Иди, дескать, сюда! Меня от этого жеста внутри заколотило. Ждать, когда они к моей машине подойдут, -- терять преимущество. Жена говорит: "Не выходи, давай уедем! Я же ничего не нарушила, даже на главную не выехала". -- "Сиди, -- говорю, -- спокойно, мотор не выключай. Я сейчас". Пистолет из бардачка достал, ствол передернул, сунул в карман и пошел не спеша к джипу -- будь, думаю, что будет, -- в обойме семь патронов, окна у них открыты, -- два выстрела в салон, а дальше -- по обстоятельствам. Подхожу. "У тебя что, парень, денег много? -- Развалились на сиденьях, скалятся. -- Или телка лишняя? Нам как раз одной не хватает..." -- "Да нет, -- говорю, -- ни денег лишних, ни телки. Вообще, это моя жена..."
Тут их девицы закудахтали -- ладно, поехали, поехали, опаздываем. В майках, шортах, жвачку жуют, даже на улице пахнет. Тот, что за рулем, оглядел меня презрительно, цедит: "Смотри, больше мне не попадайся! Твое счастье, что торопимся!" Сопля лет двадцати, черная рубаха, цепи. Второй -в рубашке с короткими рукавами, с галстуком, лет тридцати -- деловой, типа банкира на отдыхе. И еще один малый, в темных очках, между девок сидит, за ляжки их держит. Тот клиент посложнее.
"Ладно, -- говорят, -- поехали. Чего с этого лоха взять?"
А у нас тогда старая машинка была -- "мицубиси", я ее жене из Швеции привез. Невзрачная, вроде нашей "девятки", еще и крыло недавно помяли.
"Вы меня для этого и звали?" -- простодушно так спрашиваю. "Ты че, парень? Мать твою так-разэдак! Не понял? -- Водитель рожу угрожающую в окно высовывает. А мне главное, чтобы они из машины не вышли. -- Не понял, да? Так я сейчас выйду и научу твою телку, как ездить надо!" -- "Да, -- говорю, -- не понял. -- И наставляю на него свой "Рекс". -- Думал, вы дорогу спросить хотели. -- Тут они замерли. -- Шевельнетесь -- стреляю! Тебя первого! Потом остальных!" А пистолет не отличишь -- газовый или настоящий.
Морда осторожно в окошко втянулась. Девки захныкали: "А мы здесь при чем? Мы их не знаем, они нас с пляжа подвозят!" А я стою так, чтобы меня дверью не достали, но и от окна недалеко. Водитель на пистолет косится: "А ты чей? -- улыбку из себя выдавливает. -- Может, стрелочку забьем?"
А машины по шоссе идут -- скорость прибавляют, на нас стараются не смотреть. Бандиты, думают, разбираются, сейчас стрельба начнется.
Я целюсь ему в ухо -- он даже голову в плечи втянул -- и говорю зло: "Как приедешь в город, купи себе книжку о хороших манерах и правила дорожного движения! Прочтешь -- я тебя сам найду. А теперь газуй с места, чтоб покрышки визжали! Ну! Пошел!"
И действительно, бодро газанул -- только гравий из-под колес. Я ручку вытащил -- номер на руке записал, на всякий случай.
К жене вернулся -- с ней истерика: "Они тебя застрелить могли! У тебя газовый, а у них наверняка настоящие!" Сел за руль -- руки подрагивают. И никак не могу вспомнить, как первая скорость включается. Вспомнил, поехали...
И пока до дому вез, все рыдала и оглядывалась. А чего рыдать? Если нас хотят в скотов превратить -- надо сопротивляться, а не триллерами торговать. И кого в своей стране бояться? Придурков, которых всех в один день в асфальт закатать можно, если всем миром навалиться... А мы все тридцать седьмому году удивляемся -- как это люди могли допустить такое, почему не сопротивлялись...
-- Ну и что бандиты? Не нашли тебя?
-- А мы перед этим по лесной дорожке ехали -- номер низко висит, весь в траве и глине -- там и не разглядишь ничего. А вскоре мы ее и продали. -Медведев молча управился с остывшими креветками.
-- А что потом?
-- Потом вдруг обнаружил, что телевизор вновь у меня в комнате стоит, и я собираюсь в Ельцина плюнуть -- он что-то про Чечню врал... Такая злость взяла, что ночами не спал. Кругом ложь, беспредел, враки! Все шкалы сбиты! Либо покупай автомат и становись народным мстителем, либо из страны уезжай, чтобы не видеть всего этого. Месяц меня ломало -- и роман не идет, в душе трещина, и без дела не могу. Нет, думаю, стоп! Я еще не пенсионер в теплых ботах. Перебрался в город. А деньги и связи уже были, стал единомышленников искать. С кем я только не встречался! И с церковниками, и с политиками, и с депутатами, и с городской властью. Даже в Москву в Госдуму к знакомому ездил. Это вообще мрак. Короче, пришел к выводу, что власть мне не изменить, буду, что могу, сам делать.
Присмотрел брошенный флигелек в своем районе -- пошел в администрацию, поговорил обстоятельно: дайте, говорю, в аренду лет на десять под некоммерческое издательство и культурный центр. А подвал я району верну -пусть там пацаны спортзал оборудуют: в пинг-понг играют, ринг поставят, борцовский ковер... Вентиляция у меня была устроена хорошая. -- Медведев говорил неторопливо, обстоятельно, и Оксана нетерпеливо кивала, ожидая продолжения. -- А у жены дела все хуже шли: две машины книг по липовым накладным вывезли, магазины плохо платить стали -- криминал в книжный бизнес хлынул...
Ладно, говорят мне в исполкоме, составь программу, приложи ходатайство от авторитетных людей -- выставим твою заявку на городскую комиссию. Претенденты на флигель есть, но мы тебя поддержим. Но ремонту там -- мама не горюй. А я уже слазил, все посмотрел -- понравился мне флигелек. Там и офис сделать можно, и зал для мероприятий, и библиотеку для детей, чтобы писатели перед ними выступали, и бильярдную на чердаке, и гостевую комнату, и книжный складик в каретнике... А девиз у меня уже сложился: "Культурная экспансия на утраченные территории!" Я с этим флагом по кабинетам и ходил. Не позволим, дескать, заменить нашего доброго Зайчика ихним Микки Маусом. И еще один: есть вещи поважнее, чем деньги! В шутку, конечно, но частенько употреблял. Я не хотел, чтобы идеалом моих детей и внуков стала огромная розовая задница. -- Медведев широко развел руками, изображая то, что имел в виду. -- Я не хотел, чтобы моих детей оскотинивали, навязывали чужой образ жизни. Это меня, старика, как говорится, голой бабой и "мерседесом" не купишь, а молодежь? Они уже и русских песен не знают, и книг не читают, одни припевочки под чай "Липтон" помнят...
Он допил остатки вина и повертел бокал в руках. На набережной вспыхнул свет, на асфальте появились желтые отблески.
-- Короче, дали мне помещение, и давай я самосвалами мусор вывозить. Двухэтажный флигелек на Васильевском, во дворе. С утра надеваю спецовку и -на работу. Двоих халтурщиков нанял, самосвал. Потом бревна привез, стропила переложили, половые лаги, узенькую сухую вагоночку с комбината привез, сам потолок в мансарде обшил, сделал световой люк в крыше. Бывало, и ночевал там. Подарил книги детским библиотекам -- район с ремонтом помог, дал штукатуров. Сейчас выпускаю книги для души, устраиваю вечера, диспуты, литературные конкурсы, трясу спонсоров, работаю со школьниками...
-- А в каком году это было? -- спросила Оксана
-- В августе девяносто шестого.
-- И мы приехали в Чехию в августе девяносто шестого! -- Она радостно хлопнула его по руке и помолчала. -- Надо же... В одно время начали новую жизнь! Ты в Питере, я в Чехии... И случайно повстречались на Родосе.
-- И в один день улетаем. -- Медведев проводил взглядом официанта -тот тащил с пляжа гладкое, как обсосанный леденец, полено для камина. -- А могу я задать прямой вопрос героине своего будущего произведения? И получить на него честный ответ?
-- Задавай. Я никогда не вру. Подоврать могу -- если для дела надо. Задавай.
-- Что у тебя сейчас с мужем? Вы расстались? Или временно разъехались? Он в Праге, ты там...
Оксана постучала пальцем по сигарете, сбивая пепел. Кивнула:
-- Расстались. -- Она помолчала. -- Тут такая история. Мы же перед отъездом все продали. Купить дом за тридцать тысяч долларов -- нам хватило. А отец мне еще квартиру оставил -- я ее тоже продала.
-- А отец жив?
-- Умер. Точнее, его не стало. Застрелился... Потом как-нибудь расскажу. -- Оксана беспокойно поправила прическу. -- Ну вот, деньги, в принципе, были, но на дело -- за Виталика в академии надо платить, за дочку надо платить -- там все образование платное. А муж ко мне пристал -- дай эти деньги, я буду в Белоруссию машины гонять, мне это нравится. Знаю эти погонки... Мужики с одной машиной месяца три возятся -- не продать. Живут в Белоруссии и каждый день на рынок, как на работу, ездят. Продадут -- месяц обмывают. Тут ни мужа, ни денег не увидишь. Я ему не дала. -- Она потупила глаза и стала похожа на Барби, которой надо признаться маме, что это она съела варенье. Произнесла тихо: -- Он со мной спать перестал. А потом в общежитие в Прагу переехал...
-- Н-да... -- Медведев пошевелился и сел поудобнее. -- Не купил мне батька новую шапку, назло ему отморожу себе уши... -- Он осторожно взглянул на нее. -- Жалеешь?..
-- Муж, как кольцо на пальце, -- сказала она, щурясь на золотой треугольный перстень. -- Вот оно! -- Да, оно дорогое, оно мне нравится, а потеряла... и выяснилось, что ничего страшного в жизни не произошло. Ушел и ушел... Я к нему несколько раз ездила, пыталась встряхнуть, поставить на ноги, думала, вернется... А ему хоть бы хны -- завел себе чешку-буфетчицу и живет с ней, на еду и выпивку хватает, больше ничего не надо...
-- Хочешь еще чего-нибудь? -- не сразу спросил он. -- Вина, чаю, кофе?
-- Нет, спасибо. -- Она неожиданно отстранилась и невинно посмотрела на Медведева. -- Можно, я тебе тоже вопрос задам?
-- Задавай.
-- Ты часто влюбляешься? Только честно.
-- Я вообще никогда не влюбляюсь, -- пожал плечами Медведев. -- С тех пор, как женат.
-- Что же, и налево не ходишь? -- Она подняла брови.
-- Не хожу.
-- Жену любишь?
-- Люблю, -- спокойно признался Медведев и, подозвав официанта, попросил счет.
-- Я почему-то так сразу и подумала... -- Оксана достала портмоне. -- И в книжке это заметно.
-- Разве это плохо? -- Он отодвинул ее портмоне. -- Убери. Я по раздельности платить не научился и едва ли научусь...
Он заглянул в счет и отсчитал деньги. Подошел официант и поставил перед Оксаной карликовую бутылочку красного вина: "Презент!.. Заходите еще!" Он был полон любезности и внимания.
Они вышли на желтую от огней набережную и двинулись к отелю.
-- У тебя какие планы на завтра? -- Медведев думал о том, что завтра ему не худо бы посидеть за письменным столом, да и сегодня ночью тоже.
-- Никаких. Сейчас приду, буду книжку твою читать. Утром высплюсь -пойду на пляж. А книга мне нравится. Сначала вчитаться никак не могла, а сейчас вчиталась. Действительно, житейские истории. Ты в ней, как в жизни... Я, правда, в основном те места читаю, где про жену написано. -- Она остановилась и подкрасила губы. -- Я бы тебе сорок пять не дала. Нет, честно. Лет сорок. Ты, кстати, выглядишь классно... Не пьешь, не гуляешь -и вид соответствующий. Или все-таки погуливаешь? -- Она зашла чуть вперед и с улыбкой заглянула ему в лицо. -- А?..
-- Нет, -- помотал головой Медведев. -- Не ходок.
-- Хоть одной женщине повезло. -- Она убрала в сумочку помаду и зеркальце. -- Вообще, приятно, когда мужчина о своей жене плохо не говорит. А то некоторые распустят нюни -- она такая, она сякая. А вот ты -- луч света в темном царстве, люблю. Любишь? Разводись и женись! А уже потом то, о чем мечтаешь. Мне не двадцать лет, чтобы на мне эксперименты проводили.
-- Какие эксперименты? -- на всякий случай переспросил он.
-- Ну какие у мужиков эксперименты -- в постель затащить. Победил и пошел героем. К своей жене. Разве не так?
Медведев молча пожал плечами: у кого как...
-- У мужиков одни эксперименты, -- убежденно повторила Оксана; они остановились, провожая глазами уходящий в сторону турецкого берега паром, и Медведев подумал: "Она во мне разочаровалась, ей нужен кавалер..."
-- Вот мой муженек... Скажи, ты бы при такой жене, как я, гулять стал?
-- Может, ему хотелось что-нибудь попроще? -- ушел от ответа Медведев. -- Ты для него слишком энергичная...
Они спустились к морю и пошли по хрустящей гальке.
-- Вот именно! Я энергичная -- у меня в доме всегда порядок, но я и требовательная. Мужик должен быть мужиком, а не на диване с утра до вечера лежать. Он должен вперед идти, а не катиться под гору...
-- Найдешь еще, -- рассудительно сказал Медведев. -- Ты женщина красивая, умная, интересная... -- Он далеко запустил камушек в темное море и услышал, как тот взбулькнул.
-- Где? В Чехии? Там не мужики, а тюфяки одни... Холеные, пузатые, благополучные тюфяки... -- Оксана рассмеялась и придержалась за согнутую руку Медведева, словно боялась упасть. -- Честное слово, тюфяки!..
-- Ну, не тебе жаловаться, -- с дружеской интонацией сказал Медведев. -- Ты только бровью поведешь, и все мужики у твоих ног. Ты же это знаешь...
-- Если бы так, -- сказала в темноту Оксана. -- Господи, когда я брошу курить...
Они подошли к отелю и остановились под ярко освещенным козырьком. За просторными окнами ресторана двигались официанты в малиновых пиджаках, за столиками сидели редкие посетители, зеленели вазы с салатами, сверкали люстры.
И опять стеклянные двери услужливо разъехались перед ней и подождали чуток -- не двинется ли вслед провожатый.
"Пока!" -- сказал Медведев.
"Звони!" -- прикрыла глаза Оксана.
Двери съехались, и он пошел по набережной, не оборачиваясь и думая о том, что увидел героиню ближе, но не яснее, -- так сбившаяся фокусировка бинокля приближает предмет, но и делает его расплывчатым. Не хватало какой-то малости, тонкости, единого штришка, чтобы понять, что она делает на острове. Ну не ночная же она бабочка, прилетевшая на заработки? Не хитрая красавица, мечтающая раскрутить его на курортный роман с подарками и ресторанами?
На бетонной спине мола темнели фигуры рыбаков, рдели огоньки сигарет. Медведева потянуло к молчаливой мужской компании, он замедлил шаг, взошел на мол...
Само слово "любовница", имеющее в своем корне благородное существительное "любовь", ассоциировалось у Медведева с какой-то грязью, гнусью, враньем и бедой в доме. Тайные разговоры по телефону, ключи от чужой квартиры с нечистым бельем, недолгие объятия, отведенные глаза, подарки, нахальные ночные таксисты, битье посуды... Надо врать, прятать глаза, чувствовать себя предателем... Разве не стремится человек всю жизнь к тому, чтобы заниматься, чем хочется, к чему лежит душа, говорить то, что думаешь, и не врать? А спид? Хорошенький может быть подарок семье... "Наши бабушка с дедушкой умерли от спида..." Лучше не придумаешь. Ради чего?
В середине перестройки, когда часть его поколения бросилась в бизнес и многие преуспели в добывании денег, пошла мода на любовниц. Длинноногие, холеные, немногословные, пахнущие диковинной косметикой девушки сопровождали бизнесменов, и казалось, их штампуют на конвейере, как и угрюмых мальчиков с бычьими шеями в расстегнутых пиджаках. Девушки шуршали колготками, грациозно подавали кофе, любезно разговаривали по телефону, получали приличные деньги, и вчерашние инженеры, научные работники и комсомольские вожаки, неожиданно располневшие и омордатевшие, возили их с собой, как протокольное приложение, выставляли напоказ, как выставочный образец. "Это Вика, моя сотрудница". "Это Жанна, мой личный секретарь". "Личный" звучало так, что не оставалось сомнений -- если шеф перепьется и не сможет встать с горшка, Жанна подотрет его и натянет брюки. Они вовремя раскрывали папочку с документами, подавали авторучку, стучали каблучками, вежливо улыбались, приносили шефу пепельницу, пригубливали бокал с шампанским после переговоров, оставляя на нем следы помады, и успевали поддерживать уют в снятых для них квартирах. Держать при себе девушку сопровождения считалось не менее важным, чем иметь хороший автомобиль, достойный гардероб, престижный офис и крутую "крышу". Нет, увольте. Не лежала у Медведева душа к подпольным фронтовым подругам, он много лет держал в секретарях Наталию -- сдержанную, собранную, без точеной фигурки, но с понятным домашним выражением лица, которой можно было доверить и деньги, и офис, и непростой разговор с похмельным сантехником.
Он не верил в легких, доступных женщин, не верил, что есть такие, с которыми он вдруг станет счастливее, чем с Настей. Кто сможет терпеть его характер, его угрюмость, раздражительность, когда он впадает в творческий запой или запой обыкновенный -- плановый, летний, когда он открывает на даче ворота настежь, ходит босиком по газону, жарит шашлыки, принимает гостей, пьет с теми, с кем не мог выпить зимой, замотанный делами и загородившийся шлагбаумом собственного обещания -- пить раз в год. И удивительно -- Настя, похоже, любила эти летние плановые "дни открытых ворот".
...День на пятнадцатый или двадцатый пить вдруг надоедало, стрелять из пневматического ружья по тазу казалось глупым, компании утомляли, начинал раздражать мусор и пробки, проросшие в траве газона, -- откуда их столько? Медведев брал грабли, ставил сыну задачи, заводил газонокосилку, Настя считала убытки -- они всегда у нее получались фантастическими, закрывал ворота, топил баню, кряхтел, сидел в саду, потягивая "боржоми", и удивлялся мохнатой желтизне языка -- откуда она взялась, если пили чистые виноградные вина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Тут их девицы закудахтали -- ладно, поехали, поехали, опаздываем. В майках, шортах, жвачку жуют, даже на улице пахнет. Тот, что за рулем, оглядел меня презрительно, цедит: "Смотри, больше мне не попадайся! Твое счастье, что торопимся!" Сопля лет двадцати, черная рубаха, цепи. Второй -в рубашке с короткими рукавами, с галстуком, лет тридцати -- деловой, типа банкира на отдыхе. И еще один малый, в темных очках, между девок сидит, за ляжки их держит. Тот клиент посложнее.
"Ладно, -- говорят, -- поехали. Чего с этого лоха взять?"
А у нас тогда старая машинка была -- "мицубиси", я ее жене из Швеции привез. Невзрачная, вроде нашей "девятки", еще и крыло недавно помяли.
"Вы меня для этого и звали?" -- простодушно так спрашиваю. "Ты че, парень? Мать твою так-разэдак! Не понял? -- Водитель рожу угрожающую в окно высовывает. А мне главное, чтобы они из машины не вышли. -- Не понял, да? Так я сейчас выйду и научу твою телку, как ездить надо!" -- "Да, -- говорю, -- не понял. -- И наставляю на него свой "Рекс". -- Думал, вы дорогу спросить хотели. -- Тут они замерли. -- Шевельнетесь -- стреляю! Тебя первого! Потом остальных!" А пистолет не отличишь -- газовый или настоящий.
Морда осторожно в окошко втянулась. Девки захныкали: "А мы здесь при чем? Мы их не знаем, они нас с пляжа подвозят!" А я стою так, чтобы меня дверью не достали, но и от окна недалеко. Водитель на пистолет косится: "А ты чей? -- улыбку из себя выдавливает. -- Может, стрелочку забьем?"
А машины по шоссе идут -- скорость прибавляют, на нас стараются не смотреть. Бандиты, думают, разбираются, сейчас стрельба начнется.
Я целюсь ему в ухо -- он даже голову в плечи втянул -- и говорю зло: "Как приедешь в город, купи себе книжку о хороших манерах и правила дорожного движения! Прочтешь -- я тебя сам найду. А теперь газуй с места, чтоб покрышки визжали! Ну! Пошел!"
И действительно, бодро газанул -- только гравий из-под колес. Я ручку вытащил -- номер на руке записал, на всякий случай.
К жене вернулся -- с ней истерика: "Они тебя застрелить могли! У тебя газовый, а у них наверняка настоящие!" Сел за руль -- руки подрагивают. И никак не могу вспомнить, как первая скорость включается. Вспомнил, поехали...
И пока до дому вез, все рыдала и оглядывалась. А чего рыдать? Если нас хотят в скотов превратить -- надо сопротивляться, а не триллерами торговать. И кого в своей стране бояться? Придурков, которых всех в один день в асфальт закатать можно, если всем миром навалиться... А мы все тридцать седьмому году удивляемся -- как это люди могли допустить такое, почему не сопротивлялись...
-- Ну и что бандиты? Не нашли тебя?
-- А мы перед этим по лесной дорожке ехали -- номер низко висит, весь в траве и глине -- там и не разглядишь ничего. А вскоре мы ее и продали. -Медведев молча управился с остывшими креветками.
-- А что потом?
-- Потом вдруг обнаружил, что телевизор вновь у меня в комнате стоит, и я собираюсь в Ельцина плюнуть -- он что-то про Чечню врал... Такая злость взяла, что ночами не спал. Кругом ложь, беспредел, враки! Все шкалы сбиты! Либо покупай автомат и становись народным мстителем, либо из страны уезжай, чтобы не видеть всего этого. Месяц меня ломало -- и роман не идет, в душе трещина, и без дела не могу. Нет, думаю, стоп! Я еще не пенсионер в теплых ботах. Перебрался в город. А деньги и связи уже были, стал единомышленников искать. С кем я только не встречался! И с церковниками, и с политиками, и с депутатами, и с городской властью. Даже в Москву в Госдуму к знакомому ездил. Это вообще мрак. Короче, пришел к выводу, что власть мне не изменить, буду, что могу, сам делать.
Присмотрел брошенный флигелек в своем районе -- пошел в администрацию, поговорил обстоятельно: дайте, говорю, в аренду лет на десять под некоммерческое издательство и культурный центр. А подвал я району верну -пусть там пацаны спортзал оборудуют: в пинг-понг играют, ринг поставят, борцовский ковер... Вентиляция у меня была устроена хорошая. -- Медведев говорил неторопливо, обстоятельно, и Оксана нетерпеливо кивала, ожидая продолжения. -- А у жены дела все хуже шли: две машины книг по липовым накладным вывезли, магазины плохо платить стали -- криминал в книжный бизнес хлынул...
Ладно, говорят мне в исполкоме, составь программу, приложи ходатайство от авторитетных людей -- выставим твою заявку на городскую комиссию. Претенденты на флигель есть, но мы тебя поддержим. Но ремонту там -- мама не горюй. А я уже слазил, все посмотрел -- понравился мне флигелек. Там и офис сделать можно, и зал для мероприятий, и библиотеку для детей, чтобы писатели перед ними выступали, и бильярдную на чердаке, и гостевую комнату, и книжный складик в каретнике... А девиз у меня уже сложился: "Культурная экспансия на утраченные территории!" Я с этим флагом по кабинетам и ходил. Не позволим, дескать, заменить нашего доброго Зайчика ихним Микки Маусом. И еще один: есть вещи поважнее, чем деньги! В шутку, конечно, но частенько употреблял. Я не хотел, чтобы идеалом моих детей и внуков стала огромная розовая задница. -- Медведев широко развел руками, изображая то, что имел в виду. -- Я не хотел, чтобы моих детей оскотинивали, навязывали чужой образ жизни. Это меня, старика, как говорится, голой бабой и "мерседесом" не купишь, а молодежь? Они уже и русских песен не знают, и книг не читают, одни припевочки под чай "Липтон" помнят...
Он допил остатки вина и повертел бокал в руках. На набережной вспыхнул свет, на асфальте появились желтые отблески.
-- Короче, дали мне помещение, и давай я самосвалами мусор вывозить. Двухэтажный флигелек на Васильевском, во дворе. С утра надеваю спецовку и -на работу. Двоих халтурщиков нанял, самосвал. Потом бревна привез, стропила переложили, половые лаги, узенькую сухую вагоночку с комбината привез, сам потолок в мансарде обшил, сделал световой люк в крыше. Бывало, и ночевал там. Подарил книги детским библиотекам -- район с ремонтом помог, дал штукатуров. Сейчас выпускаю книги для души, устраиваю вечера, диспуты, литературные конкурсы, трясу спонсоров, работаю со школьниками...
-- А в каком году это было? -- спросила Оксана
-- В августе девяносто шестого.
-- И мы приехали в Чехию в августе девяносто шестого! -- Она радостно хлопнула его по руке и помолчала. -- Надо же... В одно время начали новую жизнь! Ты в Питере, я в Чехии... И случайно повстречались на Родосе.
-- И в один день улетаем. -- Медведев проводил взглядом официанта -тот тащил с пляжа гладкое, как обсосанный леденец, полено для камина. -- А могу я задать прямой вопрос героине своего будущего произведения? И получить на него честный ответ?
-- Задавай. Я никогда не вру. Подоврать могу -- если для дела надо. Задавай.
-- Что у тебя сейчас с мужем? Вы расстались? Или временно разъехались? Он в Праге, ты там...
Оксана постучала пальцем по сигарете, сбивая пепел. Кивнула:
-- Расстались. -- Она помолчала. -- Тут такая история. Мы же перед отъездом все продали. Купить дом за тридцать тысяч долларов -- нам хватило. А отец мне еще квартиру оставил -- я ее тоже продала.
-- А отец жив?
-- Умер. Точнее, его не стало. Застрелился... Потом как-нибудь расскажу. -- Оксана беспокойно поправила прическу. -- Ну вот, деньги, в принципе, были, но на дело -- за Виталика в академии надо платить, за дочку надо платить -- там все образование платное. А муж ко мне пристал -- дай эти деньги, я буду в Белоруссию машины гонять, мне это нравится. Знаю эти погонки... Мужики с одной машиной месяца три возятся -- не продать. Живут в Белоруссии и каждый день на рынок, как на работу, ездят. Продадут -- месяц обмывают. Тут ни мужа, ни денег не увидишь. Я ему не дала. -- Она потупила глаза и стала похожа на Барби, которой надо признаться маме, что это она съела варенье. Произнесла тихо: -- Он со мной спать перестал. А потом в общежитие в Прагу переехал...
-- Н-да... -- Медведев пошевелился и сел поудобнее. -- Не купил мне батька новую шапку, назло ему отморожу себе уши... -- Он осторожно взглянул на нее. -- Жалеешь?..
-- Муж, как кольцо на пальце, -- сказала она, щурясь на золотой треугольный перстень. -- Вот оно! -- Да, оно дорогое, оно мне нравится, а потеряла... и выяснилось, что ничего страшного в жизни не произошло. Ушел и ушел... Я к нему несколько раз ездила, пыталась встряхнуть, поставить на ноги, думала, вернется... А ему хоть бы хны -- завел себе чешку-буфетчицу и живет с ней, на еду и выпивку хватает, больше ничего не надо...
-- Хочешь еще чего-нибудь? -- не сразу спросил он. -- Вина, чаю, кофе?
-- Нет, спасибо. -- Она неожиданно отстранилась и невинно посмотрела на Медведева. -- Можно, я тебе тоже вопрос задам?
-- Задавай.
-- Ты часто влюбляешься? Только честно.
-- Я вообще никогда не влюбляюсь, -- пожал плечами Медведев. -- С тех пор, как женат.
-- Что же, и налево не ходишь? -- Она подняла брови.
-- Не хожу.
-- Жену любишь?
-- Люблю, -- спокойно признался Медведев и, подозвав официанта, попросил счет.
-- Я почему-то так сразу и подумала... -- Оксана достала портмоне. -- И в книжке это заметно.
-- Разве это плохо? -- Он отодвинул ее портмоне. -- Убери. Я по раздельности платить не научился и едва ли научусь...
Он заглянул в счет и отсчитал деньги. Подошел официант и поставил перед Оксаной карликовую бутылочку красного вина: "Презент!.. Заходите еще!" Он был полон любезности и внимания.
Они вышли на желтую от огней набережную и двинулись к отелю.
-- У тебя какие планы на завтра? -- Медведев думал о том, что завтра ему не худо бы посидеть за письменным столом, да и сегодня ночью тоже.
-- Никаких. Сейчас приду, буду книжку твою читать. Утром высплюсь -пойду на пляж. А книга мне нравится. Сначала вчитаться никак не могла, а сейчас вчиталась. Действительно, житейские истории. Ты в ней, как в жизни... Я, правда, в основном те места читаю, где про жену написано. -- Она остановилась и подкрасила губы. -- Я бы тебе сорок пять не дала. Нет, честно. Лет сорок. Ты, кстати, выглядишь классно... Не пьешь, не гуляешь -и вид соответствующий. Или все-таки погуливаешь? -- Она зашла чуть вперед и с улыбкой заглянула ему в лицо. -- А?..
-- Нет, -- помотал головой Медведев. -- Не ходок.
-- Хоть одной женщине повезло. -- Она убрала в сумочку помаду и зеркальце. -- Вообще, приятно, когда мужчина о своей жене плохо не говорит. А то некоторые распустят нюни -- она такая, она сякая. А вот ты -- луч света в темном царстве, люблю. Любишь? Разводись и женись! А уже потом то, о чем мечтаешь. Мне не двадцать лет, чтобы на мне эксперименты проводили.
-- Какие эксперименты? -- на всякий случай переспросил он.
-- Ну какие у мужиков эксперименты -- в постель затащить. Победил и пошел героем. К своей жене. Разве не так?
Медведев молча пожал плечами: у кого как...
-- У мужиков одни эксперименты, -- убежденно повторила Оксана; они остановились, провожая глазами уходящий в сторону турецкого берега паром, и Медведев подумал: "Она во мне разочаровалась, ей нужен кавалер..."
-- Вот мой муженек... Скажи, ты бы при такой жене, как я, гулять стал?
-- Может, ему хотелось что-нибудь попроще? -- ушел от ответа Медведев. -- Ты для него слишком энергичная...
Они спустились к морю и пошли по хрустящей гальке.
-- Вот именно! Я энергичная -- у меня в доме всегда порядок, но я и требовательная. Мужик должен быть мужиком, а не на диване с утра до вечера лежать. Он должен вперед идти, а не катиться под гору...
-- Найдешь еще, -- рассудительно сказал Медведев. -- Ты женщина красивая, умная, интересная... -- Он далеко запустил камушек в темное море и услышал, как тот взбулькнул.
-- Где? В Чехии? Там не мужики, а тюфяки одни... Холеные, пузатые, благополучные тюфяки... -- Оксана рассмеялась и придержалась за согнутую руку Медведева, словно боялась упасть. -- Честное слово, тюфяки!..
-- Ну, не тебе жаловаться, -- с дружеской интонацией сказал Медведев. -- Ты только бровью поведешь, и все мужики у твоих ног. Ты же это знаешь...
-- Если бы так, -- сказала в темноту Оксана. -- Господи, когда я брошу курить...
Они подошли к отелю и остановились под ярко освещенным козырьком. За просторными окнами ресторана двигались официанты в малиновых пиджаках, за столиками сидели редкие посетители, зеленели вазы с салатами, сверкали люстры.
И опять стеклянные двери услужливо разъехались перед ней и подождали чуток -- не двинется ли вслед провожатый.
"Пока!" -- сказал Медведев.
"Звони!" -- прикрыла глаза Оксана.
Двери съехались, и он пошел по набережной, не оборачиваясь и думая о том, что увидел героиню ближе, но не яснее, -- так сбившаяся фокусировка бинокля приближает предмет, но и делает его расплывчатым. Не хватало какой-то малости, тонкости, единого штришка, чтобы понять, что она делает на острове. Ну не ночная же она бабочка, прилетевшая на заработки? Не хитрая красавица, мечтающая раскрутить его на курортный роман с подарками и ресторанами?
На бетонной спине мола темнели фигуры рыбаков, рдели огоньки сигарет. Медведева потянуло к молчаливой мужской компании, он замедлил шаг, взошел на мол...
Само слово "любовница", имеющее в своем корне благородное существительное "любовь", ассоциировалось у Медведева с какой-то грязью, гнусью, враньем и бедой в доме. Тайные разговоры по телефону, ключи от чужой квартиры с нечистым бельем, недолгие объятия, отведенные глаза, подарки, нахальные ночные таксисты, битье посуды... Надо врать, прятать глаза, чувствовать себя предателем... Разве не стремится человек всю жизнь к тому, чтобы заниматься, чем хочется, к чему лежит душа, говорить то, что думаешь, и не врать? А спид? Хорошенький может быть подарок семье... "Наши бабушка с дедушкой умерли от спида..." Лучше не придумаешь. Ради чего?
В середине перестройки, когда часть его поколения бросилась в бизнес и многие преуспели в добывании денег, пошла мода на любовниц. Длинноногие, холеные, немногословные, пахнущие диковинной косметикой девушки сопровождали бизнесменов, и казалось, их штампуют на конвейере, как и угрюмых мальчиков с бычьими шеями в расстегнутых пиджаках. Девушки шуршали колготками, грациозно подавали кофе, любезно разговаривали по телефону, получали приличные деньги, и вчерашние инженеры, научные работники и комсомольские вожаки, неожиданно располневшие и омордатевшие, возили их с собой, как протокольное приложение, выставляли напоказ, как выставочный образец. "Это Вика, моя сотрудница". "Это Жанна, мой личный секретарь". "Личный" звучало так, что не оставалось сомнений -- если шеф перепьется и не сможет встать с горшка, Жанна подотрет его и натянет брюки. Они вовремя раскрывали папочку с документами, подавали авторучку, стучали каблучками, вежливо улыбались, приносили шефу пепельницу, пригубливали бокал с шампанским после переговоров, оставляя на нем следы помады, и успевали поддерживать уют в снятых для них квартирах. Держать при себе девушку сопровождения считалось не менее важным, чем иметь хороший автомобиль, достойный гардероб, престижный офис и крутую "крышу". Нет, увольте. Не лежала у Медведева душа к подпольным фронтовым подругам, он много лет держал в секретарях Наталию -- сдержанную, собранную, без точеной фигурки, но с понятным домашним выражением лица, которой можно было доверить и деньги, и офис, и непростой разговор с похмельным сантехником.
Он не верил в легких, доступных женщин, не верил, что есть такие, с которыми он вдруг станет счастливее, чем с Настей. Кто сможет терпеть его характер, его угрюмость, раздражительность, когда он впадает в творческий запой или запой обыкновенный -- плановый, летний, когда он открывает на даче ворота настежь, ходит босиком по газону, жарит шашлыки, принимает гостей, пьет с теми, с кем не мог выпить зимой, замотанный делами и загородившийся шлагбаумом собственного обещания -- пить раз в год. И удивительно -- Настя, похоже, любила эти летние плановые "дни открытых ворот".
...День на пятнадцатый или двадцатый пить вдруг надоедало, стрелять из пневматического ружья по тазу казалось глупым, компании утомляли, начинал раздражать мусор и пробки, проросшие в траве газона, -- откуда их столько? Медведев брал грабли, ставил сыну задачи, заводил газонокосилку, Настя считала убытки -- они всегда у нее получались фантастическими, закрывал ворота, топил баню, кряхтел, сидел в саду, потягивая "боржоми", и удивлялся мохнатой желтизне языка -- откуда она взялась, если пили чистые виноградные вина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16