КАСПАР ЛЕН-МСТИТЕЛЬ
роман
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРОЗА С. М. ЧАПЕКА-ХОДА
В начале нашего столетия три чешских писателя носили одну и ту же фамилию. Это были братья Карел и Йозеф Чапеки и не состоявший с ними в родстве Карел Матей Чапек. Пятидесятисемилетний Карел Матей Чапек уже четверть века издавал свои книги и достиг большой известности, когда начала восходить звезда литературной славы Карела Чапека. Маститый беллетрист отдавал должное дарованию своего младшего собрата по перу. Он тяжело переживал свое «двойничество» с Карелом Чапеком, но отказаться от завоевавшего популярность у читателей имени было трудно. Окончательное решение пришло лишь после знакомства с братьями Чапеками, которое состоялось в 1917 году. С тех пор Карел Матей Чапек стал пользоваться псевдонимом.
Слово «ход» Чапек добавил к своей фамилии не случайно. По материнской линии он принадлежал к потомкам ходов — крестьян из пограничных районов, людей, чье вольнолюбие и мужество воспел А. Ирасек в романе «Псоглавцы». Чапек родился и вырос в ходском крае, любил его и гордился своими земляками. Обо всем этом говорил походивший на двойную фамилию псевдоним. Драматический эпизод, в котором Чапек проявил поистине ходское благородство и чувство собственного достоинства, был скрыт от посторонних глаз, но не забылся.
Так началось последнее десятилетие жизни Чапека-Хода, когда ему суждено было создать многие из лучших своих произведений и стать знаменитостью. К нему пришло официальное признание заслуг перед отечественной словесностью — он был удостоен званий члена Чешской академии наук и лауреата четырех государственных премий. Его роман «Турбина», новеллы «Доченька Иаирова» я «Эксперимент» были переведены и изданы во Франции. На родине его считали самым современным писателем. Сверстники двадцатилетнего Ю. Фучика, как и он сам, не замечали почтенного возраста Чапека-Хода, когда читали его книги.
«Новых сенсаций ждали от этого почти семидесятилетнего человека, чье неустанное стремление к новым вершинам заставляло его забывать о своем возрасте. Смерть оборвала труд, которого не смогла остановить старость, и ответ на вопросы, который он давал нам всею своею жизнью, остался недосказанным»,— писал в прочувствованном некрологе критик-коммунист, говоря от имени своего поколения.
Судьба литературного наследия Чапека-Хода оказалась трудной. Мнение критиков о его значении было противоречивым. Если одни видели в Чапеке-Ходе реалиста и оценивали его произведения высоко, то другие считали его натуралистом и упрекали за отсутствие строгого вкуса. Впоследствии многие историки литературы также усматривали в нем представителя сошедшего с литературной арены натурализма, прозаика второго, если не третьего, ряда. Неизменным оставалось лишь отношение к Чапеку-Ходу читателей: те произведения, которые переиздавались при его жизни, продолжают и сейчас выходить в свет большими для Чехословакии тиражами.
В наше время среди литературоведов возобладало мнение о том, что Чапек-Ход был выдающимся экспериментатором, что он обогатил чешский реализм оригинальным видением мира и предварил многие художественные открытия более позднего времени. Круг литературной судьбы Чапека-Хода замкнулся: став знаменитым в начале века, он вновь обрел репутацию мэтра в его конце, но при этом к нему пришло и нечто большее — определилось его место в плеяде реалистов 20—30-х годов, составившей славу чешской литературы XX столетия.
Чапек-Ход формировался как личность и художник в переломную эпоху. Он родился 21 февраля 1860 года в городе Домажлице, имеющем прочные исторические и культурные традиции. Его отец работал помощником преподавателя в реальном училище. Умер он, когда сыну было семь лет Заботы об оставшихся сиротами детях лежали на плечах матери. От нужды спасало то, что мать сдавала внаем жилье с полным содержанием для «студентов», как тогда называли учащихся средних учебных заведений. Предполагалось, что по окончании гимназии Чапек поступит в духовную семинарию, где обучение было бесплатным, и со временем станет патером. Его ждала участь многих неимущих молодых людей, которые избирали для себя такой путь к знаниям и материальной обеспеченности.
Детство будущего писателя было омрачено тем, что он числился среди самых слабых учеников. Художественная одаренность Чапека, хотя она и была подмечена учителями, не встретила поддержки с их стороны. Избирательность интересов не поощрялась, и мальчику приходилось отстаивать право на свое увлечение языками и литературой. Стойко выдерживал он порицания и со стороны соучеников за нежелание участвовать в рукописном журнале с выразительным названием «Стремление и старание».
В гимназии Чапек прослыл бунтарем. Поводом к этому послужило то, что учитель однажды прямо в классе сжег его сочинение, содержавшее какие-то недозволенные высказывания. Бунтарем назвали бы Чапека и чины из полиции, но уже по другой причине: он предложил своим друзьям-чехам не петь австрийского гимна во время богослужений в честь августейших особ и вырвать его текст из молитвенников. В ответ на это Чапек получил приглашение вступить в тайное революционное общество, которое должно было освободить Чехию от иноземного господства. Был принят устав организации и даже учрежден орден Белого Льва трех степеней, чтобы награждать за особые заслуги перед отечеством.
Все это напоминает историю маленьких фантазеров, описанную Я. Нерудой в новелле «Почему Австрия не была разгромлена 20 августа 1849 года, в половине первого пополудни». Подобно тому, как в мечтаниях героев новеллы был слышен отклик на революцию 1848 года, так и в «политическом заговоре» гимназистов прозвучало эхо таборов — многотысячных собраний под открытым небом, на которые австрийское правительство ответило введением осадного положения в Праге и ее окрестностях в 1868 году. Начинался новый этап национально-освободительного движения против иноземного ига, в борьбу включились массы — рабочие и крестьяне, которые в 1918 году добились создания независимой республики. Тогда же, когда Чапека увлекли патриотические идеи, до победы было еще очень далеко, и тайные собрания гимназистов могли иметь для подростков самые серьезные последствия.
Еще до получения аттестата зрелости Чапек пришел к убеждению, что его призвание — литература и журналистика. Вчерашнего гимназиста не обескуражила оценка «совершенно неудовлетворительно», полученная на выпускном экзамене по чешскому языку. Она лишь укрепила, как остроумно заметил впоследствии сам Чапек, решение избрать для себя в качестве пожизненного наказания выполнение письменных работ, чтобы дотянуть хотя бы до «тройки». Вопреки желанию матери юноша не поступил в семинарию. Он хотел стать адвокатом, чтобы приобрести необходимое литератору знание жизни. Время студенчества для Чапека, зарабатывавшего на пропитание репетиторством и частными уроками, оказалось очень кратким: после одной из стычек с немецкими шовинистами ему пришлось покинуть и университет, и Прагу.
С 1884 года в Оломоуце началась работа Чапека в газете. Через четыре года молодому журналисту, который к тому времени уже стал редактором, было предложено место в Праге. Со страниц газет и журналов Чапек вел ту борьбу с национальным угнетением, о которой мечтал, учась в гимназии. В то же время перед ним открылись резкие социальные контрасты и противоречия, которыми была полна жизнь чешского общества. Журналистика обогатила Чапека неисчерпаемым запасом тем, и она же мешала реализовать этот запас в художественном творчестве. Труд газетчика изматывал, но отказаться от него враждебно встреченный критикой писатель не мог. Он содержал семью и нуждался в твердом заработке. Первая книга Чапека — «Повести» — увидела свет в 1892 году, а отойти от журналистики он смог лишь в 1917 году, когда добился признания и когда был подписан договор на многотомное собрание сочинений.
В 1890—1910-е годы столкновение враждующих идеологий в области политики, философии и искусства было чрезвычайно острым, а духовная жизнь в Чехии — напряженной. В эти годы Чапек, начав литературную, редакторскую и журналистскую деятельность, изучал философию и медицину, много и успешно занимался рисованием и музыкой, достиг свободного владения французским и немецким языками, приобрел множество разнообразных знаний, которым часто удивлялись его современники. Произведения, созданные Чапеком, впитали высокую культуру их создателя и по праву заняли одно из ведущих мест в литературе своего времени.
Первая мировая война с ее бедствиями, Октябрьская революция в России, рождение самостоятельной Чехословакии и классовые битвы, развернувшиеся в ней в 1920-е годы,— события, смысл которых многие чуткие художники постигали скорее сердцем, чем рассудком. Чапек не составлял в этом отношении исключения. Осуждение империалистической войны звучало во многих его новеллах и повестях. В поздних романах к нему добавился и совершенно новый мотив: писатель рассматривал пролетарское детство и юность как источник всего лучшего в характерах своих героев.
Чапеку осталась чуждой «народная политика» президента республики Т. Г. Масарика, который считал марксизм своим главным противником и ратовал за религиозное воспитание. Писатель не принял масариковской теории искусства, требовавшей прославления буржуазных порядков. Не пересмотрел он и своего негативного отношения к установлениям католической церкви. «Правда в искусстве самый твердый, а в словесном искусстве — и самый терпкий орешек» !,— сказал Чапек в начале своего пути в литературу. Поиск истины остался для него главной целью творчества и тогда, когда правительство республики стремилось привлечь на свою сторону лучшие силы чешского искусства.
Премии, гонорары и выплаты за начавшее выходить в 1921 году собрание сочинений не избавили стареющего писателя от лишений и материальных забот. Вместе с другими пражанами он недоедал в годы первой мировой войны, тяжело пережил раннюю смерть единственного сына, страдал от стремительно развивавшейся неизлечимой болезни и, понимая, что дни его сочтены, мучился мыслью о будущем сирот-внуков и своей жены, которую ждала одинокая и необеспеченная старость. 3 ноября 1927 года Чапек умер после операции по поводу рака. Гроб с телом усопшего был установлен в Пантеоне. Процессия была пышной и многолюдной — хоронили писателя-академика, которого любили и уважали в Праге и в провинции. Люди, близко знавшие Чапека, вспоминали при этом домажлицкого гимназиста, которому не довелось окончить университет, оломоуцкого репортера, вечно стесненного в средствах, и пражского литератора, познавшего горький для необеспеченного человека вкус славы. В нелегкой судьбе Чапека была своя последовательность, причины ко юрой крылись в многолетнем конфликте с режимом Австро-Венгерской монархии и с чешским буржуазным обществом.
С годами Чапек утверждался в «мрачном взгляде на этот наилучший из возможных миров». Естественно, что все ортодоксальные, официально признанные мнения о благах буржуазной цивилизации представлялись ему лишь смехотворными мифами. Развенчивая их, писатель заострял в своих произведениях увиденные в реальности противоречия до гротеска — совмещения в художественных образах логически несовместимого; наглядно показывал парадоксальный алогизм, царивший в социальных институтах и Австро-Венгерской империи, и родившейся в Чехословакии республики. Это вызывало настороженное отношение к Чапеку со стороны реакционной критики и издателей даже тогда, когда он касался лишь бытовых тем. Его талант признавали, но в нем видели, как и в гимназические годы, бунтаря, и, не принимая его мировоззренческой позиции, осуждали за «насаждение» натурализма.
Между тем в области реалистического гротеска Чапек-Ход имел непосредственных предшественников в лице чешских реалистов Я. Неруды и Я. Арбеса. Трагикомизм судеб нерудовских героев из «Малостранских повестей» и сплав условности с предельным правдоподобием, свойственный произведениям Я. Арбеса, нашли продолжение в творчестве Чапека-Хода. Гротеск присутствовал и в драматургии, и в повествовательной прозе писателя, которая составила наиболее ценную часть его наследия. Притом, что оригинальный и самобытный талант Чапека-Хода-прозаика формировался под влиянием отечественной классики, прозаик не был глух и к урокам русского, французского и скандинавского реализма. Он учитывал также опыт современного ему натурализма, символизма, экспрессионизма и импрессионизма. Тенденции, характерные для реалистической прозы рубежа веков, проявились в творчестве Чапека-Хода неодновременно. Не оставался неизменным и его стиль. Это позволяет говорить, что в развитии повествовательной прозы Чапека было, по крайней мере, три периода.
В 1890—1910-е годы Чапек-Ход испытал сильное влияние со стороны эстетики натурализма, в особенности Э. Золя. Ему казалось, что он «всего лишь протоколировал наблюдения, и больше ничего» и что его «единственной заслугой была точная копия окружающего мира, детали которой для публики оказались откровением». Сейчас известно, что индивидуализация характеров персонажей, изображение страшных сторон действительности — нищеты, проституции, алкоголизма и бездушия, как и стремление ко всесторонней, социальной и физиологической, мотивировке поведения действующих лиц, были в равной мере свойственны критическому реализму и натурализму. И все же граница между этими литературными направлениями существовала. Писателям-реалистам, когда они объясняли поведение человека, было чуждо свойственное натуралистам преувеличение роли факторов биологического характера по сравнению с факторами социальными.
О расхождении Чапека-Хода с натурализмом в этом основном для понимания творческого метода вопросе свидетельствовала, в частности, новелла «Фельдфебель Леманин-ский» (1897). Два заядлых спорщика высказывали в ней парадоксальные мысли о смертной казни. Сторонник применения этой меры наказания врач Штепка предлагал уничтожать не только убийцу, но и весь род его, если наклонность к кровавым преступлениям наследственна. Алогизм этого парадокса совершенно очевиден: Штепка готов карать не за преступные деяния, а лишь за возможность их совершения. Столь же прозрачен здесь и выпад писателя против фатализма натуралистической теории наследственности. Противник Штепки, помощник учителя Лепарж исходил из того, что, казня убийцу, общество прибавляет к его преступлению и свое собственное. Когда Лепарж договорился до того, что преступление — только несчастье, за которое безнравственно карать кого-нибудь, то обнажилась комическая абсурдность его посылки.
Странный тезис Лепаржа оказался, однако, лишь частично несправедливым по отношению к действительности, устроенной отнюдь не по законам логики. Об этом и говорил введенный в новеллу рассказ бывшего военного лекаря о трагической судьбе фельдфебеля Леманинского. Несмотря на ряд смягчающих вину солдата обстоятельств, суд приговорил его к расстрелу за покушение на жизнь полковника. Дважды пытавшегося покончить с собой Леманинского долгое время содержат в госпитале, чтобы он смог пройти двадцать шагов до обшитого досками места у крепостной стены. Все понимали, что казнят умирающего от туберкулеза человека, но экзекуция все же была совершена. Гротескная ситуация лечения смертельно больного человека для того, чтобы его можно было расстрелять, помогала понять насмешку Чапека-Хода над военным судопроизводством австрийской армии, хотя действие новеллы перенесено в Россию. Учитывая возможность цензурного запрета, Чапек-Ход говорил о расстреле, свидетелем которого он был в Оломоуце в 1885 году, как о событии, происшедшем в «русской Польше». Писатель проводил скрытую параллель между гибелью фельдфебеля Леманйнского в крепостнической России и фельдфебеля Лопатинского в «просвещенной» Австро-Венгрии и рассчитывал, что будет понят читателями, потому что о деле Лопатинского писалось в газетах и оно еще не было забыто.
Для понимания реализма Чапека-Хода важно заметить типичность для революционной ситуации 1858—1861 годов в России событий, описанных в новелле, и поведения фельдфебеля — выходца из Литвы, где в 1863 году вспыхнуло восстание. Писатель подчеркнул и индивидуальный облик характера Леманйнского, его спокойствие перед лицом смерти. Чапеку-Ходу, как и натуралистам, было известно, что в экстремальных ситуациях наряду с личностными, привитыми обществом качествами важную роль играют индивидуальные, прирожденные свойства человеческих характеров. Внешняя невозмутимость Леманйнского, которая особенно заметна в момент расстрела,— черта, присущая литовскому национальному характеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
роман
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРОЗА С. М. ЧАПЕКА-ХОДА
В начале нашего столетия три чешских писателя носили одну и ту же фамилию. Это были братья Карел и Йозеф Чапеки и не состоявший с ними в родстве Карел Матей Чапек. Пятидесятисемилетний Карел Матей Чапек уже четверть века издавал свои книги и достиг большой известности, когда начала восходить звезда литературной славы Карела Чапека. Маститый беллетрист отдавал должное дарованию своего младшего собрата по перу. Он тяжело переживал свое «двойничество» с Карелом Чапеком, но отказаться от завоевавшего популярность у читателей имени было трудно. Окончательное решение пришло лишь после знакомства с братьями Чапеками, которое состоялось в 1917 году. С тех пор Карел Матей Чапек стал пользоваться псевдонимом.
Слово «ход» Чапек добавил к своей фамилии не случайно. По материнской линии он принадлежал к потомкам ходов — крестьян из пограничных районов, людей, чье вольнолюбие и мужество воспел А. Ирасек в романе «Псоглавцы». Чапек родился и вырос в ходском крае, любил его и гордился своими земляками. Обо всем этом говорил походивший на двойную фамилию псевдоним. Драматический эпизод, в котором Чапек проявил поистине ходское благородство и чувство собственного достоинства, был скрыт от посторонних глаз, но не забылся.
Так началось последнее десятилетие жизни Чапека-Хода, когда ему суждено было создать многие из лучших своих произведений и стать знаменитостью. К нему пришло официальное признание заслуг перед отечественной словесностью — он был удостоен званий члена Чешской академии наук и лауреата четырех государственных премий. Его роман «Турбина», новеллы «Доченька Иаирова» я «Эксперимент» были переведены и изданы во Франции. На родине его считали самым современным писателем. Сверстники двадцатилетнего Ю. Фучика, как и он сам, не замечали почтенного возраста Чапека-Хода, когда читали его книги.
«Новых сенсаций ждали от этого почти семидесятилетнего человека, чье неустанное стремление к новым вершинам заставляло его забывать о своем возрасте. Смерть оборвала труд, которого не смогла остановить старость, и ответ на вопросы, который он давал нам всею своею жизнью, остался недосказанным»,— писал в прочувствованном некрологе критик-коммунист, говоря от имени своего поколения.
Судьба литературного наследия Чапека-Хода оказалась трудной. Мнение критиков о его значении было противоречивым. Если одни видели в Чапеке-Ходе реалиста и оценивали его произведения высоко, то другие считали его натуралистом и упрекали за отсутствие строгого вкуса. Впоследствии многие историки литературы также усматривали в нем представителя сошедшего с литературной арены натурализма, прозаика второго, если не третьего, ряда. Неизменным оставалось лишь отношение к Чапеку-Ходу читателей: те произведения, которые переиздавались при его жизни, продолжают и сейчас выходить в свет большими для Чехословакии тиражами.
В наше время среди литературоведов возобладало мнение о том, что Чапек-Ход был выдающимся экспериментатором, что он обогатил чешский реализм оригинальным видением мира и предварил многие художественные открытия более позднего времени. Круг литературной судьбы Чапека-Хода замкнулся: став знаменитым в начале века, он вновь обрел репутацию мэтра в его конце, но при этом к нему пришло и нечто большее — определилось его место в плеяде реалистов 20—30-х годов, составившей славу чешской литературы XX столетия.
Чапек-Ход формировался как личность и художник в переломную эпоху. Он родился 21 февраля 1860 года в городе Домажлице, имеющем прочные исторические и культурные традиции. Его отец работал помощником преподавателя в реальном училище. Умер он, когда сыну было семь лет Заботы об оставшихся сиротами детях лежали на плечах матери. От нужды спасало то, что мать сдавала внаем жилье с полным содержанием для «студентов», как тогда называли учащихся средних учебных заведений. Предполагалось, что по окончании гимназии Чапек поступит в духовную семинарию, где обучение было бесплатным, и со временем станет патером. Его ждала участь многих неимущих молодых людей, которые избирали для себя такой путь к знаниям и материальной обеспеченности.
Детство будущего писателя было омрачено тем, что он числился среди самых слабых учеников. Художественная одаренность Чапека, хотя она и была подмечена учителями, не встретила поддержки с их стороны. Избирательность интересов не поощрялась, и мальчику приходилось отстаивать право на свое увлечение языками и литературой. Стойко выдерживал он порицания и со стороны соучеников за нежелание участвовать в рукописном журнале с выразительным названием «Стремление и старание».
В гимназии Чапек прослыл бунтарем. Поводом к этому послужило то, что учитель однажды прямо в классе сжег его сочинение, содержавшее какие-то недозволенные высказывания. Бунтарем назвали бы Чапека и чины из полиции, но уже по другой причине: он предложил своим друзьям-чехам не петь австрийского гимна во время богослужений в честь августейших особ и вырвать его текст из молитвенников. В ответ на это Чапек получил приглашение вступить в тайное революционное общество, которое должно было освободить Чехию от иноземного господства. Был принят устав организации и даже учрежден орден Белого Льва трех степеней, чтобы награждать за особые заслуги перед отечеством.
Все это напоминает историю маленьких фантазеров, описанную Я. Нерудой в новелле «Почему Австрия не была разгромлена 20 августа 1849 года, в половине первого пополудни». Подобно тому, как в мечтаниях героев новеллы был слышен отклик на революцию 1848 года, так и в «политическом заговоре» гимназистов прозвучало эхо таборов — многотысячных собраний под открытым небом, на которые австрийское правительство ответило введением осадного положения в Праге и ее окрестностях в 1868 году. Начинался новый этап национально-освободительного движения против иноземного ига, в борьбу включились массы — рабочие и крестьяне, которые в 1918 году добились создания независимой республики. Тогда же, когда Чапека увлекли патриотические идеи, до победы было еще очень далеко, и тайные собрания гимназистов могли иметь для подростков самые серьезные последствия.
Еще до получения аттестата зрелости Чапек пришел к убеждению, что его призвание — литература и журналистика. Вчерашнего гимназиста не обескуражила оценка «совершенно неудовлетворительно», полученная на выпускном экзамене по чешскому языку. Она лишь укрепила, как остроумно заметил впоследствии сам Чапек, решение избрать для себя в качестве пожизненного наказания выполнение письменных работ, чтобы дотянуть хотя бы до «тройки». Вопреки желанию матери юноша не поступил в семинарию. Он хотел стать адвокатом, чтобы приобрести необходимое литератору знание жизни. Время студенчества для Чапека, зарабатывавшего на пропитание репетиторством и частными уроками, оказалось очень кратким: после одной из стычек с немецкими шовинистами ему пришлось покинуть и университет, и Прагу.
С 1884 года в Оломоуце началась работа Чапека в газете. Через четыре года молодому журналисту, который к тому времени уже стал редактором, было предложено место в Праге. Со страниц газет и журналов Чапек вел ту борьбу с национальным угнетением, о которой мечтал, учась в гимназии. В то же время перед ним открылись резкие социальные контрасты и противоречия, которыми была полна жизнь чешского общества. Журналистика обогатила Чапека неисчерпаемым запасом тем, и она же мешала реализовать этот запас в художественном творчестве. Труд газетчика изматывал, но отказаться от него враждебно встреченный критикой писатель не мог. Он содержал семью и нуждался в твердом заработке. Первая книга Чапека — «Повести» — увидела свет в 1892 году, а отойти от журналистики он смог лишь в 1917 году, когда добился признания и когда был подписан договор на многотомное собрание сочинений.
В 1890—1910-е годы столкновение враждующих идеологий в области политики, философии и искусства было чрезвычайно острым, а духовная жизнь в Чехии — напряженной. В эти годы Чапек, начав литературную, редакторскую и журналистскую деятельность, изучал философию и медицину, много и успешно занимался рисованием и музыкой, достиг свободного владения французским и немецким языками, приобрел множество разнообразных знаний, которым часто удивлялись его современники. Произведения, созданные Чапеком, впитали высокую культуру их создателя и по праву заняли одно из ведущих мест в литературе своего времени.
Первая мировая война с ее бедствиями, Октябрьская революция в России, рождение самостоятельной Чехословакии и классовые битвы, развернувшиеся в ней в 1920-е годы,— события, смысл которых многие чуткие художники постигали скорее сердцем, чем рассудком. Чапек не составлял в этом отношении исключения. Осуждение империалистической войны звучало во многих его новеллах и повестях. В поздних романах к нему добавился и совершенно новый мотив: писатель рассматривал пролетарское детство и юность как источник всего лучшего в характерах своих героев.
Чапеку осталась чуждой «народная политика» президента республики Т. Г. Масарика, который считал марксизм своим главным противником и ратовал за религиозное воспитание. Писатель не принял масариковской теории искусства, требовавшей прославления буржуазных порядков. Не пересмотрел он и своего негативного отношения к установлениям католической церкви. «Правда в искусстве самый твердый, а в словесном искусстве — и самый терпкий орешек» !,— сказал Чапек в начале своего пути в литературу. Поиск истины остался для него главной целью творчества и тогда, когда правительство республики стремилось привлечь на свою сторону лучшие силы чешского искусства.
Премии, гонорары и выплаты за начавшее выходить в 1921 году собрание сочинений не избавили стареющего писателя от лишений и материальных забот. Вместе с другими пражанами он недоедал в годы первой мировой войны, тяжело пережил раннюю смерть единственного сына, страдал от стремительно развивавшейся неизлечимой болезни и, понимая, что дни его сочтены, мучился мыслью о будущем сирот-внуков и своей жены, которую ждала одинокая и необеспеченная старость. 3 ноября 1927 года Чапек умер после операции по поводу рака. Гроб с телом усопшего был установлен в Пантеоне. Процессия была пышной и многолюдной — хоронили писателя-академика, которого любили и уважали в Праге и в провинции. Люди, близко знавшие Чапека, вспоминали при этом домажлицкого гимназиста, которому не довелось окончить университет, оломоуцкого репортера, вечно стесненного в средствах, и пражского литератора, познавшего горький для необеспеченного человека вкус славы. В нелегкой судьбе Чапека была своя последовательность, причины ко юрой крылись в многолетнем конфликте с режимом Австро-Венгерской монархии и с чешским буржуазным обществом.
С годами Чапек утверждался в «мрачном взгляде на этот наилучший из возможных миров». Естественно, что все ортодоксальные, официально признанные мнения о благах буржуазной цивилизации представлялись ему лишь смехотворными мифами. Развенчивая их, писатель заострял в своих произведениях увиденные в реальности противоречия до гротеска — совмещения в художественных образах логически несовместимого; наглядно показывал парадоксальный алогизм, царивший в социальных институтах и Австро-Венгерской империи, и родившейся в Чехословакии республики. Это вызывало настороженное отношение к Чапеку со стороны реакционной критики и издателей даже тогда, когда он касался лишь бытовых тем. Его талант признавали, но в нем видели, как и в гимназические годы, бунтаря, и, не принимая его мировоззренческой позиции, осуждали за «насаждение» натурализма.
Между тем в области реалистического гротеска Чапек-Ход имел непосредственных предшественников в лице чешских реалистов Я. Неруды и Я. Арбеса. Трагикомизм судеб нерудовских героев из «Малостранских повестей» и сплав условности с предельным правдоподобием, свойственный произведениям Я. Арбеса, нашли продолжение в творчестве Чапека-Хода. Гротеск присутствовал и в драматургии, и в повествовательной прозе писателя, которая составила наиболее ценную часть его наследия. Притом, что оригинальный и самобытный талант Чапека-Хода-прозаика формировался под влиянием отечественной классики, прозаик не был глух и к урокам русского, французского и скандинавского реализма. Он учитывал также опыт современного ему натурализма, символизма, экспрессионизма и импрессионизма. Тенденции, характерные для реалистической прозы рубежа веков, проявились в творчестве Чапека-Хода неодновременно. Не оставался неизменным и его стиль. Это позволяет говорить, что в развитии повествовательной прозы Чапека было, по крайней мере, три периода.
В 1890—1910-е годы Чапек-Ход испытал сильное влияние со стороны эстетики натурализма, в особенности Э. Золя. Ему казалось, что он «всего лишь протоколировал наблюдения, и больше ничего» и что его «единственной заслугой была точная копия окружающего мира, детали которой для публики оказались откровением». Сейчас известно, что индивидуализация характеров персонажей, изображение страшных сторон действительности — нищеты, проституции, алкоголизма и бездушия, как и стремление ко всесторонней, социальной и физиологической, мотивировке поведения действующих лиц, были в равной мере свойственны критическому реализму и натурализму. И все же граница между этими литературными направлениями существовала. Писателям-реалистам, когда они объясняли поведение человека, было чуждо свойственное натуралистам преувеличение роли факторов биологического характера по сравнению с факторами социальными.
О расхождении Чапека-Хода с натурализмом в этом основном для понимания творческого метода вопросе свидетельствовала, в частности, новелла «Фельдфебель Леманин-ский» (1897). Два заядлых спорщика высказывали в ней парадоксальные мысли о смертной казни. Сторонник применения этой меры наказания врач Штепка предлагал уничтожать не только убийцу, но и весь род его, если наклонность к кровавым преступлениям наследственна. Алогизм этого парадокса совершенно очевиден: Штепка готов карать не за преступные деяния, а лишь за возможность их совершения. Столь же прозрачен здесь и выпад писателя против фатализма натуралистической теории наследственности. Противник Штепки, помощник учителя Лепарж исходил из того, что, казня убийцу, общество прибавляет к его преступлению и свое собственное. Когда Лепарж договорился до того, что преступление — только несчастье, за которое безнравственно карать кого-нибудь, то обнажилась комическая абсурдность его посылки.
Странный тезис Лепаржа оказался, однако, лишь частично несправедливым по отношению к действительности, устроенной отнюдь не по законам логики. Об этом и говорил введенный в новеллу рассказ бывшего военного лекаря о трагической судьбе фельдфебеля Леманинского. Несмотря на ряд смягчающих вину солдата обстоятельств, суд приговорил его к расстрелу за покушение на жизнь полковника. Дважды пытавшегося покончить с собой Леманинского долгое время содержат в госпитале, чтобы он смог пройти двадцать шагов до обшитого досками места у крепостной стены. Все понимали, что казнят умирающего от туберкулеза человека, но экзекуция все же была совершена. Гротескная ситуация лечения смертельно больного человека для того, чтобы его можно было расстрелять, помогала понять насмешку Чапека-Хода над военным судопроизводством австрийской армии, хотя действие новеллы перенесено в Россию. Учитывая возможность цензурного запрета, Чапек-Ход говорил о расстреле, свидетелем которого он был в Оломоуце в 1885 году, как о событии, происшедшем в «русской Польше». Писатель проводил скрытую параллель между гибелью фельдфебеля Леманйнского в крепостнической России и фельдфебеля Лопатинского в «просвещенной» Австро-Венгрии и рассчитывал, что будет понят читателями, потому что о деле Лопатинского писалось в газетах и оно еще не было забыто.
Для понимания реализма Чапека-Хода важно заметить типичность для революционной ситуации 1858—1861 годов в России событий, описанных в новелле, и поведения фельдфебеля — выходца из Литвы, где в 1863 году вспыхнуло восстание. Писатель подчеркнул и индивидуальный облик характера Леманйнского, его спокойствие перед лицом смерти. Чапеку-Ходу, как и натуралистам, было известно, что в экстремальных ситуациях наряду с личностными, привитыми обществом качествами важную роль играют индивидуальные, прирожденные свойства человеческих характеров. Внешняя невозмутимость Леманйнского, которая особенно заметна в момент расстрела,— черта, присущая литовскому национальному характеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20