Я сделал глубокий вдох и рухнул на кушетку. Я не поцеловал Ласи, и копы не мчались сюда — два, можно сказать, несчастья были предотвращены. Стараясь не встретиться с Ласи глазами, я оглянулся. Еще один клон квартиры Морганы, с девственно чистыми стенами.
— Может, стоит проверить и здесь, — только чтобы не затянулась пауза, проговорил я.
Ласи молчала, пристально глядя на меня оттуда, где замерла, — прямо рядом с балконной дверью. Лицо у нее все еще было напряжено, и когда я включил свой ультрафиолетовый фонарик, белки глаз яростно замерцали. Она потирала запястье в том месте, где я схватил ее, когда переносил с балкона на балкон.
— Как ты это сделал? — наконец спокойно спросила она.
— Что сделал?
— Поднял меня и перенес, словно котенка. Я попытался галантно улыбнуться.
— Что, кошки так носят котят?
Она буквально зарычала, обнажив вспышку ультрафиолетовых зубов.
— Объясни!
Чувствуя, что она все еще в ярости, я постарался прибегнуть к лекторскому тону доктора Крысы.
— Ну, человеческое тело способно развивать невероятную силу, знаешь ли. Мать, чье дитя в опасности, может поднять автомобиль. И люди с высоким уровнем «ангельской пыли?» «Ангельская пыль», или пи-си-пи, — очень сильный наркотик с галлюциногенным эффектом.
в крови рвут стальные наручники или даже плоскозубцами выдирают себе зубы.
Это была точка зрения, которая постоянно подчеркивалась на лекциях: инферны не сильнее нормальных людей — паразит просто превращает их в психов, заставляя мышцы работать в аварийном режиме, типа автомобиля, если все время жать на газ. (Что, по-моему, превращает носителей в способных контролировать себя психов, хотя в Ночном Дозоре прямо этого никогда не говорят.)
— И к какой категории относишься ты? — спросила Ласи. — Обеспокоенной матери или безумного наркомана?
— М-м-м… Скорее, наверное, обеспокоенной матери?
Ласи ринулась ко мне и ткнула негнущимся пальцем в грудь. Ее запах хлынул на меня.
— Ну давай будем честны, Кэл, я не… твое… дитя!
Развернувшись на пятках, она метнулась к входной двери, отперла ее и рывком открыла. Повернулась, вынула что-то из кармана. На мгновение мелькнула мысль, что она в дикой ярости бросит этим в меня.
Однако голос ее прозвучал на диво ровно.
— Нашла это в мусорной корзине на кухне Макса. Похоже, Моргану теперь не волнует, будут ей доставлять почту или нет.
И она швырнула-таки его мне; конверт полетел, вращаясь, словно звездочка ниндзя. Я поймал его на лету и перевернул. Он был адресован Моргане. Просто обычная рекламная рассылка, но теперь я знал ее фамилию.
— Моргана Райдер. Эй, спасибо за… Дверь хлопнула. Ласи ушла. Я смотрел ей вслед, эхо все еще звенело в моих ушах. В воздухе все еще ощущались аромат жасмина и запах ее гнева, следы ее телесного сала и пота все еще оставались на моих пальцах. Она ушла так внезапно, что понадобилось время, чтобы переварить этот факт. Конечно, так лучше. До сих пор мне везло. Эти моменты на балконе оказались слишком напряженными, слишком неожиданными. Одно дело сидеть напротив Ласи за столом в ресторане, где полно народу, и совсем другое — быть наедине, да еще в ограниченном пространстве. Слишком она мне нравилась, и после шести месяцев воздержания паразит был сильнее меня.
И когда она еще раз хорошенько обдумает мою «легенду», то, скорее всего, решит, что я вор, или мошенник, или просто человек с заскоками. И постарается в дальнейшем избегать меня.
Я испустил долгий, печальный вздох и продолжил поиски телесных жидкостей.
8
ВОЗРАСТ ВШЕЙ
Давным- давно люди были сплошь покрыты волосами, как обезьяны. В нынешние времена приходится носить одежду, чтобы не мерзнуть.
Как произошло это изменение? Мы потеряли мех и решили изобрести одежду? Или мы изобрели одежду и после этого утратили телесный волосяной покров, в котором больше не нуждались?
Ответа вы не найдете ни в одной исторической книге, потому что писать люди начали намного позже. Но, к счастью, наши маленькие друзья паразиты все помнят. Они носят ответ в своих генах.
Вошь — паразит, живущий на голове человека. Такие маленькие, что и разглядеть-то трудно, они прячутся в волосах. Стоит им заразить одного человека, и они распространяются, словно слухи, разнося лихорадку, тиф и возвратный тиф. Как и большинство паразитов, вошь не слишком популярна. Вот почему слово «вшивый» обычно не комплимент.
Вшей, однако, нельзя обвинить в отсутствии преданности. Человеческая вошь с нами уже на протяжении пяти миллионов лет, с тех самых пор, как наши предки откололись от шимпанзе. (Для сравнения; солитер живет в нас всего около восьми тысяч лет; можно сказать, объявился совсем недавно.) Пока мы эволюционировали из обезьян, наши паразиты эволюционировали из обезьяньих паразитов, как говорится, рука об руку.
Однако готов поспорить — наши вши предпочли бы, чтобы этого не произошло. Видите ли, в то время как шимпанзе оставались волосатыми, мы, люди, потеряли большую часть своих телесных волос. И теперь человеческой вши негде укрыться, кроме как в волосах на голове. Вдобавок их все время травят шампунем и кондиционером, вот почему в процветающих странах вши теперь редки.
Однако вошь не совсем обречена. Когда люди начали носить одежду, некоторые вши развили в себе способность использовать преимущества новой ситуации. Они отрастили коготки, приспособленные цепляться не за волосы, а за ткань. Итак, в наше время существуют два вида человеческой вши: та, что живет в волосах, и та, что живет в одежде.
Эволюция не стоит на месте: может, когда-нибудь появится и вошь, живущая в космических скафандрах.
Так как все это связано с изобретением одежды? Не так давно ученые сравнили ДНК трех видов вшей: головных, телесных и старой доброй вши шимпанзе. По мере течения времени ДНК изменяется с фиксированной скоростью, поэтому ученые могут сказать, пусть и весьма огрублений, как давно два любых вида откололись друг от друга. Сравнение ДНК вшей и позволило ответить на вопрос: что произошло раньше, изобретение одежды или потеря волос на теле?
Вот как все происходило.
Человеческая вошь и обезьянья вошь откололись друг от друга примерно 1,8 миллиона лет назад. Это произошло, когда древние люди утратили волосяной покров на теле и вошь, унаследованная нами от шимпанзе, приспособилась к обитанию в волосах на голове.
Однако головная вошь и телесная вошь откололись друг от друга всего 72 тысячи лет назад, гораздо, гораздо позже (в особенности по меркам вши). Это произошло, когда люди изобрели одежду и телесная вошь в какой-то мере вновь обрела свое утраченное «недвижимое имущество». Она развила у себя новенькие, с иголочки, коготки и захватила нашу новенькую, с иголочки, одежду.
Итак, ответ таков: одежду изобрели после того, как мы утратили свои телесные волосы. И не сразу — наши предки больше миллиона лет резвились безволосыми и обнаженными.
Эта часть человеческой эволюции вписана в историю вшей, в гены паразитов, сосущих нашу кровь.
9
ПОДЗЕМНЫЙ МИР
Только- только я закончил обследовать квартиру Фредди (не найдя никаких следов телесных жидкостей), как зазвонил мой телефон. Один из помощников Шринк сообщил, что она снова хочет видеть меня. Из Архива передали все мои сегодняшние формы; они оказались достаточно интригующими, чтобы дойти до Шринк. Это всегда признак прогресса в делах.
Тем не менее временами мне хочется, чтобы она просто поговорила со мной по телефону, не настаивая на личной встрече. Увы, она человек старой формации, и всякие там телефоны не ее стихия. Фактически даже электричество не ее стихия. Интересно, я когда-нибудь доживу до такой старости?
Я доехал на метро до Уолл-стрит и дальше пошел пешком. Дом Шринк находится в кривом, вымощенном булыжником проулке, по которому едва-едва может проехать машина. Это одно из творений еще времен Нового Амстердама, заложенного голландцами четыре столетия назад, проулок тянется по диагонали с полным пренебрежением ко всяким там планам примерно в той же манере, в какой Шринк игнорирует телефоны, У этих ранних улиц своя собственная логика; их прокладывали поверх старых охотничьих троп индейцев. Конечно, сами индейцы всего лишь следовали еще более древним тропинкам, протоптанным оленями.
«А кого брали за образец олени? — спрашиваю себя я. — Может, дорогу, которой я сейчас шел, проложила в первобытном лесу вереница голодных муравьев».
Еще одна особенность, присущая носителям паразита, — он заставляет вас ощущать связь с прошлым. Как инферн, я кровный брат всем, кто на протяжении долгих веков давал в своем теле приют паразиту. Между мной и древним слюнявым маньяком, который первым подцепил эту болезнь, существует неразрывная цепь укусов, царапанья, незащищенного секса, крысиных «семей» и различных других форм обмена жидкостями.
Возникает закономерный вопрос: откуда он (или она) получили ее? Да откуда угодно из царства животных. Большинство паразитов перекочевали на людей с представителей других биологических видов. Конечно, это произошло давным-давно, поэтому первый зараженный паразитом был не совсем тем, кого мы называем человеком. Более вероятно, что первый инферн был ранним кроманьонцем, которого укусил жуткий волк, или гигантский ленивец, или саблезубая ласка.
Я пнул мешок с мусором рядом с крыльцом Шринк и услышал, как быстро-быстро застучали крошечные лапки внутри. Высунулись маленькие мордочки, сердито глядя на меня; потом одна крыса выпрыгнула, отбежала на несколько ярдов и исчезла в дыре между булыжниками. Таких дыр гораздо больше, чем вы думаете.
Впервые приехав в этот город, я замечал лишь уличный уровень и, может, иногда проблески подземного мира сквозь вытяжные решетки или между рельсами в метро. Однако в Ночном Дозоре видишь разные слои города. Мы чувствуем коллекторы и пустоты под тротуарами, по которым проложены электрические кабели и паропроводы, а ниже еще более древние территории: подвалы разрушенных зданий, гигантские емкости заброшенных пивоварен, древние отстойники, забытые кладбища. И стремящиеся прорваться наверх естественные водные источники (а также их пересохшие русла); в общем, все те полости, где могут благоденствовать не только крысы, но и гораздо более крупные существа.
Доктор Крыса утверждает, что на поверхность выходят только слабые создания, «шпана», недостаточно конкурентоспособная, чтобы прокормиться там, где безопасно. По-настоящему крупные твари, крысиные короли и другие сильные звери живут и умирают, абсолютно не интересуясь миром дневного света. Задумайтесь на мгновение: внизу есть существа, никогда не видевшие людей.
Низкое небо загромыхало над головой, и я вдохнул аромат дождя. История. Природа. Погода. Моя голова гудела, полнясь этими важными, абстрактными понятиями, имеющими свои собственные кабельные каналы.
И все же именно звук царапанья крошечных лапок в мешке для мусора преследовал меня, пока я, подгоняемый невидимым ветром, шел длинным коридором дома Шринк к ее рабочей комнате.
— Очень впечатляюще, Кэл. — Она зарылась в бумаги на своем столе. Понадобилось всего несколько стаканов спиртного, чтобы ты нашел дом Морганы.
— Да, только в наши дни на Манхэттене не так уж много жилых домов, если вы заметили, доктор Проликс.
Услышав мой тон, парень из архива, сидящий в кресле для посетителей, вскинул бровь, однако Шринк лишь сложила руки и улыбнулась.
— Все еще скверное настроение? Но ведь ты добился явного прогресса.
Я пожевал губу. Шринк необязательно знать, что я действовал наугад, без какого-либо точного плана. Впрочем, теперь это не имело значения — учитывая, как глупо я повел себя с Ласи. Даже если она все еще верит мне, новая встреча с ней принесет лишь новые мучения. Хуже того — это опасно. Ласи не проявила ни малейших признаков заинтересованности, и тем не менее я едва не поцеловал ее. Нет, никогда больше. Урок усвоен. Идем дальше. Я снова вернулся в режим одинокого охотника.
— Да, целые галлоны прогресса, — сказал я. — Вы видели, что я нашел на стене.
— Я прочла твою форму одиннадцать-пятьдесят восемь цэ от сегодняшнего утра, да.
— Ну, я вернулся туда сегодня, но бросающих в дрожь граффити больше не нашел. Вообще ничего не нашел. Моргана переехала по крайней мере семь месяцев назад. Не такой уж свежий след.
— Кэл, для архива восемь месяцев все равно что один миг. Чтобы выяснить, куда Моргана перебралась, возможно, следует узнать, откуда она появилась.
— Что вы имеете в виду?
— История этого домовладения оказалась очень интересной. — Она посмотрела на парня из архива и махнула бледной рукой.
— Когда интересующие нас домовладельцы заполняли первичные формы договоров арендной платы, — начал он, — на седьмом этаже было четверо жильцов. — Его голос слегка дрожал, и раз или два взгляд метнулся к жутким куклам, в офисе Шринк ему явно было не по себе. Не охотник, просто обычный служащий, работающий на город. Свое кресло он отодвинул от красной черты, насколько возможно. Ни одна тифозная бактерия не доберется до него. — Мы проверили имена жильцов по городской базе данных и наткнулись на отчет за март этого года о пропавших людях.
— Только один отчет? — спросил я. — Мне показалось, они все пропали.
Он покачал головой.
— Нет, отнюдь не один человек пропал по одному и тому же адресу, и мы уже получили форму эм-пэ двадцать шестьдесят три по данному поводу. Но убийство зафиксировано только одно. У полиции нет никаких догадок насчет того, что там произошло, в настоящий момент расследование зашло в тупик.
— Попробую угадать: погиб парень, который жил в квартире семьсот один.
«Как мило, что придется съесть его». Человек из архива кивнул.
— Правильно, семьсот один, Иисус Деланзо, фотограф двадцати семи лет. — Он взглянул на меня. Я промолчал, и он продолжил: — Квартиру семьсот два занимала Анжела Дрейфус, тридцать четыре года. Брокер.
— Где она живет сейчас?
Он нахмурился.
— Ее точного адреса у нас нет, только абонентский ящик в Бруклине и номер сотового телефона, который не отвечает.
— Что за анонимность? — спросила Шринк.
— И ее друзьям и родным не кажется странным, что она живет в абонентском ящике? — ехидно спросил я.
— Неизвестно, — ответил парень из архива. — Если они и тревожатся, то в полицию не обращались.
Я нахмурился. Сотрудник архива, однако, еще не закончил.
— В квартире семьсот три жила пара — Патриция и Джозеф Мур, обоим по двадцать восемь лет. И представьте себе: их почту пересылают на тот же абонентский ящик, что и у Анжелы Дрейфус, и номер мобильника у них и у нее тоже совпадает.
Он откинулся в кресле, скрестил ноги и улыбнулся, явно довольный тем, что выложил на мою тарелку такое сочное совпадение. Однако его последние слова пока не в полной мере дошли до меня, что-то еще было не так.
— Это лишь три квартиры. А что насчет семьсот четвертой?
Он вскинул брови, проглядел свои распечатки и пожал плечами.
— Свободна.
— Свободна? — Я перевел взгляд на Шринк. — Но ведь именно там жила Моргана. Согласно хотя бы рекламной почте, которая все еще поступает.
Парень из архива кивнул.
— Почта никогда не переадресует рекламу.
— Но почему у вас нет записей на Моргану? Он покачал головой, роясь в своей папке.
— Потому что домовладелец не заполнял форму аренды на эту квартиру. Может, они позволили ей жить там бесплатно.
— Бесплатно? Ни малейшего шанса. Это квартира за три тысячи в месяц.
— На самом деле скорее за три с половиной тысячи, — поправил меня работник архива.
— Тем более.
— Арендная плата в этом доме не главное, Кэл, — сказала Шринк. — Обнаружилось и еще кое-что, упущенное архивом, пока ты не навел их на мысль, что следует копнуть глубже.
Парень снова зарылся в свои бумаги.
— Вроде бы ничего такого, что обычно подталкивает нас начать расследование!.. Но это… странно. — Он развернул на коленях большую светокопию. — Согласно плану, у здания слишком глубокий фундамент, гораздо более глубокий и разветвленный, чем можно было ожидать.
— Фундамент? — переспросил я. — Вы имеете в виду ту часть, которая под землей?
Он кивнул.
— У них нет прав на постройку высокого здания, потому что оно загородило вид на реку. Поэтому они решили использовать кое-какое добавочное пространство внизу. Там имеются несколько подвальных помещений, уходящих в скальное основание и более широких, чем само здание. Предположительно, это двухэтажный фитнес-центр.
— Фитнес в подвале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Может, стоит проверить и здесь, — только чтобы не затянулась пауза, проговорил я.
Ласи молчала, пристально глядя на меня оттуда, где замерла, — прямо рядом с балконной дверью. Лицо у нее все еще было напряжено, и когда я включил свой ультрафиолетовый фонарик, белки глаз яростно замерцали. Она потирала запястье в том месте, где я схватил ее, когда переносил с балкона на балкон.
— Как ты это сделал? — наконец спокойно спросила она.
— Что сделал?
— Поднял меня и перенес, словно котенка. Я попытался галантно улыбнуться.
— Что, кошки так носят котят?
Она буквально зарычала, обнажив вспышку ультрафиолетовых зубов.
— Объясни!
Чувствуя, что она все еще в ярости, я постарался прибегнуть к лекторскому тону доктора Крысы.
— Ну, человеческое тело способно развивать невероятную силу, знаешь ли. Мать, чье дитя в опасности, может поднять автомобиль. И люди с высоким уровнем «ангельской пыли?» «Ангельская пыль», или пи-си-пи, — очень сильный наркотик с галлюциногенным эффектом.
в крови рвут стальные наручники или даже плоскозубцами выдирают себе зубы.
Это была точка зрения, которая постоянно подчеркивалась на лекциях: инферны не сильнее нормальных людей — паразит просто превращает их в психов, заставляя мышцы работать в аварийном режиме, типа автомобиля, если все время жать на газ. (Что, по-моему, превращает носителей в способных контролировать себя психов, хотя в Ночном Дозоре прямо этого никогда не говорят.)
— И к какой категории относишься ты? — спросила Ласи. — Обеспокоенной матери или безумного наркомана?
— М-м-м… Скорее, наверное, обеспокоенной матери?
Ласи ринулась ко мне и ткнула негнущимся пальцем в грудь. Ее запах хлынул на меня.
— Ну давай будем честны, Кэл, я не… твое… дитя!
Развернувшись на пятках, она метнулась к входной двери, отперла ее и рывком открыла. Повернулась, вынула что-то из кармана. На мгновение мелькнула мысль, что она в дикой ярости бросит этим в меня.
Однако голос ее прозвучал на диво ровно.
— Нашла это в мусорной корзине на кухне Макса. Похоже, Моргану теперь не волнует, будут ей доставлять почту или нет.
И она швырнула-таки его мне; конверт полетел, вращаясь, словно звездочка ниндзя. Я поймал его на лету и перевернул. Он был адресован Моргане. Просто обычная рекламная рассылка, но теперь я знал ее фамилию.
— Моргана Райдер. Эй, спасибо за… Дверь хлопнула. Ласи ушла. Я смотрел ей вслед, эхо все еще звенело в моих ушах. В воздухе все еще ощущались аромат жасмина и запах ее гнева, следы ее телесного сала и пота все еще оставались на моих пальцах. Она ушла так внезапно, что понадобилось время, чтобы переварить этот факт. Конечно, так лучше. До сих пор мне везло. Эти моменты на балконе оказались слишком напряженными, слишком неожиданными. Одно дело сидеть напротив Ласи за столом в ресторане, где полно народу, и совсем другое — быть наедине, да еще в ограниченном пространстве. Слишком она мне нравилась, и после шести месяцев воздержания паразит был сильнее меня.
И когда она еще раз хорошенько обдумает мою «легенду», то, скорее всего, решит, что я вор, или мошенник, или просто человек с заскоками. И постарается в дальнейшем избегать меня.
Я испустил долгий, печальный вздох и продолжил поиски телесных жидкостей.
8
ВОЗРАСТ ВШЕЙ
Давным- давно люди были сплошь покрыты волосами, как обезьяны. В нынешние времена приходится носить одежду, чтобы не мерзнуть.
Как произошло это изменение? Мы потеряли мех и решили изобрести одежду? Или мы изобрели одежду и после этого утратили телесный волосяной покров, в котором больше не нуждались?
Ответа вы не найдете ни в одной исторической книге, потому что писать люди начали намного позже. Но, к счастью, наши маленькие друзья паразиты все помнят. Они носят ответ в своих генах.
Вошь — паразит, живущий на голове человека. Такие маленькие, что и разглядеть-то трудно, они прячутся в волосах. Стоит им заразить одного человека, и они распространяются, словно слухи, разнося лихорадку, тиф и возвратный тиф. Как и большинство паразитов, вошь не слишком популярна. Вот почему слово «вшивый» обычно не комплимент.
Вшей, однако, нельзя обвинить в отсутствии преданности. Человеческая вошь с нами уже на протяжении пяти миллионов лет, с тех самых пор, как наши предки откололись от шимпанзе. (Для сравнения; солитер живет в нас всего около восьми тысяч лет; можно сказать, объявился совсем недавно.) Пока мы эволюционировали из обезьян, наши паразиты эволюционировали из обезьяньих паразитов, как говорится, рука об руку.
Однако готов поспорить — наши вши предпочли бы, чтобы этого не произошло. Видите ли, в то время как шимпанзе оставались волосатыми, мы, люди, потеряли большую часть своих телесных волос. И теперь человеческой вши негде укрыться, кроме как в волосах на голове. Вдобавок их все время травят шампунем и кондиционером, вот почему в процветающих странах вши теперь редки.
Однако вошь не совсем обречена. Когда люди начали носить одежду, некоторые вши развили в себе способность использовать преимущества новой ситуации. Они отрастили коготки, приспособленные цепляться не за волосы, а за ткань. Итак, в наше время существуют два вида человеческой вши: та, что живет в волосах, и та, что живет в одежде.
Эволюция не стоит на месте: может, когда-нибудь появится и вошь, живущая в космических скафандрах.
Так как все это связано с изобретением одежды? Не так давно ученые сравнили ДНК трех видов вшей: головных, телесных и старой доброй вши шимпанзе. По мере течения времени ДНК изменяется с фиксированной скоростью, поэтому ученые могут сказать, пусть и весьма огрублений, как давно два любых вида откололись друг от друга. Сравнение ДНК вшей и позволило ответить на вопрос: что произошло раньше, изобретение одежды или потеря волос на теле?
Вот как все происходило.
Человеческая вошь и обезьянья вошь откололись друг от друга примерно 1,8 миллиона лет назад. Это произошло, когда древние люди утратили волосяной покров на теле и вошь, унаследованная нами от шимпанзе, приспособилась к обитанию в волосах на голове.
Однако головная вошь и телесная вошь откололись друг от друга всего 72 тысячи лет назад, гораздо, гораздо позже (в особенности по меркам вши). Это произошло, когда люди изобрели одежду и телесная вошь в какой-то мере вновь обрела свое утраченное «недвижимое имущество». Она развила у себя новенькие, с иголочки, коготки и захватила нашу новенькую, с иголочки, одежду.
Итак, ответ таков: одежду изобрели после того, как мы утратили свои телесные волосы. И не сразу — наши предки больше миллиона лет резвились безволосыми и обнаженными.
Эта часть человеческой эволюции вписана в историю вшей, в гены паразитов, сосущих нашу кровь.
9
ПОДЗЕМНЫЙ МИР
Только- только я закончил обследовать квартиру Фредди (не найдя никаких следов телесных жидкостей), как зазвонил мой телефон. Один из помощников Шринк сообщил, что она снова хочет видеть меня. Из Архива передали все мои сегодняшние формы; они оказались достаточно интригующими, чтобы дойти до Шринк. Это всегда признак прогресса в делах.
Тем не менее временами мне хочется, чтобы она просто поговорила со мной по телефону, не настаивая на личной встрече. Увы, она человек старой формации, и всякие там телефоны не ее стихия. Фактически даже электричество не ее стихия. Интересно, я когда-нибудь доживу до такой старости?
Я доехал на метро до Уолл-стрит и дальше пошел пешком. Дом Шринк находится в кривом, вымощенном булыжником проулке, по которому едва-едва может проехать машина. Это одно из творений еще времен Нового Амстердама, заложенного голландцами четыре столетия назад, проулок тянется по диагонали с полным пренебрежением ко всяким там планам примерно в той же манере, в какой Шринк игнорирует телефоны, У этих ранних улиц своя собственная логика; их прокладывали поверх старых охотничьих троп индейцев. Конечно, сами индейцы всего лишь следовали еще более древним тропинкам, протоптанным оленями.
«А кого брали за образец олени? — спрашиваю себя я. — Может, дорогу, которой я сейчас шел, проложила в первобытном лесу вереница голодных муравьев».
Еще одна особенность, присущая носителям паразита, — он заставляет вас ощущать связь с прошлым. Как инферн, я кровный брат всем, кто на протяжении долгих веков давал в своем теле приют паразиту. Между мной и древним слюнявым маньяком, который первым подцепил эту болезнь, существует неразрывная цепь укусов, царапанья, незащищенного секса, крысиных «семей» и различных других форм обмена жидкостями.
Возникает закономерный вопрос: откуда он (или она) получили ее? Да откуда угодно из царства животных. Большинство паразитов перекочевали на людей с представителей других биологических видов. Конечно, это произошло давным-давно, поэтому первый зараженный паразитом был не совсем тем, кого мы называем человеком. Более вероятно, что первый инферн был ранним кроманьонцем, которого укусил жуткий волк, или гигантский ленивец, или саблезубая ласка.
Я пнул мешок с мусором рядом с крыльцом Шринк и услышал, как быстро-быстро застучали крошечные лапки внутри. Высунулись маленькие мордочки, сердито глядя на меня; потом одна крыса выпрыгнула, отбежала на несколько ярдов и исчезла в дыре между булыжниками. Таких дыр гораздо больше, чем вы думаете.
Впервые приехав в этот город, я замечал лишь уличный уровень и, может, иногда проблески подземного мира сквозь вытяжные решетки или между рельсами в метро. Однако в Ночном Дозоре видишь разные слои города. Мы чувствуем коллекторы и пустоты под тротуарами, по которым проложены электрические кабели и паропроводы, а ниже еще более древние территории: подвалы разрушенных зданий, гигантские емкости заброшенных пивоварен, древние отстойники, забытые кладбища. И стремящиеся прорваться наверх естественные водные источники (а также их пересохшие русла); в общем, все те полости, где могут благоденствовать не только крысы, но и гораздо более крупные существа.
Доктор Крыса утверждает, что на поверхность выходят только слабые создания, «шпана», недостаточно конкурентоспособная, чтобы прокормиться там, где безопасно. По-настоящему крупные твари, крысиные короли и другие сильные звери живут и умирают, абсолютно не интересуясь миром дневного света. Задумайтесь на мгновение: внизу есть существа, никогда не видевшие людей.
Низкое небо загромыхало над головой, и я вдохнул аромат дождя. История. Природа. Погода. Моя голова гудела, полнясь этими важными, абстрактными понятиями, имеющими свои собственные кабельные каналы.
И все же именно звук царапанья крошечных лапок в мешке для мусора преследовал меня, пока я, подгоняемый невидимым ветром, шел длинным коридором дома Шринк к ее рабочей комнате.
— Очень впечатляюще, Кэл. — Она зарылась в бумаги на своем столе. Понадобилось всего несколько стаканов спиртного, чтобы ты нашел дом Морганы.
— Да, только в наши дни на Манхэттене не так уж много жилых домов, если вы заметили, доктор Проликс.
Услышав мой тон, парень из архива, сидящий в кресле для посетителей, вскинул бровь, однако Шринк лишь сложила руки и улыбнулась.
— Все еще скверное настроение? Но ведь ты добился явного прогресса.
Я пожевал губу. Шринк необязательно знать, что я действовал наугад, без какого-либо точного плана. Впрочем, теперь это не имело значения — учитывая, как глупо я повел себя с Ласи. Даже если она все еще верит мне, новая встреча с ней принесет лишь новые мучения. Хуже того — это опасно. Ласи не проявила ни малейших признаков заинтересованности, и тем не менее я едва не поцеловал ее. Нет, никогда больше. Урок усвоен. Идем дальше. Я снова вернулся в режим одинокого охотника.
— Да, целые галлоны прогресса, — сказал я. — Вы видели, что я нашел на стене.
— Я прочла твою форму одиннадцать-пятьдесят восемь цэ от сегодняшнего утра, да.
— Ну, я вернулся туда сегодня, но бросающих в дрожь граффити больше не нашел. Вообще ничего не нашел. Моргана переехала по крайней мере семь месяцев назад. Не такой уж свежий след.
— Кэл, для архива восемь месяцев все равно что один миг. Чтобы выяснить, куда Моргана перебралась, возможно, следует узнать, откуда она появилась.
— Что вы имеете в виду?
— История этого домовладения оказалась очень интересной. — Она посмотрела на парня из архива и махнула бледной рукой.
— Когда интересующие нас домовладельцы заполняли первичные формы договоров арендной платы, — начал он, — на седьмом этаже было четверо жильцов. — Его голос слегка дрожал, и раз или два взгляд метнулся к жутким куклам, в офисе Шринк ему явно было не по себе. Не охотник, просто обычный служащий, работающий на город. Свое кресло он отодвинул от красной черты, насколько возможно. Ни одна тифозная бактерия не доберется до него. — Мы проверили имена жильцов по городской базе данных и наткнулись на отчет за март этого года о пропавших людях.
— Только один отчет? — спросил я. — Мне показалось, они все пропали.
Он покачал головой.
— Нет, отнюдь не один человек пропал по одному и тому же адресу, и мы уже получили форму эм-пэ двадцать шестьдесят три по данному поводу. Но убийство зафиксировано только одно. У полиции нет никаких догадок насчет того, что там произошло, в настоящий момент расследование зашло в тупик.
— Попробую угадать: погиб парень, который жил в квартире семьсот один.
«Как мило, что придется съесть его». Человек из архива кивнул.
— Правильно, семьсот один, Иисус Деланзо, фотограф двадцати семи лет. — Он взглянул на меня. Я промолчал, и он продолжил: — Квартиру семьсот два занимала Анжела Дрейфус, тридцать четыре года. Брокер.
— Где она живет сейчас?
Он нахмурился.
— Ее точного адреса у нас нет, только абонентский ящик в Бруклине и номер сотового телефона, который не отвечает.
— Что за анонимность? — спросила Шринк.
— И ее друзьям и родным не кажется странным, что она живет в абонентском ящике? — ехидно спросил я.
— Неизвестно, — ответил парень из архива. — Если они и тревожатся, то в полицию не обращались.
Я нахмурился. Сотрудник архива, однако, еще не закончил.
— В квартире семьсот три жила пара — Патриция и Джозеф Мур, обоим по двадцать восемь лет. И представьте себе: их почту пересылают на тот же абонентский ящик, что и у Анжелы Дрейфус, и номер мобильника у них и у нее тоже совпадает.
Он откинулся в кресле, скрестил ноги и улыбнулся, явно довольный тем, что выложил на мою тарелку такое сочное совпадение. Однако его последние слова пока не в полной мере дошли до меня, что-то еще было не так.
— Это лишь три квартиры. А что насчет семьсот четвертой?
Он вскинул брови, проглядел свои распечатки и пожал плечами.
— Свободна.
— Свободна? — Я перевел взгляд на Шринк. — Но ведь именно там жила Моргана. Согласно хотя бы рекламной почте, которая все еще поступает.
Парень из архива кивнул.
— Почта никогда не переадресует рекламу.
— Но почему у вас нет записей на Моргану? Он покачал головой, роясь в своей папке.
— Потому что домовладелец не заполнял форму аренды на эту квартиру. Может, они позволили ей жить там бесплатно.
— Бесплатно? Ни малейшего шанса. Это квартира за три тысячи в месяц.
— На самом деле скорее за три с половиной тысячи, — поправил меня работник архива.
— Тем более.
— Арендная плата в этом доме не главное, Кэл, — сказала Шринк. — Обнаружилось и еще кое-что, упущенное архивом, пока ты не навел их на мысль, что следует копнуть глубже.
Парень снова зарылся в свои бумаги.
— Вроде бы ничего такого, что обычно подталкивает нас начать расследование!.. Но это… странно. — Он развернул на коленях большую светокопию. — Согласно плану, у здания слишком глубокий фундамент, гораздо более глубокий и разветвленный, чем можно было ожидать.
— Фундамент? — переспросил я. — Вы имеете в виду ту часть, которая под землей?
Он кивнул.
— У них нет прав на постройку высокого здания, потому что оно загородило вид на реку. Поэтому они решили использовать кое-какое добавочное пространство внизу. Там имеются несколько подвальных помещений, уходящих в скальное основание и более широких, чем само здание. Предположительно, это двухэтажный фитнес-центр.
— Фитнес в подвале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28