозабвенно и кропотливо овладевали фактами, засев у себя в ме
блированных комнатах на Иффли-роуд и Веллингтон-сквер. В этот кружок был
я принят с первых дней, и здесь нашел ту же компанию, к какой привык в школе,
к какой школа меня заранее подготовила; но уже в первые дни, когда самая жи
знь в Оксфорде и собственная квартира и собственная чековая книжка были
источником радости, я в глубине души чувствовал, что это еще не все, что эт
им не исчерпываются прелести оксфордской жизни.
При появлении Себастьяна серые фигуры моих университетских знакомых о
тошли на задний план и затерялись в окружающем ландшафте, словно овцы в т
уманном вереске взгорий. Коллинз опровергал передо мной положения ново
й эстетики:
Ц Идею «значимой формы» следует либо принять, либо отвергнуть in toto
В целом (лат.)
. Если признать третье измерение на двухмерном полотне Сезанна, тог
да приходится признать и преданный блеск в глазу лэндсировского спание
ля…
Но истина открылась мне только в тот день, когда Себастьян, листая от нече
го делать «Искусство» Клайва Белла, прочел вслух: «Разве кто-нибудь испы
тывает при виде цветка или бабочки те же чувства, что и при виде собора или
картины?» Ц и сам ответил: «Разумеется. Я испытываю».
Я знал Себастьяна в лицо задолго до того, как мы познакомились. Это было не
избежно, так как с первого дня он сделался самым заметным студентом на ку
рсе благодаря своей красоте, которая привлекала внимание, и своим чудаче
ствам, которые, казалось, не знали границ. Впервые я увидел его, столкнувши
сь с ним на пороге парикмахерской Джермера, и был потрясен не столько его
внешностью, сколько тем обстоятельством, что он держал в руках большого
плюшевого медведя.
Ц Это был лорд Себастьян Флайт, Ц объяснил мне брадобрей, когда я уселс
я в кресло. Ц Весьма занятный молодой джентльмен.
Ц Несомненно, Ц холодно согласился я.
Ц Второй сын маркиза Марчмейна. Его брат, граф Брайдсхед, окончил курс в
прошлом семестре. Вот он был совсем другой, на редкость тихий, уравновеше
нный джентльмен, просто как старичок. Знаете, зачем лорд Себастьян прихо
дил? Ему нужна была щетка для его плюшевого мишки, непременно с очень жест
кой щетиной, но, сказал лорд Себастьян, не для того, чтобы его причесывать,
а чтобы грозить ему, когда он раскапризничается. Он купил очень хорошую щ
етку из слоновой кости и отдал выгравировать на ней «Алоизиус» Ц так зо
вут медведя.
Этот человек, которому за столько лет вполне могли бы уже прискучить сту
денческие фантазии, был явно пленен. Я, однако, отнесся к молодому лорду не
одобрительно и в дальнейшем, видя его мельком на извозчике или за столик
ом у «Джорджа», обедающим в накладных бакенбардах, не изменил своего отн
ошения, хотя Коллинз, штудировавший в это время Фрейда, объяснил мне все в
самых научных терминах.
Да и обстоятельства нашего знакомства, когда оно наконец состоялось, был
и не слишком благоприятны. Дело было в начале марта, незадолго до полуноч
и; я угощал у себя факультетских интеллектуалов разогретым вином с пряно
стями; комната была жарко натоплена, в воздухе густо стоял табачный дым и
запах специй, и голова моя шла кругом от умных разговоров. Я распахнул окн
о, и с университетского дворика ко мне донесся довольно обычный здесь пь
яный смех и нетвердый звук шагов.
Ц Постойте-ка, Ц проговорил один голос. Другой буркнул: Ц Ладно, идемте.

Ц Полно времени… Ц не очень внятно возразил третий. Ц Пока Том не проб
ьет последний раз…
Часы на оксфордской колокольне Большой Том бьют в полночь 101 раз.

И тут еще один голос, более звонкий и чистый, чем остальные, произнес:
Ц Знаете, я ощущаю совершенно непонятную дурноту. Простите, принужден п
окинуть вас на минуту.
Через мгновенье в моем окне появилось лицо, в котором я узнал лицо Себаст
ьяна, но не такое, каким я видел его раньше, оживленное и светлое; он мгнове
ние смотрел на меня невидящими глазами, затем перегнулся через подоконн
ик поглубже в комнату, и его стошнило.
Подобные завершения дружеских ужинов не были у нас в диковину; на такие с
лучаи существовал даже определенный тариф вознаграждения служителей;
мы все методом проб и ошибок учились пить и знать меру. И была какая-то тро
гательная чистоплотность наизнанку в том, как Себастьян в своей крайнос
ти поспешил к открытому окну. Но все-таки, что там ни говори, знакомство бы
ло не из приятных.
Товарищи выволокли его из ворот, и через несколько минут студент, задава
вший пирушку, приветливый итонец с моего курса, вернулся, чтобы принести
извинения. Он тоже был сильно пьян, и речи его носили характер повторяющи
йся, а под конец еще и слезливый.
Ц Беда в том, что вина были слишком разные, Ц объяснял он Ц ни количеств
о, ни качество тут ни при чем. Все дело в смеси. Уразумейте это, и вы постигне
те корень зла. Понять Ц значит простить.
Ц Да-да, Ц ответил я, однако на следующее утро, выслушивая упреки Ланта,
все еще испытывал досаду.
Ц Кувшин-другой подогретого вина на пятерых, Ц ворчал Лапт, Ц и вот, по
жалуйста. Не успели даже до окна добежать. Кто не умеет пить, пусть не бере
тся, я так считаю.
Ц Это не мы, Лант. Это один человек не из нашего колледжа.
Ц Мне от этого не легче вывозить всю эту мерзость.
Ц Там для вас пять шиллингов на буфете.
Ц Видел и благодарю, но по мне лучше уж не надо денег п чтоб не было этого б
езобразия.
Я надел университетскую мантию и оставил его в одиночестве делать свое д
ело. В те дни я еще посещал лекции и домой вернулся незадолго до полудня. М
оя гостиная была завалена цветами, во всех углах, на всех столах, полках и
подоконниках, во всех мыслимых сосудах стояло столько цветов, что казало
сь Ц ив действительности так и было, Ц сюда перекочевало содержимое це
лого цветочного магазина.
1 2 3 4 5 6 7