Даже зеркало Останкинского пруда было непроницаемо серым – ведь оно всего-навсего отражало небо. Отсутствие ветра и дождя не допускало ни малейших искажений.
Квазиморда был в плохом настроении. Эфир сегодня был скучный. Закомплексованные уроды, звонившие ему в студию, тоже были какими-то скучными и мелкими. Сегодня у Квазиморды не получалось давать советы. Вряд ли кто-нибудь пожалуется, но сам ди-джей чувствовал – сегодня был не его день. Он «выезжал» чисто на профессионализме, не чувствуя никакого вдохновения. Отделывался от слушателей общими фразами, рассказывал анекдоты, ставил песни…
Сегодня он не дал в эфир ни одной песни Эсмеральды. Ему было слишком плохо.
После того инцидента с господином Обрезайко Квазиморда даже получил премию – за самое оригинальное поздравление в прямом эфире. И за то, что успешно вел свои темы на форуме радио «ЕПРСТ».
«Опять лишние деньги, – подумал Квазиморда, получив премию. – И что я буду с ними делать, если мне не на кого их тратить?»
Он даже честно пытался снять «ночную бабочку» на Ленинградке. Нет, девчонки с Ленинградки не стали в ужасе шарахаться от Квазиморды – они видели уродов и пострашнее. Просто, когда он уже почти решился, его вдруг стошнило прямо посреди улицы. Забившись в вагон метро, Квазиморда тогда подумал:
«Да, я и в самом деле опустился ниже плинтуса. Мало того, что наведался на Ленинградку, так даже не смог взять то, за чем приходил».
Короче, горбун окончательно перестал себя уважать.
А сейчас он шел к станции «Телецентр», и мир был пуст.
В надземке часто можно было встретить туристов, любовавшихся панорамой Москвы. Вот и сейчас, когда Квазиморда вошел в вагон, какой-то паренек с рюкзачком, в рубашке из «секонд-хэнда» и бейсболке с надписью «LA» посмотрел на горбуна с интересом и удивлением, почти без отвращения, видимо, приняв Квазиморду за достопримечательность.
Квазиморда, не обратив внимания на этого «туриста», стал смотреть в окно. Серые облака… где-то это уже было. Такие же серые облака, проплывающие из одной пустоты в другую…
Квазиморда вспомнил эпизод из детства. Это было очень давно. Он не помнил, что случилось, помнил только то, что он заболел, и мама повезла его в Москву, чтобы вылечить. В тот день по небу плыли такие же серые облака, и маленький мальчик, выросший в горбуна Квазиморду, почему-то сильно боялся этих облаков… или чего-то, что было с ними связано.
Тогда, в детстве, мама привела мальчика к какому-то целителю. И ушла со словами:
– Не бойся, маленький, это дядя Семен, он тебе поможет. Не бойся, мама скоро вернется.
И маленький Квазиморда остался один на один с «дядей Семеном», более известным под именем «черный маг дядя Сэм», и гораздо менее известным как Семен Герасимов.
– Не бойся, маленький, – кивнул дядя Сэм. – Присядь сюда, в это кресло.
Мальчик сел в кресло, лицом к окну. И смотрел на эти серые облака, застывшие, как бетон строительных панелей…
А дядя Сэм тем временем что-то делал у него за спиной, бормоча непонятные заклинания…
Мальчик так ничего и не запомнил, кроме этих серых облаков за окном и ощущения искусственно приглушенного страха.
После этого «сеанса» мальчик действительно поправился. Он выздоровел, но стал каким-то другим. Перестал узнавать друзей и знакомых, не понимал, что происходит вокруг. Позже и это прошло, зато у мальчика начал расти горб.
Второе внимание
Квазиморда не помнил, как он вышел из вагона на «Тимирязевской». Придя в себя, он обнаружил, что зачем-то перешел на другую сторону Дмитровского шоссе и стоял, глядя на три красные высотки, прорезавшие серое небо.
– Я, – прошептал Квазиморда. – Я это не я. Я не то, что я есть. Тогда я перестал быть самим собой. Но что было раньше? Каким я был то того?
И он снова начал раскручивать свою память. Сначала память сопротивлялась, не хотела возвращаться к нему. Страшно заболела голова, застучало в висках. И воспоминания были какие-то отрывочные, совсем «не в тему».
Например, Квазиморда вспомнил своего отца. Они сидели на кухне и обедали. Папа курил, запивая сигарету чаем, и читал газету. А маленький мальчик, доедавший суп из маленькой тарелки, жаловался:
– Папа, я не люблю картошку в супе. Она такая твердая…
– А ты ее разжевывай, – сказал папа, снова погружаясь в газетную статью, чай и сигаретный дым.
Пришли и другие странные воспоминания. Санаторий в лесу, странные деревья, будто бы опутанные огромной паутиной…
Детская площадка, песочница и некое странное ощущение, что все дети во всем мире – это его братья и сестры, просто никто почему-то не знает об этом.
Квазиморду вернула в реальный мир боль в висках. Тогда он взглянул на красные высотки, прорезавшие небо – их образ почему-то помогал вспоминать…
Вспомнились красные цифры «85» со старого карманного календарика. Этот календарик маленький мальчик держал в руке, когда…
Очевидно, это было в 1985 году.
И что связано с этим календариком?
Это было чертовски далеко от Москвы в пространстве и чертовски далеко от ди-джея Квазиморды во времени…
Маленький мальчик протянул календарик маленькой девочке и сказал:
– Это тебе подарок.
И она, сказав «спасибо», принялась рассматривать картинку на календаре…
Теперь Квазиморда вспомнил то, что так отчаянно стучалось в его сознание. Эта девочка… ее звали Лиля, но он всегда звал ее Лилькой. Другие девчонки не хотели дружить с маленьким Квазимордой, а Лилька все время играла с ним. Он был маленьким и слабым, но она всегда защищала его от подросших наглецов. И что удивительно – она была такой же маленькой, но в ней всегда была эта уверенность в себе…
Маленький Квазиморда чувствовал, что Лилька может пробить любые преграды… она действительно ничего не боялась – ни темноты, ни собак, от которых он шарахался. И однажды он пожелал ей, чтобы она стала настоящей принцессой…
А затем она уехала – вся ее семья переехала куда-то в другой город, и остался маленький Квазиморда без подруги. Наверно, от одиночества он и заболел, тогда мама и повезла его в Москву, к дяде Сэму.
– Найти бы сейчас этого Семена, – прошептал Квазиморда. – С каким удовольствием я бы ему голову оторвал!
Но стоило лишь взглянуть на красные высотки – и мысли горбуна вернулись к Лильке. Интересно, какой она стала? И где она сейчас? Наверняка расшвыряла всех врагов со своего пути и покорила какую-нибудь жизненную вершину…
Love flows around my heart
Пустота, пронзившая мир, превратилась в звук. Квазиморда привык слушать музыку – и сейчас ему не составило труда распознать мелодию.
It goes around my heart…
Эта фраза звучала в пустоте, пронзившей весь мир. Горбун вспомнил. Старая песня Сандры, «Around my heart» – недавно он ставил в эфире свежий ремикс этого хита.
И тут Квазиморду осенило – когда он восстановил в памяти текст этой песни:
Some time back in 85
In July
When the summer was high
And we’ve been alright
You know what money can’t buy
One kiss on a flatbed truck
A hot rain
Has completed our luck
You said
Words don’t mean nothing
But you will be mine.
Good friend
In the darkest night
You feel blind
But my love is cateyed
Just follow its light
You've got to follow the light
Some day you'll be face to face
And you'll see
Human nature can’t waste
My love
Words don’t mean nothing
As long as you’re mine
Слушая песню, возникшую в его сознании, Квазиморда мысленно перенесся в лето 85-го года. И все вспомнил. И все понял. Это было очень просто. И он твердо сказал себе:
– Хочу, чтобы мы оказались лицом к лицу, как в песне!
Звуки клавишных и ударных стирали мир. Это было несложно – ведь основным компонентом мира уже была пустота, превратившаяся в песню. Стереть остальное было гораздо проще. Но три красных тридцатиэтажных высотки почему-то не хотели исчезать вместе с остальным миром – и Квазиморда понял, почему, вспомнив клип на песню «Around my heart» и маячившие там небоскребы Нью-Йорка.
Когда мир окончательно стерся, оставив лишь три высотки и клочок заасфальтированного тротуара, Квазиморда обернулся. И конечно же, она была здесь. Неожиданно он почувствовал, что тяжесть, вечно пригибающая его к земле, куда-то исчезла – больше ничто не давило на плечи. Квазиморда разогнулся, горб рассасывался на глазах. Он больше не был горбуном, а значит, не был и Квазимордой. Теперь у него не было имени, но ему это было безразлично.
– Лилька! – воскликнул он и бросился ей навстречу.
Эсмеральда с сомнением взглянула на него, затем, видимо, что-то вспомнила и воскликнула:
– Витька! Да неужели это ты?
Да, именно так и звали нашего героя до того, как он превратился в ди-джея Квазиморду – Витька, Виктор Гугин. Над ним часто подшучивали из-за горба и из-за сходства фамилий с писателем Виктором Гюго, чье воспаленное воображение выплюнуло в мир образы горбуна Квазимодо и цыганки Эсмеральды. И поскольку миром стал править развитой постмодернизм, Витьке было просто некуда деваться – ему пришлось стать Квазимордой и никем иным. Так и продолжалось до тех пор, пока за исправление его судьбы не взялся Шурик Клыгин – верный служитель развитого постмодернизма, породивший три десятка буддийских мушкетеров и бессмертное чудовище, переходящее из книги в книгу и именованное Джоном Дебри.
Квазиморда с Эсмеральдой обнялись, поцеловались – и мир начал преображаться. Теперь вокруг них клубились розовые, алые и золотые облака невероятных форм. И где-то за облаками скрывался самый красивый закат во Вселенной… Почему бы и нет?
В конце концов, Шурик Клыгин давно подсел на идеи прикладного солипсизма и уже много лет не устает их юзать. Что не уменьшает его творческих заслуг.
Свами Гималайский вытанцовывавал брэйк-данс на облаке, разрисованном оранжевыми оттенками золотого заката. Мир пел припев голосом Сандры:
It goes around my heart
Hey-hey what a criminal man
Life will go in circles
All around my heart
Hey-hey
It’s such a dangerous game
I’m afraid
You’d lose your trust in love.
Наконец, они взглянули друг на друга, и она спросила:
– И что теперь?
– Не знаю, – сказал он.
– Может быть, пойдем домой? – спросила она. – Как в песне «Take me back to your house»?
– Конечно, можно, – он рассмеялся. – Но я не знаю, где наш дом.
– И я не знаю, – кивнула она.
– Тогда пойдем… куда глаза глядят, – сказал он.
Глаза глядели на закат.
И пошли они прямо в закат, и в воздухе играла песня «Love Flows On» Оливера Шанти…
Love Flows On, like a silent sound
In our hearts, in our hearts.
Love flows free, rivers to the sea
In one hand, in one hand…
Love shines true, linking me with you,
In our hearts, in our hearts.
The end
Make love, no war.
После конца
Что это было? Сам не знаю. Просто однажды Шурик Клыгин пришел к другу. Другом этим, видимо, был Свами Гималайский, потому что он спросил:
– Клыгин, а ты любовные романы не пишешь?
Клыгин в ужасе фыркнул и воскликнул:
– Нет, конечно!
Прошло много времени, и Шурик Клыгин задумался. Он подумал, что это был вызов Силы по Кастанеде. Да и самому стало интересно – а сможет ли он, циничный, взбалмошный мистик, сотворить настоящий роман о любви?
Задавшись такой целью, Клыгин вспомнил свою любимую песню «Рим-Париж» Доминика Джокера и решил оттолкнуться от ее сюжета.
Вот что из этого получилось. Естественно, «DJ QuaziMorda» – это НЕ любовный роман. Это мистический роман о любви. Или – неудачная подделка под мистический роман о любви.
Скорее, даже так: это роман о страдании. О гламуре и антигламуре… что, опять скажете, что все это уже было, ничего нового, бесчисленные повторения старых песен на новый лад…
Пусть так. Это был смелый эксперимент, и результат его пока неизвестен автору, отстукивающему эти строки на клавиатуре. Зато, возможно, результат известен читателю, дочитавшему роман аж до этого места – не просто до конца, а до того, что будет после конца.
Тем не менее, Шурику Клыгину показалось, что где-то в этом романе была настоящая любовь. Может быть, промелькнула неслышимой тенью где-то позади страдающего Квазиморды.
И так получилось, что все то, что обычно пишут вначале, Шурик Клыгин оставил в конце. Даже после конца.
Мега риспект Доминику Джокеру. (В смысле, большое человеческое спасибо! А риспект уже выразил на каком-то форуме.)
В память о Лильке. Не знаю, стала ли она Эсмеральдой, но помню о ней лишь хорошее. А это большая редкость – чтобы Шурик Клыгин помнил о человеке лишь хорошее.
Спасибо МУЗЫКЕ. Без музыки эта повесть никогда не появилась бы на свет монитора.
И последнее: если во всей этой повести и есть нечто стоящее, так это речи Свами Гималайского.
Прислушайтесь к Свами Гималайскому, как прислушался к нему Шурик Клыгин.
В кабинете Свами Гималайского висела странная черно-белая фотография, выполненная, видимо, каким-то безумным фотографом-авангардистом. На снимке были изображены две руки – тяжелая мужская рука накрывала собой изящную женскую ручку. Квазиморда всегда думал, что это своеобразное понимание символа «инь-ян», пока Свами не рассказал, что это на самом деле.
– Почти угадал, – сказал Гималайский. – На самом деле это символ того, что все красивое, что есть в этом мире, всегда подавляется чем-то грубым и пошлым. И так эффектно подавляется, что люди вообще перестали различать пошлость и красоту, так же как стерлись различия между гламуром и антигламуром. Изящная женская рука на фотографии – символ красоты. А грубая мужская, примитивная рука с толстыми отупелыми пальцами – это символ примитивной пошлости, заражающей все на своем пути.
– В смысле, что мужчины подавляют женщин? – спросил Квазиморда.
– Ничего ты не понял, – вздохнул Гималайский. – Но ведь красота не исчезает из мира лишь потому, что ее подавляют. Ладно, я понял, что Квазиморда ничего не понял. А вы поняли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Квазиморда был в плохом настроении. Эфир сегодня был скучный. Закомплексованные уроды, звонившие ему в студию, тоже были какими-то скучными и мелкими. Сегодня у Квазиморды не получалось давать советы. Вряд ли кто-нибудь пожалуется, но сам ди-джей чувствовал – сегодня был не его день. Он «выезжал» чисто на профессионализме, не чувствуя никакого вдохновения. Отделывался от слушателей общими фразами, рассказывал анекдоты, ставил песни…
Сегодня он не дал в эфир ни одной песни Эсмеральды. Ему было слишком плохо.
После того инцидента с господином Обрезайко Квазиморда даже получил премию – за самое оригинальное поздравление в прямом эфире. И за то, что успешно вел свои темы на форуме радио «ЕПРСТ».
«Опять лишние деньги, – подумал Квазиморда, получив премию. – И что я буду с ними делать, если мне не на кого их тратить?»
Он даже честно пытался снять «ночную бабочку» на Ленинградке. Нет, девчонки с Ленинградки не стали в ужасе шарахаться от Квазиморды – они видели уродов и пострашнее. Просто, когда он уже почти решился, его вдруг стошнило прямо посреди улицы. Забившись в вагон метро, Квазиморда тогда подумал:
«Да, я и в самом деле опустился ниже плинтуса. Мало того, что наведался на Ленинградку, так даже не смог взять то, за чем приходил».
Короче, горбун окончательно перестал себя уважать.
А сейчас он шел к станции «Телецентр», и мир был пуст.
В надземке часто можно было встретить туристов, любовавшихся панорамой Москвы. Вот и сейчас, когда Квазиморда вошел в вагон, какой-то паренек с рюкзачком, в рубашке из «секонд-хэнда» и бейсболке с надписью «LA» посмотрел на горбуна с интересом и удивлением, почти без отвращения, видимо, приняв Квазиморду за достопримечательность.
Квазиморда, не обратив внимания на этого «туриста», стал смотреть в окно. Серые облака… где-то это уже было. Такие же серые облака, проплывающие из одной пустоты в другую…
Квазиморда вспомнил эпизод из детства. Это было очень давно. Он не помнил, что случилось, помнил только то, что он заболел, и мама повезла его в Москву, чтобы вылечить. В тот день по небу плыли такие же серые облака, и маленький мальчик, выросший в горбуна Квазиморду, почему-то сильно боялся этих облаков… или чего-то, что было с ними связано.
Тогда, в детстве, мама привела мальчика к какому-то целителю. И ушла со словами:
– Не бойся, маленький, это дядя Семен, он тебе поможет. Не бойся, мама скоро вернется.
И маленький Квазиморда остался один на один с «дядей Семеном», более известным под именем «черный маг дядя Сэм», и гораздо менее известным как Семен Герасимов.
– Не бойся, маленький, – кивнул дядя Сэм. – Присядь сюда, в это кресло.
Мальчик сел в кресло, лицом к окну. И смотрел на эти серые облака, застывшие, как бетон строительных панелей…
А дядя Сэм тем временем что-то делал у него за спиной, бормоча непонятные заклинания…
Мальчик так ничего и не запомнил, кроме этих серых облаков за окном и ощущения искусственно приглушенного страха.
После этого «сеанса» мальчик действительно поправился. Он выздоровел, но стал каким-то другим. Перестал узнавать друзей и знакомых, не понимал, что происходит вокруг. Позже и это прошло, зато у мальчика начал расти горб.
Второе внимание
Квазиморда не помнил, как он вышел из вагона на «Тимирязевской». Придя в себя, он обнаружил, что зачем-то перешел на другую сторону Дмитровского шоссе и стоял, глядя на три красные высотки, прорезавшие серое небо.
– Я, – прошептал Квазиморда. – Я это не я. Я не то, что я есть. Тогда я перестал быть самим собой. Но что было раньше? Каким я был то того?
И он снова начал раскручивать свою память. Сначала память сопротивлялась, не хотела возвращаться к нему. Страшно заболела голова, застучало в висках. И воспоминания были какие-то отрывочные, совсем «не в тему».
Например, Квазиморда вспомнил своего отца. Они сидели на кухне и обедали. Папа курил, запивая сигарету чаем, и читал газету. А маленький мальчик, доедавший суп из маленькой тарелки, жаловался:
– Папа, я не люблю картошку в супе. Она такая твердая…
– А ты ее разжевывай, – сказал папа, снова погружаясь в газетную статью, чай и сигаретный дым.
Пришли и другие странные воспоминания. Санаторий в лесу, странные деревья, будто бы опутанные огромной паутиной…
Детская площадка, песочница и некое странное ощущение, что все дети во всем мире – это его братья и сестры, просто никто почему-то не знает об этом.
Квазиморду вернула в реальный мир боль в висках. Тогда он взглянул на красные высотки, прорезавшие небо – их образ почему-то помогал вспоминать…
Вспомнились красные цифры «85» со старого карманного календарика. Этот календарик маленький мальчик держал в руке, когда…
Очевидно, это было в 1985 году.
И что связано с этим календариком?
Это было чертовски далеко от Москвы в пространстве и чертовски далеко от ди-джея Квазиморды во времени…
Маленький мальчик протянул календарик маленькой девочке и сказал:
– Это тебе подарок.
И она, сказав «спасибо», принялась рассматривать картинку на календаре…
Теперь Квазиморда вспомнил то, что так отчаянно стучалось в его сознание. Эта девочка… ее звали Лиля, но он всегда звал ее Лилькой. Другие девчонки не хотели дружить с маленьким Квазимордой, а Лилька все время играла с ним. Он был маленьким и слабым, но она всегда защищала его от подросших наглецов. И что удивительно – она была такой же маленькой, но в ней всегда была эта уверенность в себе…
Маленький Квазиморда чувствовал, что Лилька может пробить любые преграды… она действительно ничего не боялась – ни темноты, ни собак, от которых он шарахался. И однажды он пожелал ей, чтобы она стала настоящей принцессой…
А затем она уехала – вся ее семья переехала куда-то в другой город, и остался маленький Квазиморда без подруги. Наверно, от одиночества он и заболел, тогда мама и повезла его в Москву, к дяде Сэму.
– Найти бы сейчас этого Семена, – прошептал Квазиморда. – С каким удовольствием я бы ему голову оторвал!
Но стоило лишь взглянуть на красные высотки – и мысли горбуна вернулись к Лильке. Интересно, какой она стала? И где она сейчас? Наверняка расшвыряла всех врагов со своего пути и покорила какую-нибудь жизненную вершину…
Love flows around my heart
Пустота, пронзившая мир, превратилась в звук. Квазиморда привык слушать музыку – и сейчас ему не составило труда распознать мелодию.
It goes around my heart…
Эта фраза звучала в пустоте, пронзившей весь мир. Горбун вспомнил. Старая песня Сандры, «Around my heart» – недавно он ставил в эфире свежий ремикс этого хита.
И тут Квазиморду осенило – когда он восстановил в памяти текст этой песни:
Some time back in 85
In July
When the summer was high
And we’ve been alright
You know what money can’t buy
One kiss on a flatbed truck
A hot rain
Has completed our luck
You said
Words don’t mean nothing
But you will be mine.
Good friend
In the darkest night
You feel blind
But my love is cateyed
Just follow its light
You've got to follow the light
Some day you'll be face to face
And you'll see
Human nature can’t waste
My love
Words don’t mean nothing
As long as you’re mine
Слушая песню, возникшую в его сознании, Квазиморда мысленно перенесся в лето 85-го года. И все вспомнил. И все понял. Это было очень просто. И он твердо сказал себе:
– Хочу, чтобы мы оказались лицом к лицу, как в песне!
Звуки клавишных и ударных стирали мир. Это было несложно – ведь основным компонентом мира уже была пустота, превратившаяся в песню. Стереть остальное было гораздо проще. Но три красных тридцатиэтажных высотки почему-то не хотели исчезать вместе с остальным миром – и Квазиморда понял, почему, вспомнив клип на песню «Around my heart» и маячившие там небоскребы Нью-Йорка.
Когда мир окончательно стерся, оставив лишь три высотки и клочок заасфальтированного тротуара, Квазиморда обернулся. И конечно же, она была здесь. Неожиданно он почувствовал, что тяжесть, вечно пригибающая его к земле, куда-то исчезла – больше ничто не давило на плечи. Квазиморда разогнулся, горб рассасывался на глазах. Он больше не был горбуном, а значит, не был и Квазимордой. Теперь у него не было имени, но ему это было безразлично.
– Лилька! – воскликнул он и бросился ей навстречу.
Эсмеральда с сомнением взглянула на него, затем, видимо, что-то вспомнила и воскликнула:
– Витька! Да неужели это ты?
Да, именно так и звали нашего героя до того, как он превратился в ди-джея Квазиморду – Витька, Виктор Гугин. Над ним часто подшучивали из-за горба и из-за сходства фамилий с писателем Виктором Гюго, чье воспаленное воображение выплюнуло в мир образы горбуна Квазимодо и цыганки Эсмеральды. И поскольку миром стал править развитой постмодернизм, Витьке было просто некуда деваться – ему пришлось стать Квазимордой и никем иным. Так и продолжалось до тех пор, пока за исправление его судьбы не взялся Шурик Клыгин – верный служитель развитого постмодернизма, породивший три десятка буддийских мушкетеров и бессмертное чудовище, переходящее из книги в книгу и именованное Джоном Дебри.
Квазиморда с Эсмеральдой обнялись, поцеловались – и мир начал преображаться. Теперь вокруг них клубились розовые, алые и золотые облака невероятных форм. И где-то за облаками скрывался самый красивый закат во Вселенной… Почему бы и нет?
В конце концов, Шурик Клыгин давно подсел на идеи прикладного солипсизма и уже много лет не устает их юзать. Что не уменьшает его творческих заслуг.
Свами Гималайский вытанцовывавал брэйк-данс на облаке, разрисованном оранжевыми оттенками золотого заката. Мир пел припев голосом Сандры:
It goes around my heart
Hey-hey what a criminal man
Life will go in circles
All around my heart
Hey-hey
It’s such a dangerous game
I’m afraid
You’d lose your trust in love.
Наконец, они взглянули друг на друга, и она спросила:
– И что теперь?
– Не знаю, – сказал он.
– Может быть, пойдем домой? – спросила она. – Как в песне «Take me back to your house»?
– Конечно, можно, – он рассмеялся. – Но я не знаю, где наш дом.
– И я не знаю, – кивнула она.
– Тогда пойдем… куда глаза глядят, – сказал он.
Глаза глядели на закат.
И пошли они прямо в закат, и в воздухе играла песня «Love Flows On» Оливера Шанти…
Love Flows On, like a silent sound
In our hearts, in our hearts.
Love flows free, rivers to the sea
In one hand, in one hand…
Love shines true, linking me with you,
In our hearts, in our hearts.
The end
Make love, no war.
После конца
Что это было? Сам не знаю. Просто однажды Шурик Клыгин пришел к другу. Другом этим, видимо, был Свами Гималайский, потому что он спросил:
– Клыгин, а ты любовные романы не пишешь?
Клыгин в ужасе фыркнул и воскликнул:
– Нет, конечно!
Прошло много времени, и Шурик Клыгин задумался. Он подумал, что это был вызов Силы по Кастанеде. Да и самому стало интересно – а сможет ли он, циничный, взбалмошный мистик, сотворить настоящий роман о любви?
Задавшись такой целью, Клыгин вспомнил свою любимую песню «Рим-Париж» Доминика Джокера и решил оттолкнуться от ее сюжета.
Вот что из этого получилось. Естественно, «DJ QuaziMorda» – это НЕ любовный роман. Это мистический роман о любви. Или – неудачная подделка под мистический роман о любви.
Скорее, даже так: это роман о страдании. О гламуре и антигламуре… что, опять скажете, что все это уже было, ничего нового, бесчисленные повторения старых песен на новый лад…
Пусть так. Это был смелый эксперимент, и результат его пока неизвестен автору, отстукивающему эти строки на клавиатуре. Зато, возможно, результат известен читателю, дочитавшему роман аж до этого места – не просто до конца, а до того, что будет после конца.
Тем не менее, Шурику Клыгину показалось, что где-то в этом романе была настоящая любовь. Может быть, промелькнула неслышимой тенью где-то позади страдающего Квазиморды.
И так получилось, что все то, что обычно пишут вначале, Шурик Клыгин оставил в конце. Даже после конца.
Мега риспект Доминику Джокеру. (В смысле, большое человеческое спасибо! А риспект уже выразил на каком-то форуме.)
В память о Лильке. Не знаю, стала ли она Эсмеральдой, но помню о ней лишь хорошее. А это большая редкость – чтобы Шурик Клыгин помнил о человеке лишь хорошее.
Спасибо МУЗЫКЕ. Без музыки эта повесть никогда не появилась бы на свет монитора.
И последнее: если во всей этой повести и есть нечто стоящее, так это речи Свами Гималайского.
Прислушайтесь к Свами Гималайскому, как прислушался к нему Шурик Клыгин.
В кабинете Свами Гималайского висела странная черно-белая фотография, выполненная, видимо, каким-то безумным фотографом-авангардистом. На снимке были изображены две руки – тяжелая мужская рука накрывала собой изящную женскую ручку. Квазиморда всегда думал, что это своеобразное понимание символа «инь-ян», пока Свами не рассказал, что это на самом деле.
– Почти угадал, – сказал Гималайский. – На самом деле это символ того, что все красивое, что есть в этом мире, всегда подавляется чем-то грубым и пошлым. И так эффектно подавляется, что люди вообще перестали различать пошлость и красоту, так же как стерлись различия между гламуром и антигламуром. Изящная женская рука на фотографии – символ красоты. А грубая мужская, примитивная рука с толстыми отупелыми пальцами – это символ примитивной пошлости, заражающей все на своем пути.
– В смысле, что мужчины подавляют женщин? – спросил Квазиморда.
– Ничего ты не понял, – вздохнул Гималайский. – Но ведь красота не исчезает из мира лишь потому, что ее подавляют. Ладно, я понял, что Квазиморда ничего не понял. А вы поняли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10